В чем вина аскета?
Восхождение №556
Недельная глава
«Насо»
10 сивана 5761 года
1.6.2001
В ЧЕМ ВИНА АСКЕТА?
«И сказал Б-г, обращаясь к Моше, так: «…если мужчина или женщина даст строгий обет быть назиром… от вина и хмельного должен воздерживаться… бритва да не коснется головы его…и не должен он подходить к умершему… во все дни обета его свят он…»»
Текст Торы, казалось бы, не оставляет сомнений: назир — святой человек, аскет, отказывающийся от земных радостей ради служения Всевышнему. Но не все так просто, как кажется на первый взгляд. Многое из того, что мы привыкли считать универсальным, общечеловеческим, имеет вполне определенные исторические корни и контекст. Во многих случаях -нееврейский. В частности, наше предположение что в религиозной табели о рангах аскет занимает почетное место, не согласуется с традиционным еврейским подходом. Намек на это мы находим в самом отрывке о назире: «…и в день окончания обета принесет он жертву всесожжения и жертву за грех».
Оказывается, то, что мы приняли за подвиг веры, следует завершить. .. жертвоприношением во искупление греха! Естественное недоумение: в чем же состоит грех назира? — приводит нас к вопросу, носящему более общий характер: приемлема ли аскеза как путь жизни? Следует ли человеку «умерщвлять плоть», неизбежна ли война духа с телом, да и желательна ли она?
И еще один намек на непростое отношение к обету назира: хотя нам и привычен перевод «…если мужчина или женщина даст строгий обет быть назиром… », но более внимательное чтение текста в оригинале даст интереснейшую информацию к размышлению. Сказано так: «…иш о иша ки яфли линдор недер назир…». Корень слова «яфли» (пэй-ламед-алеф) означает «чудо, странное явление». А потому весь стих можно перевести на русский куда и более выразительно: «… если кто учудит стать назиром…». Разумеется, такой «перевод» неточен и не соответствует мнению комментаторов, толкующих слово «яфли» как «отдалиться от мира». Но и во всякой шутке есть, как известно доля правды.
Талмуд говорит: вина и грех назира состоят в том, что он не нашел иного пути к святости, кроме самоограничения и отдаления от людей.
Его сознательный выбор представляет собой побег — от общества, от удовольствий и соблазнов. Такая, на первый взгляд, самоотверженность оказывается проявлением духовного эгоизма.
Да, назир заслуживает похвалы за то, что боится нанести ущерб своей душе, но разве мы живем только для себя?
Идеал Торы сложнее и человечнее, он не вписывается в черно-белую дихотомию между аскезой и вседозволенностью. Тора не ставит нас перед выбором: быть ангелами или животными. Следует оставаться человеком, жить среди людей, не «усмирять» тело, а научить его жить в ладу с душой.
Необходимо отметить при этом, что назирут не осуждается однозначно, мудрецы видят в нем и положительные элементы. Потому-то он и остается легитимным и не запрещен Торой.
Более того, многие великие люди прошлого принимали на себя обет незирута, а иерусалимские старожилы еще помнят «Иерусалимского назира», р. Давида Когэна, математика и знатока Торы, секретаря р. Кука и отца нынешнего раввина Хайфы.
Итак, поступок назира, обет данный им, его жизненный выбор, могут принимать различную — положительную или отрицательную — окраску в зависимости от конкретных особенностей личности и обстоятельств.
А жертва за грех, приносимая назиром во времена Храма, призвана напомнить ему, что в сложном мире нет простых решений. Святым нужно и можно быть не в тепличных условиях, а в невыдуманном мире людей.
Жаль, что в современном иврите слово «назир» используется самым нелепым образом. Хорошее слово, стоит ли пачкать?