Иудаизм онлайн - Еврейские книги * Еврейские праздники * Еврейская история

579

Суббота «Хайей Сара»

23 хешвана 5762 года

8/11/2001

ЧЬЯ ТЫ, ЗЕМЛЯ?

История о том, как праотец наш Аврагам покупал поле хетта Эфрона в Хевроне, — один из хрестоматийных сюжетов Торы. Но почему он решил заплатить за то, что принадлежало ему по праву?

«Вс-вышний обещал навечно отдать эту страну Аврагаму и его потомкам, а сейчас Аврагам не нашел другого места для могилы? кроме того, что купил, щедро заплатив. Однако у него ни мысли не возникло, будто Вс-вышний поступает несправедливо, ни даже желания пожаловаться на несправедливость. Более того: даже с народом-пришельцем, жившим в той стране не по праву, Аврагам разговаривал без спеси: «Пришелец-старожил я у вас…» Тогда сказал ему Вс-вышний: «Ты сам себя принизил — клянусь, что Я возвышу тебя и поставлю господином над ними», — рассказывает «Мид-раш га-гадоль»

Станислав-Ежи Лец говорил: «Я знаю, почему евреев считают богачами: из всех народов только они за все платят сполна».

Так и есть, мы за все платим. Порой кажется, что платим слишком щедро, с излишним смирением, тем самым словно выказывая сомнение в собственных правах. Но не в слабости праотцев наших здесь дело и не в сомнении в правах на землю. Аврагам, а за ним Яаков и Давид «вбивали колышки» в Святую землю, приобретая ее не только по праву Обетования, но и по современному им праву земельной собственности. Мидраш рассказывает:

«Сказал раби Юдан, сын раби Симона: «Это — одно из трех мест, о которых народы мира не могут сказать Израилю: ‘Они — чужое достояние, которое вы присвоили’. Вот эти три места: пещера Махпела,

Храмовая гора и гробница Йосефа [в Шхеме]. О пещере Махпела написано в Торе : «И понял Аврагам Эфрона, и отвесил Аврагам Эфрону серебро» («Брейшит», 23:16), — о Храмовой горе: «И отдал Давид Арнону тут же, на месте, шестьсот золотых шекелей» («Диврей-га-ямим I», 21:25), — а о месте гробницы Йосефа: «И купил он [Яаков] участок земли, на котором раскинул шатры свои, у сыновей Хамора, главы Шхема, за сто монет» («Брейшит», 33:19)».

Всем нам памятны трагические события в Шхеме, где гробница Йосефа и его сыновей была осквернена и превращена в мечеть, мы помним всплески насилия на Храмовой горе, давно напрочь закрытой для евреев, а о Хевроне и говорить нечего — нет на карте Израиля места более напряженного и взрывоопасного, чем пещера Махпела.

Как же вышло, что именно три опорные точки, наше право на которые должно быть непререкаемым, стали центром и средоточием противостояния и вооруженной борьбы?

Может быть, ответ на этот вопрос таков: арабы, наделенные здоровой интуицией, свойственной людям, не обремененным излишней мудростью и интеллигентскими комплексами, понимают, что если из их рук выскользнут эти три форпоста на Святой земле, они потеряют всё, до последней пяди земли.

И, как всегда, некого нам винить, кроме самих себя. Мы — кузнецы собственного счастья и несчастья в равной мере. История Хеврона и усыпальницы праотцев — яркая иллюстрация этому правилу: 700 лет евреев не допускали внутрь строения над усыпальницей. Они молились снаружи, у седьмой ступени лестницы, ведущей к восточному входу в здание. Но у арабов, как уже было сказано, здоровая интуиция и, если евреи их не сбивают с толку, они хорошо помнят, что и кому принадлежит. На рассвете третьего дня Шестидневной войны, 8 июня 1967 года, когда израильские войска без боя овладели Хевроном, арабы принесли главному раввину Армии обороны Израиля генералу Шломо Горену «на блюдечке с голубой каемочкой» ключи от ей гробницы Меарат га-Махпела. Позорная седьмая ступень была взорвана, и усыпальница снова стала местом паломничества для сотен тысяч евреев.

«Дела твои приблизят тебя, дела твои отдалят тебя» («Эдуйот», 5:7)

Праотцы сделали все, что было в их силах, дабы земля эта была нашей: праведностью своей заслужили Обетование Вс-вышнего, полной ценой заплатили пришельцам, как если бы те были хозяевами. От нас требуется не так уж много: не потерять, не выронить.

Хаей Сара

Тора разделена на пятьдесят четыре главы так, что, читая их в синагогах по субботам, мы завершаем за год полный цикл чтения. Каждый из выпусков нашего еженедельника посвящен соответствующей главе или главам Торы. Разумеется, прочесть это краткое изложение главы -недостаточно. Изучая Тору, обращайтесь к авторитетным еврейским переводам на русский язык («Мосад ha-рав Кук», Ф. Гурфинкель, «Шамир»).

И было дней жизни Сары сто двадцать семь лет, и умерла Сара в Кирьят-Арбе, она же Хеврон, и пришел Аврагам оплакивать Сару. И говорил Аврагам хеттам: «Я у вас пришелец-старожил, дайте мне среди вас участок для погребения, чтобы похоронить мою покойницу». И отвечали хетты: «Вождь Вс-вышнего ты среди нас, в лучшей из гробниц наших похорони умершую твою, никто из нас не откажет тебе». И встал Аврагам, и поклонился хеттам, и сказал: «Попросите за меня Эфрона, чтобы отдал он мне пещеру в Махпеле, которая у него; ту, что в конце его поля. За полную плату пусть отдаст мне ее при вас в собственность для погребения». Эфрон же, сидевший среди хеттов, отвечал так: «Нет, господин мой, выслушай меня! Поле я отдал тебе и пещеру, что в нем, тебе отдал; на глазах сынов народа моего я отдал ее тебе: похорони покойницу твою». И поклонился Аврагам, и сказал: «Даю серебро за поле, возьми у меня, и я похороню там мою умершую». И отвечал Эфрон: «Отдам землю за четыреста шекелей серебра, что эти деньги значат между нами?! Похорони твою покойницу». И отвесил Аврагам серебро, четыреста шекелей серебра, имеющего хождение среди торговцев. И стало поле Эфрона и пещера в нем собственностью Аврагама в глазах хеттов. После этого Аврагам похоронил Сару, жену свою, в пещере поля Махпела, против Мамрэ, он же Хеврон.

Аврагам же стал стар, пришел в лета, и Вс-вышний благословил Аврагама во всем. И сказал Аврагам своему рабу, старшему в доме его, управлявшему всем, что у него: «Поклянись мне Вс-вышним, что ты не возьмешь сыну моему жену из дочерей Кнаана, среди которого я живу; но в мою страну и на мою родину пойдешь и возьмешь жену сыну моему, Ицхаку».

И поклялся ему раб в этом, и пошел в Арам-Нагараим, в город Нахора. И остановился возле колодца под вечер, ко времени выхода черпальщиц воды. И сказал: «О, Б-г господина моего Аврагама! Дай мне знак: пусть девица, которую предопределил ты в жены Ицхаку, когда скажу ей: наклони кувшин твой и я напьюсь, скажет: пей, и я верблюдов твоих напою, — и так я узнаю, что Ты сделал милость моему господину». И было так: прежде, чем кончил он говорить, подошла Ривка, дочь Бетуэля, сына Мильки, жены Нахора, брата Аврагама, и кувшин на плече ее.

И сошла она к источнику, и наполнила кувшин свой, и взошла. И побежал раб навстречу ей, и сказал: «Дай мне глоток воды из кувшина твоего!» И сказала она: «Пей, господин мой!» Она поспешно опустила кувшин, напоила его и сказала: «И для верблюдов твоих начерпаю, пока не напьются вдоволь». И спросил он: «Чья ты дочь? Скажи мне, есть ли в доме отца твоего место переночевать?» Ответила она ему: «Я дочь Бетуэля, сына Мильки, которого она родила Нахору. Соломы и корма много у нас, найдется и место для ночлега». И пал раб ниц, и сказал: «Благословен Б-г господина моего, Аврагама!» И сказал Лаван, брат Ривки: «Войди, благословенный Б-гом! Зачем стоишь на площади? Я же приготовил дом и место для верблюдов». И предложил угощение, но раб сказал: «Не стану есть, пока не выскажу то, что намерен сказать. Я раб Аврагама. Б-г щедро благословил господина моего, и он стал великим; и дал Он ему овец, и волов, и серебро, и золото, и рабов, и рабынь, и верблюдов, и ослов. Сара же, жена господина моего, родила сына моему господину, когда уже состарилась; и отдал он ему все, что у него. И заклял меня господин мой, говоря: не бери жену сыну моему из дочерей Кнаана — только в дом отца моего и к семейству моему пойдешь и возьмешь оттуда жену сыну моему. И пришел я сегодня к источнику, и попросил у Б-га знак. Еще я не окончил говорить сам с собой, как вот Ривка выходит, и кувшин ее на плечах ее, и сошла она к источнику, и черпала. И послал мне Б-г знак, как я просил. Теперь же, если вы оказать истинную милость с господином моим, скажите мне». И отвечали Лаван и Бетуэль: «От Б-га дело это, мы же не можем говорить тебе ни худа, ни добра. Вот Ривка перед тобой, возьми ее и иди; и пусть будет она женой сыну господина твоего, как решил Б-г». И вынул раб украшения серебряные и золотые, и одежды, и дал Ривке, и подарки дал он брату ее и матери ее. И ели, и пили, он и люди, которые с ним, и переночевали. А когда встали поутру, он сказал: «Отпустите меня к моему господину». Но брат ее и мать ее сказали: «Пусть останется с нами девица год или десять месяцев, потом пойдет».

Но он сказал им: «Не задерживайте меня! Раз Б-г увенчал успехом путь мой, отпустите меня, и я пойду к господину моему!» И сказали они: «Позовем девицу и спросим, что скажет она». И позвали Ривку, и спросили ее: «Пойдешь ли с человеком этим?» И она сказала: «Пойду». И отпустили они Ривку, и благословили ее: «Сестра наша! Да станешь ты праматерью великого множества потомков, и да овладеет потомство твое вратами врагов своих». И раб взял Ривку, и отправился. И вышел Ицхак при наступлении вечера помолиться в поле и, взглянув, увидел: вот идут верблюды. И Ривка взглянула, и увидела Ицхака, и спросила: «Кто это?» И сказал раб: «Это господин мой». И рассказал раб Ицхаку все, что было. И ввел ее Ицхак в шатер Сары, матери своей, и взял Ривку в жены, и полюбил ее, и утешился после смерти матери своей.

Беседа Ребе

«Аврагам же стал стар, пришел в лета, и Вс-вышний благословил Аврагама во всем». В Торе нет лишних слов, ее язык не содержит стилистических изысков, в том числе и тавтологий. В приведенном же выше стихе из недельной главы, как кажется на первый взгляд, мы находим именно такой — тавтологический — оборот: «стал стар, пришел в лета». Важно понять, в чем разнятся эти два описания старости, какую информацию несет нам каждый оборот. По мнению мудрецов, закен («старый») следует понимать как «богатый знаниями и опытом». В Танахе можно найти не один пример, когда относительно молодой человек причисляется к зкеним («старейшинам») — и таким образом подчеркивается его мудрость. Второе выражение — ба ба-ямим — («пришедший в лета» — точнее, «в дни») отмечает иной аспект долголетия: деятельную полноту прожитой жизни. «Пришедщим в дни» Тора называет человека, каждый день жизни которого был полон исполнения заповедей и совершения добрых дел. Казалось бы, синонимическая пара описаний счастливой старости перекликается с известным сопоставлением изучения Торы и исполнения заповедей. Первая сфера деятельности человека изменяет, совершенствует, в первую очередь, его самого. Мудрец поднимается со ступени на ступень, обогащая интеллектуально и эмоционально свою душу. Это, разумеется, оказывает благотворное влияние и на его окружение, и на весь мир, но фокусируется процесс именно на внутреннем мире человека. Исполнение же заповедей возвышает и душу, но направлено, главным образом, вовне. Именно к этой сфере деятельности можно в полной мере отнести известное определение высшей цели Творения: «Сделать низший из миров жилищем для Вс-вышнего». С некоторой долей упрощения, возвращаясь к описаниям старости в приведенном выше стихе, можно сказать, что «старик» — это тот, кто много и успешно поработал над собой, а «пришедший в дни» — тот, кому удалось преобразить мир.

О старости праотца сказано, что он «стал стар, пришел в лета, и Вс-вышний благословил Аврагама во всем». Одним из аспектов универсального, всеобъемлющего благословения Вс-вышнего Аврагаму было дарование ему гармоничной, счастливой старости, подводящей итог многотрудной и праведной жизни. Что еще можно пожелать человеку, приближающемуся к закату? Аврагам, действительно, благословен «во всем». Но может ли его пример иметь личное значение для каждого из нас? Мудрецы учат нас, что «дела праотцев — знак потомкам их». Не только Аврагам, но и любой человек может удостоиться счастливой старости, если на жизненном пути не забудет ни о душе своей, ни о мире, в котором он живет.

СИНАГОГА ABPAAMA

Это рассказ не столько о синагоге, сколько о человеке.

Профессор Бен-Цион Тавгер родился в г. Борисове 5 августа 1930 г. Семья жила в городе Горьком.

С ранних лет его считали вундеркиндом: талантливый шахматист, он был неизменным победителем олимпиад по физике, математике и химии.

В 1947 году Бен-Цион поступил на физтех МГУ. Учился он у нобелевских лауреатов академиков Ландау и Капицы. В 1949 году перешел в Горьковский университет и в 1952 году закончил его с отличием. Годы были свирепые, дело шло к депортации евреев, об аспирантуре, Тавгер не мог и мечтать. На военном заводе в Омске, «по месту распределения», он продолжал научные исследования самостоятельно.

Выбраться из Сибири ему удалось чудом. Тавгер написал письмо Илье Эренбургу, которому благоволил сам Сталин. Эренбург ответил на письмо неизвестного талантливого молодого еврея и помог ему. В результате Тавгер стал преподавать в Калининградском пединституте теоретическую механику и термодинамику.

В 1954 году Тавгер открыл явление «магнитной симметрии», ставшее темой его кандидатской диссертации. С 1960 года Бен-Цион Тавгер преподает в Горьковском университете. Здесь он организует для еврейской студенческой молодежи подпольный сионистский кружок, где читали и распространяли произведения Жаботинского, проводили пасхальный седер, отмечали еврейские праздники, учились, готовились к будущей алие в Эрец-Исраэль. Начались допросы, обыски, следствия, аресты.

Тавгер пускается «в бега», позднее появляется в Академгородке в Новосибирске и проходит по конкурсу на должность старшего научного сотрудника Института физики полупроводников Сибирского отделения Академии наук СССР. В 1969 году защищает докторскую диссертацию.

Вокруг Тавгера и в Новосибирске складывается сионистская подпольная группа.

КГБ снова «выходит» на Тавгера. На этот раз было решено, что лучший способ избавиться от него — как можно скорее выпроводить в Израиль. Таким образом Тавгер, первый в Академгородке (и вообще первый ученый такого ранга) получает разрешение на репатриацию.

С мая 1972 года Тавгер в Израиле; он живет в центре абсорбции города Нацрат-Илит. Президент Тель-авивского университета профессор Юваль Неэман пригласил его на работу. До 1977 года Тавгер работает в Тель-авивском университете. Все это время он пытается создать НИИ физики твердого тела в Кирьят-Арбе.

Тавгер оставляет работу в Тель-авивском университете и окончательно поселяется в Кирьят-Арбе. Он активно включается в борьбу за право возвращения евреев в Хеврон. Влюбленный в город праотцев, профессор Тавгер становится… сторожем старого еврейского кладбища. Он считал, что сможет в кладбищенской тиши спокойно обдумывать проблемы теоретической физики. Однако то, что он там увидел, изменило всю его жизнь, перевернуло душу: он принялся за расчистку и восстановление кладбища.

Затем он начинает раскопки знаменитой синагоги «Аврагам-авину», вступает в отчаянную борьбу за право евреев молиться в Меарат-га-Махпела в любое время дня и в любой день недели.

Бен-Цион Тавгер и его друзья неоднократно подвергались арестам, власти возбуждали против них уголовные дела. Тавгер оставил более сорока пяти научных статей и работ, в основном в области физики твердого тела. Последняя, не завершенная им работа была опубликована уже после его смерти, в июне 1986 года, в «Physics Letters».

С конца 1975 года и до последнего дня жизни Тавгер преподавал в Иерусалимском технологическом колледже. Профессор Тавгер изучал Тору, соблюдал заповеди. Тавгер никогда не болел, точнее, никогда не обращался к врачам. Он умер в возрасте 53 лет, когда его младшему сыну едва исполнился год.

Центр Хеврона, где расположена синагога «Аврагам-авину», назван в его честь -«Кирьят-Бен-Цион». Об этом говорит памятная доска, установленная у главного входа в синагогу.

Вот, что пишет сам Тавгер: «Все чаще и чаще я проходил с Шалтиэлем по «касбе», где находились два входа в бывший еврейский квартал. По рассказам старожилов, по книгам и альбомам я выяснил,  располагалась знаменитая синагога «Аврагам-авину». Это место было огорожено забором из проволоки и служило загоном для коз и овец. Не было никакого указателя, никакой надписи, извещавшей о бывшей синагоге. И никаких остатков строения, развалин.

Совершено один, с лопатой и корзиной в руках, я стал приходить к синагоге и ежедневно расчищать ее в строжайшей тайне от всех. Работа была нелегкой: я разгребал навоз, собирал всевозможные банки и склянки. Арабы прямо здесь же закалывали скот, и было полно костей, гниющих кишок, шкур. Попадались и трупы мелких животных. Порой я задыхался от зловония.

Соседи-арабы привыкли ко мне, не так удивлялись, как раньше, глядя на мою работу. Когда меня впервые пришли арестовывать, я видел их недоуменные лица: «Как же так? В чем дело? Мы были совершенно уверены…»

Вызывались помочь даже арабы. Особенно — хозяин магазина, что примыкал к синагоге. Он хорошо владел ивритом, всячески стремился «засвидетельствовать свое почтение». Некоторые хотели показать, как хорошо они могут работать, просто предлагали себя в качестве рабочей силы. Но я держался принципа: не платить! На арабах Хеврона лежит вина за погром 1929 года, за все разрушения, причиненные еврейскому имуществу. Они ОБЯЗАНЫ работать бесплатно. Либо вообще не участвовать в работе».

В самом начале книги воспоминаний Тавгера «Мой Хеврон», на тексте которой и основана эта публ-кация, он пишет: «Наконец этот день настал — 22 мая 1981 года, торжественный день открытия синагоги.

Народу было немного. И все потому, что день и час знаменательной церемонии не были заранее широко объявлены. Многие просто не знали об этом. Да и сам я узнал случайно и еле успел. Все собрались, ожидая, когда начнется шествие со свитками Торы. А я тем временем смотрел на стены, пол, потолки, предаваясь воспоминаниям: шесть лет назад здесь была свалка мусора и навоза, и вот стоит синагога, почти полностью восстановленная. Такая, какой она была до 50-х годов, пока не разрушили ее арабы.

Когда я работал на кладбище сторожем и стал раскапывать синагогу, им это ох как не понравилось! Они решили, что я занимаюсь не своим делом, и прекратили выплачивать мне зарплату сторожа, чтобы я вообще в этих местах больше не появлялся. Ликвидировали ставку, и все… Но я, слава Б-гу, смотрел на это иначе, как на испытание Свыше. Как на проверку моей души и воли: тот ли я человек? И если бы сдался, то это сделал бы кто-то другой, человек более мужественный и достойный. Чуточку позже, чуточку раньше — но обязательно сделал бы.

Наконец принесли свиток Торы, все вышли из синагоги на улицу, и началось шествие — через базарную площадь, прямо по грязи, которой всегда здесь полно, — пляски и песни с Торой перед внесением ее в новую синагогу. Я удостоился особой чести: открыть «арон га-кодеш».

Вообще-то мне в жизни очень везет. В науке никто никогда не утаивал моих идей и трудов, никто меня не обкрадывал, не забывал моего имени, не присваивал моих открытий. Вот и сейчас я не чувствую себя ни в чем ущемленным. «Вот интересно, дадут ли и мне слово?»- думаю. Но все у них было расписано, все продумано: должен был выступить оратор от имени израильского правительства — генеральный директор Министерства религий. Не помню точно, что именно он говорил, но последняя фраза запомнилась: «За дружбу между двумя народами в древнем, городе праотцев Хевроне — дружбу евреев с арабами…» А я сидел и думал: а что бы сказал я? Когда я начинал здесь раскопки, то думал не только о синагоге. Мои планы шли гораздо дальше: восстановить в Хевроне весь разрушенный еврейский квартал, и главное — изменить атмосферу, сделать невозможным положение, когда при еврейской власти на месте синагоги стоят три «учреждения»: загон для скота, уборная и свалка».

Но никто не дал Бен-Циону Тавгеру слово в тот день. Не знаю, как вы, а он этому нисколько не удивился.