Об отношении к нацикам
Вчера у нас было одно очень неприятное общение. У нас есть онлайн раз в 2 недели с ребятами из Казахстана. Я пару лет назад был в Казахстане и собственно оттуда пошли все мои уроки. К великому сожалению, оказалось, что один из ребят, с которыми мы начинали, ударился в настоящий нацизм. То есть, в нацизм без кавычек: «Мы спасаем мир от Запада. Война России с Западом» и так далее. Нацизм чистой воды. И поскольку в последнее время мы много говорим о Левинасе и Хайдеггере, то я понимаю, что это Хайдеггер, которого приспособили под российскую действительность. Нашлись там такие умельцы типа Дугина. И вышел из этого настоящий фашизм. И так страшно, когда человек, которого ты знаешь и который тебе помогал, — абсолютно невменяемые глаза, эта злоба. Если бы встреча была не в онлайне, а в офлайне, дело закончилось, скорей всего, поножовщиной. Вот так. Так что так бывает.
Страшно, что нацизм делает с людьми. Мне Паша все время говорит, что есть очень многие, кто ходили к нам в группу, и сейчас они поддерживают весь этот путинизм, нацизм. Но пока ты не сталкиваешься с этим лично, конечно, трудно себе это представить. Страшно, просто страшно.
Будем надеяться, что море не затопит сушу, как мы вчера говорили.
Комментарий Паши:
— Разве это не парадигма простой религии, в смысле «мы спасаем мир», «от Запада мы спасаем мир», «от модернизма мы спасаем мир», «от зла мы спасаем мир». То есть это как раз тот пример, мы как-то обсуждали это, тот странный переход от религиозной идеи к идеологии. Я сейчас говорю про негативный оттенок этого слова. Когда идея становится словом, отрываясь от реальности. Скорее всего, нам реализмология нужна, а не идеология. Не знаю, как это выразить. Идея о том, что мы спасем весь мир от чего-то плохого. Это хорошая идея. По сути дела, каждый из нас что-то делает, меняя себя, мы изменяем мир, все связано, мы это прекрасно знаем. Но когда это становится доминирующей вещью, я готов уничтожить весь мир самым странным образом, я буду говорить, что я спасаю мир, но на самом деле я его уничтожаю. Это очень тонкий обман.
Я про себя сейчас говорю в первую очередь, у меня постоянно есть желание упростить свою жизнь. Не обращать внимания на реальность, всегда делить на черное и белое. Но это же идея в моей голове, жизнь гораздо сложнее. Именно жить выдвигает меня, говорит: «Слушай, дорогой, твои позиции святоши, они неправильные, подкорректируй». Или же: «Твои позиции грешника, отрицателя, они неправильные, подкорректируй». Что нужно скорректировать? Нужно скорректировать реальность. Для меня лично это самый большой урок, который я лично выучил за эти последние недели учения Левинаса. Естественное, это не новшество, а вещь, которая в иудаизме с самого начала, всегда присутствует.
Есть все время эта опасность упростить, сделать себе простую жизнь, свести все на нет. А Левинас говорит: «Дорогой мой, даже исполняя заповеди, эти мелочи, ты что-то меняешь. Ты не упрощаешь, наоборот, ты все время обращаешься к реальности». Звучит странно, но это нормально, что каждый из нас хочет что-то упростить, все свести к простой формуле E=mc2 или что-нибудь в этом роде.
— Может быть, не знаю. Зяев(???) немножко в других терминах это объясняет. Буквально с утра у меня был интересный диалог. Поскольку я искал фрилансеров для оцифровки текстов Эли Шейнфельда на иврите сначала, вспомнил об одном своем товарище, который учится здесь на филфаке еврейского университета. Я ему говорю: «Слушай, давай ты поставишь объявление у себя, и народ будет со мной общаться». И действительно нашлось несколько ребят, которые могут оцифровывать, мы сейчас с ними ведем переговоры.
И начался разговор потом о философии, о том, о сем с одним парнем. Я ему говорю: «Почему Раши начинается с… Первый Раши: «Этот месяц у вас начало всех месяцев». Что такое «этот месяц самое начало всех месяцев» — это мессианская идея, правильно? Но тот разбирается в тексте Хумаша: это мессианская идея, это середина книги «Шмот», это когда галут заканчивается и начинается геула. Первая заповедь, данная Израилю, так пишет Раши. Но Раши умалчивает о том, что это совершенно мессианская заповедь. То есть это начало избавления, точка начала избавления – это Рош ходеш Нисан.
Изначальная идея: я хочу начать Тору с ходеш Нисан. Кто это говорит? Рав Ицхак. Наверное, это имеет отношение ко всем Ицхакам, что они изначально хотят начать Тору с ходеш Нисан. Раши тоже был бар Ицхак, сын Ицхака. И это только предположение. Что дальше? «Но в силу своих творений сообщил своему народу дать им наследство народов». И дальше говорится, что если придут народы мира и скажут: «Вы захватчики. Вы захватили земли семи народов», то они говорят… и так далее.
Как я это прочитал сегодня утром? Я это прочитал сегодня утром, что это Гераклит в чистом виде. Что бытие есть война. Очень важна эта двухслойность, понимаешь? Изначально моя идея – это будущий мир геула. Но потом я обязан опуститься вниз и сказать: «А в реальности что?» А в реальности есть война. Эта та тема, о которой мы постоянно говорим, что постоянно должно быть две эти мысли: и будущий мир, и война. И геула, и война одновременно. Поэтому упрощать нельзя. Надо постоянно находиться между этими двумя.
Что такое Хайдеггер и что такое нацизм? Это идея войны, у которой нет подпитки от мира, от идеи мира, от эсхатологии. А что такое эсхатология? Это воздушный шарик, наполненный гелем, который приводит сегодня столько несчастий везде, где это касается.
Вот такие у меня утренние мысли.
Комментарий.
— Вы привели доказательства из Левинаса. Я вам тоже приведу доказательства из Левинаса. Левинас, при всем его отношении к другим, вся его идеология построена на том, что он антитеза Хайдеггера, он не готов простить Хайдеггера. Он говорит: «Я готов простить всех, кроме Хайдеггера, за то, что он продался нацистам». Так что я бы не выучил из Левинаса, что он призывает целовать нацистов в разные места. Нет. Но на первый взгляд как раз наоборот.
Комментарий Паши:
— У меня на уроках выскочило пару дней назад — «хочется убить», я цитировал Левинаса. Дело в том, что человек, который не мыслит, как я, не ведет себя, как я, мне хочется его убить. Потому что он не подчиняется моей жестокости, жестокости моего восприятия, не объективируется. Почему? Потому что, по всей видимости, мы созданы по образу и подобию Божьему, значит, мы обладаем той самой свободой, которую даже Всевышний у нас не ломает, а оставляет. «Не убить» — это есть моральный ответ Левинаса, насколько я понимаю.
— Не убить нациста тоже?
— Нет, не убить – как мое действие по отношению к другому. Как ответ на отношение другого, тут уже можно поговорить. Потому что если меня хотят убить, я буду отвечать. Но для меня лично пока еще не все складывается. Левинаса еще нужно учить для того, чтобы это понять. Иначе «не убить» будет просто подниманием рук. Просто поднять руки и обычное не сопротивление. И тогда что Ганди, что любой другой. И у меня это не увязывается. С этим нужно разбираться. Можно, естественно, оставить человека и ничего ему не сказать. Я вчера показывал книжку, одно из Талмудических чтений. И там сам же Левинас в предисловии говорит, что мелочность христиан… вот именно мелочность в том смысле, что «ну ладно, чего мы его трогать будем, пускай говорит, что хочет», вот именно в этом смысле… не привела ли она к Катастрофе 1939-1945 года? Он говорит очень четко. С этим вопросом надо что-то делать, в смысле его надо как-то разрешить. Потому что я понимаю, что такое моральная позиция «я люблю другого, даже если я хочу его убить». Но как мне реагировать, когда я являюсь рецептором какого-то действия? По всей видимости, я так себя не поведу. Я возьму ружье и буду защищаться и тому подобное и все, что угодно.
Так что мне кажется, это очень сложная штука, именно это.
— Оля тоже предлагает простое и однозначное решение – или туда, или сюда, давайте упростим, давайте будет любить всех, даже нацистов. А я говорю: нет, я не готов.
Комментарий Ольги:
— Но про Германию мы такого не говорим. Все дали Германии стать достойными членами общества. И люди перестали их так называть.
— После того как Германия потерпела сокрушительное поражение, да. Но не в середине войны кто-то призывал: «Давайте их сейчас будем любить», хотя кто знает.
— И все мы прекрасно понимаем, что то, что нам показывают по ящику, в какой стране человек живет, что он смотрит, то практически всегда и повторяет. Это истина. Хорошо, когда человек это видит, но есть люди, которые этого не видят. Человек может ошибаться. Не надо принимать всех и говорить: «Я всех люблю», и тех, которые уничтожили 6 миллионов.
У Левинаса было, что он говорил: «Я никогда не буду говорить о тех странах, в которых я не живу» и соответственно ситуации всей не знаю», и молчал.
— Об Израиле он говорил.
— За такое я обеими руками. А так я тоже, например, не живу в Украине, точно не знаю, еще чего-то не знаю. Ну и Б-г с ним, как есть, так есть. Я про то, что нельзя все так категорично: если он поддерживает Россию, значит он точно нацист. Нет. Может быть, через 2 недели он вообще перестанет ее поддерживать или как-то все поменяется в его жизни.
— У нас есть несколько участников из Украины, я попрошу их ответить вам.
Комментарий Марины:
— Я так понимаю, что девушка занимает нейтральную позицию, она не занимает позицию правых или левых, а как бы нейтрально.
О.: — Да, можно и так сказать. Я привела примеры из Левинаса. На самом деле, как можно про Израиль рассказывать, про арабов. Рав Ицхак нам рассказывает, и прекрасно, у нас есть мнение, мы его составляем и понимаем, что там и как, иначе никогда в жизни не поняли бы. Чтобы увидеть конкретное действие, там нужно жить, иметь зерно понимания. А судить сразу, только по газетам и новостям, сложно. Это как я понимаю. Может быть, у меня склонности к абсолютному мешихизму.
М.: — Я не обладаю какими-то знаниями, я достаточно примитивно постараюсь ответить на уровне тех знаний, которые у меня есть. Понятное дело, однозначно сказать на какие-то вещи, которых не видел, нельзя. Есть определенные факты: Россия напала на Украину, это не спецоперация, есть конкретные военные действия. Нельзя сказать, что это неоднозначный факт. Есть факты, на которые можно опираться, а есть позиции неоднозначные. К примеру, Россия сейчас подает информацию таким образом россиянам, что тех людей, которых вывезли из Украины, им предоставили хорошее место жительства, им там хорошо, детей, оставшихся без родителей, усыновили/удочерили. А те люди, которые по факту уехали туда, они через 10-е руки рассказывают, что им плохо, что они сидят в подвалах и так далее. А кому верить? Я склоняюсь верить тем, кто через это прошли. А слухам в новостях я вообще не доверяю.
Рома: — Я добавлю, что никто из нас не имеет возможность и право на абсолютную истину. Например, я сейчас стараюсь в себе не потерять любовь к русскому народу, потому что я сам выходец из этого народа. Но из-за того, что сейчас идет активная агрессия, убивают рядом людей, я уже хоронил детей из детского дома, которых просто расстреляли, то мне тяжело это делать. Но я понимаю, что мне это делать придется. И нужно начинать уже сейчас. Поэтому я на «ура-патриотизм» реагирую очень резко. Когда мне сейчас пытаются в уши влить, что все русские гады, я просто перестаю общаться с такими людьми. Нет у нас возможности и права сказать, что только мы правы и мы знаем истину. Да, сейчас истина такая, что нам нужно защищать свою страну, обороняться и даже убивать, если в твой дом пришли с оружием. Но потом будет другая, надо будет менять отношение. Я буду стараться раскрывать руки для объятий к тем людям, которые изменят свои взгляды с нацистских или рашистских и скажут: «Да, мы ошибались, простите нас». Я надеюсь, что буду к этому готов.
Дина: — К сожалению, как я вижу, как я думаю, как я смотрю кругом, даже те, которые живут на Украине, не все люди понимают, что, собственно, происходит. Истинные причины событий закопаны глубоко, я так думаю, и внешняя картина нам их не выдает и никогда не выдаст. Но правильно: убивать нельзя, это жестоко. Сюда примешивается еще то, что должно сидеть глубже, по моему разумению: понятия добра и зла, которые тоже – убивать плохо, то плохо, то ужасно, но понятия добра и зла гораздо глубже, чем нам внешне хочет казаться. Поэтому как решить этот вопрос? Конечно, надо защищаться, надо воевать, но по сути, если покопать, я не тот, кто можем решить проблему.
— Спасибо за дискуссию, это правильно и нужно. Не каждый же день читать манную кашу. Я бы попробовал подытожить. Это мое собственное мнение.
А вот человек наслушался, как говорит Оля, радио и телевизора и сыграл в ящик, его собственная совесть погасла и он ни в чем не виноват. Вот, собственно, основная позиция. Это приводит нас к очень интересному вопросу: а есть ли в человеке какие-то моральные основы, не зависимые от того, что он слышит? Если их нет, то о чем вообще может быть речь? Мы когда-то читали что-то на эту тему, скорей всего, у Йегуда Амиталь. Приводилась какая-то история и вопрос там был: а за что их наказали, они же не знали? И он говорит: если мы не исходим из предположения, что в человеке есть встроенное моральное чувство, то вся Тора лишена смысла. Или мы верим, что есть встроенная мораль в человеке, которая не зависит абсолютно ни от чего. Что-то может ее скрывать, но, в конце концов, она способна проснуться, и тогда вообще есть, за что судить. Или человек – это дрессированное животное и все зависит от дрессировщика. Это две позиции.
Паша: — Абсолютно согласен с этой позицией. Это основа религиозного восприятия и подхода к человеку. Иначе все, кто находились в Советском Союзе, все должны были бы быть кто его знает кем. Но был и Солженицын, были и борцы за свободу, было огромное количество людей.
Я расскажу один очень показательный пример из итальянской истории. В Италии был Грамши, основатель коммунистической партии, который был очень умным человеком. Он был арестован фашистским режимом, провел в тюрьмах, писал письма. И как-то из тюрьмы он умудрялся руководить левым движением. Он написал очень простое письмо: «Ребята, вы хотите, чтобы через 20-30 лет мы доминировали на политической сцене? Все отправляемся в образование». Все коммунисты Италии стали преподавателями. К чему это привело? К тому, что к 60-м годам за редчайшим исключением, какие-нибудь папские университеты, все университеты были в руках левых. И вроде бы хорошо, они формировали левое общество. О, это здорово, они сформировали воспитание. Но это показывает подход к человеку. То есть они считали, что человек – это то, что вбивается в голову. Правые точно так же считают. Считают, что это то, что вбивается в голову, как будто человек не имеет своего собственного измерителя и своего собственного предохранителя, в котором он может различить: что такое подлость, а что такое нет. Если нет этого измерителя, предохранителя, действительно Тора не нужна, это все просто рассказы.
Христианство – это только рассказы. И чем больше людей ты охватишь и научишь христианским истинам, тем больше людей станут хорошими. Да ничего подобного. Воспитание с этой точки зрения становится воспитанием того, что уже есть в человеке. Где-то на глубинном уровне присутствие Всевышнего – на самом деле будет путь к самому себе.
А если относиться к человеку: ему вбили в голову, ему то вбили в голову – это значит унижать человека полностью, это говорит, что он скотина. Куда придет тот, кто может доказать что-то более красиво, более красноречиво с доказательствами, тот победит. Тогда Тора встает на тот же самый уровень, что политические системы, просто нужно дать красивую обертку, нужно хорошо это подать – и тогда все поймут, в чем истина, и побегут за нами светлыми толпами и тому подобное.
Мне почему-то кажется, что человека нельзя унижать до такой степени.
— Согласен. Объективность и субъективность – все наши темы. Человек – это объект или субъект?
Ольга: — Не знаю. Я общаюсь с очень многими разными людьми с разных стран, в том числе с России, с Украины, со Швеции. И каждый из них говорит мне совершенно разные вещи. Может мне это далось и я на это смотрю, а больше этого никто не видит. Русские, украинце, шведы, белорусы – каждый свое, и даже если попадется с Ямайки, Йемена или еще откуда-то, они мне будут рассказывать свои вещи. Отсюда я делаю вывод, почему так происходит. Вокруг человека находится социальная среда, он в ней растет, он это слышит, впитывает плюс зомбоящик — и все. Все мнения разные. И это не унижение, как для меня, это факт.
— Все равно мы приходим к тому вопросу, который задает Паша: есть ли у человека ответственность за моральный выбор? Можно ли поставить знак равенства между добром и злом? Можно ли сказать, что человек не виноват. Нюрнбергский суд, по-моему, подвел определенный итог. Очень многие говорили: «Мы выполняли приказы». Он говорит: нет, нет такого понятия.
В иудаизме, кстати, тоже есть одно очень интересное понятие: «нет посланника, чтобы исполнить грех». То есть если кто-то посылает кого-то, чтобы сделать что-то запрещенное, сказано: «нет посланника для исполнения греха». В Израиле это очень большая дискуссия – вопрос насчет приказов в армии: а что, если это аморальный приказ, я обязан его выполнять или нет?
Мне кажется, Паша очень четко сформулировал вопрос: или человек – это дрессированное животное, и тогда он просто функция зомбоящика, или человек – это способность различать между днем и ночью. И тогда он не может сказать, что все равны, все правы и все хорошо.
Марина: — Я хотела сказать, насколько важно человеку слышать: вера – от слышания, а слышание – от слова Божия. Получается, что каждый человек пытается восполнить какую-то свою потребность внутреннюю в том, чтобы во что-то верить, к чему-то двигаться, что-то пропагандировать, объяснять. Смотрите, как интересно. У каждого своя информация, у каждой страны. Получается, что сейчас задача высших стоящих начальств: разделить народы так, чтобы у людей было смятение, чтобы они не могли понять – где правда, где ложь, где право, где лево. Получается, что людьми на самом деле легко управлять, им надо дать 70% правды, 30% лжи, например, или наоборот, какие-то пропорции. И человек будет эту информацию питать, пища. Получается, что мы сейчас собрались для того, чтобы отделить правое от левого и впитывать эту правильную духовную пищу. Поэтому такие уроки очень ценные на самом деле. Классно слышать такие точки зрения, они все какие-то разные, и при этом об одном. Есть духовное зерно истины.
Я понимаю так: травить людей на россиян – это очень плохо, а если говорить об объединении – то мало кто говорит: а давайте будем объединяться, открывать глаза россиянам и белорусам на то, что происходит, давайте они будут противостоять злу, которое есть внутри системы. Очень важно говорить и очень важно говорить правду: что является правдой сейчас и что является эталоном истины.
— Во-первых, то, что говорит Ольга – то называется релятивизм. Понятие не новое, понятие, распространенное на Западе, естественно, человек в значительной степени функция системы. И поэтому, Оля, вы транслируете релятивизм: «все правы», «мы не знаем» и так далее. Вопрос – что на это ответить? Может быть, ответом является глава «Лех Леха». То есть, когда говорят Аврааму: «Уйди из своей страны, из своей родины, из дома своего отца». Уйти от чего? Уйди от этого духа, уйди от этого зомбоящика, который транслирует, что все правы. Собственно развитие человека, то есть индивидуальный путь развития начинается, кажется, отсюда. Где я не просто транслирую то, что говорит улица, а я спрашиваю: а что я сам об этом думаю? А где я сам?
Еще раз говорю: то, что вы говорите, убедительная трансляция того, что говорит Запад. Причем вы понимаете, что когда Россия говорит – это полная уверенность в своей правоте, а у Запада, чьим представителем вы сейчас являетесь и чью позицию вы транслируете – сомнение: а вдруг они были правы, а вдруг у них было бедное детство, давайте поможем Путину, дадим ему пару миллиардов на его игрушки, может быть, он исправится. Вы понимаете, что с этой точки зрения Запад обречен?
У вас позиция релятивизм: все правы и мы не знаем, как на самом деле.
О.: — Сказать: нет, неправильно, у многих откроются глаза – она только что не то говорила. Сказать: правильно? Конечно, нет, нельзя развязывать войну, нельзя идти убивать людей. Все равно есть какая-то граница – как Левинас и Хайдеггер. Левинас все равно его учения принял.
Всегда есть во всем зерно и везде есть ложь и везде есть истина.
— Я рад, что есть такой разговор. Мы думали делать такие дискуссии время от времени, а не просто читать, потому что это важно.
Мне кажется, есть еще один момент. Есть такое выражение: «Свидетель не может быть судьей». Почему? Потому что когда человек что-то видит, он не может судить объективно. До вчерашнего вечера я относился к нашему общему знакомому так же, как и вы. Мы немножко дискутировали по ватсапу, я говорю: «Давай сделаем онлайн». Но Давид Арнсон человек умный, он пригласил 3-4 человека, не всех наших общих знакомых. И когда начался онлайн, я увидел эти абсолютно сумасшедшие глаза, и я понял, что если б мы находились в одном месте, он просто взял бы нож и убил меня, это было мое ощущение. Я закрыл онлайн и сказал: «До свидания».
И поэтому вчера я был согласен с вами, а сегодня нет. Вчера я тоже говорил: «Давайте объясним, давайте поговорим», но этот взгляд абсолютно безумный, и то, что ты читаешь, подсознание читает : «Взять нож и пырнуть» и больше ничего. И я говорю: «Стоп, извините, я не готов». Должны ли вы продолжать общаться и как, и что? Беседер. Эта группа сейчас, ею командует Андрей, на здоровье общайтесь, я ничего не говорю.
Это приводит нас еще к одному. Мы когда-то обсуждали, это общая тема: наша вера, она идет из мозгов или она идет из сердца? Наша мораль – она идет из мозгов или она идет из сердца? Стоит ли чего-то мораль, которая основана только на мозгах? То, о чем говорил Паша. Вот нас научили всем правильным правилам игры, а что говорит наша душа об этом? А если она молчит, а очень часто она молчит, то не является ли само это проблемой? То есть откуда вы говорите: вы говорите из мозгов или вы говорите из сердца? Не является ли ваша речь фактически неумением сочувствовать жертвам? Я не говорю – лично вы, но люди с такой позицией, как вы. А может это просто бесчувственность к жертвам? И т это не мораль, это псевдомораль.
У Рабби Нахмана есть выражение: «Смерть сердца». Еще раз говорю, это не вы лично, это многие из нас. Может быть, я лично. А сочувствую ли я жертвам? Или, как говорит Карлебах, а готов ли я плакать вместе с человеком, который потерял свою жену, своих детей, я готов плакать с ним или нет? Если нет, а я знаю, что нет, то кто я такой, чтобы раскрывать рот и рассказывать какие-то общеправильные заявления? Может быть, сначала мне стоит попробовать почувствовать боль страдания, страдающих? Вот такой вопрос.
Ира: — Может, как раз, Оля и готова страдать. Я ее так услышала, что она готова страдать и за тех, и за тех. Вот ее сердце – надежда на то, что человек увидел ужасы и наконец-то прозрел. У нее надежда хасидизская. Я услышала, что это ее сердце говорит, а не мозг. Так она это чувствует и я понимаю прекрасно. Потому что боль огромная, и за тех людей, которая с нашим общим другом случилась, потому что мне тоже было очень страшно, когда я первый раз его услышала, еще в самом начале войны. Не банила, но общение прекратила, потому что очень было больно. Больно, потому что видишь живого человека, которого ты знаешь, и эта боль тоже такая же сумасшедшая боль, как за погибшего ребенка, потому что это тоже погибший для меня, это мертвый человек. И это страшно.
Ольга: — Я согласна, именно это во мне говорит. Боль за людей, и за тех, и за этих, за всех, которые испытывают страдания. Разве это легко, сейчас там в России? Как они переживают, ведь это тоже люди, они же не все нацисты и не все сволочи, естественно, там тоже люди.
— Тов. Написано, что если есть тысяча обвинителей и один защитник, то обвинение снимается. По крайней мере, в Высшем суде.