И я прославляю радость…
Суккот — это праздник радости, и как мы отмечаем в праздничной молитве «амида» — «время радости нашей». И также в стихах Писания заповедь радости и веселья упоминается в отношении этого праздника трижды, по сравнению с Шавуот, где заповедь радоваться упомянута лишь один раз, и Песах, когда заповедь радости не упоминается вовсе. Хазал уже заметили это различие и сказали: «ты находишь три радости упомянуты в этом празднике… но в Песах ты не находишь радости ни разу. И почему? Но ты видишь, что в Песах лишь выносится суд будущему урожаю, и он не знает, будет ли год урожайным или нет, и поэтому не упомянута в нем радость. С другой стороны, праздник суккот это праздник сбора урожая, когда урожай уже собран, и можно уже радоваться.
Заповеди радости и веселья в Торе
Веселье, как оно описывается в Торе и в словах пророков, есть реакция и ответ на языческий праздник Дионисия. Языческое веселье основывается на представлении, что праздник — это время «расслабиться», сбросить с себя ярмо культуры и морали, что, в свою очередь, должно привести язычника к единению со своими идолами и природой в целом. Это единство достигается посредством ломки всех барьеров, в особенности — семейных, посредством половой распущенности, танцев и развлечений, наподобие тому несчастному «празднику», который отмечали сыны Израиля в пустыне — сотворив «Золотого тельца»: «И поднялись наутро, и вознесли жертвы всесожжения, и поднесли жертвы мирные, и сел народ кушать и пить, и встали, чтобы веселиться» (Шемот, 32, 6). Пророк не скрывает отвращения Вс-вышнего перед подобной распущенностью и развратом:
» И жаждут они праха земного на головы бедняков, и кротких сбивают с пути; мужчина и отец его ходят к той девице, чтобы осквернить святое имя Мое. И на одеждах, взятых под залог, сидят, облокотясь, у каждого жертвенника, и вино, (взысканное) с осужденных, пьют они в доме Б-гов своих.»
(Амос, 2, 7-8)
» Ненавижу Я, презираю праздники ваши, и не стану обонять (жертвоприношений) ваших торжественных собраний. Ибо если (и) вознесете Мне всесожжения и хлебные приношения ваши, (то) не будут они желанны Мне, и не взгляну Я на мирную жертву (из) откормленного скота вашего. Удали от Меня шум песен твоих, и не стану Я слушать игры арф твоих!
(Амос, 5, 21-23)
Тора же, напротив, основывает радость праздника на укреплении семейных, общинных и общественных связей:
«и возрадуешься в праздник свой, ты и сын твой и дочь твоя, и раб твой и рабыня твоя, и левит и пришелец и сирота и вдова, которые во вратах твоих. Семь дней будешь праздновать Вс-вышнему Б-гу твоему в месте, которое изберет Вс-вышний, ибо благословит тебя Вс-вышний Б-г твой, во всем урожае твоем, и во всех делах рук твоих». (Дварим 16, 14-15).
Израильтянин радуется урожаю и благословению, дарованному ему высшим Провидением, и празднует это вместе со всей своей семьей и вместе с нищими и униженными, находящимися на краю социума. Это радость милосердия, приводящая человека к гармонии с мирозданием, а не к разрушению его границ.
Проявление милосердия создает глубокий контакт с человеческим внутри другого, и отсюда — единение с ним. Хазал понимают это и поэтому учат нас, что утешить бедняка еще важнее, чем дать ему цдаку.
Созидательная способность милосердия и глубокая связь, возникающая вследствие акта милосердия, объясняются в книгах каббалы. Свет хесед есть первичное раскрытие Б-жественных эмоциональных сфирот и имени Гавайе, ибо хесед есть действие, происходящее из осознания само-значимости, и лишь оно делает возможным акт милосердия, и раскрытие остальных эмоциональных сфирот. Отсюда — глубокое удовлетворение и ощущение новой жизни, которые человек испытывает, творя милосердие.
Таким образом, милосердие есть результат сознания осмысленности и значимости сотворенного мира. Еврейская радость праздника есть радость, связанная с актом милосердия, и поэтому она есть радость гармонии и умиротворения с творением, раскрывающая смысл и значимость творения. В основе ее стоит стремление сохранить цельность мироздания и его границы: «и ты будешь знать, что мир шатру твоему, и посетишь жилище твое и не согрешишь» (Иов 5, 24), в противоположность духу идолопоклонства, извращающего милосердие в стремлении разрушить границы сотворенного мира.
Следует отметить, что неспособность человека творить добро проистекает, как правило, из ощущения бессмысленности существования. Человек, пребывающий в душевном состоянии, когда жизнь, как ему кажется, лишена смысла и цели, в сущности, сам нищ и лишен всего, и отсюда его неспособность отдавать и даровать, ибо «у нищего нет ничего». Выход из этого состояния — в творении милосердия, ибо истинное милосердие способно привести человека к контакту с глубинными пластами мироздания, он способен ощутить великое сокровище отдачи, сокрытое в сотворенном мире.