Талмудист, сбившийся с праведного пути из-за своего богатства. – Учитель, разочарованный поездкой к своему ученику.
Много лет тому назад, еще до того, как в соседних местечках знали что-либо о хассидах и хассидизме, был в Горках раввин по имени р. Нахман-Ицхак, славившийся своей гениальностью. Он руководил ешивой, в которой было всего двадцать учащихся, отличавшихся своими исключительными способностями и прилежностью. Среди этих учеников был один юноша по имени Липа-Барух, знавший наизусть несколько трактатов Талмуда с их комментариями Раши и Тосефот. К тому же он был очень набожен. Он учился в этой ешиве до самой свадьбы.
Сватом его был сам горковский раввин. Липа-Барух стал зятем богатого посессора р. Цадок-Иллеля, который арендовал помещичью усадьбу Рутепка. Этот р. Цадок-Иллель был человеком грамотным, но его добрые дела превзошли его ученость. Помимо Рутепки он арендовал также и другие помещичьи хозяйства. Со своей стороны, он сам отдавал в аренду реки и озера этих хозяйств, а также мельницы и корчмы, обеспечивая многих евреев источниками заработков. Он не обижал своих арендаторов, а оказавшихся в стесненном положении он и вовсе освобождал от арендной платы.
Поэтому все благословляли этого р. Цадок-Иллеля за его доброту. И он действительно был благословлен не только богатством, но и хорошими, славными детьми, – сыновьями и дочерьми. Как и подобает благотворителю и дорожащему честью талмудистов, посессор щедро поддерживал ешиву в Горках и был высоко почитаем раввином и рош-ешивой.
Само собой разумеется, что если р. Нахман-Ицхак рекомендовал своего ученика Липа-Баруха в зятья р. Цадок-Иллелю, то было это потому, что юноша этот заслужил быть зятем такого богатого и всеми уважаемого человека. Р. Нахман-Ицхак сосватал почти всех детей богатого посессора; без него посессор шагу не делал.
По совету р. Нахман-Ицхака посессор обещал Липа-Баруху шесть лет харчей. В течение этих шести лет сидел Липа-Барух в Рутепке и с большим прилежанием продолжал заниматься Торой Благодаря тому, что он был также общительным и вообще красивым собой и добросердечным человеком, он был любимцем посессии. Наезжавшие в посессию знатоки Талмуда имели с кем побеседовать по вопросам Торы. Тестю и теще это доставляло огромную радость, как и жене и всем родным.
Помимо всех этих качеств был Липа-Барух также музыкален; его напевы пленяли сердца. Но он был и не без недостатков. Он сильно завидовал всем тем, которые хоть чем-либо отличались, и любил хвастать собою. Это оказывало на него и хорошее влияние, заставляя его еще прилежнее изучать Талмуд, чтобы не быть превзойденным кем-либо в этой области, и делал он это демонстративно с тем, чтобы заслужить за это всеобщую хвалу. Однако эта зависть постоянно его съедала, она привела к тому, что в конце концов от нее страдало все его существо.
В то время, как Липа-Барух был занят учебой, братья его жены помогали их отцу в его делах. Старший сын посессора объезжал помещичьи имения и отчитывался за дела, которые вели с ними, являясь представителем отца перед помещиками. Липа-Барух позавидовал ему за его широкие знакомства с помещиками.
Когда окончились обусловленные шесть лет даровых харчей у тестя, посоветовал ему горковский раввин занять должность раввина в одном из местечек, предлагавших ему этот почетный пост. Тесть был готов и дальше держать его на своем иждивении, лишь бы он продолжал учебу. Но Липа-Барух решил лучше взяться самому за коммерцию. Он попросил тестя передать ему одну из его посессий или предоставить ему работу в его делах.
Р. Цадок-Иллель выбрал одну из своих посессий и передал ее зятю. Оказалось, что Липа-Барух и в дело годится, – он успевал в делах. Он научился польскому языку и получил доступ к помещикам, которых он стал часто навещать, так же как и они его. Поскольку у Липа-Баруха были служащие-евреи в посессии и несколько соседей евреев, он построил себе молельню и весьма часто уделял время учебе.
Духовный уровень помещиков в те времена был весьма низким. Как старики, так и молодежь проводили свои дни, а то и ночи напролет в гулянках, предаваясь пьянству и картам. То, что Липа-Барух был музыкален, привело к тому, что помещики стали приглашать его на свои празднества или же являлись к нему проводить время и слушать его песни. Понятно, что чем дальше, тем больше нееврейских мотивов оказалось в его репертуаре.
Липа-Барух научился также играть на скрипке. Это еще больше открыло перед ним двери помещичьих замков. Если проводишь время среди таких никчемных людей, пьяниц и кутил, то постепенно начинаешь и сам равняться по ним. Так получилось и у Липа-Баруха. Его душевные достоинства начали понижаться, пока он окончательно не сбился с пути праведного.
В материальном же отношении Липа-Барух продолжал преуспевать Когда обладаешь большим богатством и имеешь дело с помещиками-пропойцами, то становишься одним из них.
Теперь только разыгралась у Липа-Баруха его беспредельная зависть и желание отличиться. Почему ему не жить, как помещики живут, а пожалуй и перещеголять их? Они разъезжают в каретах, значит, и ему следует разъезжать в карете, и именно лошадьми цугом, и с еще большим блеском и парадностью, чем богатейшие помещики. Одеваться он начал также лучше и красивее соседей-помещиков. Затем он начал украшать свой дом, превращенный им чуть ли не в рыцарский замок. Весь образ жизни был поставлен в замке на помещичий лад.
По всей округе пошел слух, что Липа-Барух сбился с праведного пути. Говорили о нем, что он позволяет себе делать все запрещенное. Очень бросалось это в глаза гоим, весьма неодобрительно смотревших на еврейский разгул.
Дошло это также до слуха р. Нахман-Ицхака, раввина и рош-ешива местечка Горок. Это очень его огорчило. Липа-Барух был его любимым учеником; благодаря ему, р. Нахман-Ицхаку, он и стал зятем р. Цадок-Иллеля, поэтому он чувствовал и себя виновным в том, что его протеже пошел по плохому пути.
И вот раввин Горок посылает нарочного к Липа-Баруху с приглашением прибыть к нему. На это ответил Липа-Барух тем, что выслал раввину карету с парой огненных лошадей и письмом, которым он приглашает своего бывшего учителя приехать к нему в имение.
Письмо было написано очень почтительно; по-видимому, Липа-Барух хотел этим показать свое высокое уважение к бывшему своему учителю и свату. Но все же это означало, что не он к учителю, а учитель должен явиться к нему. Поэтому сильно задумался горковский раввин, следует ли ему ехать к посессору. Трое суток задержался у раввина посланец Липа-Баруха, пока раввин, он же рош-ешива, решал, как ему поступить. Наконец он решил все же поехать к Липа-Баруху. Он надеялся повлиять на него и вернуть на путь праведный.
Но р. Нахман-Ицхак поехал не один. Его сопровождало достоточное количество людей, чтобы составить ему миньян во все время его нахождения у Липа-Баруха. Это должно было особо подчеркнуть его бывшему ученику, на какой плохой путь тот стал, изменив основным традициям своего народа.
От миньян а, которым Липа-Барух располагал некогда на своей посессии, ничего уже не осталось. Молельня, в которой молились некогда трижды в день, была на замке. Не только Липа-Барух, но и остальные евреи, жившие на его посессии, давно уже в ней не молились, перестали молиться вообще. Остались только три-четыре старика, придерживавшиеся путей Торы.
Когда в посессию прибыл р. Нахман-Ицхак, принял его Липа-Барух с почетом. Он начал хвалиться перед своим учителем своим богатством и великолепием замка, Горковский раввин разрыдался.
– Такое материальное богатство, – обливался он слезами, – и такая духовная бедность!
Раввин начал читать мораль своему ученику и требовать от него покаяния. Липа-Барух выслушал его со скептической улыбкой, как бы говоря: Рабби, Ваши слова не помогут. Я уже не покаюсь!
Р. Нахман-Ицхаку было уже ясно, что он на Липа-Баруха не повлияет, и он вернулся домой с разбитым сердцем.
Посещение гаона р. Нахман-Ицхака нисколько не повлияло на его ученика, богатого посессора Липа-Баруха. Больше того, после этого визита посессор еще больше отдалился от еврейства. Он, правда, «монету еще не разменял», не перешел еще к гоим совсем, но с евреями почти не общался.
Это причинило много горя набожным евреям во всем районе. Все попытки каким либо образом все же повлиять на него, чтобы он изменил свое поведение, оказались безуспешными. И на него махнули рукой. Его рассматривали как окончательно потерянного для еврейства. Шел год за годом, и Липа-Барух все глубже опускался в преисподнюю.
Больше всех страдал от этого его бывший учитель р. Нахман-Ицхак. Его огорчало не только то, что его попытка привести Липа-Баруха обратно в лоно еврейства потерпела неудачу, но и то, что Липа-Барух был некогда его любимейшим учеником, на кого он возлагал столько несбывшихся надежд. Как же он мог такое проглядеть?
По этой причине читал раввин и рош-ешива Горок каждый день в определенное время Теилим, читал с разбитой душой и плачем. Он читал Теилим, молясь за Липа-Баруха и умоляя Всевышнего осенить грешника мыслью покаяться. Р. Нахман-Ицхак все еще не терял надежды вернуть в конце концов своего бывшего ученика на правильную стезю.
У р. Нахман-Ицхака было заведено отправляться каждую ночь в синагогу «справлять хацот». Там он оставался уже до послеобеденного времени, после чего он молился минха и затем возвращался домой до вечерней молитвы. Теилим за Липа-Баруха он читал всегда в определенное время – до «большой минха», перед тем, как он снимал с себя облачения, т а лит и тефилин.
Однажды, во время этого чтения Теилим гаоном в его обычном облачении – вталит и тефилин, чтения, сопровождаемого горькими слезами, прокрался в синагогу странник и забрался в дальний угол, пристально вглядываясь оттуда в гаона. Он прислушивался к его чтению Теилим, и из его глаз также начали капать слезы. Он был взволнован. Он подождал, пока р. Нахман-Ицхак не покончил с этим чтением Теилим. Тогда он подошел к нему и дрожащим голосом сказал:
– Доброе утро, рабби!
Гаон посмотрел на странника и спросил:
– Кто ты, сын мой?
– Вы не узнаете меня, рабби? – спросил странник, – Это ведь я, Липа-Барух, Ваш бывший ученик! И он разрыдался. А затем рассказал:
– Вот уже несколько месяцев, как я решил покончить с недавним прошлым и вернуться на путь праведный. Я давно уже оставил свое имение и пошел «справлять галут». Теперь я пришел к Вам, рабби. Я хочу, чтобы Вы мне сказали, как вести себя с этого дня и дальше.
Р. Нахман-Ицхака охватила великая радость.
– Я все время чувствовал, что ты не совсем еще потерянный, – сказал он. Он велел бывшему своему ученику явиться к нему через три дня, и тогда он ему укажет, как наладить свою жинзь в дальнейшем.
Между тем подошел к р. Нахман-Ицхаку горковский меламед р. Нисан (отец зятя добромысльского кузнеца, р. Ицхак-Шаула, который был другом Липа-Баруха), и оказалось, что р. Нисан, который был членом тайной хассидской организации в Горках до ее легализации, знал уже о стремлении Липа-Баруха покаяться. В этом помогла ему горковская хассидская организация по указанию самого р. Исраель-Баал-Шем-Това. А произошло это следующим образом. До р. Нисана был руководителем хассидов в Горках р. Азриель-Иосеф, который совместно с другим хассидом, р. Авраам-Менделем, часто посещал Баал-Шем-Това в Межбуше. Однажды, явившись к Баал-Шему, они получили важные поручения: Р. Азриель-Иосефу было поручено вернуть Липа-Баруха на праведный путь, а р. Авраам-Мендель получил наказ сблизиться с неким Хаим-Шмуелем, который жил в соседней деревне, и сделать его хассидом.
Когда р. Азриель-Иосеф вернулся из Межбуша, он сразу отправился в имение Липа-Баруха, находившееся в двадцати верстах от Горок. Но как добраться до самого Липа-Баруха, который жил широко, подобно вельможе, и общался только с помещиками? Р. Азриель-Иосеф хорошо знал, что обычным путем он к Липа-Баруху не доберется, а если и попадет к нему, то он с ним ничего не поделает, тот его не послушает и, вероятно, попросту прогонит прочь.
Но Баал-Шем ведь дал поручение, которое нужно во что бы то ни стало выполнить. Р. Азриель-Иосеф, который был большим ученым и очень набожным человеком, каббалистом и великим умницей, жил своим трудом. Он делал все, что попадалось под руку, лиш бы не быть кому-либо в тягость. Так вот, он нанялся в имение подёнщиком.
Он выполнял поручаемые ему работы честно и в то же время не спускал глаз с «помещика», как называли Липа-Баруха.
Р. Азриель-Иосеф хотел привлечь к себе внимание Липа-Баруха, чтобы завязать с ним знакомство. Это было не легким делом, но, если такой человек, как р. Азриель-Иосеф, в котором можно было сразу узнать талмид-хахама, выполняет тяжелую черную работу, показывая этим, что он хочет заработать свой хлеб честно без каких-либо льгот и поблажек, – такой человек должен привлечь к себе внимание окружающих его людей. Первым обратил на него внимание управляющий имением, а затем и сам Липа-Барух.
Липа-Барух, великий грешник, который был тем не менее большим знатоком Талмуда, знал как ценить человека Торы,, и он заинтересовался тайным хассидом. Что-то отличало р. Азриель-Иосефа от всех других евреев-талмудистов, которых знал Липа-Барух. Он заводил с ученым разговор раз и еще раз, не переставая дивиться уму и знаниям р. Азриель-Иосефа.
Липа-Барух, проникшийся атеистическими взглядами под влиянием критических трудов известных безбожных авторов, любил беседовать с религиозными евреями и «доказывать» им свою правоту, доказывать им, что в вопросах веры он лучше их разбирается. Большинство талмудистов вообще не хотели слушать его, отмахивались от его безбожных мыслей, или же не знали, что ему ответить.
Р. Азриель-Иосеф, который сам был философом, очень внимательно выслушивал Липа-Баруха. Он старался понять и запомнить все его высказывания, доказательства и мысли с тем, чтобы подготовить на них соответствующие ответы. Если Липа-Барух с самого начала считал, что вот он «поймал» р. Азриель-Иосефа и «убедил» его своей философией, то вскоре он должен был признать, что он потерпел в споре со своим оппонентом полное фиаско. Р. Азриель-Иосеф в долгу у него не остался и начал давать ему «сдачи» строгой логикой, умом и глубокими мыслями философа. Еврейский помещик был ошеломлен и совершенно сбит с толку.
Липа-Барух не только убедился, что он побежден, но он начал видеть правоту мыслей и доказательств тайного хассида. Результатом этого явилось то, что он почувствовал свою неправоту, он пошел по неверному пути и совершил большую ошибку, оставив евреев и еврейство.
Постепенно подпадал Липа-Барух под сильное влияние р. Азриель-Иосефа. Грешнику начали приходить на ум мысли о покаянии, о чем он открыто поговорил с р. Азриель-Иосефом. Ученик Баал-Шема убедился, что он по существу уже выполнил данное ему поручение. В один прекрасный день он зашел к Липа-Баруху и заявил ему, что оставляет имение; он намерен отправиться «справлять галут» для выполнения других поручений Баал-Шем-Това, как это принято у хассидим.
– Я иду с Вами, – просто заявил Липа-Барух.
В течение трех месяцев странничал Липа-Барух с р. Азриель-Иосефом, пока этот ученик Баал-Шема не попрощался с ним однажды, заявляя, что он имеет перед собою ряд других поручений к исполнению.
Тогда явился Липа-Барух в Горки к своему бывшему учителю просить указания, как искупить свои великие грехи и как наладить свою жизнь в дальнейшем. Р. Нахман-Ицхак посоветовал ему продать свое имение и поселиться в Минске, который был в то время центром Торы. Липа-Барух так и сделал. Он прожил в Минске десять лет и вел нормальный образ жизни еврея-талмудиста. Позже он купил имение Сичин вблизи Горок и дружил со своим бывшим учителем.
Однажды, будучи в Горках, встретил Липа-Барух своего старого друга р. Азриель-Иосефа. Он бросился ему на шею и расцеловал в благодарность за то, что он ему помог вернуться на путь истины. Но у р. Азриель-Иосефа была тогда причина не открываться кому-либо, – члены хассидского кружка были еще тогда в подполье. Он не хотел, чтобы Липа-Барух узнал его, поэтому он категорически отрицал, что это он и есть тот самый человек, который некогда работал у него в имении и странствовал вместе с ним по городам и весям. Понял ли Липа-Барух, что у р. Азриель-Иосефа веские причины не признаваться ему, или же он действительно считал, что он ошибся, – так или иначе, но он от р. Азриель-Иосефа отстал, оставив его в покое и дав ему возможность продолжать свою хассидскую деятельности тайно.
Конец первой части.