Чему учился Барух у простого ремесленника. – Кузнец и его дети. – От труда к Торе.
Способ, каким пытался кузнец Элиезер-Реувен внедрить еврейство в сознание невежественного, огрубелого Зевулун-Биньямина, произвел на Барака огромное впечатление. Это показало ему самую глубину и красоту еврейской души. Кузнец, который и сам, казалось бы, был простым человеком, старался все же передать то немногое, что он знал, тому, кто знал еще меньше. Барух видел в этом самую суть, самую силу, поддерживающую у евреев их еврейство; отцы обучают детей, еврей учит другого еврея. Ни один еврей не остается оторванным и отчужденным от общества.
Барух начал больше интересоваться Зевулун-Биньямином.
Он хотел больше знать о нем. То, что ему самому выудить не удавалось, он узнавал через своего хозяина.
Зевулун-Биньямин родился и вырос среди гоим на селе. Его отец выполнял самые простые и тяжелые работы. Он рыл колодцы и понемногу торговал лошадьми. Он был также знатоком коров и лошадей и мог их лечить. Крестьяне, а также помещики звали его лечить их скотину.
Зевулун-Биньямин до бар-мицвы (тринадцати лет) не знал ни одного еврейского слова. Когда умер его отец, он не смог читать по нем кадиш. Зевулун-Биньямин шел по стопам отца в части ремесла. Он унаследовал от отца уменье лечить коров и лошадей. Когда Зевулун-Биньямин женился, он поселился на окраине города и стал соседом Элиезер-Реувена. Кузнец сблизился с ним и возбудил в нем желание соблюдать законы еврейства.
Под влиянием Элиезер-Реувена стал Зевулун-Биньямин очень набожным, несмотря на такое большое его невежество. По субботам и праздникам стоял Зевулун-Биньямин в синагоге с накрытой талитом головой и проливал горькие слезы. Это было уже после того, как он нанял себе учителя и научился читать. До этого он молился с помощью того же меламеда у себя дома в одиночестве.
ЭлиезергРеувен очень гордился этим Зевулун-Биньямином. Он чувствовал, что внес и свою лепту в то, что Зевулун-Биньямин стал набожным. И действительно, немалой была заслуга этого благородного кузнеца в том, что такой отсталый сын еврейского народа вернулся в лоно еврейской общины. Зевулун-Биньямин остался бы навсегда среди гойм; а если он попал бы в еврейскую среду, то над его невежеством издевались бы и этим еще больше оттолкнули бы его от еврейства.
Элиезер-Биньямин завоевал Зевулун-Биньямина для еврейства любовью. Он его приласкал, как собственного ребенка. Зевулун-Биньямин увидел в кузнеце друга и учителя. Это сделало Зевулун-Биньямина не только правоверным евреем, но и добрым по отношению к людям. Он раздавал много милостыни и выказал большую любовь и уважение к людям, обученным Торе. Он с женой заказали у писца свиток Торы и передали его в синагогу. Они также приняли к себе в дом на воспитание трех сирот. Своих детей отдавал Зевулун-Биньямин лучшим учителям для обучения, и они выросли знатоками Торы.
Барух помогал Элиезер-Реувену в кузнице продолжительное время. Он уже чувствовал, что в этом кузнеце он нашел себе не толька работодателя, но и воспитателя. Очень многому мог Барух научиться у этого простого человека. Между тем зима прошла и надвигался праздник песах. Элиезер-Реувен пригласил Баруха к себе на праздник.
– Все время, – сказал ему кузнец, – ты отказываешься кушать за моим столом, но песах не можешь ты справлять в одиночестве.
Барух согласился, но поставил условие: кузнец должен получить с него плату за стол. Кузнец возмутился: как это можно брать деньги за праздничные трапезы?! Но Барух пояснил Элиезер-Реувену, что для него, Баруха, это весьма важное условие. Он пустился блуждать по свету только потому, что хочет жить исключительно трудом собственных своих рук. Барух не сказал ему, что при этом у него еще и другая цель: не выдать людям свою ученость. Говорить об этом значило бы выдать себя за человека ученого, а этого Барух никак не желал. Решение же жить только трудом рук своих, – это уже нечто другое.
Все же Элиезер-Реувен отлично видел, что он имеет здесь дело не с простым парнишкой. Барух объяснил кузнецу как это важно жить трудом рук своих, подкрепляя свои слова цитатами из Танаха и сказаниями наших мудрецов. Элиезер-Реувен начал понимать молодого Баруха и сдался.
Теперь Баруху представилась возможность наблюдать как этот простой кузнец готовится к святому празднику и как он его справляет. То, что пришлось Баруху видеть, опять произвело на него огромное впечатление. Барух увидел, что можно быть милым, сердечным евреем, даже будучи
весьма скромным и не очень ученым человеком. За три дня до праздника закрыл Элиезер-Реувен кузницу и взялся за работу по дому, чтобы подготовить все требуемое к святому празднику. В кузницу явились крестьяне со своими телегами и лошадьми для ремонта и подковки. Кузнец мог хорошо заработать. Но всех своих заказчиков кузнец отослал обратно, объяснив им, что у него праздник.
Барух ко всему присматривался со стороны и почувствовал еще большее уважение к этому трудовому человеку. Элиезер-Реувен зарабатывал едва-едва на жинзь. Весьма немногие на его место устояли бы перед таким испытанием, – отказаться от хороших заработков, которые со всех точек зрения были вполне законны. Но Элиезер-Реувен имел перед собою большую и очень важную, более важную чем заработки, задачу: он должен был следить, чтобы дом был тщательно очищен от хамеца и чтобы в доме был наведен надлежащий порядок. Ради этого он готов был пожертвовать и своими заработками.
В своих приготовлениях к песаху Элиезер-Реувен не хотел полагаться ни на кого. Все он должен делать сам. Все домашние вещи он вынес на двор и мыл, чистил, проветривал их и выбивал из них пыль. Дом он побелил. Затем он из печи вырывал кирпичи и на их место укладывал новые. Ни одного уголка в доме он не оставил не вымытым, вычищенным и приведенным в кошерное состояние при помощи крутого кипятка.
Накануне праздника пошел Элиезер-Реувен в баню, а когда он пришел оттуда, он переоделся во все новое и пошел в синагогу. Барух тоже пошел с ним. Когда они пришли домой к сейдеру (пасхальной вечерней трапезе), дом выглядел как-то совсем по-другому. Праздник светился в каждом уголке. В самом воздухе чувствовалась святость праздника. Элиезер-Реувен, его жена, его дочери и его единственный сын, ровесник Баруха, выглядели совершенно другими людьми. В их глазах светилась «Праздничная душа».
Когда пришло время читать агаду, попросил Элиезер-Реувен Баруха перевести и объяснить слова агады домочадцам. Барух охотно сделал это. Для этого не требовались слишком большие знания.
Все сидели за столом с открытыми ртами и внимательно слушали каждое слово, выходившее из уст Баруха. Из глаз Элиезер-Реувена полились слезы. Трудно сказать были ли это слезы радости или наоборот – слезы печали, которые могли быть вызваны тем, что собственный его сын был туповат и умел только кое-как прочитать главу из Xумаша.
Элиезер-Реувен посылал своего сына к хорошему меламеду и не скупился на его обучение. Но, к его огорчению, у его сына были плохие способности и он очень мало преуспевал в учении. Это причиняло Элиезер-Реувену много горя. Как же ему хотелось иметь ученого сына! Но что можно было поделать, если у его сына была «тупая» голова?
Тот песах в доме Элиезер-Реувена Барух не мог забыть. Через год он вновь пришел на песах к Элиезер-Реувену. В то время Барух находился уже в другом местечке. Но на праздник он вернулся в Добромысль, чтобы провести его у бывшего своего хозяина, конечно же не без платы. Элиезер-Реувен, знавший уже, что Барух ничего не хотел получать бесплатно, брал у него плату без прежних споров.
В доме этого кузнеца Барух чувствовал себя по-домашнему. И не только это. Он также насыщался там еврейской скромностью и исходившей от сердца набожностью. Никогда в жизни не забывал Барух благородство и выдержку этого кузнеца Элиезер-Реувена.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что когда огородник р. Авраам, первый человек, перед кем Барух проявил свою ученость, пригласил его к себе на праздник песах во время его нахождения в Лиозне, Баруху вместо того захотелось вновь отправиться в Добромысль, чтобы провести песах в кругу семьи кузнеца Элиезер-Реувена. Прибыв в Добромысль, Барух сразу же отправился в кузню к Элиезер-Реувену. Кузнец стоял одетый в свой кожаный фартук с молотом в руке у наковальни, а его сын Шемуэль-Нахум придерживал щипцами кусок раскаленного железа, по которому кузнец ударял молотом изо всех сил. Как и в прежние годы, читал при этом Элиезер-Реувен наизусть главы из Теилим а. Как только Барух появился в кузнице, отложил Элиезер-Реувен свой молот и воскликнул: Посмотри-ка, Шемуэль-Нахум, какого мы имеем дорогого гостя!
Кузнец помыл свои руки и приветствовал Баруха сердечным шалом-алейхем. Сразу же Барух узнал все, что было на душе у кузнеца. С Барухом он беседовал, как с родным сыном.
– От дочерей, – сказал кузнец, – у меня слава Б-гу много радостей. Я их выдал замуж за людей ученых. Я им выстроил дом, и зятья сидят там и изучают Тору. Но от сына Щемуэль-Нахума у меня радостей нет. Я надеялся, что он вырастет ученым. Но у него нет нужных способностей.
Затем Элиезер-Реувен рассказал Баруху, что он испытал все способы, чтобы дать сыну возможность продолжать учиться. Он даже советовался по этому поводу с местным раввином, но тот ему ответил, что лучше сделать сына своим помощником.
– Я этого не хотел, – сказал Элиезер-Реувен, как бы извиняясь, – но, что мог я сделать другое? Я взял сына к себе к кузню. В конце концов, лучше, чтобы он работал со мной, чем отдавать его в работу к чужому человеку.
Баруху пришлось утешать его тем, что в конце концов работа совсем не такое плохое дело; что можно быть ремесленником и при этом хорошим, честным евреем с добрым сердцем, исполняющим мицвот. И указал при этом, как на образец, на самого Элиезер-Реувена. Однако Элиезер-Реувен чувствовал, по-видимому, что, несмотря на все это, он был бы куда счастливее, если бы его сын был человеком ученым. Велика же была любовь к Торе у этого простого кузнеца!