Глава 51

Настало время страшных преследований в Иудее. Евреи страдали от произвола и алчности римских солдат. В ту пору убийство еврея наказывалось небольшим денежным штрафом. Император Адриан показывал пример жестокого обращения с побежденными, он не позволил предать земле трупы павших в Бейтаре. Но свершилось чудо – трупы не разлагались, не выделяли смертоносных миазмов.

Однажды, гуляя за городом со своей большой свитой, Адриан увидел еврея, который почтительно приветствовал императора.

– Собака, – закричал на него Адриан, – как ты смеешь приветствовать меня! Повесить его!

Несчастного схватили и повесили на ближайшем дереве.

Спустя несколько дней другой еврей имел несчастье повстречаться императору. Помня об ужасном приговоре, бедняга прижался к стене, пытаясь скрыться от взгляда императора.

– Видите там еврея? – закричал император. – Он настолько нагл, что отказывает своему императору в должной почтительности. Повесить его!

Тогда спросил кто-то из свиты:

– Могущественный цезарь, богоравный император, не соблаговолишь ли ты объяснить твоим слугам мудрость твоих решений. Несколько дней тому назад ты велел казнить одного из этих несчастных за то, что он приветствовал тебя. Сегодня же ты вынес смертный приговор другому за то, что он не приветствовал тебя.

Император рассмеялся и сказал:

– Для меня не имеет значения, приветствуют меня евреи или нет, мне важно лишь, чтобы евреев вешали!

Восстание евреев, возглавляемое бар Кохбой, поколебало устои Римской империи. Подавление восстания стоило римлянам огромных жертв. Ни один из римских военачальников не мог победить бар Кохбу, и Адриану пришлось отозвать из далекой Британии Юлия Севера, которому он завидовал и которого ненавидел. Тотчас после завершения похода император поспешил отослать на дальний Запад увенчанного славой военачальника. Сенат отказал Адриану в чести триумфа, ибо не он одержал победу. Все это ожесточало его, настраивало против евреев. Великодушие и благородство были чужды его характеру. Эгоизм, прихоть и высокомерие руководили его поступками, особенно в конце его жизни.

Император был проникнут духом ненависти к евреям, поэтому назначенные им чиновники во главе с Тинием Руфом действовали с величайшей жестокостью, карая каждого, кого уличали в выполнении религиозных предписаний. Еврея казнили немедленно, или он умирал под пытками. Римлянам помогали еврейские предатели и доносчики. Самым опасным из них был Ахер, который, зная закон, лучше других мог помочь римским властям напасть на след. Он изгонял детей из школ и заставлял их учиться ремеслам, доносил завоевателям о всех действиях в обход их законов и этим навлекал бедствия на своих соплеменников.

Тем временем рабби Акива беспрепятственно занимался со своими учениками на юге страны. После того как еврейский народ потерпел поражение, казалось, что все потеряно. Более полумиллиона тел покрывали землю Бейтара и его окрестностей. Оставшиеся в живых израильтяне подвергались преследованиям. Лучшие и благороднейшие умерли мученической смертью. Надежда, возникшая с появлением предполагаемого Мессии, сменилась ужасным разочарованием. Но большое сердце рабби Акивы не поддалось отчаянию. Вновь старый сеятель сеял свое зерно, хотя плоды его многолетнего труда были почти полностью уничтожены.

Наши мудрецы учат, что лицо Моше было подобно солнцу, лицо Иеошуа – месяцу. Как луна получает свой свет от солнца, так свет Моше отражался в Иеошуа. Рабби Акива тоже был подобен солнцу с пятью пунами, окружавшими его. Каждый из его учеников занимался определенной областью еврейской науки. Рабби Меир и рабби Нехемия приняли от своего учителя Алаху, свод законов. Алахот рабби Меира явились позднее основой шести книг Мишны, которые были систематизированы и записаны рабби Иеудой Акадош, сыном раббана Шим’она бен Гамлиэля, вышедшего живым из осажденного Бейтара. Алахот, унаследованные рабби Нехемией от учителя, рабби Акивы, составили основу Тосефты, которую впоследствии систематизировали и записали ученики и соратники раббену Иеуды. Тосефта содержит в целом тот же материал, что и Мишна, но иногда в иной форме, более сжато или более подробно, так что Тосефта разъясняет порой неясные мишнайот. Рабби Иеуда бар Илай, третий ученик рабби Акивы, овладел искусством своего учителя связывать Алаху непосредственно со словом Священного Писания. Он автор комментариев к третьей, четвертой и пятой книгам Пятикнижия, эти комментарии дошли до нас под названием Сифра и Сифре. Рабби Носи бен Халафта, четвертый ученик рабби Акивы, углубился в священную науку и занимался Алахой, кроме того он овладел знаниями в области истории; его труды «Седер Олам Раба» и «Седер Олам Зута» содержат исторические факты, сообщенные рабби Акивой. Пятым учеником великого учителя был рабби Шим’он бар Иохай. Он также стал большим знатоком Алахи, вместе с этим он занимался тайным учением, Каббалой, большим знатоком которой был рабби Акива. Рабби Шим’он стал единственным хранителем этой ветви Б-жественной мудрости, и его современники говорили о нем: «Благо поколению, которое причисляет к своим современникам рабби Шим’она!» Он был учителем упомянутого выше святого рабби Иеуды.

В то время как рабби Акива заботливо и терпеливо занимался со своими учениками, его вторая жена, Руфина, бывшая супруга Тиния Руфа, поддерживала его самоотверженной любовью и украшала вечер его жизни.

Обычно рабби Акива занимался со своими учениками в тени смоковницы. Владельцем поля, на котором росло это дерево, был Папус бен Иеуда, внук того Папуса, который в начале нашего рассказа добивался руки Рахели, дочери Калбы Савуа. Ежедневно приходил он во время урока, чтобы снять с дерева поспевший инжир. И сказал рабби Акива своим ученикам: «Быть может, этот человек подозревает нас в том, что мы едим его инжир?» И он выбрал другое место для своих занятий. Тогда Папус пришел и спросил: «Учитель, почему ты не сидишь под моим деревом?» – «Каждый день приходишь ты снимать с дерева спелый инжир, – ответил ему рабби Акива, – и я подумал: ты подозреваешь нас в том, что мы заберем твой инжир». – «Прошу тебя, – обратился к нему Папус, – проводи свои занятия под моим деревом».

Папус больше не приходил, чтобы следить за созревающим инжиром. Плоды упали с дерева, стали червивыми и несъедобными. И рабби Акива сказал своим ученикам: «Видите, дети мои, владелец смоковницы знает, когда нужно снимать плоды. Так и Премудрый знает миг, когда для человека хорошо быть убранным с этой земли».

Рабби Акиве было сто девятнадцать лет, но глаз его оставался зорким, не убывали ни его духовные, ни его физические силы. Однажды жарким днем зной разморил учеников, их охватила дрема. Тогда рабби Акива, улыбаясь, задал им вопрос: «Как зовут женщину, которая одновременно родила шестьсот тысяч детей?» Сон как рукой сняло, но никто из учеников не мог разгадать загадку, и рабби Акива сказал: «Женщину эту звали Иохевед, дочь Леви, жена Амрама. Она родила нашего великого учителя Моше, который равен всему Израилю, шестистам тысячам человек».

И вновь был такой же жаркий день, и ученики стали дремать. Тогда рабби Акива задал им вопрос: «Чем заслужила Эстер честь быть владычицей ста двадцати семи больших стран?» Ученики не смогли разгадать и эту загадку, и рабби Акива сказал: «Это заслуга нашей великой праматери Сарры, которая помогла Эстер стать владычицей. Сарра прожила сто двадцать семь лет, а Эстер стала царицей ста двадцати семи стран».

Действительно, престарелый учитель превосходил юношей свежестью духа.

Не было недостатка в предостережениях, в напоминаниях об опасности, многие пытались убедить рабби Акиву отказаться от открытой деятельности учителя. Однажды обратился к нему Папус бен Иеуда:

– Неужели ты не знаешь, рабби, что римляне запретили изучать Тору? Неужели ты не боишься, что тебя схватят и казнят?

– Папус, – ответил ему рабби Акива, – я расскажу тебе притчу. Однажды лиса шла по берегу реки и увидела, как рыбы торопливо плыли вниз по реке. «Рыбы, почему вы спешите?» – спросила лиса. – «Мы спасаемся от людей, которые преследуют нас и хотят поймать нас в свои сети». – ‘Тогда идите ко мне, на землю, и спрячьтесь в лесах от преследования людей». – ‘Ты ли это, лиса? – спросили рыбы удивленно. – Тебя называют умной и хитрой! Вода – наша стихия, но и здесь мы лишены безопасности. Как же найти нам покой и безопасность на суше, где мы тотчас умрем?» Пойми, Папус, Тора – наша стихия, как сказано: «Ибо /она/ жизнь твоя и долгота дней твоих». Если бы мы оставили ее, дом Израиля погиб бы, имя его исчезло бы с лица земли. Тора была и остается нашей жизнью, опорой нашего бытия, только в ней одной находим мы благо и безопасность.