I. ХРАМ
Кто не видел Иерусалима в полном величии его, тот не видал в жизни истинно великолепного города, и кто не видел храма в полном его сооружении, тот не видал никогда замечательного по красоте здания (Сота, 51).
Святая Земля была центром мира; центром Святой Земли был град Иерусалим, центром Иерусалима — храм, центром храма — Святилище, центром Святилища — ковчег, а перед Святилищем находился "эвен-шетиа" — камень, заложенный как фундамент для всего мироздания.
(Танхума гаКадум)
В храме находились, сохранившиеся со времен Моисея, следующие предметы:
Лоза. У входа в Святилище стояла, подвязанная на тычинки золотая лоза виноградная, и каждый, кто жертвовал в храм золотые изделия в виде листка, ягоды или целой кисти, вешал свой дар на эту лозу.
По преданию от раби Елазара бераби Садок — тяжесть этой лозы дошла до того, что когда встретилась надобность сдвинуть ее с места, для этого потребовались усилия трехсот священников.
Флейта из тонкого, отполированного тростника. Флейту эту царь приказал покрыть золотой отделкой, после чего она потеряла чистоту звука; сняли золото — и флейта стала звучать мелодично по-прежнему.
Колокольчик медный, прекрасного звука. Слегка попорченный, он отдан был в починку лучшим александрийским мастерам, но после этого потерял чистоту звука; уничтожили сделанные исправления — и звук стал чист по-прежнему.
Ступка медная, употреблявшаяся при образовании состава священных фимиамов. После починки ее теми же мастерами, состав фимиамов стал получаться хуже прежнего; уничтожили исправления — и ступка стала действовать по-прежнему.
Было еще в храме музыкальное орудие магрефа, род органа с набором из десяти труб, каждая из коих звучала на десять различных тембров, так что в общем орган звучал на сто тембров.
(Еруб., 10, 11; Тос.)
II. ШИМОН ПРАВЕДНЫЙ
Пришли самаритяне к Александру Македонскому с просьбою разрешить им разрушить храм иерусалимский. Александр разрешил. Дали знать об этом Шимону Праведному. Облачившись в первосвященнические одежды, пошел Шимон, в сопровождении почетнейших израильтян, к Александру. Всю ночь шли они, освещая путь свой факелами. При свете утренней зари заметил их Александр и спросил самаритян:
— Кто эти люди?
— Это и есть, — ответили те, — изменники-израильтяне.
Встреча израильтян с Александром произошла в час восхода, у Антипароса. Едва взглянув на Шимона, царь сошел с колесницы и поклонился ему. Видя это, приближенные Александра воскликнули:
— Тебе ли, великому царю, кланяться иудею этому?!
— Лицо этого человека, — отвечал царь, — живое подобие лика ангела победы, в битвах предшествующего мне.
И, обратившись к израильтянам, Александр спросил:
— По какой надобности пришли вы ко мне?
— Мы пришли к тебе, Государь, из опасения, чтобы язычники не уговорили тебя разрушить ту Обитель, в которой мы возносим молитвы о благополучии твоем и царства твоего.
— Кто же язычники эти? — спросил Александр.
— Самаритяне эти, которые стоят перед тобою.
— Они в вашей власти, — сказал Александр. В тот же день израильтянами разрушен был самаритянский храм на горе Геризим (Иома, 69).
Случай, рассказанный Шимоном Праведным:
— Единственный раз в жизни я отведал мяса от жертвы осквернившегося назорея[1]. Однажды пришел ко мне назорей, житель южной страны. Человек этот был чрезвычайно красив, строен и имел пышные, волнистые волосы.
— Сын мой! — сказал я. — Чего ради ты решил остричь прекрасные волосы свои?
В ответ он рассказал следующее:
— Я состоял пастухом при стаде отца моего. Однажды, подойдя к источнику, я увидел в воде отражение свое, и начал искуситель обольщать меня. "Проклятый! — воскликнул я. — Ты обольстить хочешь плоть мою, которая и не подвластна тебе, и в прах и тление обратиться должна? Клянусь, не бывать этому: остригусь ради Господа моего!"
— Услыша слова эти, — продолжал Шимон Праведный, — я облобызал голову его и сказал: "Сын мой, дай Бог, чтобы много было подобных тебе назореев в народе нашем!" (Недарим, 40).
Время кончины своей Шимон Праведный предсказал сам. "Я умру, — сказал он однажды своим близким, — в этом же году". На вопрос — как он узнал об этом, ответил:
— Ежегодно в Йом-Кипур некий старец в белых одеждах сопровождает меня при входе моем в Святилище и при выходе оттуда. На этот же раз мне явился старец, одетый в черное, вошел вместе со мною в Святилище, но оттуда не выходил.
Сейчас после праздников Шимон заболел и через семь дней умер.
(Менахот, 109)
III. АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ
Пришли к Александру Македонскому жители Африки на суд с народом израильским.
— Земля Кенаанская принадлежит нам, — заявили они, — ибо сказано: "Земля Кенаанская по границам ее". Кенаан же был предком нашим.
Обратился к мудрецам Гебиа бен Песиса и сказал:
— Разрешите мне выйти на суд с ними перед Александром: победят они меня, вы скажете: "простолюдина из среды нашей победили вы". А удастся мне взять верх над ними, вы скажете им: "Учение .Моисеево победило вас".
Получив разрешение, предстал на суд Гебиа бен Песиса и сказал:
— Вы откуда приводите доказательство?
— Из Торы, — ответили те.
— И я, — сказал он, — не стану приводить доказательств, кроме слов Торы. В Торе же сказано: "Проклят Кенаан! Раб рабов да будет он у братьев своих". Раб, приобретший имение, — чьей собственностью остается и он, и приобретенное им? Кроме того, сколько лет уже, как вы не служите нам?
— Отвечайте ему, — сказал им Александр.
— Государь, — попросили они, — дай нам три дня сроку. Царь согласился. Не найдя ответа, они бежали, бросив посевы на полях и посадки на виноградниках. Год тот был "годом Субботним"[2].
Другой раз судиться с израильтянами пришли к Александру египтяне.
— В Торе, — заявили они, — сказано: "Господь дал милость народу в глазах египтян, и они дали ему вещей серебряных, и вещей золотых, и одежд". Требуем, чтобы возвращены были нам серебро и золото, взятое у нас израильтянами.
Выступил тот же Гебиа бен Песиса.
— Приведу, — сказал он, — и я доказательство из Торы. В Торе же сказано: "Время пребывания сынов израилевых в Египте — четыреста тридцать лет". Заплатите же нам за работу шестисот тысяч человек, которых порабощали вы в продолжение четырехсот тридцати лет.
— Отвечайте ему, — сказал Александр.
— Государь, — попросили египтяне, — дай нам сроку три дня. Но прошло три дня, и, не находя, что ответить, египтяне со стыдом бежали, бросив посевы на полях и посадки на виноградниках. Год тот был "годом Субботним".
Пришли на суд с Израилем и потомки Ишмаэля с потомками Хеттуры.
— В Торе, — говорили они, — Ишмаэль именуется "сыном Авраама" точно так же, как и Ицхак, а потому земля Кенаанская должна быть поделена между нами и израильтянами поровну.
— В Торе же, — отвечал Гебиа бен Песиса, — сказано: "И отдал Авраам все, что у него, Ицхаку. А сынам наложниц (Агари и Хеттуры), что у Авраама, дал он подарки". Раздел совершен был отцом при жизни. Могут ли дети после этого иметь притязания друг к другу?
Однажды Александр заявил советникам своим:
— Желаю идти в землю Африканскую.
— Проникнуть туда невозможно, — ответили советники, — Горы Мрака препятствуют.
— Идти туда, — сказал Александр, — мне необходимо, и вас я прошу только придумать способ, как сделать это.
— Возьми, — сказали советники, — ливийских ослов, привыкших к темноте, и, запасшись клубками веревок, концы последних укрепи при входе в ущелья, по этим же веревкам ты и проследуешь обратно.
Александр так и сделал. Дойдя до Карфагена, местности, населенной одними женщинами, он объявил им войну. На это женщины те ответили:
— Победишь ты нас, скажут: "Женщин победил он". А одолеем мы, про тебя будут говорить: "Царь, которого женщины победили".
— Принесите нам хлеба, — попросил Александр. Принесли они на золотом столе хлебы из золота и яблоки, и гранатовые яблоки, из золота же.
— Разве в стране вашей, — спросил Александр, — едят золото? На это женщины те ответили:
— Но если тебе хлеб нужен, то разве в твоем царстве хлеба нет, что ты к нам пришел его искать?
Уходя, Александр начертал на городских воротах: "Я, Александр Македонский, был царем-глупцом, пока не пришел в землю Африканскую и не поучился мудрости от женщин".
Пошел оттуда Александр к царю страны Кассии. Стал царь этот показывать Александру несметные запасы серебра и золота. Но Александр сказал:
— Не серебро и золото ваше видеть пришел я, но обычаи и законы ваши.
В то время, когда они сидели и вели беседу, пришли двое судиться перед царем.
— Государь! — сказал один из них. — Я купил у этого человека пустошь, стал там рыть землю и нашел клад. Возьми себе, — говорю я ему, — клад этот: я купил у тебя пустошь, но не клад.
Другой же отвечал:
— Я так же, как и ты, боюсь греха присвоения чужого. Я продал тебе пустошь вместе со всем, что находится на ней, от недр земных до высот поднебесных.
Обратился царь к одному из них и спросил:
— Имеешь ты сына?
— Имею, — был ответ.
— А у тебя дочь есть? — спросил царь другого.
— Есть.
— Пожените их друг на друге и найденный клад отдайте в приданое им.
Видя удивление Александра, царь спросил:
— Разве нехорошо я рассудил их? А в вашей стране как решили бы подобный спор?
— Я, — ответил Александр, — отрубил бы обоим головы, а клад поступил бы в царскую казну.
— Светит ли солнце в вашей стране? — спросил царь.
— Светит.
— И дожди идут?
— Идут.
— А есть ли мелкий скот у вас?
— Есть.
— Проклятия достойны люди у вас, и только ради животных солнце светит вам и дождь идет у вас.
На обратном пути остановился Александр для обеда близ одного ручья. Поданную ему соленую макрель царь начал обмакивать в воду ручья — и рыба получала удивительно приятный запах.
— Это доказывает, — сказал Александр, — что ручей этот течет из рая.
Помыв лицо свое в воде ручья, Александр направился по истокам его и дошел до врат рая.
— Отворите! — воскликнул Александр.
— Врата эти — Господни, праведники входят через них, — услышал он в ответ.
— Но я царь, и я знаменит, — сказал Александр, — дайте же мне какую-нибудь вещь на память.
Дали ему черепную кость. Придя в свое царство, Александр положил на одну чашу весов эту кость, а на другую все серебро и золото, бывшее при нем. Перевешивала кость.
— Что значит это? — спросил Александр у мудрецов.
— Эта кость, — ответили мудрецы, — орбита человеческого глаза, ненасытного в жадности своей.
— Чем вы это докажете?
— Возьми горсть земли[3] и посыпь кость.
(Сангедрин, 91; Берейшит Раба, 61; Там., 31-32; Танхума)
IV. МАТЬ СЕМЕРЫХ
"За Тебя умерщвляют нас каждый день, считают нас за овец, обреченных на заклание".
— О женщина с семью ее сыновьями, — говорил рав Иегуда, — гласит этот стих. Дело было с Мириам бат[4] Нахтом, которую схватили вместе с ее семью сыновьями. Заключив их в отдаленнейшей камере в темнице, начали выводить их поочередно перед императором. Вывели старшего из братьев.
— Поклонись идолу, — сказали ему.
— В Торе, — ответил он, — сказано: "Я, Господь — Бог твой".
Казнили его.
Привели второго и сказали:
— Поклонись идолу.
— В Торе, — ответил он, — сказано: "Да не будет у тебя иных богов кроме Меня".
Казнили и его.
Привели третьего и сказали:
— Поклонись идолу.
— В Торе, — ответил он, — сказано: "Богу иному не поклоняйся".
И его казнили.
Привели четвертого и сказали:
— Поклонись идолу.
— В Торе, — ответил он, — сказано: "Жертвующий богам, кроме одного Господа, подвергнется истреблению". И его казнили. Привели пятого и сказали:
— Поклонись идолу.
— В Торе, — ответил он, — сказано: " Слушай, Израиль, — Господь, Бог наш — Господь единый". И его казнили. Привели шестого и сказали:
— Поклонись идолу.
— В Торе, — ответил он, — сказано: "Познай же ныне и тверди сердцу твоему, что Господь есть Бог на небе вверху и на земле внизу. Нет другого".
И его казнили:
Привели седьмого, самого младшего. И сам император обратился к нему и сказал:
— Дитя мое! Поклонись идолу.
— Упаси меня Господь! — ответил отрок.
— Но почему? — спросил император.
— Потому, — был ответ, — что в нашей Торе так сказано: "Господа превознес ты ныне, чтобы Он был Богом твоим — — и Господь превознес тебя ныне, — — чтобы был ты Ему народом дорогим". Давно поклялись мы Всесвятому Благословенному, что не заменим Его другим богом, и также Господь поклялся нам, что другим племенем не заменит нас.
Сказал император:
— Братья твои успели пожить на свете, познать жизнь и счастье; ты же еще мал, ни жизни, ни счастья не изведал еще. Послушайся меня — поклонись идолу.
— В Торе нашей, — ответил отрок, — сказано: "Господь будет царствовать во веки веков". И еще сказано: "Господь — царь во веки веков, и исчезнут язычники из земли Его". Вы будете уничтожены, и царство ваше будет уничтожено, а Всесвятой Благословенный жив и будет жить вечно.
— Взгляни, — сказал император, — братья твои убитыми лежат пред тобою. Вот я оброню перстень мой перед идолом, наклонись и подними перстень, дабы присутствующие подумали: "он все же послушался веления императора".
На это отрок ответил:
— Горе тебе, император! Горе тебе, император! Своей честью ты так дорожишь, — как же должно дорожить честью Господа? Повели и его к плахе.
— Дайте мне, — взмолилась мать, — в последний раз облобызать его.
Ей это разрешили.
— Головой твоей заклинаю тебя, — сказала она, обращаясь к императору, — казни раньше меня, а его потом. Не внял император мольбе ее.
— Казнить отрока! — повелел он.
Заключила Мириам сына в объятия и, целуя и лаская его, говорила:
— Дитя мое! Иди к Аврааму, предку твоему, и скажи: Так велела мать моя сказать тебе: "Ты воздвиг один жертвенник, я семь жертвенников воздвигла: ты одним испытанием ограничился, а мое несчастье до конца совершилось".
Не успела она освободить сына из объятий своих, как его тут же умертвили. Поднялась она на кровлю и, бросившись вниз, убилась насмерть.
В эту минуту прозвучал Небесный Голос: "Радуйся, мать, о детях своих!" (Гит,. 57; Эйха Раба).
V. ЧУДО С ЕЛЕЕМ
Ворвавшиеся в Святилище войска Антиоха Епифана осквернили весь имевшийся в храме запас елея. После победы Хасмонеев там найден был единственный кувшин с елеем, с печатью первосвященника на нем. Елея этого едва доставало бы на один день. Произошло чудо: разлитый по лампадам, елей продолжал гореть в продолжение восьми дней. С тех пор установлено было празднование Восьми дней обновления" — Хануки (Шаббат, 21).
VI. ГИРКАН И АРИСТОВУЛ
Во время осады Гирканом Иерусалима, где царствовал брат его Аристовул[5], священники ежегодно спускали с городской стены сосуд с динариями, взамен чего получали от осаждавших животное для жертвы тамид. Состоявший при Гиркане некий старец, приверженец эллинской мудрости, сказал осаждавшим так:
— Покуда в храме продолжают совершать жертвоприношения, Иерусалим не будет предан в руки ваши.
На следующий день, когда от священников был получен сосуд с динариями, осаждавшие привязали к спущенной веревке свинью. Когда свинья была поднята до середины стены, она вцепилась копытцами в стену — ив эту минуту задрожала Святая Земля вдоль и поперек на протяжении четырехсот парса. И тогда же было постановлено: "проклят тот, кто разводит свиней, и проклят тот, кто обучает сына мудрости эллинской!" (Сота, 49).
VII. ИРОД
Ирод был слугою царствующего дома Хасмонеев, и полюбилась ему юная царевна. Однажды услышал он вещий голос: "Рабу, который ныне изменит, будет удача". Встал Ирод и убил всех членов Хасмонеева рода, оставив в живых одну упомянутую царевну. Поняв намерение Ирода, царевна взошла на кровлю дома и громким голосом провозгласила:
— Кто придет и скажет, что он из рода Хасмонеев, тот — раб лживый, ибо из рода этого оставлена была в живых единственная отроковица, и та бросилась с кровли на землю.
И с этими словами царевна бросилась с кровли и убилась насмерть.
"Из среды братии твоих поставь над собой царя".
— Это кем установлено? — сказал Ирод. — Законоучителями? Казнить их всех!
Оставлен был в живых, по велению Ирода, один Бава бен Бута, чтобы пользоваться мудрыми советами его. Предварительно, однако, у него выкололи глаза и пиявками окружили в виде венца голову его.
Пришел Ирод, сел против негр и сказал:
— Видел ты, что этот жестокий раб сделал?
— Что же я в силах сделать в отношении его? — спросил слепой Бава?
— Прокляни его!
— В Писании сказано: "Даже в помыслах не кляни царя".
— Сказано: "Начальника в народе твоем не проклинай", т.е. преданного народу. Этот же — враг народу. — — И ты не бойся проклясть его: ведь кроме меня и тебя здесь нет никого.
— "Птица небесная может слово перенести и крылатая — речь пересказать".
— Знай же, это я, Ирод, говорю с тобою. И признаюсь: знай я, что иудейские ученые — люди столь строгой нравственности, я не казнил бы их. Ныне же чем могу я искупить преступление свое?
На это Бава ответил так:
— "Заповедь — светильник и закон — свет". Погасивший свет мира (казнью мудрых), пусть зажжет свет мира (восстановлением храма).
Когда строился храм во времена Ирода, по ночам шли дожди, а к утру ветер разгонял облака, и светило ясное солнце. И это укрепляло в народе убеждение, что работа эта угодна Господу.
Предание гласит: кому не довелось видеть храма, восстановленного Иродом, тот не видал ничего истинно великолепного. Здание построено было из мрамора и лазоревого камня; кладка стен делалась с выступами и углублениями. Ирод намеревался покрыть стены золотой обшивкой, но ему посоветовали не делать этого: в натуральном виде стены отливали тонами морских волн (Б. Б,, 3-4; Таанит, 23).
VIII. ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ
Поучение р. Иегуды бар Шимона:
— Десять животных чистых указаны в Писании, из них трое — домашних, находящихся под рукой у человека: вол, овца и коза, и семеро — живущих на дикой воле; изюбрь, олень, серна, козерог, сайгак, зубр и лось. И Всемилосердный не заставлял человека взбираться на горы и утомляться, рыская по лесам, чтобы приносить в жертву из животных, находящихся на воле, но приемлет Господь приношения из животных домашних, вскормленных у яслей.
Вол преследуем львом, овца — волком, коза — пантерой. И Господь повелел: "Не из преследующих, но из преследуемых приносите в жертвы мне" (Танхума; Вайикра Раба, 27).
Поучения раби Ицхака:
— Почему в законе о дароприношениях, в отличие от жертвоприношений, сказано "душа"[6]? Потому что: "Кем, — сказал Господь, — обыкновенно совершается дароприношение[7]? Бедняком. И это для Меня так же ценно, как если бы он душу свою принес в жертву Мне".
Был такой случай: бедная женщина принесла в дар горсть муки, и начал священник издеваться над нею, говоря: "Взгляните, что люди эти приносят? Ни священнику поесть, ни Богу пожертвовать!" И был тому священнику во сне вещий голос: "Не издевайся над женщиной этой: равно, что душу свою она в жертву принесла" (Вайикра Раба, 3).
IX. НЕ В МЕРУ УСЕРДНЫЕ
"Человек с Храмовой Горы"[8] при свете факелов обходил, для проверки, сторожевые посты священников. При появлении его с каждого сторожевого пункта раздавалось: "Человек с Храмовой Горы, мир тебе!" Тех же из стражи, которых он заставал спящими, он бил палкой и имел право поджечь одежды на них.
Было в обычае, что пепел с жертвенника мог сгребать каждый желающий из числа священников. Когда желающих оказывалось много, они взбирались по ступеням наперегонки, и право сгрести пепел доставалось тому, кто опережал остальных на четыре локтя. Однажды был такой случай: двое кинулись по алтарным ступеням, отставший так сильно толкнул опередившего его товарища, что тот упал и сломал ногу. После этого случая очистка жертвенника от пепла стала производиться по жребию.
Сохранилось предание о другом случае: двое священников кинулись одновременно по ступеням жертвенника; оставшийся позади схватил нож и воткнул опередившему его в грудь. Прибежавший в храм отец убитого застал сына еще с последними признаками жизни и торжественно заявил присутствующим:
— Сын мой не убит наповал, он еще в агонии, и жертвенный нож, следовательно, остался неоскверненным!
На этом случае можно видеть, что в то время нарушение ритуальной чистоты считалось важнее даже кровопролития (Иома., 23).
X. ПРИНОШЕНИЕ ПЕРВИНОК
Как приносились первинки?
Из всех поселений данного прихода[9] собирались в центральном городе его и располагались на ночлег на улицах, под открытым небом. В обычное время пробуждения от сна глашатай выкликал:
— Вставайте, пойдем на гору Сион, к Господу, Богу нашему!
Из ближайших местностей приносились свежие смоквы и виноград, из более отдаленных — сушеные смоквы и изюм. Во главе шествия водили жертвенного вола с венком масличным на золоченых рогах. Сопровождаемые звуками свирели, направлялись к Иерусалиму. На близком расстоянии от святого града, посылали оповестить о своем приближении и приступали к украшению корзин с первинками. Навстречу паломникам выходили начальники города, наместники и казнохранители для приема их, согласно степени достоинства прибывших, а горожане-ремесленники всех цехов, выстраиваясь рядами, приветствовали их словами:
— Братья наши из такой-то и такой-то местности, благословен приход ваш!
При звуках свирели шествие направлялось к Храмовой Горе. При приближении к последней все, не исключая и царя Агриппы, брали корзины с первинками на плечи и несли их к храму, где шествие встречалось хором левитов, певших псалом:
"Хвала тебе, Господь, что поднял Ты меня И торжества врагам Ты не дал надо мною".
Люди богатые приносили первинки в серебряных и золотых корзинках, кто победнее — в плетенках из ивовых, очищенных от коры, ветвей (Бик., 3).
XI. ТОРЖЕСТВО ВОЗЛИЯНИЯ1'
Кому не довелось видеть "торжества возлияния", тот не видал в жизни своей зрелища истинно радостного.
Большие приготовления к этому торжеству начинались в исход первых трех дней праздника Кущей.
В женском отделении храма находились золотые светильники с четырьмя золотыми елейниками и четырьмя ступенчатыми подъемами при каждом. Четыре отрока из рода коганидов наполняли елейники из кувшинов, содержимостыо каждый в сто двадцать луг.
Фитили приготовлялись из приходивших в ветхость священнических облачений. И не было угла в городе, куда не достигал бы свет, зажигаемый при торжестве возлияния.
Благочестивейшие из граждан, с факелами в руках, устраивали хороводы перед народом, сопровождая пляски свои пением гимнов и славословий. На пятнадцати ступенях (по числу "Песен Восхождения" в Псалтири), нисходящих от мужского отделения к женскому отделению, толпились левиты с цитрами, арфами, кимвалами, трубами и бесчисленным множеством других музыкальных оудий. Двое священников с трубами в руках стояли в верхних вратах, ведущих от мужского к женскому отделению. При первом крике петуха они троекратно трубили в трубы, сходили до десятой ступени, вновь трубили троекратно и, продолжая трубить, шли к вратам, выходящим на Восток. Дойдя до этих ворот, поворачивались лицом на Запад и возвещали:
— Предки наши на этом месте становятся бывало "спиною к храму Господню, а лицом к востоку и кланяются на восток солнцу"2', а мы, — к Господу, к Господу очи наши.
И был прощальный привет их друг другу:
"Благословит тебя Господь с Сиона.
Иерусалима благоденствие Всю жизнь свою ты будешь созерцать. Увидишь сыновей у сыновей своих.
Мир Израилю!"
Предание о Гилеле Старшем:
'' Ежедневно при жертвоприношении тамида совершалось возлияние вина на жертвенник, а в дни праздника Кущей совершалось также возлияние воды.
2) Йехезкель, VIII, 16.
— Празднуя торжество возлияния, Гилель говаривал: "Здесь я — все здесь. Нетменя — кто же здесь? Втоместо, которое мне дорого, стопы мои ведут меня". Также и Господь говорит: "Придешь ты в Мой дом, Я в твой дом приду, а если ты в Мой дом не будешь приходить, Я в твой дом приходить небуду". Ибо сказано: "Навсякомместе, на котором назначу памятовать имя Мое, явлюсь Я к тебе и благословлю тебя".
(Сукка, 5; Т ос.)
XII. АГРИППЕ ПОЛЬСТИЛИ!..
В исходе первого дня праздника Кущей, после субботнего года, в храмовой палате устанавливался деревянный амвон, на котором в этот день восседал царь. Святой Свиток вынимался храмовым надзирателем и передавался главе Собрания, главой Собрания — священнонаместнику, священнонаместником — первосвященнику, первосвященником — царю. Царь вставал, принимал Свиток и прочитывал положенную на этот день главу.
Царь Агриппа, дочитав до слов: "Не можешь поставить над собою чужеземца, который не брат тебе", заплакал. Видя это, окружающие стали утешать его, говоря:
— Успокойся, Агриппа, — ты брат нам, ты брат нам. В тот час, — гласит сказание от имени раби Натана, — израильтяне гибели достойны были: Агриппе польстили они!.. (Сота, 41).
XIII. ЖЕРТВА ЗА ВРАГОВ
"За любовь мою они враждуют против меня, а я молюсь"
(Тегилим).
В дни праздника Кущей приносилась жертва из семидесяти волов за благоденствие всех семидесяти народов земли. Народы должны были бы с братской любовью относится к нам, но мало того что любови не питают к нам, они еще ненавидят нас (Танхума гаКадум).
XIV. ПАЛОМНИКИ
"И не посягнет никто на землю твою, когда пойдешь являться пред лицо Господа Бога твоего три раза в году". Телица твоя будет ходить по пастбищу, и зверь не нападет на нее, курица твоя будет копаться в навозе, и хорек не тронет ее.
Был случай с одним паломником, который, уходя, забыл запереть на замок двери своего дома. Возвратившись, он нашел на дверях змею, обвившуюся вокруг пробоев.
Другой случай: один паломник забыл загнать кур и оставил их на свободе. По возвращении своем он на том месте, где бродили его куры, нашел несколько растерзанных хорьков.
И еще был случай с двумя братьями-богачами из Ашкелона. Соседи их, язычники и люди весьма порочные, говорили: "Поскорее бы ушли они на богомолье в Иерусалим, — заберемся мы к ним в дом и присвоим себе все имущество их". Когда братья отправились в путь, явились два ангела, принявшие образ их, и стали заниматься хозяйством так, как это делали ушедшие братья. Возвратившись с богомолья, братья под-' несли соседям подарки из всего принесенного ими из Иерусалима. Удивленные соседи стали спрашивать:
— Уходили вы разве куда-нибудь из дому?
— Как же, — отвечали братья, — в Иерусалим.
— Когда же вы отправились туда?
— В такой-то день.
— А возвратились когда?
— Тогда-то.
— А кого вы оставили вместо себя дома?
— Никого.
Услыша это, язычники сказали:
— Благословен Бог евреев. Он не оставил их и не оставит во веки!
(Пес,, 8; Иерушалми, Пеа; Шир гаШирим Раба)
XV. ИСКОРКИ НАРОДНОГО ОСТРОУМИЯ
Один иерусалимлянин отправился по делам в провинцию и в одном городе заболел. Чувствуя приближение смерти, он призвал хозяина дома и, вручив бывшие при нем деньги, сказал: когда явится мой сын из Иерусалима и совершит три остроумные вещи, отдай ему эти деньги.
Вскоре иерусалимлянин умер. Жители же того города сговорились между собой[10] не указывать приезжему местожительства кого-либо из граждан.
Наследник, узнав о смерти отца и догадываясь, у кого оставлено наследство, отправился в тот город. У городских ворот ему попался дровосек с вязанкой дров.
— Продаешь дрова? — спросил он.
— Продаю, — ответил тот.
— Получи следуемое и отнеси дрова к такому-то. (И он назвал хозяина, в доме которого умер его отец.)
Дровосек направился с дровами к названному домохозяину. Он идет, а наследник — за ним. Придя на место, дровосек постучал в ворота и стал звать хозяина:
— Послушай, такой-то, выходи принимать дрова.
— Но разве я заказывал тебе дрова принести?
— Правда, ты не заказывал, но заказал вот этот человек, который пришел следом за мною.
Пришлось хозяину волей-неволей открыть двери и принять гостя с подобающими приветствиями.
— Кто ты? — спросил хозяин.
— Я сын того человека, который скончался у тебя в доме.
Пригласил его хозяин к обеду. За столом, кроме хозяина и жены его, сидели двое сыновей и две дочери их. Кушанья подано было пять порций.
— Прошу тебя, — обратился хозяин к гостю, — подели кушанье между всеми нами.
Гость поделил кушанье так: одну порцию подал хозяину и хозяйке, одну — обоим сыновьям, одну — обеим дочерям, а остальные две оставил себе.
На ужин подали фаршированную курицу. Снова хозяин предложил гостю распределить кушанье. Разрезал гость курицу и роздал так: голову хозяину, печенку, сердце и пупок хозяйке, каждому из сыновей по бедрышку с ножкой, каждой дочери по крылышку, а все остальное взял себе.
— Послушай, — сказал хозяин, — это у вас, в Иерусалиме, принято так делить кушанье?
— А разве я поделил неправильно? На первый раз подано было пять порций; я положил тебе и жене одну порцию, получилась — тройня, двум сыновьям вашим одну порцию, получилась тройня, две дочери и одна порция — тройня, остался я с двумя порциями, что также составляет тройню, — не правда ли, ничуть не больше чем у вас. На второй раз подали курицу. Хозяину, главе дома, я дал головку; жене, родительнице детей твоих, — внутренние органы; сыновьям, опоре дома, — бедрышки с ножками; дочерям, которым предстоит улететь от тебя к будущим мужьям, — крылышки, а себе взял корпус, похожий на кораблик: я на корабле прибыл сюда и на корабле уеду отсюда. А теперь отдай, любезный друг, деньги, оставленные у тебя моим отцом.
Некий афинянин, находясь в Иерусалиме, дал ребенку несколько мелких монет и сказал:
— Иди, купи и принеси мне такого кушанья, чтобы я поел, насытился и, что останется, мог взять в дорогу. Ребенок пошел и принес ему соли.
— Вот, — сказал он, — то, что ты велел купить: клянусь, ты и поешь, и насытишься и чтобы в дорогу взять останется.
Афинянин зашел в школу и, не застав там учителя, стал задавать ученикам разные вопросы.
— Послушай, — предложили дети, — условимся так: у того, кто не сумеет ответить на заданный вопрос, вопрошающий имеет право забрать все находящиеся при нем вещи.
Афинянин согласился. Тогда дети предложили такой вопрос:
— Скажи, что это значит: девять уходят, восемь приходят, двое наливают, один пьет, двадцать четыре прислуживают.
Афинянин разгадать не мог и, отдав все бывшие при нем вещи, отправился с жалобой к учителю тех детей, раби Иоханану.
— А какой вопрос они задали тебе? — осведомился р. Иоханан. Афинянин сказал.
— Сын мой, — объяснил р. Иоханан, — девять уходят, это девять месяцев беременности; восемь приходят, это восемь дней от рождения до обрезания; двое наливают — материнские сосцы; один пьет — младенец; двадцать четыре прислуживают — число месяцев для кормления грудью.
Афинянин возвратился в школу с этой разгадкой и получил обратно свои вещи. Дети, догадавшись, у кого он узнал разгадку, сказали словами поговорки:
"Кабы ты не нашей телицей пахал, ты бы загадки нашей не разгадал".
— Зашей, — сказал афинянин портному-иудею, подавая расколотую ступку.
— Скрути нитку, — ответил портной, высыпая перед ним горсть песку.
Раби Иегошуа, приближаясь к одному городу, увидел молоденькую девушку, черпающую воду из ручья.
— Дай мне напиться, — попросил он.
— Пей и ты, и осел твой, — ответила девушка. Напившись, раби Иегошуа сказал:
— Благодарю тебя, дочь моя, ты поступила со мною подобно Ревекке.
— Да, — ответила девушка с лукавой улыбкой, — я-то поступила с тобою подобно Ревекке, да ты-то вот не поступил со мною подобно Элазару...[11]' (Эйха Раба).
[1] Назорей (назир) — давший обет воздержания на определенный срок или на всю жизнь. Осквернивший, т.е. нарушивший, обречение свое, назорей приносил установленную жертву. (См. Бемидбар, 6)
[2] Седьмым годом, когда, по закону Моисееву, не производилось никаких посевов и посадок.
[3] Символ могилы.
[4] Дочь.
[5] Из дома Хасмонеев
[6] "Нефеш" — душа, вместо обычного "Иш" — человек.
[7] Состоящее из небольшого количества муки, елея и ладана.
[8] Надзиратель при храме.
[9] Святая Земля делилась на двадцать четыре прихода, и в каждом приходе совершалось богослужение в тот час, когда в храме, в Иерусалиме, совершалось жертвоприношение тамид.
[10] По-видимому, по наущению наследохранителя, задумавшего присвоить себе доверенные ему деньги
[11] См. Берейшит, 24, 22.