Иудаизм онлайн - Еврейские книги * Еврейские праздники * Еврейская история

Р. Меир (Негораи). Элиша бен Абуя (Ахер). Берурия.

 

РЕМЕСЛО Р. МЕИРА

Р. Меир был переписчиком Святых книг, и чрезвычайно искусным. Зарабатывая три шекеля в день, он тратил шекель на пропитание, шекель на одежду, а третий шекель отдавал в помощь неимущим ученым. Ученики однажды спросили его: — Учитель, кто же о твоих детях позаботится?

— Псалмопевец говорит, — ответил р. Меир: — «Я был молод и состарился, но не видал праведника оставленного и детей его просящих хлеба». Будут дети мои вести праведную жизнь — Господь их не оставит, а если нет, то зачем стану я заботиться1‘ о врагах Божьих?

(Эх.-Р.)

СВЯЩЕННАЯ РАБОТА

Р. Меир рассказывал:

— Когда я поступил в число учеников к р. Ишмаэлю, он спросил меня:

— Чем ты, сын мой, занимаешься?

— Перепискою Святых книг, — ответил я.

— Сын мой, — сказал учитель, — будь чрезвычайно внимателен к своей работе: пропустишь одну букву или прибавишь букву — и может произойти переворот в умах во всем мире (Эрув., 13).

ТИТАН

Видавшие р. Меира во время его занятий Святой наукой говорили, что он пламенным воодушевлением напоминал титана, выламывающего скалы, измалывая их в порошок одну о другую (Сангедрин, 24).

ИЗ-ЗА ЧИНОПОЧИТАНИЯ

Р. Шимон бен Гамлиель носил титул «Насси», р. Меир — «Хахам», р. Натан — «Аб-бет-дин». В обычае было, что при входе каждого из них все присутствующие в академии вставали со своих мест.

Не понравился обычай этот р. Шимону.

«Недопустимо, — решил он, — чтобы между мною, патриархом, и ими не было никакой разницы чинопочитания».

И ввел он новое правило:

При появлении патриарха встают все и остаются на ногах, пока он не скажет: садитесь. При входе ав-бет-дина ближайшие к проходу становятся двумя шеренгами и стоят, пока он не сядет на свое место. При входе же хахама и следовании его к своему месту поднимаются поочередно — передние встают, а те, которые позади, садятся.

В тот день, когда новое правило было введено, р. Меира и р. Натана как раз не было в академии. На завтра же, придя в академию, видят они — не все встали перед ними, как бывало прежде, и спрашивают:

— Что значит это?

— Так установил, — отвечают им, — р. Шимон бен Гамлиель. И говорит р. Меир р. Натану:

— Я хахам, ты ав-бет-дин. Придумаем что-нибудь против него. И вот что пришло мне на мысль: потребуем, чтобы он публично прочел лекцию по трактату «Окцин» — предмету ему малознакомому. Он неизбежно растеряется. Этим мы воспользуемся, чтобы низвергнуть его с патриаршества. И станешь ты патриархом, а я ав-бет-дином.

О заговоре этом проведал р. Яаков бен Карши и решил предупредить недостойное столкновение. С этой целью он поместился рядом с комнатой р. Шимона и принялся громко читать и повторять трактат «Окцин». Слышит это р. Шимон и удивляется, по какому случаю ученик этот взялся за трактат «Окцин»? Не иначе, что там, в академии, задумано против него, р. Шимона, что-то недоброе. Садится р. Шимон и усердно принимается за трактат «Окцин».

Назавтра, когда он появился в академии, раздались голоса:

— Просим раби читать о трактате «Окцин». Прочитал р. Шимон свою лекцию, а затем обратился к р. Меиру и р. Натану:

— Итак, не изучи я предварительно этот трактат, вы опозорили бы меня перед всей академией?

И приказывает удалить их из академии.

Стали после этого р. Меир и р. Натан поступать так: напишут разные головоломные вопросы и через окна бросают записочки р. Шимону в зал академии. На одни вопросы р. Шимон давал ответы, а на которые он отвечать не умел, р. Меир с р. Натаном сами писали ответы и записки свои бросали через окно в зал академии.

Видя это, р. Иосе заявил громогласно:

— Что же это, однако? Тора — там, на дворе, а мы здесь!

Поневоле пришлось патриарху вновь разрешить им свободный вход в академию. Но при этом он поставил условием, в виде наказания для них, имена их ни с какой галахой в связи не упоминались. С тех пор, вместо «р. Натан говорит», произносили: «одни говорят», а вместо «р. Меир говорит» — «другие говорят».

Был обоим им сон: «Повелевается вам извиниться перед р. Шимоном!»

Р. Натан послушался, а р. Меир нет.

— Сновидениям, — сказал он, — я значения не придаю. Сурово встретил патриарх явившегося с повинной р. Натана:

— Стать ав-бет-дином, — сказал он, — помог тебе золотой пояс твоего отца[1]; но чтобы сделаться патриархом, ты на что рассчитывать можешь?.. (Горайот, 13),

АХЕР[2]

В одну из суббот р. Меир проповедовал в школе в Тивериаде, а бывший учитель его Элиша катался в это время верхом на лошади по базару. Сказали об этом р. Меиру. Пошел он к Элише.

Спрашивает Элиша р. Меира:

— Какой текст взял ты для сегодняшней проповеди?

— Я начал, — отвечает р. Меир, — стихом из книги Иова: «И Господь благословил конец жизни Иова более, чем начало ее», — т.е. удвоил богатство Иова.

— Учитель твой Акива, — замечает на это Элиша, — иначе толковал этот стих: «Господь благословил конец жизни Иова в награду за начало ее, т. е. за прежнее благочестие и добродетели Иова. А дальше о чем говорил ты?

— Я говорил на стих из Экклезиаста: «Конец дела лучше начала».

— А что сказал ты по поводу этого изречения?

— Бывает, — сказал я, — что человек в молодые годы купит товару и потерпит убыток, а на старости лет прибыль получит. То же бывает с человеком, который в молодости грешен, а на старости становится добродетельным и благочестивым.

— Учитель твой Акива, — говорит опять Элиша, — иначе объяснял это изречение «конец дела лучше начала»: «Конец дела говорил он, лучше, если начало его доброе». Возьми, для примера, меня. Отец мой Абуя был одним из значительнейших людей своего времени. Празднуя мое рождение, он разослал приглашения знатнейшим людям Иерусалима. Между прочим приглашены были р. Элиэзер и р. Йегошуа.

После трапезы развеселившиеся гости принялись петь: евреи — каноны, эллины — забавные акростихи. Говорит р. Элиэзер р. Йегошуа:

— Эти добрые люди занялись пением. Не займемся ли и мы, чем нам подобает?

Завязалась у них нравоучительная беседа; от Торы перешли к пророкам, от пророков к гаиографам. Свежими, новыми звучали слова Писания, словно сейчас на Синае провозглашенные и божественным огнем осиянные. Видя это, отец мой сказал:

— Убеждаясь, насколько могущественна власть Торы, обещаю: новорожденного сына моего, если он жив будет, посвятить всецело священной науке.

Небескорыстно, как видишь, было это обещание. И поэтому-то я и не устоял перед соблазнами жизни. Расскажи, однако, о чем еще говорил ты в своей проповеди?

— Я говорил на стих: «То и другое создал Бог».

— Как объяснял ты этот стих?

— Планомерно все в природе: горы — и равнины; моря — и реки.

— Нет, учитель твой Акива иначе объяснял этот стих. «Господь, — говорил он, — создал праведников и создал грешников», создал рай и создал ад. Каждому человеку уготованы две доли, одна в раю, другая в аду. Праведник получает обе, за себя и за грешника, доли райского блаженства, грешнику же достается возмездие и за себя, и за праведника в безднах преисподней.» И еще о чем говорил ты?

— О стихе: «Не равняется с нею (Торою) золото и стекло, и не выменяешь ее на сосуды из золота чистейшего».

— Как объяснял ты этот стих?

— Тора, — сказал я, — подобна и золоту, и стеклу: приобрести ее трудно, как изделия из чистейшего золота, а лишится ее легко, как сосудов стеклянных.

— Клянусь Богом, даже как сосудов глиняных. Ничего не может быть легче. Однако учитель твой Акива давал этому изречению другое объяснение:

— Золотые и стеклянные сосуды, — говорил он, — если и разобьются, их можно починить. Также и ученый: если он и согрешит, для него возможно раскаяние.

— Если так, — говорит р. Меир, — раскайся же и ты!

— Для меня это уже невозможно.

— Но почему?

— Однажды в Йом-Кипур, совпавший с субботним днем, я проезжал верхом мимо бет-гамидраша, и услышал я оттуда Бат-Кол, громко возвещавший:

— Возвратитесь, заблудшие дети! Возвратитесь ко Мне, и Я обращу лицо Мое к вам. Все возратитесь, все, кроме Ахера, познавшего могущество Мое и восставшего против Меня!

Заметив, что кончился техум[3], говорит Элиша р. Меиру:

— Возвратись, Меир, домой; по шагам моей лошади я вижу, что мы прошли техум.

Возвратись и ты, Элиша! — убеждает его р. Меир.

— Я уже говорил тебе, — отвечает Ахер, — о слышанном мною Бат-Кол: «Все — за исключением Ахера!»

Уступая настойчивым просьбам р. Меира, Элиша согласился посетить вместе с ним некоторые школы для детей. Входят они в ближайшую школу.

— Какой стих проходил ты сегодня? — обращается р. Меир к одному из учеников.

«Нет мира нечестивым — говорит Господь».

Входят в следующую школу — и ученик на тот же вопрос отвечает:

«Хотя бы умыла себя щелоком и много потратила на себя мыла, нечестие твое все останется пятном предо Мною, говорит Господь Бог».

В третьей школе:

«А ты, опустошаемая, что станешь делать? Хотя наряжаешься в пурпур, надеваешь на себя золотые украшения, очерчиваешь глаза свои румянами, но напрасно украшаешь себя: презрели тебя любовники — они ищут души твоей».

Побывали они таким образом в тринадцати школах, и везде ответы учеников содержали дурное предзнаменование для Ахера.

Последний из школьников, к которому р. Меир обратился с тем же вопросом, прочитал стих:

«Нечестивому же сказал Бог: «Что тебе до Моих уставов?»

Рассказывали про Ахера, что при посещении им школ он, указывая на детей, сидящих за учебниками, говорил:

— К чему они сидят за этими ненужными книжками? Этому лучше бы сделаться каменщиком, тому столяром, третьему маляром, четвертому портным.

Слыша это, дети оставляли книги и совершенно прекращали учение.

Еще рассказывали про Ахера, что он постоянно напевал какую-нибудь греческую песенку, а когда он находился в бет-гамидраше, ронял из карманов разные книги еретического содержания.

Как началось вероотступничество Ахера? Рассказывают следующее.

Однажды в субботу он сидел, занимаясь Святым учением, в Генесарет-ской долине. И видит он — некий израильтянин влезает на верхушку пальмы, берет из гнезда птицу-мать от едва вылупившихся птенцов и уходит благополучно. В ту же субботу вечером другой израильтянин влез на дерево, сперва согнал с гнезда птицу (как и повелевается Торою) и затем взял птенцов. Но едва он сошел с дерева на землю, его ужалила змея, и он тут же скончался.

Глубоко задумался Элиша над этим случаем.

— Как же так? — размышлял он. — В Торе сказано: «Мать отпусти, а птенцов возьми себе — чтобы тебе было хорошо и чтобы продлились дни твои». Где обещанное добро и долгоденствие этого человека?

Это и послужило началом его вероотступничества.

Когда Элиша заболел, пришел к нему р. Меир и начал его убеждать:

— Покайся и возвратись к вере.

— Но может ли еще быть принято мое раскаяние?

— А разве не сказано: «Ты возвращаешь человека до сокрушения»? Т. е. доведя человека до окончательного сокрушения духа его. Заплакал Элиша и со слезами на глазах скончался.

— Эти слезы показывают, — радостно воскликнул р. Меир, — что учитель мой умер раскаявшимся.

Едва его похоронили, пал с небесных высот огонь на могилу и начал охватывать ее пламенем. Известили р. Меира:

— Могила твоего учителя вся в пламени!

Поспешил туда р. Меир. Разостлал он над пылающей могилой молитвенное покрывало свое, и громко и властно зазвучал голос его словами Ноахомини:

«Лини галайло» — проспи мирно ночь эту — проспи время, пока я, ученик твой, остаюсь в темной как ночь земной юдоли до светлого утра воскресения моего в жизни вечной. Помилует тебя Искупитель — хорошо; нет — клянусь: жив Господь, я сам спасу и избавлю тебя. Спи мирно до утра!»

И в ту же минуту пламя на могиле погасло.

Существует еще такое предание:

Ученые были того мнения, что Ахера на том свете судить не будут, но не удостоится он и жизни грядущей: судить его не будут — потому что он занимался изучением Торы, а блаженства он лишен будет за прегрешения свои. Р. Меир же говорил:

— Нет, справедливее, чтобы он искупил муками грехи свои, но и блаженства грядущей жизни удостоился бы. Оно так и будет. И после смерти моей, вы, в знак этого, увидите, что дым пойдет из его могилы.

И после кончины р. Меира пошел дым из могилы Ахера.

Видя это, сказал р. Иоханан:

— Геройство ли это — обречь на сожжение учителя своего! Единственный в своем роде был он среди нас, и не могли уберечь его! Если бы он под моим влиянием находился, кто в силах был бы отнять его у меня? Когда я умру, я сумею прекратить дым из могилы его.

И после кончины р. Иоханана дым из могилы Ахера прекратился.

РАДИ СЕМЕЙНОГО МИРА

Однажды в канун субботы, вечером, одна женщина до того заслушалась проповеди р. Меира, что вернулась домой, когда лампады уже успели догореть.

— Ты где это была так поздно? — спрашивает муж.

— Слушала проповедь р. Меира.

Муж, человек, склонный к грубым шуткам, крикнул ей:

— Пусть будет, что угодно, но ты не переступишь моего порога, прежде чем не пойдешь и не плюнешь в лицо этому проповеднику! (И выгнал ее из дому.) Прошла неделя, другая, третья. Говорят ей соседки:

— Ты все еще с мужем в ссоре? Соберись, пойдем с нами к проповеднику.

Р. Меиру уже было известно об этом случае, и, когда женщины пришли, он вышел к ним с повязкой на глазу и спрашивает:

— Не умеет ли кто из вас ячмень на глазу заговорить? Соседки и говорят тихонько той женщине:

— Иди-ка ты, пошепчи и сплюнь ему в больной глаз — муж и помирится с тобою.

Женщина направилась было к р. Меиру, но, подойдя поближе, оробела.

— Учитель, — созналась она, — это неправда, я заговорить глаз не умею.

— Ничего, не беда, дочь моя, — успокоил ее р. Меир, — ты только плюнь мне в лицо семь раз, я и вылечусь. Женщина так и сделала.

— А теперь, — заявил ей р. Меир, — иди к своему мужу и скажи: «Ты приказал плюнуть раз, а я целых семь раз плюнула».

— Раби! — взволновались ученики. — Пристойно ли ученому так унижать себя?

— Никакого тут унижения для меня нет, — ответил р. Меир, — упрочение мира между мужем и женой сам Бог считает великим и святым делом (Вайикра Раба, гл. 9).

УБЕЖИЩЕ САТАНЫ

Были два человека, которых сатана восстанавливал друг против друга, — и постоянно при наступлении Святой субботы люди эти затевали между собою ссору.

Случилось побывать в том месте р. Меиру. Три недели подряд в канун субботы он удерживал их от ссоры — и они наконец помирились и стали друзьями. И услышал р. Меир вопль сатаны:

— Горе мне! Раби Меир из убежища моего изгнал меня! (Гитин, 52).

МОЙ БРАТ КИ-ТОВ

В одном из южных городов был содержатель заезжего двора, который вместе с шайкою грабителей обирал своих постояльцев. Поступал он так: встанет ночью, оденется по-дорожному и пойдет будить приезжих, говоря:

— Вставайте, отправляйтесь по холодку в дальнейший путь. Я пойду провожу вас.

Проезжие отправлялись вслед за ним, а грабители уже подстерегали их и всем награбленным делились с содержателем заезжего двора.

Случилось и р. Меиру заночевать там. Встает, по своему обыкновению, хозяин и предлагает проводить его в дорогу. Р. Меир же отвечает:

— Мне надо подождать здесь моего брата.

— А где он теперь находится?

— В синагоге.

— Как зовут его?

— Ки-Тов.

Отправляется хозяин к синагоге и начинает звать:

— Ки-Тов! Ки-Тов! Где тут Ки-Тов?

Никто не откликается. Всю ночь проходил он, ища Ки-Това. Когда начало рассветать, поднялся р. Меир, вывел своего осла и стал собираться в дорогу.

— Где же, — спрашивает хозяин, — твой брат, которого ты здесь ждал?

— Да вот же он и пришел, — отвечает р. Меир, — указывая на восходящее солнце: «И видел Господь свет — ки-тов (что он хорош)».

(Берейшит Раба, гл. 92)

ОТДАННОЕ НА ХРАНЕНИЕ

Однажды на исходе субботы, когда р. Меир произносил проповедь в бет-гамидраше, внезапно умерли оба его сына. Положила их Беру-рия, жена р. Меира, на ложе и покрыла их простыней.

Возвратившись домой, спрашивает р. Меир:

— Где дети?

— В бет-гамидраше, — отвечает Берурия.

— Странно, — говорит р. Меир, — я смотрел, но не видел их там. Подает ему жена кубок для «Гавдалы». После «Гавдалы» р. Меир спрашивает снова:

— Где же, однако, дети?

— Должно быть, погулять пошли и скоро возвратятся. Дав мужу поужинать, Берурия говорит:

— Раби, позволь предложить тебе один вопрос.

— Спрашивай.

— На днях некто отдал мне одну вещь на хранение, а сегодня пришел взять ее обратно. Должна ли я возвратить ее, или нет?

— Дочь моя! — говорит р. Меир. — Надо ли возвратить чужую собственность? Как ты можешь еще спрашивать об этом?

— Без твоего ведома я не хотела сделать это, — говорит Берурия, — и с этими словами она берет мужа за руку, подводит его к постели и сдергивает простыню.

Горько зарыдал р. Меир, оплакивая смерть детей:

— О, дети мои! Дети и наставники мои! Дети, милые мне добронравием своим, а светом Торы, сиявшим в очах ваших, озарявшие, меня!

— Раби, — говорит ему жена, — не сам ли ты сказал мне, что отданное на хранение следует возвратить по принадлежности? «Господь дал и Господь взял; да будет имя Господне благословенно!»

(Мидраш Миш.)

НЕ ГРЕШНИКИ, НО ГРЕХИ

Соседи у р. Меира были люди злые и безнравственные. Довели они его до того, что он стал просить Бога о их смерти. Слыша это, говорит ему Берурия:

— Нет, муж мой, не на грешников надо гибель просить, а на грехи. Об этом и просил Господа Псалмопевец, говоря: «Да исчезнут грехи с земли — и нечестивых не будет более». Помолись же лучше, чтобы люди эти раскаялись и исправились.

Воззвал р. Меир к милости Господней — и злые соседи его сделались людьми честными и добрыми (Берахот, 10).

ЛИКУЙ, НЕПЛОДНАЯ!

Некий еретик говорит Берурии:

— Написано у пророка: «Ликуй, неплодная, нерожавшая!» О чем же ей ликовать? Не о том ли, что неплодна она?

— Глупец! Прочти, что дальше сказано, — отвечает Берурия: «Потому что у покинутой детей больше, чем у замужней». А смысл таков: ликуй, дщерь Израильская, не рожавшая для ада детей, тебе подобных! (Там же).

ИЗ БАСЕН Р. МЕИРА

Р. Иоханан рассказывал:

— Произнося свои проповеди для народа, р. Меир делил каждую проповедь на три части: треть посвящал галахе, треть агаде и треть притчам и басням. Последних им составлено было целых триста, но из них у нас сохранилось всего на следующие три текста.

а) «Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина».

б) «Весы верные, гири верные».

в) «Праведный спасен от беды; вместо него постигнет она нечестивого».

«Отцы ели кислое».

Однажды говорит волку лисица:

— Зайди в канун субботы в какой-нибудь еврейский двор, предложи свои услуги на кухне, и тебя там пригласят к обеду.

В первом же дворе волка встретили с кольями в руках. Избитый волк набросился на лисицу.

— Но при чем же я тут, — стала оправдываться лисица, — тебя побили за вину твоего отца, который, помогая им однажды на кухне, сам все лучшие куски сожрал.

— Так меня за что же бить?

— А уж это по правилу: «Отцы ели кислое, а у детей на зубах оскомина». Забудь об этом; лучше пойдем, я покажу тебе такое местечко, где ты досыта накушаешься.

Привела она волка к колодцу. А у того колодца журавец был в виде коромысла с двумя бадьями. Прыгнула лисица в одну из них и спустилась в колодец, а другая бадья поднялась вверх.

— Зачем это ты спустилась туда? — спрашивает волк.

— Да тут, — отвечает лиса, — и мяса, и сыра сколько душе угодно. И указывает она волку на отражение луны в колодце, похожее на круг сыра.

— А как, — спрашивает волк, — мне попасть туда?

— Полезай в верхнюю бадью.

Едва волк влез, бадья под тяжестью его опустилась вниз, а другая, с лисицей, поднялась вверх. Кричит волк из колодца:

— Послушай, как мне выбраться отсюда? А лисица отвечает:

— «Праведный спасен от беды; вместо него постигает она нечестивого». «Верные весы — верные гири» (Сангедрин, 38 и Раши).



[1] Отец р. Натана был экселархом в Вавилоне.

[2] А х е р — иной. Так прозван был Элиша после отпадения его от религии иудаизма. Был, как и р. Акива, учителем р. Меира.

[3] Пространство в 2000 локтей, которое дозволено пройти в субботние и праздничные дни в окрестностях города.