Всему свое время
Как это уже нередко бывало, письмо из редакционной почты заставило взяться за перо. Письмо из Афулы, города, особенно пострадавшего от террора.
Пишет читатель, судя по терминологии и стилю письма - либо христианин, либо один из тех евреев, которые в последние годы во всеобщей духовной неразберихе попали под влияние христианских проповедников.
Тяжелые чувства вызывает это письмо. Цитировать не буду, имя автора называть - тоже.
Скажу только, что иудаизм он клеймит залихватски. Жестокая, говорит, религия. Отступила, говорит, от заповеди «не убий». Можно, разумеется, отвечать по пунктам.
Вспомнить, что за последних два тысячелетия единственной религией, именем которой не убивали, был именно иудаизм.
Что в европейских и арабских тюрьмах редко можно было встретить еврея-уголовника, а уж убийцу и подавно.
О том, что у евреев издревле нет смертной казни, но и когда она была частью закона, не случалось, чтобы такой приговор выносили чаще, чем раз в семьдесят лет.
Можно перейти в наступление и напомнить кровавую историю христианства - «религии любви».
Кстати, и ислам тоже называет себя так. А величайший поэт ислама Джа-лалуддин Руми пишет в «Диван Шамс-и Табризи»:
«В нашей религии любви
не осталось религии,
а любви-то
и не было никогда».
Но не слишком ли много чести будет перед клеветниками оправдываться? Поэтому и ответ наш будет не читателю, а читателям.
Итак, начнем с элементарной истины: убивать нельзя.
Ни евреев, ни неевреев.
Один молодой раввин недавно отсидел в Израиле срок за академическое исследование на тему, есть ли разница в строгости запрета убивать евреев и неевреев. Сама постановка вопроса показалась судьям недопустимой.
Тора говорит «Не убивай» (нам привычнее слышать «Не убий»).
Важность этой заповеди в иудаизме столь велика, что великий Раши в комментарии на «Песнь песней» обращает внимание на следующее: две скрижали содержат десять заповедей, каждая - по пять. Если предположить наличие соответствия между двумя пятисловиями, окажется, что запрету убивать соответствует на первой скрижали утверждение единства и единственности Б-га. То есть убийство человека есть умаление присутствия Б-га в мире!
Кстати, запрет убийства приведен впервые не в декалоге, а раньше, в «Берешит»:
"Кто прольет кровь человека, того кровь прольется человеком, ибо по образу Б-га создал Он человека".
"Убивающий одного человека убивает целый мир",- говорят мудрецы.
Но вот иная цитата, тоже из вполне авторитетного источника:
«Всему свое время и срок всякой вещи под небесами. Время убивать и время исцелять...» («Когэлет» 3:1, 8)
Что же это за время, когда сам Всевышний велит убивать?
Это, в первую очередь, два случая: самооборона и приговор суда.
Самооборона коллективная носит название «заповеданной» оборонительной войны.
Одним из важнейших оснований к вынесению смертного приговора в древности было именно убийство: "Если кто убьет человека, то убийцу следует убить по слову свидетелей... И не берите выкуп за душу убийцы, злодей он, которому надлежит умереть; должен он быть предан смерти... и земля не искупится от крови, пролитой на ней, разве только кровью пролившего ее".
Но кроме этого короткого обзора, посвященного собственно закону, хотелось бы посвятить несколько строк и актуальной подоплеке ругательного письма. Ведь не о теории речь. Мы изо дня в день хороним детей, стариков, женщин, целые семьи. Можем ли, имеем ли мы право в такое время презреть повеление мудрецов: «Вставшего, чтобы убить тебя - опереди и убей!»?
Вот две поэтические цитаты найденные не мной. Их приводит Алекс Тарн в статье «УБЕЙ: опыт сравнительного литературоведения» ("Вести" 4.04.2002):
«А вестибюль приемного покоя...
Там столько жертв!
Их привезли сейчас.
Все эти лица, голоса... Какое
Перо опишет?
Девушка без глаз
(Они полны осколками стекла)
Рыдает, что она не умерла.
Маленькая викторина: о какой больнице идет речь? "Бикур-холим"? "Хадасса"? "Бейлинсон"? А вот и нет, не угадали!... Стихи эти написаны Верой Инбер в 1942 году, в блокадном Ленинграде. Называются они: "Мы - гуманисты". Хотите еще? Нате:
Есть чувства в человеческой душе,
Которыми она гордиться вправе.
Но не теперь.
Теперь они уже
Для нас как лишний груз при переправе..
У нас теперь одно лишь чувство -
Месть. Но мы иначе понимаем это;
Мы отошли от Ветхого Завета,
Где смерть за смерть.
Нам даже трудно счесть...
С лица земли их будет сотни стертых
Врагов - за каждого из наших мертвых.
Мы отомстим за юных и за старых:
За стариков, согнувшихся дугой,
За детский гробик, махонький такой,
Не более скрипичного футляра...
...Мы-гуманисты, да!
Нам дорог свет
Высокой мысли (нами он воспет).
Для нас сиянье светлого поступка
Подобно блеску перстня или кубка,
Что переходит к сыну от отца
Из века в век, все дале, без конца.
Но гуманизм не в том, чтобы глядеть
С невыразимо-скорбной укоризной,
Как враг глумится над твоей отчизной
как лапа мародера лезет в клеть
И с прибежавшего на крик домой
Срывает шапку вместе с головой.
Избавить мир, планету от чумы
- Вот гуманизм! И гуманисты - мы».
Прервемся, цитату из Константина Симонова, давшую название всей статье Тарна («Убей»), оставим за полями. Скажем только, что, в отличие от Инбер, мы не намерены и не можем себе позволить спасать мир. Мы спасаем жизни своих близких. И если для этого потребуется убивать - будем убивать.
Автор этих слов - когэн, то есть прямой потомок первосвященника Агарона. По закону, коганим должны благословлять народ Израиля (в определенные моменты синагогальной службы и, так сказать, вообще).
Но есть и еще одно правило: когэн, проливший кровь, не имеет права благословлять общину в синагоге. Так вот, еще в первую интифаду в ходе военных действий в Газе я оказался в ситуации, описываемой этим законом.
В 1989 году, во время встречи с Любавичским ребе, я задал вопрос: как себя вести дальше.
- Продолжай благословлять народ свой и, если потребуется, продолжай стрелять. Метко.- добавил он.
Мудрецы говорят: милосердный к жестокому неизбежно будет жесток к милосердному. Не милосердие хорошо и не жестокость дурна - всему свое время.
И неуместное милосердие может оказаться разрушительным и аморальным, как неуместная жестокость.