Р. Вольф вновь берет верх над ксендзом. – Его арест. – Его диспуты с духовенством в Киеве. – Навет и казнь. – Вдова и сирота р. Вольфа.
Теперь, когда р. Вольфа-сапожника больше не было в деревне, ксендз вновь начал проповедовать на базарной площади, куда он созывал евреев, требуя выслушивать его. И вновь он начал приводить свои старые «доказательства» того, что евреи обязаны перейти в католицизм. Еврейское население деревни обязано было слушать его разглагольствования, и евреи были вновь охвачены чувством горя и боязни. Их огорчало то, что нет больше среди них р. Вольфа, который мог бы опровергнуть слова ксендза. Они были испуганы, хорошо сознавая, какая им грозит опасность, – ксендз будет постепенно все сильнее и сильнее на них нажимать, попытается силой заставить их креститься.
Положение евреев ухудшилось еще и тем, что ксендз нашел себе помощника. Это был сын местного помещика. Молодой помещик был в некоторой степени человеком образованным и к тому же большим фанатиком. Он полностью поддерживал ксендза в его попытке завлечь евреев в сеть отступничества от своей веры. Он также начал появляться на сборищах на базарной площади, стоял рядом с ксендзом на амвоне и прислушивался к его проповедям. Он и сам обращался к собравшимся с речью.
Молодой помещик пытался также доказать свою преданность вере и свои знания. Он выкладывал перед слушателями все свои теологические познания в попытке убедить евреев, что они должны возможно скорее перейти в христианство. При этом не забывал он прибегать и ко всякого рода угрозам, запугивая евреев тем, что если они будут продолжать упорствовать, они наживут себе немало неприятностей. Это причинило евреям много горя, но они не знали, как и чем помочь себе.
И вновь наступило лето, время перед жатвой! Ксендз с помощью молодого помещика вновь собрал евреев и гоим и читал им одну из своих обычных проповедей, призывая евреев креститься. Молодой помещик выступил на этот раз с новыми «доказательствами», свидетельствующими о необходимости евреям отказаться от своей веры.
– Может ли кто-нибудь опровергнуть приведенные мною доказательства? – обратился молодой помещик к присутствующим.
В течение некоторого времени господствовала мертвая тишина. Кто же осмелится ответить молодому помещику и ксендзу? Но вдруг выдвинулся кто-то со стороны, заявляя:
– Я отвечу! – и смелыми шагами пошел прямо к амвону.
Все посмотрели на смельчака, и кто же это был? К общей радости это был не кто иной, как сам р. Вольф-сапожник. После того, как р. Вольф долго проблуждал по городам и городишкам неузнанным, он, наконец, передумал, и со своей женой решил вернуться в свою прежнюю деревню. Он хорошо сознавал, что евреи опять будут нуждаться в нем. Он верно рассчитал, что когда его больше не будет в деревне, ксендз опять возьмется за старую свою дьявольскую работу. Теперь р. Вольф вновь появился на сцене, готовый вступить в единоборство с ксендзом и его помощником, молодым помещиком.
И опять показал р. Вольф свою силу. На хорошем, беглом польском языке он отшвырнул все соображения ксендза и молодого помещика. Он попросту закрыл им рты. Они вынуждены были признать себя побежденными. Евреев охватила радость, они опять почувствовали себя вне опасности. Р. Вольф с женой на этот раз уже остались в деревне совсем. По-видимому, чувствовал теперь р. Вольф, что нельзя ему больше оставить евреев деревни: без нею они будут беспомощны.
В один из вечеров в конце лета сидел р. Вольф в синагоге за священной книгой. Вдруг явились трое вооруженных полицейских и арестовали его, оторвав от открытой перед ним книги Поднялась суматоха. Жена р. Вольфа горько плакала, умоляя пощадить мужа. На это ей сказали, что приказ об аресте исходит от высших инстанций и что ведено доставить р Вольфа в Лукач к бишофу.
Было ясно, чья рука замешана во всем этом. Ксендз и молодой помещик, уязвленные в своих горделивых чувствах победами р. Вольфа, решили отомстить ему за это и одновременно избавиться совсем от него. Они донесли на р. Вольфа бишофу, а тот нашел уже основание для ареста.
Целый месяц находился р. Вольф в Лукаче под арестом. Он обязан был дважды в неделю являться в дом бишофа, чтобы вести диспут с этим высокопоставленным духовником об иудаизме и христианстве. Бишофу было очень важно, положительно до смерти необходимо было победить в споре р. Вольфа. Но он не смог добиться этого. Р. Вольф всегда разбивал все его доводы, доказательства и мнения. Убедившись, что он с р. Вольфом ничего не поделает, он донес на него Высшему католическому церковному совету, который находился тогда в Киеве, и р. Вольф был отправлен под вооруженной охраной в Киев.
В Киеве сначала приняли его весьма милостиво. Ему разрешили находиться на частной квартире в условиях полной свободы. Раз в неделю его вызывали на публичный диспут с одним из высокопоставленных церковников. Так прошло пять месяцев. Ни в одном из всех проведенных диспутов никто не смог одолеть р. Вольфа, – он всегда выходил на них победителем.
Священники были глубоко уязвлены этим. Они не находили выхода из создавшегося положения. Тогда они прибегли к давно испытанному способу избавиться от опасного противника – навету. Они попросту возвели на р. Вольфа напраслину Его ложно обвинили в том, что он якобы хулил и высмеял Христа, церковь и священников.
Р. Вольфа поставили перед церковным судом. Все было подготовлено заранее. Выступили лжесвидетели и «подтвердили», что р. Вольф действительно хулил и высмеял Христа и католическую церковь
Прокурор потребовал для несчастного р. Вольфа высшую меру наказания, и он был приговорен к сожжению живьем.
Казнь была совершена публично в самом центре Киева через несколько дней после вынесения приговора. Дьявольская жестокость священников была столь ужасна, что они заставили раввина и лиц, возглавляющих еврейскую общину, присутствовать при совершении казни.
Трагедия, сильно потрясшая евреев города Киева и других общин, была тем ужаснее, что как раз незадолго до суда р. Вольф узнал, что его жена ждет ребенка. Это был первый его ребенок, и радости его не было границ. Но ему не суждено было видеть своего дитяти. Когда р. Вольф умер мученической смертью ал кидуш ашем, вдова была еще только в первых месяцах беременности.
Киевская еврейская община просила вдову казненного остаться в их городе, и они ее обеспечат всем необходимым. Но она отказалась. Она решила вернуться в Любавич, где она родилась и где жили ее родители.
Так она и сделала. При первой возможности она оставила Киев и вернулась в Любавич. Ее отец, бедный портной, был уже стар и сам вынужден был прибегать к благотворительной помощи общины. Поэтому она в доме родителей не нашла себе покоя Других близких родственников, от которых она могла бы ждать материальной помощи, у нее также не было. Любавичская община, зная уже о великом благочестии и мученической смерти р. Вольфа, была готова брать на себя все расходы по ее содержанию. Но она отказалась и от этого. Она объяснила, что она следует указаниям мужа-мученика о важности и необходимости жить своим трудом и не прибегать к людской благотворительности. Поэтому она выразила желание получить какую-либо работу, которая могла бы обеспечить ее существование в те последние месяцы беременности, в которых она уже находилась.
С этой целью она поступила в услужение к одному из зажиточных обывателей Любавича, в доме которого она и родила сына.
Новорожденный мальчик был назван именем своего отца – Вольфом. Обрезание было отпраздновано очень торжественно. Была истинная симхат мицва.
В течение трех лет растила своего ребенка, вдова казненного р. Вольфа, и все это время она жила своим собственным трудом, отказываясь от чьей-либо материальной помощи себе или ребенку. То ли от тяжелой, полной лишений жизни, то ли по какой другой причине, но вдова р. Вольфа в конце концов заболела, слегла и уже больше с кровати не встала. Трехлетний Вольф остался круглым сиротой.
Теперь община уже должна была и обязана была выискивать средства, чтобы обеспечить сироту. Но судьба ребенка не вызвала особой тревоги. Очень скоро нашелся благодетель, забравший к себе в дом сиротку на воспитание. Это был Цви-Арье, который, как нам уже известно, унаследовал дом и огород нистара р. Биньямина, обещав ему брать в , дом на воспитание сирот и держать дом всегда открытым для всех, нуждающихся в ночлеге.
Случай этот был для Цви-Арье и его жены Леа-Брайкы особо подходящим. Ведь сиротка Вольф был не просто беспомощным малюткой, – он был к тому же сыном святого мученика р. Вольфа, который во время своего проживания в Любавиче был так дружен с р. Биньямином.
У Цви-Арье и Леа-Брайне были уже и собственные дети
– мальчик и девочка. Это дало им возможность выполнить и другую часть завещания р. Биньямина, – назвать мальчика его именем – Биньямином, а девочку именем его жены – Саррой.
Биньямин и Сарра были оба хорошими детьми. Маленький Биньямин отличался хорошими способностями и успехами в учебе, а его сестра Сарра отличалась добросердечностью и красотой. Еще ребенком она уже помогала матери по уходу за сиротами, воспитывавшимися в их доме.
Когда сиротка Вольф был принят к ним в дом, маленькая Саррочка играла с ним и дружила, как с родным братиком.
Не прошло много времени, и оказалось, что маленький Вольф проявляет большие способности в учебе, и к тому же он очень прилежен. Поэтому было весьма естественно, что оба мальчика, Вольф и Биньямин, оказались товарищами по учебе. Они оба подходили друг другу во многом. Таким образом, вновь завязалась дружба между новым Биньямином и новым Вольфом.