Из рабби Нахмана делают авода зара

Из рабби Нахмана делают «авода зара». 13 окт 2022

Виталий: — Рав, я думал, когда вы рассказывали о том, что харейдим без бороды с маленькой кипой, мне, честно говоря, в том, что вы описали, не очень напомнило идолопоклонство. Мне это, скорее всего, напомнило какой-то новый вид монашества. Если упростить это определение, то монашество – это когда человек абстрагируется и выходит из мира, так можно сказать. Но описание, которое прозвучало, очень похоже на то, что человек выходит как бы из мира.

— Мир плох и надо запереться в Ликутей Моаран — лучше всего, начать учить мистику, мистика очень способствует, Ликутей Моаран очень популярен. Получается, что из рабби Нахмана делают «авода зара»… Интересный вывод. То, что было самим символом святости в прошлом поколении, становится символом «авода зара» в этом поколении. Довольно интересно. Что с этим делать? Хороший вопрос.

Я сам живу в обществе, которое все больше и больше замыкается на мистике. И мне страшно на это смотреть, и я прекрасно понимаю, что я сам нахожусь там же примерно, и поэтому для меня это звучит актуально.

— Такой вопрос, он в контексте не то чтобы темы, которую вы читали, но в контексте мнений и трендов, которые есть сегодня. То, что каббала становится чуть ли там не мейнстримом, основным каким-то фокусом для людей, пытающихся что-то понять, найти, что вы думаете насчет этого?

— Это ужасно, это ужасно, это ужасно. Особенно в той форме, как это распространяется на русскоязычном пространстве.

— Вы имеете в виду Лайтмана или что-то другое?

— Не только. Сегодня популярны Лайтман, Бреслав и Хабад. И каждый из них претендует на тотальность. И каждый из них запирает человека в какую-то коробку, каждый по-своему, и все они ужасны.

К сожалению, люди, которые сегодня ищут духовности, попадают либо туда, либо туда, либо туда.  А куда еще они могут попасть? Один говорит: исправляй свой эгоизм. Другой говорит: думай о Боге, и будет тебе счастье.

Рабби Нахман – это вообще отдельная песня, и по-русски это не так много, это, скорей, здесь в Израиле. И это ужасно, это страшно. Общее между ними – они полностью отрицают индивидуальность человека и его развитие. Они убивают человека, приносят его в жертву своим каким-то концепциям. И это «авода зара». Т.е. если кто-то думает, что такое «авода зара» сегодня – это «авода зара» сегодня. Когда человек отказывается от себя, отказывается от своего «я», отказывается от поиска, отказывается от желания преуспеть в жизни.

Все, что угодно, можно  подвести под эгоизм, под то, под сё, как говорится, пунктов хватит у нас. Человек думает, что это религия, что это вера, что он тем самым присоединяется к Богу. Да, присоединяется, только с другой стороны.

— Ну да. Дело в том, что Лайтман, если не ошибаюсь, говорит даже: «Если вы даже не верите в Бога, ничего страшного». Пару раз я слышал такие заявления, что, мягко говоря, в ступор ввели.

— Поскольку каббала – это наука, с его точки зрения, то зачем верить в Бога? Но на самом деле я бы задал вопрос: а что такое верить в Бога? А что вы имеете в виду, когда говорите «верить в Бога»?

— В базовой версии это, по крайней мере, какое-то понимание факта существования.

— Вот совсем не факт.

Инга: — Но Лайтман говорил, что он атеист, он себя называет даже атеистом.

Виталий: — Я думаю, что он это говорит для того, чтобы привлечь именно эту аудиторию. Я не думаю, что он атеист. Я тоже размышлял об этом, почему так звучит, но мне кажется, это все-таки стремление привлечь ту аудиторию, которая является неверующей.

Инга: — Но тогда другую отталкивает.

Виталий: — Ну для другой есть Хабад, для другой есть Бреслав. И вот эта та, которую он отталкивает, она наверняка меньше той, которую он привлекает. Это не то чтобы его там за что-то ругать, просто размышления, я тоже пытаюсь понять почему.

— Не знаю, на мой взгляд, первая проблема всегда – тотальность, когда тебе говорят: есть только этот путь и никаких других путей не существует. Все. Ты посадил человека в тюрьму, и сколько лет займет у него выйти из этой тюрьмы – хороший вопрос. Я сидел в хабадской тюрьме лет, наверное, 30. Я ничего не хотел видеть и слышать, кроме Хабада. Сегодня я не хочу видеть и слышать Хабад, это другой вопрос. Это естественно. Тотальность – это самое страшное, запрет на свободомыслие, страх изучать какие-то светские тексты, как мы сейчас изучаем, например, Кноля. Но это же отрицание личности, это разрушение личности. И все это делается во имя Бога.

Если говорить об определении Бога, то есть два определения. Есть такое выражение у рабби Нахмана, мы когда-то об этом говорили: «когда есть суд снизу, то нет суда сверху». Т.е. если человек судит сам себя, то Всевышний ему прощает. И из этого мы можем выучить, что есть два определения Бога. Есть Бог, который наверху, т.е. как некоторая внешняя сила. Так или иначе, это всегда будет плод воображения, потому что что наверху – я не знаю. Или Бог – это что-то, что внутри меня. Вот, собственно, две опции. Или Бог – это нечто внешнее, Бог – это Танах, тексты. В конечном счете, хотя мы говорим о Боге, мы говорим о текстах, которые нам представляют Бога. Т.е. либо я представляю Бога на основании тех или иных текстов, танахических или новозаветных. Либо я представляю Бога как некоторый голос, который звучит внутри меня.

Я не отрицаю позицию Бога как чего-то вне, внешнего, но мне кажется, что основная идея Бога сегодня – это Бог, который внутри. И мне представляется, что Бог Авраама – это, прежде всего, Бог, который внутри. Сначала он раскрывается, и только потом он начинает разговаривать с Богом, который снаружи.

Поэтому если человек не слышит свой внутренний голос, то это значит, что он закрывает вообще каналы к святости и к божественности, к духовности, называйте это как хотите.