Иудаизм онлайн - Еврейские книги * Еврейские праздники * Еврейская история

Разрушение Второго Храма

 

I. РОКОВОЕ ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЕ

За сорок лет до разрушения Второго храма светильник, прежде неугасимый, стал потухать, и врата Святилища начали открываться сами собою.

Предание от р. Леви:

— В продолжение шести лет (перед разрушением храма) тлел уголь в руке архангела Гавриэля, который все ждал в надежде, что народ раскается. Не видя раскаяния, он готов был в гневе бросить запылавший уголь в царство Израильское, но остановил архангела голос Господень:

— Гавриэль! Гавриэль! Умерь гнев свой: есть и среди этого грешного народа сердца милосердные (Нома, 39; Еха-Р,).

II. ИЗ-ЗА ЧЕГО?

Предание от раби Иоханана:

«Блажен человек, который всегда осторожен; ожесточенный сердцем впадает в несчастие». — Из-за Камцы и Бар-Камцы разрушен был Иерусалим. Из-за петуха и курицы — Тур-Малка. Из-за тележной оси — Бетар:

А) КАМЦА И БАР-КАМЦА

Некий человек имел друга по имени Камца и врага по имени Бар-Камца. Однажды, устроив пир, человек этот сказал своему слуге:

— Иди и скажи Камце, что я приглашаю его на пир. Слуга, по ошибке, пригласил Бар-Камцу.

Войдя в пиршественную залу и увидя Бар-Камцу среди гостей, хозяин, обращаясь к нему, сказал:

— Ведь ты враг мне. Место ли тебе здесь? Встань и уйди.

— Прошу тебя, — сказан Бар-Камца, — так как я уже нахожусь здесь, позволь мне остаться; я готов заплатить стоимость всего, что съем и выпью на твоем пиру.

— Я на это не согласен, — ответил хозяин.

— Я уплачу половину стоимости всего пира.

— Не желаю.

— Уплачу все, сколько пир стоит.

— Нет! — решительно сказал хозяин и, схватив гостя за руку, заставил его встать и удалиться.

«При нанесенной мне обиде, — сказал себе Бар-Камца, — присутствовали просвещеннейшие люди города и не заступились за меня, — они, следовательно, рады моему унижению. Хорошо же, пойду с доносом на них к кесарю».

Явившись к кесарю, Бар-Камца сказал:

— Государь! Евреи изменили тебе.

— Чем ты докажешь это? — спросил кесарь.

— Пошли им, — ответил Бар-Камца, — жертвоприношение, и увидишь принесут ли они жертву твою.

Послал кесарь через него же трехлетнего тельца. В дороге Бар-Камца сделал тельцу повреждение на верхней губе (по другому преданию — в роговой оболочке), что делало животное неприемлемым для жертвоприношения. Держали ученые совет и решено было: ради царя принять тельца для жертвоприношения. Восстал против этого р. Заха-рия бен Евколос.

— Это, — сказал он, — может создать в народе мнение, что вообще животные с телесным изъяном могут быть приносимы в жертву.

Пришли к решению — казнить Бар-Камцу, дабы он не стал доносить о деле этом кесарю. И тут противником общего мнения выступил р. Захария.

— Утвердится мнение, — сказал он, — что казни подлежит всякий, кто причинит жертвенному животному повреждение. По поводу этого раби Иоханан говорил:

— Смиреномудрие р. Захарии бен Евколоса привело к разрушению нашего храма, сожжению Святилища и изгнанию народа из родной земли.

Три года продолжалась осада Иерусалима Веспасианом. В Иерусалиме в то время жили три богатых человека: Накдимон бен Горион, Бен Калба-Сабуа и Бен Цицит-Гакесат. Эти трое заявили, что принимают на себя продовольствие всех жителей Иерусалима: первый пшеницей и ячменем, второй вином, солью и елеем, третий топливом. В их складах оказалось предметов продовольствия для всего города на двадцать один год.

Партия зелотов настаивала на том, чтобы сделать вылазку и попытаться оттеснить римлян. Люди благоразумные, напротив того, советовали вступить в мирные переговоры с Веспасианом. Тогда зелоты сожгли все продовольственные склады, и в городе наступил жестокий голод.

Богатейшая женщина во всем Иерусалиме, Марта, дочь Байтоса, послала слугу на базар за хлебом из тонко просеянной муки. Вернувшись, слуга заявил, что на базаре остался в продаже только обыкновенный пшеничный хлеб.

— Хорошо, — сказала Марта, — сходи и принеси пшеничного хлеба.

Придя вторично на базар, слуга нашел уже только пшеничный хлеб низшего качества и поспешил сообщить об этом Марте.

— Купи, — сказала она, — хотя этого хлеба.

— Госпожа, — доложил слуга, побывав снова на базаре, — хлеба больше нет никакого, а есть один только ячменный хлеб.

Но когда он пришел в последний раз на базар, не было уже никакого хлеба.

— Пойду сама, — сказала Марта, — может быть, найду хотя чего-нибудь съестного.

Сняв сандалии, она пошла на базар и, ступая с последними усилиями по засоренной навозом мостовой, упала и умерла. Узнав о смерти ее, воскликнул раби Иоханан бен Заккай:

— О, жившая в неге и роскоши, никогда ноги своей не ставившая на землю от роскоши и изнеженности!..

Выйдя на улицу, увидел р. Иоханан бен Заккай, как народ варит в воде солому и воду эту пьет. И воскликнул он:

— Люди, которым осталось одно это питание, — им ли устоять перед силами Веспасиана? Остается единственное средство: мне необходимо выбраться из стен города.

Во главе иерусалимских зелотов стоял Аба-Сикара бен Батиах, племянник р. Иоханана бен Заккая. Послал к нему р. Иоханан и велел сказать: «Приди ко мне для тайного совещания». Аба-Сикара пришел.

— Скажи мне, — обратился к нему р. Иоханан, — доколь вы будете поступать так, обрекая народ на голодную смерть?

— Что же я в силах сделать? — отвечал Аба-Сикара. — Ты знаешь, что за малейшее возражение они (зелоты) убьют меня.

— Вот что, — сказал р. Иоханан, — найди способ, как выбраться мне из города; может быть, удастся хотя сколько-нибудь облегчить нашу участь.

— Нами установлено, чтобы никого живым не выпускать из городских стен.

— Вынесите меня как бы умершего.

— Хорошо, сделаем так: ложись в постель и притворись больным, а в постель положи что-нибудь с гнилостным запахом. Придут проведать тебя — и разнесется слух, что ты умер. Соберутся ученики твои и вынесут тебя в гробу за город для погребения.

Р. Иоханан так и сделал. Понесли ученики гроб с р. Иохананом, — в головах шел р. Элазар, в ногах — р. Иегошуа. До городской стены дошли только на закате.

— Кого несете? — окликнула их стража.

— Покойника. Вы разве не знаете, что покойников не оставляют на ночь в Иерусалиме?

Зелоты вознамерились проколоть тело копьем, но Аба-Сикара остановил их, сказав:

— Не делайте этого: будут говорить: «Учителя своего закололи!»

Зелоты отворили ворота и пропустили их с гробом.

Дойдя до лагеря Веспасиана, открыли гроб. Встал р. Иоханан и приветствовал Веспасиана словами:

— Мир тебе, император! Мир тебе, император!

— Ты вдвойне заслуживаешь смерти, — отвечал Веспасиан, — за то, что ты величаешь меня императором, а я не император; затем, если императором меня считаешь, почему ты до сих пор не являлся ко мне?

— Государь! — ответил р. Иоханан. — Если бы ты не был императором в эту минуту, Иерусалим не был бы отдан в руки твои, ибо сказано: «Ливан от могучего падет». Не являлся же я раньше к тебе потому, что зелоты не давали мне сделать это.

На это Веспасиан сказал:

— Ехидна обвилась вокруг бочки с медом. Что остается сделать, если не уничтожить бочку вместе с ехидной?

Не нашелся р. Иоханан что ответить. По этому поводу рав Йосеф (а по словам других — раби Акива) сказал:

— Воистину: «низвергает ум мудрецов и превращает знание их в глупость». Р. Иоханан должен был бы ответить: «щипцами удаляют змею и бочку сохраняют в целости».

В это время прибыл из Рима гонец с известием, что Нерон умер и императором провозглашен Веспасиан.

— Я ухожу отсюда, — сказал Веспасиан р. Иоханану, — и пришлю вместо себя другого. Проси чего хочешь, просьба твоя будет исполнена.

Зная, что просить о пощаде Иерусалима бесполезно, р. Иоханан сказал:

— Государь! Прошу тебя: пощади город Явне с его учениками и пощади княжеский род рабан Гамлиеля.

Ушел Веспасиан и вместо себя прислал Тита. Пришел Тит, встал и воскликнул: «Где Бог их, твердыня, на которую они надеялись?» И вот что сделал он:

Войдя в Святая Святых, разостлал свиток Торы и осквернил его. Взяв меч, он проткнул завесу на ковчеге, — и совершилось чудо: из образовавшихся в завесе отверстий стала капать кровь; нечестивец же возмнил, что он Самого Предвечного поразил. Сорвал он потом завесу и, завязав в нее всю храмовую утварь, перенес все это на свой корабль, чтобы отвезти, как трофей, в свой город. Поднялся шторм, и кораблю грозило крушение.

— Видно, — воскликнул Тит, — Бог иудеев силен только на воде: фараона утопил, Сисару утопил, и теперь встал Он, чтобы утопить меня. Нет, если Он действительно всемогущ, то пусть на суше поборется со мною.

Раздался голос:

— Нечестивец, сын нечестивца, потомок Эйсава нечестивого! Есть одно ничтожное творение в мире Моем, комаром называется оно. Выходи на сушу и с этим творением поборись.

Едва Тит вышел на берег, как в ноздри ему влетел комар и, засев в голове, в продолжение семи лет точил мозг его.

Однажды, проходя мимо кузницы, Тит почувствовал, что при ударах молота комар перестал мучить его. «Средство найдено» — решил он и поместил в комнате своей кузнеца, который должен был беспрерывно колотить молотом о наковальню. Кузнецу из римлян выдавалась плата по четыре зуза за день, кузнецу же из иудеев Тит говорил:

— Достаточно, что ты видишь несчастье врага твоего. Прошло тридцать дней — и комар, привыкнув к стуку молота, снова принялся точить мозг Тита. Умирая, Тит завещал:

— Тело мое сожгите и пепел развейте по семи морям, дабы Бог иудеев не мог отыскать меня и призвать на суд Свой.

За три преступления был разрушен Первый храм: за идолопоклонство, кровосмешение и кровопролитие. Но Второй храм, во времена которого занимались изучением Торы и исполнением заповедей и процветала благотворительность, — за что подвергся этот храм разрушению? За беспричинную вражду. Этим указано, что беспричинная вражда равносильна вместе взятым идолопоклонству, кровосмешению и кровопролитию.

Б) РАЗРУШЕНИЕ ТУР-МАЛКИ

Существовал обычай — в свадебном шествии нести перед женихом и невестой петуха и курицу, символ плодородия. Однажды со свадебным шествием встретились римские воины и отобрали петуха и курицу. Свадебные гости кинулись на римлян и побили их. Донесли императору: «Иудеи взбунтовались против тебя».

И пошел император на Тур-Малку.

Был среди жителей Тур-Малки некий богатырь Бар-Дероми[1]. Человек этот делал прыжок версту в длину и на всем этом пространстве производил избиение римлян. Видя это, снял император венец свой и, положив его на землю, воскликнул:

— Властитель мира! Молю Тебя, не предавай меня и царства моего в руки единого человека.

Бар-Дероми же горделиво воскликнул: «Не Ты ли, Боже, отринул нас и не выходишь, Боже, с войсками нашими?» Ужалила Бар-Дероми ехидна, и он умер. Узнав об этом, император сказал:

— В благодарность за чудо, совершенное ради меня, я оставлю город этот в покое.

Едва император удалился, свадебные гости принялись пировать и веселиться. Освещение на этом пиршестве было такое, что на расстоянии целой версты от города можно было различать начертание именной печати на перстне.

«Так вот что! — подумал император. — Иудеи издеваются надо мной!» И он снова напал на город.

Предание гласит:

Приговорив к смертной казни двух иудейских богатырей в Лаодикее, братьев Юлиануса и Папиаса, император Траян обратился к ним с такими словами:

— Вы единоплеменники Ханании, Мисаила и Азарии. Пусть же явится Бог ваш и спасет вас от меня так же, как он спас Хананию, Мисаила и Азарию от Навуходоносора.

На это Юлианус и Папиас ответили:

— Ханания, Мисаил и Азария были истинными праведниками и достойны были, чтобы произошло чудо для их спасения; и царь Навуходоносор был личностью незаурядной и достоин был, чтобы через него чудо то совершилось. А ты, нечестивец — человек ничтожный, не достоин ты, чтобы через тебя чудо сотворилось. Мы же заслужили гибели своей, и если не ты казнишь нас, то есть у Господа много других истребителей, — достаточно есть медведей, львов, тигров, чтобы напасть и умертвить нас. И если предал нас Господь в руки твои, то Он же и взыщет с тебя за кровь нашу.

Не взирая на слова их, Траян тут же казнил обоих. Предание гласит, что не успел Траян тронуться оттуда, как был убит двумя посланцами из Рима, которые, напав на него, поленьями размозжили ему голову.

Жена Траяна разрешилась от бремени в ночь на девятое Аба, когда иудеи справляли траур в память разрушения храма. Рожденный императрицей ребенок умер в дни Хануки. Совещались иудеи, зажигать ли свечи Маккавеев, — и решили зажигать, как ни опасно было это (ввиду смерти императорского сына). Зажгли иудеи свечи Маккавеев, а жене Траяна было донесено:

— Иудеи эти, когда у тебя родился сын, устроили траур, а когда сын твой умер, праздничные огни зажигают!

Написала императрица к Траяну: «Вместо того чтобы с чужими народами воевать, возвратись лучше и накажи иудеев, которые бунтуют против тебя».

Сел Траян на корабль, рассчитывая прибыть к берегам Иудеи через десять дней. Поднялся попутный ветер, и на пятый день Траян уже был у цели. Прибыв в город, он проник в бет-гамидраш в ту минуту, Когда там изучали стих:

«Подымет Господь на тебя народ от пределов земли, Из дальнего края подобно орлу налетит он».

— Про меня, — сказал Траян, — гласит стих этот: я рассчитывал прибыть через десять дней, но ветер через пять дней привел меня сюда.

Окружили иудеев воины Траяна и умертвили их. Женщинам же Траян сказал:

— Будьте послушны моим воинам, дабы я не поступил и с вами так, как поступил с мужьями вашими.

— Сделай с женщинами то, что ты сделал с мужчинами, — ответили жены иудейские.

Окружили их воины Траяновы и умертвили всех, и смешалась кровь их с кровью убитых мужей.

В) РАЗРУШЕНИЕ БЕТАРА

Существовал обычай: родится сын, сажали кедровое дерево, когда родится дочь, сажали акацию; когда дети эти вырастали и вступали в брак, срубали деревья и изготовляли из них шесты для венчального балдахина. Однажды через Бетар проезжала дочь императора, и сломалась ось в ее колеснице. слуги срубили первый попавшийся кедр и сделали новую ось. Напали на них иудеи и побили их. Донесли римляне императору: «Иудеи взбунтовались». Пошел император на Бетар.

Предание от р. Иоханана:

— В числе римлян, нападавших на Бетар, одних «трубящих в трубы»[2] было восемьдесят тысяч человек. В Бетаре находился в то время Бен-Козиба[3]. У него было двести тысяч воинов, каждый с отрубленным толстым пальцем на руке. На вопрос старейшин: «Доколь ты будешь заставлять сынов израилевых увечить себя?» — Бен-Козиба ответил: «Каким же иным способом испытать их мужество?» На это старейшины сказали: «Кто верхом на лошади не сумеет на всем скаку вырвать с корнем кедр ливанский, того не принимай в ряды своего войска».

Бен-Козиба так и сделал, и оказалось у него два отряда воинов, прежних и вновь принятых, по двести тысяч в каждом. Но люди эти, выходя на бой, говорили:

— Пусть Он (Господь) нас не поддерживает, но пусть и не вредит нам.

Сам Бен-Козиба обладал такой силой, что пущенные в него с пращей камни он одним коленом отбрасывал обратно, убивая этим каждый раз множество неприятеля.

Увидя его, раби Акива сказал:

— Вог царь Мессия!

На что р. Иоханан бен Торефа ответил:

— Акива! Быльем порастут челюсти твои, пока еще Мессия придет.

Три с половиною года продолжалась осада Бетара Адрианом. В Бетаре жил в то время дядя Бен-Козибы, раби Елазар Модийский. Проводя все дни в посте и молитве, раби Елазар ежедневно взывал к Господу:

— Владыка мира! Да не совершится сегодня суд Твой над нами! Адриан уже намеревался отступить от Бетара, как явился к нему некий самаритянин и, рассказав про р. Елазара, сказал:

— Государь! До тех пор, пока курица эта в пепле валяется, не взять тебе Бетара. Однако позволь мне, и я устрою так, что сегодня еще город будет в твоих руках.

Пробрался самаритянин в город и, застав р. Елазара погруженным в молитву, наклонился к нему, делая вид, будто шепчет ему что-то на ухо. Донесли Бен-Козибе: «Дядя твой р. Елазар намеревается предать округ этот Адриану». Послал Бен-Козиба за самаритянином.

— О чем говорил ты, — спросил он, — р. Елазару? Отвечал самаритянин так:

— Скажу, буду казнен императором; не скажу, буду убит тобою. Так лучше сам покончу с собою, но тайны, доверенной мне императором, не открою.

Эти слова убедили Бен-Козибу в том, что р. Елазар намеревался предать народ в руки Адриана. Велел Бен-Козиба привести р. Елазара.

— О чем, — встретил он р. Елазара вопросом, — говорил тебе тот самаритянин?

— Не знаю, — ответил р. Елазар, — о чем шептал он мне на ухо: я был погружен в молитву и ничего не расслышал.

— А что ты ответил ему?

— Ничего.

Разъяренный Бен-Козиба толкнул ногою р. Елазара с такой силой, что старик упал мертвый. В эту минуту раздался Голос: «Горе негодному пастуху, оставляющему стадо! Меч на руку его и на правый глаз его! Тобою, — продолжал Голос, — сокрушена мышца Израиля и ослеплен правый глаз его. Рука того, кем сделано это, совершенно иссохнет и правый глаз его совершенно потускнеет».

Мера прегрешений исполнилась, — Бетар был взят и Бен-Козиба убит.

Принесли голову Бен-Козибы к Адриану.

— Кем убит он? — спросил император.

— Мною, — ответил один самаритянин.

— Иди и принеси тело его, — повелел Адриан. Когда тело было принесено, на убитом оказалась обвившаяся вокруг шеи змея.

— Нет, — сказал Адриан, — если бы не Господь убил этого человека, кто в силах был бы убить его?

Истребление бетарийцев продолжалось до тех пор, пока кровь их не стала литься через пороги домов, через кустарники, через края водостоков. Кони тонули в крови. Камни весом в сорок саа катило кровавым потоком. На протяжении четырех верст окрашена была кровью вода морская. Виноградник был у Адриана, восемнадцати верст в квадрате, и повелел император поставить вокруг этого виноградника ограду из убитых бетарийцев, воспретив хоронить их. И лишь впоследствии, по приказу другого императора, трупы эти преданы были погребению.

Предание гласит, что в продолжение семи лет собирали урожай с напитанных иудейской кровью виноградников, обходясь без удобрения (Еха-Р; Иерушалми Таанит, 4; Гитин, 57).

III. ЗЛОДЕЙСТВО АДРИАНА

Один иудей при встрече с Адрианом произнес обычное приветствие.

— Кто ты? — спросил Адриан.

— Иудей, — ответил тот.

— А разве смеет иудей приветствовать Адриана? Отсечь ему голову! — повелел Адриан.

Другой иудей, видя, как поступили с первым, прошел мимо Адриана и не приветствовал его.

— Ты кто? — спросил Адриан.

— Иудей.

— А разве смеет иудей проходить без приветствия мимо Адриана? Отсечь ему голову!

— Государь! — сказали приближенные Адриана, — как объяснить поступок твой? Приветствуют тебя — ты велишь казнить, не приветствуют — ты также велишь казнить.

— Уж не хотите ли вы, — ответил Адриан, — указывать мне, как я должен истреблять врагов моих?

В эту минуту зазвучал скорбящий голос Духа Святого:

«Ты видишь, Господь, обиду мою — Ты видишь всю мстительность их!»

Адриан установил три сторожевых пункта: в Хамате, селении Лекатии и Бет-Лехеме иудейском. Спасшийся от первой стражи попадал в руки второй; спасшийся от второй стражи попадал в руки третьей. Глашатаи ходили и объявляли: «Где бы ни скрывался иудей, пусть выйдет, и ему не будет причинено никакого вреда». Более сообразительные из иудеев не поддавались на обман и не выходили из своих убежищ; другие выходили и их тотчас забирали в плен. О них и гласит стих пророка: «И стал Ефрем как глупый, бессмысленный голубь». Собрались иудеи в долине Бет-Римон. Узнав об этом, Адриан сказал своему военачальнику:

— Приказываю, чтобы, пока я ем этот ломтик хлеба и бедрышко курицы, ни одного иудея не осталось в живых!

Окружили иудеев войска и умертвили всех до единого.

Прятавшиеся в пещерах выходили по ночам и, по трупному запаху отыскивая тела убитых, приносили трупы в свои пещеры и питались их мясом (Эйха Раба).

IV. ДЕТИ СИОНСКИЕ

Доег бен Йосеф остался в детском возрасте сиротою без отца. Мать его ежедневно взвешивала его и по прибавлявшемуся весу жертвовала золото в храм. Во время осады она, мучимая голодом, заколола его и съела. О ней говорил в плаче своем Йирмиягу:

«Взгляни, Господь, над кем подобное совершил Ты, Чтоб ели женщины свой плод, Детей, взлелеянных с любовью?»

И, вторя пророку, восклицал Дух Святой:

«Чтоб в храме Божьем пали Убитыми священник и пророк!»

(Иома., 34)

На одном корабле везли четырехсот пленных детей, мальчиков и девочек, предназначенных для гаремов. Сообразив, куда их везут, дети рассуждали между собою: «Если бы мы утонули в море, мы удостоились бы жизни вечной за гробом?» Более взрослый из них стал разъяснять им: «Господь сказал: «От Башана возвращу, возвращу из глубины морской,» — «от Башана» — из пасти львиной, «из глубины морской» — утонувших в море. — Услыша слова эти, девочки бросились через борт и утонули. Видя это, мальчики сказали: «Если девочки, для которых попадать в гаремы есть явление обыкновенное, поступили так, то нам тем более следует сделать это». И также бросились в море (Гитин, 57).

Сын и дочь раби Ишмаэля бен Елиша попали в плен, он — к одному римлянину, она — к другому. По прошествии времени оба эти римлянина разговорились при встрече.

— Имеется у меня раб, — сказал один, — красивее которого не найдется никого на свете.

— А у меня, — сказал другой, — есть рабыня такой красоты, что равной ей не сыскать во всем мире.

И порешили римляне поженить раба на рабыне и детьми, которые родятся от них, делиться между собою. Ввели обоих пленных и оставили их в одной комнате. Забившись в разные углы, сидели они, оплакивая судьбу свою.

— Мне, — говорил юноша, — священнику, потомку первосвященников, взять в жены рабыню!

— Мне, — причитывала девушка, — дочери первосвященников, сделаться женою раба!

Всю ночь провели они в слезах. При свете зари они узнали друг друга. С воплями кинулись они друг другу в объятия и рыдали до тех пор, пока отлетели души их (там же, 58).

Дочь первосвященника, Цафнат бат Пениэль, женщина редкой красоты, попала в плен. После проведенной с нею ночи полонивший ее римлянин надел на нее семь туник и вывел для продажи на рынок. Явился покупатель, человек крайне безобразного вида, и стал требовать, чтобы римлянин сначала дал ему взглянуть на красоту рабыни.

— Нечего тебе, негодный ты человек, глядеть; говорю тебе, что другой такой красавицы на свете нет.

— А все-таки покажи, — настаивал тот.

Начала Цафнат снимать с себя туники; шесть сняла, а последнюю разодрала она на себе, бросилась на землю и вывалялась в прахе.

— Владыка мира! — вопила она. — Если нас не пощадил Ты, святости имени великого Твоего зачем не щадишь Ты? И о ней плакал Йирмиягу, говоря:

«О, дочь народа моего! Во вретище ты облекись, и в пепле Валяйся, и оплакивай себя, Как плачут о единственном ребенке: Придет на нас внезапно истребитель».

Не сказано «на тебя», но «на нас», т. е. — на меня, Господа, и на тебя, народ, пришел истребитель (там же).

Одним иноземцем взята была в плен девушка-израильтянка. Девушка жила у него в доме и занималась хозяйством. Однажды был ему в сновидении голос: «Отпусти девушку эту из дома своего». Воспротивилась этому жена его. И снова был ему во сне голос: «Если ты не отпустишь ее, я убью тебя». Встал он и отпустил ее на свободу. Сам же пошел вслед за ней, говоря: «Пойду, посмотрю, что станется с нею». В дороге девушка почувствовала жажду и спустилась к источнику напиться. В ту минуту, когда она оперлась рукою на ограду у источника, ужалила ее змея, и она умерла и упала в воду. Видевший это иноземец извлек ее из воды, унес и похоронил. Придя домой, он сказал жене:

— Народ этот, как видишь, воистину обречен на гибель гневом Отца Небесного (Авот д. Ham., 17).

Когда Накдимон бен Горион выходил из дому в бет-гамидраш, вся дорога устилалась перед ним шелковыми тканями, и бедные шли за ним и забирали себе эти ткани.

Когда он умер, дочери его назначено было из наследства четыреста золотых ежедневно на благовонные вещества.

— Дочерям вашим желаю не более этого! — сказала она, недовольная назначенной суммой.

Невестке Накдимона назначено было двести саа вина на один приварок в неделю. И она тоже осталась недовольной.

Говорил р. Елазар бен Садок:

— Дай Господь также мне увидеть народ наш в благоденствии, как видел я дочь Накдимона бен Гориона подбирающей в Ако ячменные зерна из-под копыт лошадиных.

Выезжал из Иерусалима, верхом на осле, р. Иоханан бен Заккай, и шли за ним ученики его. По дороге встретилась ему молодая женщина, которая подбирала ячменные зерна из помета арабских стад. Увидя приближающегося р. Иоханана, женщина закрыла себе лицо волосами и, приблизившись к нему, проговорила:

— Учитель! Дай мне на пропитание.

— Кто ты, дочь моя? — спросил р. Иоханан. Женщина не отвечала.

— Дочь моя, скажи — кто ты? — повторил р. Иоханан.

— Я дочь Накдимона бен Гориона.

— Куда же девалось богатство твоего отца?

— Учитель! Недаром говорится: «денег в прок не засолишь».

— А богатство свекра твоего?

— Пошло туда же. А помнишь ли, учитель, как ты свидетелем на брачном договоре моем подписался?

— Помню, — сказал р. Иоханан, обращаясь к ученикам, — в подписанном мною брачном договоре говорилось, что она получает тысячу тысяч золотых динариев из имущества отца, кроме приданого со стороны свекра.

Заплакал р. Иоханан бен Заккай, и так сказал он:

— Благо тебе, Израиль, когда ты следуешь заветам Господа, — нет тогда ни народа, ни племени, властных над тобою. Когда же ты идешь против воли Господа, Он подчиняет тебя ничтожному народу, и не только людям, но и скоту народа этого (Кетубот, 65 — 67; Авот д’Раби Haтан).

V. ГОСПОДЬ СКОРБЯЩИЙ

Сказание от р. Иегошуи бен Леви:

— Воззвал Господь к Ангелам Служения и сказал: «Что делает царь, оплакивая смерть близкого существа?»

— Завешивает вретищем двери чертога своего, — ответили Ангелы Служения.

— И Я делаю так, — сказал Господь:

«Я мраком одеваю небеса

И вретище им делаю покровом».

— И еще что делает царь?

— Велит светильники потушить,

— И Я делаю так, — по слову пророка:

«Померкнут солнце и луна, И звезды блеск свой потеряют».

— И в молчании пребывает царь.

— И Я делаю так — по слову пророка:

«В безмолвии сидеть он будет одиноко, Отягощенный бременем своим».

(Эйха Раба)

«В тайниках будет плакать душа моя».

Поясняли со слов Рава: место есть у Господа, где он плачет, и «Мистарим» (тайники) название его (Хагига, 5).

«Вот он стоит за нашей стеною». Рав Аха учил:

— От западной стены храма[4] никогда не отходил дух Господень.

(Танхума гаКадум)

VI. МЕНАХЕМ

В день разрушения храма родился искупитель. Некий человек пахал поле. Замычала телица его. Шедший мимо араб обратился к пахарю с вопросом, какого племени он.

— Иудей, — ответил пахарь.

— Иудей! Иудей! — сказал араб. — Распряги телицу и оставь плуг свой.

— Зачем?

— Святилище иудейское разрушено.

— Откуда узнал ты об этом?

— Из мычания телицы.

В эту минуту телица снова замычала. И араб сказал:

— Иудей! Иудей! Запряги телицу и берись за плуг свой: родился Мессия, искупитель Израиля.

— Как имя его?

— Менахем[5].

— А имя отца его?

— Хизкиягу.

— А где находится он?

— В Бет-Лехеме иудейском, в Бират-Арбе.

Пошел пахарь тот, продал телицу свою, продал плуг и стал торговцем детскими пеленками. Ходил он из города в город, из одной области в другую, пока не пришел в то место (в Бет-Лехем). Стали приходить женщины из всех окрестных сел покупать пеленки. Одна только женщина, мать Менахема, пеленок покупать не стала. Услыхал он, как другие женщины говорят ей:

— Мать Менахема! Мать Менахема! Купи и ты пеленки для своего сына.

А она отвечает:

— Дай Бог удавиться всем врагам Израиля[6]!

— Почему говоришь ты так? — спрашивают женщины.

— Потому, что в тот день, когда он родился, разрушен был храм Господень.

Тогда он обратился к ней и сказал:

— С появлением на свет сына твоего храм был разрушен; но уверен я, что через него же храм будет восстановлен снова.

— У меня денег нет, чтобы купить пеленки, — сказала женщина.

— Это для меня безразлично, — ответил он, — бери пеленки для сына, а я в другой раз приду, и ты заплатишь за них.

Придя через некоторое время в тот город, где жила женщина эта, он решил пойти взглянуть на ребенка. Пришел и спрашивает:

— Как поживает сын твой?

— Его нет больше у меня, — ответила женщина, — сейчас после того, как ты встретился со мною, налетели ветры бурные, вырвали его из рук у меня, унесли, — и нет его.

(Иерушалми Брахот; Эйха Раба; Mud. Пан. Ах.)

VII. СКОРБЬ О СИОНЕ

«Плачет и плачет она»[7].

Плачет она, и Господа заставляет плакать вместе с нею. Плачет — и Ангелов Служения плакать заставляет. Плачет — и небеса и землю плакать заставляет. Плачет, и горы и равнины плакать заставляет. «Плачет она по ночам».

Голос плачущего ночью более отчетливо слышен.

Когда человек плачет ночью, звезды и планеты плачут вместе с ним.

Человек, который слышит ночью голос плачущего, невольно и сам плакать начинает.

Был такой случай. У одной женщины, жившей в соседстве с рабан Гамлиелем, умер сын, и она не переставала рыдать всю ночь. Слышал р. Гамлиель рыдания ее, и пришло на память ему разрушение храма. И заплакал он, и плакал не переставая всю ночь, пока ресницы не выпали у него. На завтра, узнав об этом, ученики выселили ту женщину из соседства р. Гамлиеля (Сангедрин, 104; Эйха Раба).

VIII. С ТЕХ ПОР

С тех пор, как храм разрушен, не стало улыбки веселой перед Господом и более нет свода небесного в прежней чистоте его. Р. Елазар говорил:

— С тех пор, как храм разрушен, воздвиглась железная стена

между Израилем и Отцом небесным. Р. Шимон бен Гамлиель говорил:

— С тех пор, как храм разрушен, нет дня, который не принес бы нового бедствия (Брахот, 32; Сота, 89).

IX. УТЕШЕНИЯ

«Заплатить должен, кто произвел пожар».

Я должен заплатить за сожженное Мною, — сказал Господь, — Я «зажег огонь на Сионе, пожравший основания его», и огнем Я снова воздвигну Сион, по слову Моему: «И я буду для него огненною стеною вокруг него и прославлюсь посреди него» (Бава Кама, 9).

Шли дорогою рабан Гамлиель, раби Елиезер бен Азария, раби Иегошуа и раби Акива. За сто двадцать верст до Рима стал шум форума доноситься до них. Трое первых заплакали, а р. Акива засмеялся.

— Как можешь ты смеяться, Акива? — воскликнули они.

— А вы о чем плачете? — ответил вопросом р. Акива.

— Язычники эти, — ответили они, — поклоняющиеся истуканам и идолам кадящие, живут в безмятежном мире, а мы, — Святилище наше, подножие Господа нашего, в огне сожжено, — как не плакать нам?

— Потому-то я и смеюсь радостно, — сказал р. Акива, — если преступающим волю Его Господа дает счастье, то тем более он даст счастье тем, кто исполняет святую волю Его.

В другой раз они же шли по пути к Иерусалиму. Дойдя горы Цофим, разодрали они одежды свои. На Храмовой Горе увидели шакала, выходящего из развалин Св. Святых, и горестно заплакали они, а р. Акива рассмеялся.

— Чего ты смеешься, Акива? — спросили они.

— А вы чего плачете? — ответил вопросом р. Акива.

— В том месте, о котором сказано: «посторонний, который приблизится, умрет», ныне шакалы бродят, — как же не плакать нам?

— Вот поэтому-то и смеюсь я радостно, — сказал р. Акива, — сказано: «И я взял себе верных свидетелей, Урию-священника и Захарию, сына Еварахиина». Что имеют общего Урия с Захарией? Ведь Урия жил во времена Первого храма, а Захарии во времена Второго храма. Но недаром приведено в связь пророчество Захарии с пророчеством Урии. У Урии сказано: «Посему из-за вас Сион распахан будет, как поле, и Иерусалим сделается грудою развалин, и будет Гора Храмовая лесистым холмом». А у Захарии сказано: «Снова старцы и старицы будут сидеть на улицах в Иерусалиме, каждый с посохом в руке — от полноты дней». До тех пор, пока не исполнилось пророчество Урии, я опасался, что не исполнится пророчество Захарии; ныне же, когда первое пророчество осуществилось, я верю, что и второе осуществится.

— Акива! — воскликнули все. — Ты утешил нас! Акива, ты утешил нас! (Мак.,24).



[1] Собственно, житель юга, южанин.

[2] Начальники отрядов.

[3] Во главе Бетарского войска стоял человек из города Козибы, прозванный раби Акибою «Бар-Кохба» — сын звезды, применительно к словам Писания: «И выступит звезда от Яакова». Не оправдав возлагавшихся на него надежд, Бар-Кохба был назван «Бен-Козиба», — что означает: человек из Козибы, а также: сын лжи.

[4] От храма осталась часть западной стены, существующая и поныне

[5] Менахем — утешитель.

[6] Иносказательно проклятие относится к сыну ее.

[7] Столица Иудейская.