ПЕЧАТЬ КАРЫ ГОСПОДНЕЙ
Когда от беспощадной в своей жестокости власти римской вышло повеление казнить еврейских законоучителей, пришли к р. Ишмаэлю-первосвященнику товарищи его и говорят: — Взойди на небо и узнай, действительно ли ниспослана от Господа кара эта?
Встал р. Ишмаэль и, совершив очищение и возложив на себя молитвенное облачение, произнес "Шем-га-Мефораш". В ту же минуту ветер поднял его и вознес на небо.
Встретил его архангел Гавриэль и спрашивает:
— Это ты, Ишмаэль, которым Творец твой гордится постоянно, говоря, что есть у Него слуга на земле, являющийся верным отражением божественного образа? Ради чего явился ты сюда?
— Чтобы узнать, закреплена ли печатью Господней кара та?
— Ишмаэль, сын мой! — отвечает архангел. — Клянусь, я сам из-за "Завесы Престольной" слышал об этом: десять законоучителей израильских обречены на казнь властью злодейской.
— За что?
— За предательство Йосефа его братьями. День за днем Суд Небесный вопиет перед Престолом Всевышнего: "Может ли быть в Торе хоть единая буква, напрасно написанная? Сказано: "Кто украдет человека и продаст его, того должны предать смерти". Родоначальники десяти колен продали Йосефа — и поныне Ты не взыскал за это ни с них, ни с их потомков".
— Этим, — сказал в заключении архангел, — и вызвана ниспосланная теперь на вас кара.
— Отчего же, — спрашивает р. Ишмаэль, — Господь до сих пор никого не покарал за, Йосефа?
— Клянусь тебе, сын мой, поныне не нашел Господь праведников в народе, столь достойных, как вы, и поэтому возмездие возложено на вас.
Видя, что близко уже скрепление приговора печатью Господней, возликовал злой дух Самаэль[1] и начал похваляться, говоря:
— Я победил Михаэля, ангела-хранителя Израиля. Вознегодовал Предвечный на Самаэля. И призывает великого архангела Метатрона и говорит:
— Напиши и печатью Моей скрепи: "Сера и пламень на Рим, город злодейский! На людей и на животных, на серебро его, на золото его и на все, что находится в нем!"
Услышал это р. Ишмаэль — и сошел мир в сердце его. Стал он ходить по небу и видит подобие жертвенника подле Престола Всевышнего. И спрашивает он Гавриэля:
— Что это?
— Алтарь, — отвечает архангел.
— А какие жертвы приносятся на этом алтаре?
— Души праведников.
— А кто совершает жертвоприношение?
— Великий архангел Михаэль.
Возвратился на землю р. Ишмаэль и рассказал товарищам о том, что приговор давно утвержден Господом. И стали скорбеть они и радоваться стали в то же время, что поставил их Господь на весы противу всех колен Израиля.
Р. ШИМОН И Р. ИШМАЭЛЬ
Первыми выведены были на казнь р. Шимон бен Гамлиель и р. Ишмаэль-первосвященник.
Не выдержал р. Шимон — заплакал.
— О, князь мой юный! — воскликнул р. Ишмаэль. — Шаг-другой — и в лоно праведных откроется доступ тебе. А ты плачешь!
— Сердце мое слезами исходит, — ответил р. Шимон, — ведь я не знаю даже, за что я муки принимаю.
— А ты постарайся вспомнить, не было ли, например, такого случая: пришел к тебе кто-нибудь с тяжбой или с требой, не терпящей промедления. А ты не спеша заставил того человека ждать, пока ты допьешь свой кубок, пока ремень на сандалии завяжешь, в более нарядную одежду облачишься. По Торе же это значит подвергать человека мучениям, безразлично на долгое ли или на короткое время. И не за это ли смертные муки преждевременно ниспосланы тебе?
— Учитель, ты утешил меня[2], — сказал р. Шимон. И оба начинают просить палача. Один говорит:
— Я первосвященник, сын первосвященника, потомок Аарона, священнослужителя перед Господом. Казни меня первым, чтоб не видеть мне мук моего товарища.
И другой просит:
— Я князь, потомок князей, отпрыск Давидова дома. Казни меня раньше, чтобы не видеть мне муки товарища моего.
— Киньте между собою жребий, — предлагает палач. Жребий пал на р. Шимона.
Взмахнул палач мечом и обезглавил его. Поднял р. Ишмаэль отсеченную голову и, прижимая ее к груди, воскликнул, заливаясь слезами:
— О, священные уста, уста праведные, уста, из которых яхонты, алмазы и перлы сыпались! Кем вы теперь в прах повержены, кем песком и пеплом наполнены! О, горе, горе! Такова ли Тора и такова ли награда ее?
Пока р. Ишмаэль горевал так, выглянула в окно дочь кесаря и остановилась очарованная красотой его, ибо р. Ишмаэль был одним из семи красивейших мужей на свете, и сияло лицо его подобно лику ангельскому. Преисполнилось сердце царевны жалостью к нему, и посылает она просить кесаря:
— Отец, обещай исполнить одну мою просьбу. Отвечает кесарь:
— Исполню всякую просьбу твою, дочь моя; не проси только за р. Ишмаэля и его товарищей.
Посылает снова она просить отца:
— Молю тебя, подари ему жизнь!
— Это невозможно, — отвечает кесарь, — я поклялся казнить его.
Начал палач сдирать кожу на голове у р. Ишмаэля. И когда он дошел до того места, где возлагается тефилин, — земля и небо содрогнулись; повторился стон — Престол Небесный пошатнулся.
— Господи! — возгласили, не выдержав более, Ангелы Служения. — Праведник, перед которым Ты открыл все сокровищницы высших миров и все тайны низших — ему ли умирать такой ужасной смертью? Такова ли Тора и такова ли награда ее?
Отвечает Всевышний:
— Как помочь мне детям моим? Это — гезера[3] и некому из смертных устранить ее. Раздался голос:
— Еще один вопль р. Ишмаэля — и я всю вселенную в пустыню превращу!
Услыша последние слова, р. Ишмаэль умолк. Говорит ему кесарь:
— Что же, все еще уповаешь ты на своего Бога?
— Да, — отвечает р. Ишмаэль словами Иова: "если Он и убьет меня, я на Него уповать буду".
И с этими словами отлетела душа его.
Когда весть о казни р. Шимона и р. Ишмаэля дошла до р. Акивы, он разорвал на себе одежды, облекся во вретище и сказал ученикам:
— Готовьтесь к великим испытаниям. Ибо, если бы милость Божия была суждена нам, она пришла бы не иначе как через Шимона и Ишмаэля. Но ведомо Тому, Кем сотворена вселенная, что великая кара грядет на землю — и вот, взяты от нас праведники эти.
Р. АКИВА БЕН ИОСИФ
Повели на казнь р. Акиву — того, кто в Святых письменах каждую черточку изъяснял, черпая в ней истинный смысл синайских заветов.
Но в этот момент пришла весть о нашествии из Аравии на римские владения, и кесарь, спеша в поход, приказал отложить казнь и до его возвращения с войны держать р. Акиву в заключении.
Возвратясь из похода, он не замедлил возобновить приказ о казни.
Начали палачи рвать железными гребнями тело р. Акивы. С любовью принимал он муки, и каждый раз, когда острые зубья впивались в него, он восклицал словами предсмертной песни Моисея:
"Твердыня наша! — Совершенны Дела Его, законны все пути. Бог — Истина; нет кривосудья в Нем, И справедлив Он, и правдив!"
Раздался Бат-Кол:
"Благо тебе, Акива! Праведен ты был и правдив — и со словом "Правдив" отлетела душа твоя".
Р. ХАНИНА БЕН ТЕРАДИОН
Настала очередь р. Ханины бен Терадиона.
Про р. Ханину бен Терадиона рассказывали, что это был человек, приятный и Богу, и людям. Никто не слышал от него дурного слова.
Когда вышло запрещение заниматься изучением Торы, он не переставал собирать вокруг себя народ и преподавать свои поучения.
Больной р. Иосе бен Кисма, которого он зашел проведать, стал увещевать его, говоря:
— Ханина, брат мой! Не видишь ли сам, что этому племени[4] Самим Богом дана власть над нами? Оно опустошило дом Его, сожгло Его святыню, умертвило праведнейших Его, погубило избранных Его — и поныне племя это остается невредимым. А мне сказали про тебя, что продолжаешь изучать сам и другим преподавать Тору, устраивая собрания и публично держа свитки Завета раскрытыми перед собою.
— Господь милостив, — отвечает р. Ханина.
— Это не ответ, Ханина! Я дело говорю, а ты отвечаешь: "Бог милостив". Чудом будет, если не сожгут тебя вместе со свитками на костре.
— Раби, — говорит Ханина, — удостоюсь ли я блаженства?
— Разве ты знаешь какой-нибудь тяжкий грех за собою?
— Заведуя благотворительными сборами, я однажды деньги, назначенные на трапезу для неимущих в Пурим, роздал по ошибке, как обычную милостыню бедным.
— Только то? Я ничего лучшего не желал бы себе, как быть на твоем месте.
Вскоре р. Иосе умер. На погребение его пришли знатнейшие граждане Рима и на обратном пути застали р. Ханину читающим поучение с раскрытым свитком Завета перед многочисленным собранием. Привели его на суд и спрашивают:
— Как дерзнул ты нарушить приказ кесаря?
— Я поступил так, как повелел мне Господь. Суд постановляет: р. Ханину сжечь на костре, жене его отрубить голову, а дочь отдать на публичное позорище.
Вывели р. Ханину на площадь, обернули в свиток Торы и в таком виде возвели на костер. Затрещал охваченный пламенем хворост. А палачи начали класть на грудь р. Ханине волокна шерсти, напитанные водою, дабы подольше поддержать в нем дыхание и этим продлить мучения.
— Отец! — кричит в ужасе дочь его. — Я не в силах муки твои видеть!
— Дочь моя! — отвечает р. Ханина. — Если бы меня одного жгли на костре, я возроптал бы, но вместе со мною горит и Святая Тора наша. И Тот, Кто явится мстителем за нее, отомстит и за меня.
Спрашивают ученики:
— Раби, что видишь ты в эти минуты?
— Вижу, — отвечает р. Ханина: пергамент сгорает, а буквы возносятся в вышину.
— Раби! — советуют они. — Вдохни в себя пламя — скорее наступит конец твоим мукам.
— Пусть Тот, Кто дал мне душу, примет ее у меня, — отвечает р. Ханина, а сам я ускорять свою смерть не стану.
Тут уже и сам палач не мог дольше видеть его муки, и спрашивает он р. Ханину:
— Раби, если я сниму мокрую шерсть и усилю пламя, введешь ли ты меня в жизнь вечную?
— Да, — отвечает р. Ханина.
— Поклянись мне в этом.
— Клянусь.
Сделал так палач. И отлетела в вечность душа мученика. В ту же минуту и палач бросился на костер и исчез в пламени. И зазвучал Бат-Кол. "Раби Ханина и палач его с ним грядут в жизнь вечную!"
По поводу этого Рабби[5] говорил со слезами на глазах: — Кому удастся одной минутой обрести вечную жизнь, а кому долгими годами приходится выносить самые мучительные испытания.
Р. ИУДА БЕН БАВА
Про р. Йегуду бен Бава рассказывают, что с восемнадцати до восьмидесяти лет своей жизни он не знавал сна, довольствуясь, как это наблюдается у лошади, легкой и кратковременной дремотой. День и ночь он отдавал ученью.
Однажды вышел указ, запрещающий выдавать семиху[6], под страхом смерти как выдающего, так и получающего ее. Кроме того, указом налагалась строгая ответственность на весь город и на окрестные местности, в пределах которых нарушено будет это запрещение.
Поразмыслив над этим, р. Йегуда прибегнул к такому исходу: приглядел он место в горах, лежащее между двумя городами с их округами и на полпути между Ушой и Ципорией. Там приютился он с пятью учениками: р. Меиром, р. Иудою, р. Шимоном, р. Иосе и р. Элазаром бен Шаммуа, чтобы подготовить их к семихе.
Когда убежище их было открыто, говорил им р. Йегуда:
— Дети мои, скорей бегите отсюда.
— Учитель, что же с тобой будет? — возражают ученики.
— Обо мне не тревожьтесь: я останусь здесь подобно скале, которой не сдвинуть с места.
Предание гласит, что когда явились римляне, р. Йегуда оставался на своем месте, и триста дротиков, пущенных в него римлянами, изрешитали все тело его.
Р. ИЕГУДА БЕН ДАММА
Повели казнить р. Иегуду бен Дамма. Тот день был канун пятидесятницы[7].
Просит р. Йегуда у кесаря:
— Отпусти меня на короткое время — дай встретить святой праздник и поблагодарить Господа за дарование нам Торы.
— Как, ты до сих пор еще веришь, — восклицает кесарь, — в Тору и в Бога, который дал вам ее?!
— Верую! — отвечает р. Йегуда.
— На какую же еще награду за свою Тору можешь ты рассчитывать?
— На это уже давно дан ответ Давидом, — мир душе его: "Как велико благо Твое, которое Ты хранишь для боящихся Тебя!"
— Подобных вам безумцев и на свете не было. Неужели вы действительно верите в загробную жизнь? Отвечает р. Йегуда:
— Безумцев, подобных вам, действительно нет и не было на свете. Возможно ли отрицать существование Бога Живого? И горе же тебе будет, когда увидишь нас в сиянии вечной жизни, а сам, в стыде и позоре, повержен будешь в преисподнюю!
Воспылал гневом кесарь — и велит он привязать р. Йегуду за волосы к хвосту дикой лошади и влачить по улицам Рима, а затем изрубить тело его в куски.
Когда казнь была совершена, явился блаженной памяти Элия-пророк и, подобрав куски, предал их погребению в пещере у реки, протекающей вблизи Рима. И в продолжение тридцати дней после этого слышали римляне рыдания и стоны, доносившиеся из той пещеры.
Доложили об этом кесарю. А он крикнул в ответ:
— Если бы и всему миру грозило разрушение, я до тех пор не успокоюсь, пока не выполню волю свою над старейшинами еврейскими.
РАБИ ХУЦПИТ ТУРГЕМАН
По преданию, р. Хуцпиту в то время было сто тридцать лет, а он и тогда еще был красив лицом, как ангел Божий.
Доложили кесарю о красоте и глубокой старости осужденного и стали просить:
— Жизнью твоей заклинаем тебя, государь, смилуйся над этим старцем!
Спрашивает кесарь р. Хуцпита:
— Сколько лет тебе?
— Сто тридцать лет без одного дня, — отвечает старец. — И я прошу тебя: отложи мою казнь до завтра и дай исполниться числу лет моих.
— Но разве тебе умирать не все равно, — удивляется кесарь, — что днем раньше, что днем позже? Отвечает р. Хуцпит:
— Я хотел бы еще два повеления Божьи исполнить.
— Какие же это повеления?
— Еще дважды прочитать "Шема", утром и вечером, дважды еще признать над собою власть Единого Бога, Великого и Страшного.
— О, дерзкие! О, неукротимые! — раздражается криком кесарь. — Доколе вы еще будете уповать на вашего Бога. Ведь этот Бог ваш уже состарился и не в силах больше защищать вас от меня. Кабы не бессилие Его, разве Он давно уже не рассчитался бы со мною за Себя, за Свой народ, за Свой храм, как Он сделал это с фараоном, с Сисарой и со всеми царями ханаанскими?
Слыша такое богохульство, горько зарыдал р. Хуцпит и, разорвав на себе одежды, воскликнул:
— Горе, горе тебе, кесарь! Что станешь ты делать в тот день, когда придет Господь, чтобы воздать по заслугам Риму и богам его?
— Довольно препираться со мною этому старику! — крикнул кесарь. — Казнить его!
Р. Хуцпита сперва закидали камнями, а затем распяли!
Р. ХАНИНА БЕН ХАХИНАЙ
Вывели на место казни р. Ханину бен Хахиная.
Предание гласит, что всю жизнь свою, с двенадцати и до девяностопятилетнего возраста, он провел в посте.
День, когда его повели на казнь, был канун субботы.
Стоя перед палачами, он приступил к чину "Встречи Субботы".
"И совершены были небо и земля,
И все сонмы их. И Бог благословил день седьмой И освятил его".
И едва он произнес слово "освятил", напали на него палачи и умертвили его.
И Бат-Кол возгласил:
"Благо тебе, Ханина бен Хахинай! Ты свят — и со словом "Свят" отлетела душа твоя!"
Р. ИЕШЕВАВ ГА-СОФЕР
Когда повели казнить р. Иешевава Га-Софера, ученики стали говорить ему:
— Учитель, что с Торою станется?
— Дети мои, — отвечает он им, — наступает время, когда Тора забыта будет в народе. Недаром злодейское племя это принялось с такой наглостью уничтожать лучшую красу нашу, достойнейших и славнейших среди нас. О, если бы моя смерть послужила уже последним искуплением для всего поколения нашего! Но, увы, я предвижу, что не останется ни одной улицы в Риме, где не валялись бы кости еврейские. О, много, много крови еврейской будет еще пролито этими злодеями.
— Что же следует нам делать, учитель?
— Стойте крепко один за другого, живите между собою мирной и праведной жизнью. Может быть, не все еще надежды потеряны. Спрашивает кесарь:
— Сколько лет тебе, старик?
— Сегодня, — отвечает р. Иешевав, — мне девяносто исполнилось. Но еще в чреве матери надо мною произнесен был приговор — и мне, и товарищам пасть от руки твоей. Но знай, кесарь, Господь взыщет с тебя за кровь нашу.
— Сейчас же казните и этого! — крикнул кесарь. — И посмотрим, каковы власть и сила его Бога.
Р. Иешевава сожгли живым на костре.
Р. ЭЛИЭЗЕР БЕН ШАММУА
Повели казнить р. Элиэзера бен Шаммуа.
По преданию, ему тогда было сто пять лет. С детства и до последних дней его никто не слыхал от него легкомысленного или дурного слова; ни с кем ни разу не выходило у него ссоры. Это был человек величайшей скромности и миролюбия. Восемьдесят лет он провел в постоянных постах.
День, когда его повели на казнь, был Иом-Кипур.
Спрашивают ученики:
— Учитель, скажи, что в эту минуту открыто очам твоим?
— Воды потока Шилоах вижу я, и душа каждого праведника погружается в них, чтобы чистою войти в Иешива шел-Маала[8] и слушать там сегодняшнее поучение р. Акивы. И вижу я: для каждого праведника особым ангелом ставится золотой трон, чтобы восседать на нем в чистоте небесной.
Велит кесарь казнить его.
И в эту минуту звучит Бат-Кол:
"Благо тебе, Элиэзер бен Шаммуа! Чиста была твоя душа — и со словом "чистота" отлетела она в вечность".
Р. Иоханан говорит:
"Горе им, горе народам языческим, ибо нет достаточно грозного искупления для них. Пророк говорит: "Отнятую медь я восполню золотом, железо — серебром, серебро — медью, камни — железом. Чем же могут враги за р. Акиву и его товарищей ответить? Про них и сказано: "И смою кровь их, которая еще не смыта Мною" (Мидраш Эл.-Эз.; Р. га-Ш., 23; Сангедрин, 14; А6.-3., 17; Авот д'Раби Натан гл. 38; Симх., гл. 7).
[1] Дух зла, покровитель Рима
[2] Потому что более тяжелого греха я за собою не знаю.
[3] Роковое предопределение
[4] Римлянам.
[5] Так именовали в сокращении р. Йегуду Га-Насси
[6] Рукоположение. Аттестат на звание раввина
[7] Ш е в у о т — день получения Моисеем Завета на Синае.
[8] Небесная школа, где души праведников продолжают заниматься изучением Торы.