Мишна

Глава пятая

МИШНА

Со времени Моше-рабейну и до раби Йеуды Анаси не предпринималось попыток составить предназначенную для широкого изучения книгу, в которую бы вошли законы Устной Торы. И несмотря на то что в каждом поколении некоторые люди записывали сведения, полученные от учителей (например, так поступали многие пророки, руководители Санедрина и ешив), тем не менее дальше эти знания сообщались ученикам устно, потому что таков закон: Устная Тора передается только устно. Ее можно записать для себя, но не для передачи.

В первой главе книги мы говорили о причинах этого несколько странного требования. Здесь хотелось бы упомянуть еще об одном обстоятельстве. Тора — не физика и не философия; она — не раздел науки в принятом теперь смысле, когда под наукой понимают совокупность определенных знаний, которые надо сохранить и преумножить. Тора — это ОТКРОВЕНИЕ Всевышнего, и передать это откровение можно от души к душе, без посредничества бумаги. Его нельзя почерпнуть из книг, его можно получить исключительно на Синае, — там, где оно дано. Но для этого существует только один путь — подключиться к непрерывной цепочке поколений, восходящей к Моше. Именно живая связь поколений, проникающая сквозь толщу времени, может привести нас к Синаю. Вот почему законы Торы не записывались. Чтобы выучить их, нужен живой человек, учитель, как необходимое звено в цепочке поколений: «учитель-ученик».

Однако раби Йеуда Анаси понимал, что настали времена, когда существованию этой цепочки стала грозить серьезная опасность. Поскольку устное учение «записано»

в памяти мудреца, то с его смертью вместе с ним уходит и его учение. Правда, остаются другие знатоки Торы. Но что будет, если какие-то правители захотят уничтожить всех, как это произошло после восстания Бар Кохвы? Нельзя обольщаться временным затишьем и относительным спокойствием; неизвестно, что будет завтра. К тому же многие ученые, спасаясь от резни, покинули Эрец Исраэль и оказались отделенными друг от друга границами многих стран. В таких условиях передавать Устное учение без искажений стало почти невозможно.

Все эти доводы привели Раби и мудрецов его ешивы к единственному выводу: Устное учение необходимо записать. «Время действовать для Всевышнего, (ибо) нарушили Твой закон!» — сказано царем Давидом (Теилим 119:126). Это означает, что, когда нарушается закон, нельзя бездействовать. Есть у стиха и дополнительное значение: в ситуации, опасной для Торы, можно поступиться одним законом для спасения остальных. С другой стороны, если встать на скользкий путь компромисса — потеряешь все, только не сразу, а постепенно, сдавая одну позицию за другой. Что делать? Одно из двух: или следовать принципу сохранения Учения в устном виде, подвергая риску само его существование, либо пожертвовать принципом! Стоя перед сложным выбором, Раби решился ради спасения Торы записать Устное учение, — но таким лаконичным, конспективным языком, что непосвященный, взяв книгу с полки, вряд ли сумеет что-нибудь разобрать в ней без учителя. Таким образом, даже будучи записанным, учение останется в значительной степени устным, и живая связь поколений не прервется. Но главное, отныне закон не будет забыт или искажен. Записанный в самой лаконичной форме, он явится той основой, по которой все можно восстановить. Так родился план записи Мишны.

Важно отметить, что сам Раби и его единомышленники не были создателями Мишны. Она изучалась устно задолго до них на протяжении многих поколений. Со временем установилась определенная форма (не записи, но «произношения») законов, утвердились более или менее постоянные формулировки, — хотя в каждой ешиве они могли чем-то отличаться одна от другой. Ученики тщательно хранили формулировки, полученные от учителей, и передавали их дальше теми же словами. Сложилось деление общего текста Мишны на трактаты и разделы. Особый вклад в систематизацию Мишны внес раби Акива, как это отмечалось в предыдущей главе. Все, что оставалось сделать раби Йеуде Анаси, — собрать и отредактировать то, что дошло до него.

Глядя на текст Мишны, мы можем без особого труда различить в нем несколько уровней. Первый уровень: основа Мишны, т. е. передававшиеся (обычно анонимно) из поколения в поколение формулировки закона. Второй уровень: пояснение и уточнение того, что сказано в основе Мишны. Иногда на этом уровне тема развивается подробнее, обрастая замечаниями и положениями, приведенными от имени мудрецов эпохи танаев, начиная со школ Шамая и Илеля; здесь мы встречаемся с дискуссиями и спорами между мудрецами. Третий уровень: уточнения мудрецов последнего поколения — Раби и его современников.

Приведем ряд примеров (на прочтении которых мы не настаиваем, — можете пропустить их).

Трактат Пеа посвящен заповеди пеа, т. е. обязанности во время жатвы оставлять на краю поля некоторое количество несжатых колосьев. Эта заповедь дана Торой.

Читаем первую мишну в первой главе трактата: «Вот заповеди, для исполнения которых нет ограничений (размеров, норм): пеа; первые плоды урожая, приносимые в Храм; паломничество в Храм; помощь ближнему и изучение Торы».

В отрывке перечислены заповеди без указания нормы. Так что человек, совершивший даже ничтожно малую долю того, что от него требует закон, считается исполнившим долг. В частности, по отношению к заповеди пеа это значит, что, оставив даже самое незначительное количество несжатых колосьев, хозяин поля выполнил закон Торы.

Теперь читаем вторую мишну: «ПЕА НЕ МОЖЕТ БЫТЬ МЕНЬШЕ 1/60 ЧАСТИ ПОЛЯ, несмотря на то что ГОВОРИЛИ: «Нет для пеа ограничений…»

Смысл мишны прост: хотя Тора не установила нормы, мудрецы решили — не менее 1/60 части поля. Но внимательный читатель заметит, что, если бы текст обеих мишнайот составлялся одновременно, он выглядел бы совсем иначе. Например, так: «Нет ограничений для пеа по закону Торы, но мудрецы постановили оставлять не менее 1/60″. Вместо этого мы находим громоздкое построение: в первой мишне утверждается, что никаких норм нет, а вторая уточняет, что, хотя выше сказано, что норм нет, на самом деле мудрецы установили… Зачем такая сложность?

Ответ прост: Раби и его «редколлегия» не были авторами Мишны, они лишь записали устные формулировки, которые до них заучивались на память и передавались из уст в уста. Такова «основа Мишны», т. е. ее первый уровень, который является не чем иным, как совокупностью древних формулировок всех законов. В нашем случае такой основой является первая мишна, излагающая закон Устной Торы. Первоначально она была сформулирована еще задолго до того, как мудрецы решили установить норму для пеа. Когда же они приняли свое постановление, то оставили первую мишну без изменений, потому что тысячи людей знали ее наизусть и она запечатлелась в народной памяти именно в такой форме. Не изменяя текста первой мишны, мудрецы сформулировали другую, дополнительную: «пеа не может быть меньше 1/60, несмотря на то что ГОВОРИЛИ (то есть всегда так учили устно): «Нет для пеа ограничений». Кстати, это постановление было сделано задолго до Раби, в начале эпохи Второго храма. Так во второй мишне вскрываются два пласта: древнейшая основа закона и более поздние уточнения, внесенные в начале эпохи танаев.

Еще один пример. В трактате Псахим читаем первую мишну: «В ночь на 14-ое (нисана) ищут хамец при свете свечи. Те места, в которые не вносят хамец, не нуждаются в проверке. Почему же тогда сказали про два ряда в винном погребе? Имеется в виду такой погреб, в который иногда вносят хамец. (Мудрецы) Бейт Шамай говорят: (Проверяют) два ряда снаружи (т. е. внешние); Бейт Илель говорят: Два верхних ряда».

Из слов «Почему же тогда сказали про два ряда в винном погребе?» видно, что существовала некая древняя формулировка еще до школ Шамая и Илеля, требовавшая проверки двух рядов винных бочек в погребе. Бейт Шамай и Бейт Илель спорят между собой только о значении этих издавна заученных слов — какие два ряда имеются в виду.

Можно привести еще много мест из Мишны, но приведенных примеров вполне достаточно, чтобы убедиться в том, что редакторы дошедшего до них текста Устной Торы очень бережно сохраняли стиль древних мишнайот, часть которых восходит, может быть, еще ко временам Моше. Вместе с позднейшими напластованиями они включены в окончательный текст. Причем иногда Раби добавлял от себя (но не приводя своего имени) лаконичные разъяснения к тому, что сказано в той или иной мишне.

Было бы ошибкой считать, что вся деятельность Раби и его товарищей сводилась к секретарской работе, когда требуется чисто техническая запись. На самом деле они проделали гигантскую работу в двух направлениях.

Во-первых, поскольку до них все заучивалось устно, не обошлось без «испорченного телефона» — например, часто встречались разные версии одной и той же мишны. Нужно было выявить наиболее точную традицию, доносившую каждое слово первоисточника с минимальными искажениями. В итоге была принята версия раби Меира.

Во-вторых, к тому времени, когда Раби приступил к работе, по ряду причин накопился целый ряд невыясненных вопросов. Некоторые ученые споры все еще не были разрешены из-за того, что в годы войны и послевоенных гонений бездействовал Санедрин. При Раби Санедрин уже работал, как в былые годы. В случаях необходимости обсуждаемые вопросы решались методом голосования. Принятое большинством мнение записывалось в Мишну как «просто мишна», т. е. без упоминания имени того или иного ученого, от имени которого оно приводилось, — подобно тому как записывалась «основа мишны». Иногда особое мнение вводилось в текст в иной форме: «Раби такой-то говорит так-то, а мудрецы говорят иначе». Все в соответствии с принципом: алаха — по мнению большинства; причем каждый изучающий поймет, какое мнение принято в качестве алахи.

Но вторая форма записи вызывает вопрос: зачем приводить мнение, о котором известно, что оно отвергнуто? Если за закон признается мнение большинства, к чему сообщать, как считало меньшинство? Рамбам в «Предисловии к Мишне» отвечает так:

«Если бы непринятые мнения не приводились, то создалась бы такая ситуация: по прошествии некоторого времени появляется мудрец, слышавший от своих учителей именно то мнение, которое было отвергнуто Санед-рином во времена Раби. Мы начинаем сомневаться: как же этот крупный ученый утверждает, будто нельзя поступать так-то и так-то, если конкретная мишна однозначно утверждает, что можно? Но, поскольку Раби сохранил все, в том числе и отвергнутые мнения, мы, не сомневаясь, говорим такому мудрецу: ты говоришь, что это запрещено; верно, твои слова совпадают с мнением раби такого-то, но посмотри в Мишну и увидишь, что он со своим мнением пребывает в одиночестве, в то время как большинство остальных ученых не согласно с ним; алаха же устанавливается по мнению большинства!»

В том же «Предисловии» Рамбам классифицирует все законы, упомянутые в Мишне, по нескольким признакам. Прежде всего он выделяет законы Торы (деорайта), т. е. исходящие от Всевышнего, и законы мудрецов предыдущих поколений (дерабанан). Первая группа — деорайта — включает законы трех видов:

а) Перушим мекубалим. — По сути дела, это те законы Торы, которые были переданы на Синае в устной форме и записаны в тексте Пятикнижия иногда открытым текстом, иногда в виде намека или кода. Рамбам называет их мекубалим, т. е. общепринятыми, поскольку нигде на страницах Мишны и Талмуда они не подвергаются сомнению. Так, например, закон о денежном возмещении телесных повреждений, переданный словами «око за око», не оспаривается никем. Однако вокруг этих традиционных законов иногда возникали споры по другому вопросу: где они закодированы в тексте Пятикнижия? Например, в трактате Сукка приведена дискуссия по поводу при эц адар — «плода (прекрасного) дерева», который требуется для праздника Сукот. Мудрецы спорят, какой именно плод имеет в виду Тора. Трудно предположить, что через полторы тысячи лет после дарования Торы вдруг возникло сомнение, какой плод следует использовать, ведь эта заповедь исполнялась из года в год, и каждый, принимавший участие в дискуссии, регулярно выполнял ее, а в детстве видел, как ее исполняет отец. Нет сомнения, что все участники обсуждения знали, что Тора имела в виду этрог, как утверждает традиция, а споры сводятся к другому вопросу: как в слове адар зашифровано, что это именно этрог! Одни говорят, что следует понимать адар как «живущий», «долгожитель», т. е. плод, живущий на дереве из года в год. Таковым является только этрог, остальные плоды остаются на дереве в течение одного сезона, а потом опадают. Другие утверждают, что намек — в созвучии с греческим словом гидор, вода. Этрог очень водолюбив и, в отличие от остальных плодовых деревьев Эрец Исраэль, не довольствуется дождевой водой — его надо поливать, как овощи. Однако никому из мудрецов не приходило в голову усомниться в том, что при эц адар — не что иное, как этрог.

б) Алаха ле-Моше ми-Синай. — Так называются законы, полученные Моше на Синае, но не зашифрованные в тексте Торы. Как видим, они не могут быть выведены из текста при помощи логики или традиционных тринадцати методов толкования Торы. Законов таких немного; приведем один пример. Заповедь тфилин записана в тексте Пятикнижия следующим образом: «И да будут они тотафот (знаками) между твоими глазами». Традиционное толкование стиха гласит, что имеются в виду кусочки пергамента с четырьмя отрывками Торы, которые укрепляются на руки и на лбу. На все это есть намеки в тексте. Но каким образом они укрепляются — в тексте не указано. Нет даже намека на это. Алаха ле-Моше ми-Синай доносит до нас, что пергамента нужно вложить в специальные кожаные футляры кубической формы, черного цвета и закрепить их черными кожаными ремнями. Эти подробности дошли до составителей Мишны исключительно в устной форме, но при этом не вызывали никаких споров на протяжении поколений.

в) «Новые законы». — В некоторых случаях традиция, полученная от Моше, дает только основные положения законов, но не касается всех частных случаев. Здесь мудрецы должны были, применяя логику и традиционные методы толкования текста, «доводить» закон до завершения во всех его подробностях. При этом зачастую возникали споры, которые следовало решать в Санедрине большинством голосов; как сказано в Пятикнижии — «склоняться за большинством». После утверждения Санедрином закон принимал статус деорайта, т. е. закона Торы, поскольку был выведен непосредственно из самого текста. Однако в будущем новый состав Санедрина мог оспаривать решения предыдущего состава и пересматривать их; как сказано: «И придешь к судье, который будет в ТЕ ДНИ» (Дварим 17:9).

Перейдем теперь ко второй группе законов — мидерабанан. Рамбам классифицировал их следующим образом:

а) Гзерот, указы. — Запреты, принятые с целью создать ограду вокруг закона. Мы писали о них в третьей главе. По поводу гзерот тоже возникали дискуссии между мудрецами, поскольку не все соглашались с необходимостью ввести тот или иной ограждающий запрет. И здесь споры завершались в Санедрине, когда решение принималось большинством голосов.

б) Таканот. — Различные постановления мудрецов. Например, древнее постановление, принадлежащее Моше, относительно изучения во время каждого праздника законов, касающихся этого праздника. Или куда более позднее постановление мудрецов о публичном чтении «Мегилат Эстер» в Пурим. И многие другие.

Пришло время коснуться самого непростого вопроса в области Устной Торы, который зададим в такой форме: «Если все дано на Синае, откуда возникают споры?»

Все споры, приведенные в Мишне, — отвечаем мы, — можно разделить на несколько групп. Большинство споров касается не того, что получено на Синае, а гзерот де-рабанан, законов мудрецов. Ничего здесь странного нет, многие мудрецы имели свое мнение о необходимости вводить тот или иной запрет или о способности предлагаемой «ограды» предохранить от непреднамеренного нарушения закона. Кроме того, многие гзерот были приняты давно, еще в мирное время, а за годы войн, репрессий и запрета на изучение Торы некоторые детали постановлений попросту забылись. Вот почему мудрецы послевоенной эпохи спорят между собой: что же именно постановили в свое время по тому или иному вопросу?

На втором месте (по количеству) стоят споры, в которых мудрецы стремятся найти в тексте Торы намек на традиционные законы, принятые всеми. Правда, на практическое понимание заповеди такие споры не влияли, дискуссии были чисто теоретическими.

И все же непонятно: если текст Пятикнижия — конспект, заключающий в себе Устное учение, а мудрецам переданы традиционные правила дешифровки этого конспекта, то почему, пользуясь одинаковыми для всех правилами, мудрецы приходили к разным выводам и находили намек на один и тот же закон в самых разных местах Хумаша?

Такой же вопрос возникает и по отношению к реже встречающемуся, третьему виду споров. Разговор идет о тех местах текста, относительно которых традиция по ряду причин не донесла до мудрецов четких указаний. Либо потому, что тот или иной традиционный закон был забыт (а в еврейской истории было предостаточно периодов, когда терялось многое). Либо потому, что с самого начала некоторые детали и подробности вообще не были переданы. В обоих случаях следовало пользоваться правилами толкования Торы и логикой.

Итак, наш вопрос: если правила для всех одинаковы, то почему ученые приходили к разным выводам?

Нужно отметить, что правила изучения текста, которые мы называем традиционными, вовсе не так просты. Они требуют тончайшего анализа и развитого абстрактного мышления. Рамбам в «Предисловии к Мишне» не случайно замечает, что если бы мыслительные и аналитические способности людей во всех поколениях были на должном, высшем уровне, то обошлось бы без споров. Действительно, до эпохи Шамая и Илеля мы находим считанные случаи, когда отмечались расхождения во мнениях между мудрецами. Но, хотим мы этого или не хотим, с прискорбием следует признать, что со сменой эпох наш разум деградирует. Как это ни странно звучит для нашего современника, такова действительность. Мы привыкли к эволюционному взгляду на мир, рассматривающему прежние поколения как более примитивные, а последующие — как более развитые. Причем на самом верху лестницы прогресса с удобством располагаемся мы сами. Лишь наши потомки — возможно — достигнут чего-то более высокого. Такой взгляд верен только по отношению к технологии, но никак не по отношению к мыслительным человеческим способностям. В этой области еще мудрецы Талмуда выразились недвусмысленно: «Если древние — как ангелы, то мы — люди; если древние — люди, то мы — ослы!» Особенно остро ощутилась деградация разума в эпоху танаев. Именно тогда и возникло огромное количество споров. Во времена школ Шамая и Илеля расхождения во мнениях умножились настолько, что люди могли подумать, «будто существуют две разные Торы», — таково образное выражение той поры. И лишь в Явне при рабане Гамлиэле многие споры были разрешены голосованием, — но далеко не все.

И здесь возникает новый, не менее сложный вопрос: поскольку разговор идет не о постановлениях мудрецов, а о законах Торы, то как понять, что путем голосования в Санедрине принятое большинством мнение получало статус воли Б-га? Более того, оставалась возможность дополнений и исправлений, когда в следующем поколении новое, повторное голосование могло изменить прежнее решение, и тогда уже оно, новое толкование, считалось волей Б-га. Воля Б-га, которая меняется от поколения к поколению?! Где находится абсолютная истина?

Ключ к пониманию ответа находим в трактате Эрувин: «Два с половиной года продолжался спор между школами Шамая и Илеля. Решался вопрос, по чьему мнению следует установить алаху. Пока не раздался Голос с Неба: и те (мудрецы), и другие (произносят) слова Живого Б-га! Но алаха — по мнению школы Илеля!»

Мы привыкли думать, что в споре всегда кто-то ошибается, чье-то мнение соответствует истине, а чье-то — нет. Однако вот перед нами случай, когда обе стороны правы. Ученые и той, и другой школы были людьми с мощным интеллектом. И всю силу своего интеллекта они приложили для постижения истины. Так что можно сказать, что они проникли глубоко в сокровенные тайны Торы. Но по отношению к предыдущим поколениям, в сравнении со своими учителями, они уступали по многим параметрам. Именно ограниченность человеческого разума была причиной тому, что, пользуясь теми же правилами логики и техникой толкования Торы, люди стали приходить к разным результатам.

Всевышний, давая Тору, предвидел, что некоторые детали могут быть частично забыты, а потому закодировал в Пятикнижии все учение, снабдив его правилами, пользуясь которыми можно восстанавливать забытое. Но точно так же Всевышний предвидел, что настанет время, когда ограниченный человеческий разум не сможет дать однозначного ответа на возникающие вопросы, а стало быть, Он заранее согласился с тем, что по одним и тем же вопросам возникнут разные мнения. Вот почему Голос с Неба сказал: «И те, и эти — слова Живого Б-га». Причина ясна: учителя обеих школ выводили свои положения из одного текста Торы, пользуясь одними для всех правилами, напрягая все свои интеллектуальные силы.

И еще согласился Всевышний, что практическое решение — алаха — будет выноситься большинством голосов Санедрина и что в последующих поколениях это решение может быть изменено. Стих Торы: «Придешь к судье, который будет в ТЕ ДНИ» (Дварим 17:9), — трактуется нашими мудрецами так: «нет у тебя другого судьи кроме того, что живет в твое время». Получается, что воля Б-га в каждом поколении может интерпретироваться в соответствии с решением Санедрина. Именно на таких условиях Всевышний дал нам Тору!

Давайте остановимся на этом положении. Разве не знакомы нам случаи, в которых противоречивые, казалось бы, взгляды, на самом деле, только дополняют друг друга? Возьмем лист бумаги и определим его геометрическую форму. Мы видим, что это прямоугольник. Но, поменяв угол зрения и посмотрев на лист с торца, мы увидим прямую линию. Оба взгляда верны, ошибки нет, взгляды с разных точек дополняют друг друга. Глядя сверху, мы не видим толщины листа. Глядя сбоку, мы не видим его формы. Чтобы оценить лист, надо повертеть его в руках…

Или другой пример из известной индийской притчи: несколько слепых, ощупывая слона, пытаются решить, что он собой представляет: один держится за хвост и полагает, что слон — это нечто, похожее на веревку. Другой, трогая ногу, говорит, что перед ним колонна. Тот, кому достался хобот, уверен, что слон — это гибкий шланг.

В области познания истины все слепы: у нашего ограниченного ума нет возможности овладеть всеобъемлющим знанием. Поэтому неудивительно, что, анализируя текст Торы, каждый из мудрецов высказывает одну определенную точку зрения, которая не менее правомерна, чем точка зрения его оппонента. И только вместе они дают более или менее целостное представление.

Таким образом, когда Санедрин в каждом конкретном случае выносил решение в соответствии с одним из мнений, это не означало, что вторая сторона ошибалась или что-то не учла. С точки зрения познания истины оба мнения верны. Но для практического применения нам необходим однозначный вывод. Поэтому полномочия выбора одного из двух правильных мнений Тора передала Санедрину. В этом проявляется различие между познанием истины, невозможным без обобщения всех сторон рассматриваемого вопроса, и практическим решением, для выработки которого мы вынуждены выбрать какую-то одну точку зрения.

Теперь мы начинаем понимать, почему в Мишне так много споров. То же самое в Талмуде, который, касаясь того или иного вопроса, имеет обыкновение приводить дискуссию со всеми аргументами спорящих сторон, причем жаркий спор может занимать целые листы, хотя в конце концов приводится простой и однозначный алахический вывод. Спрашивается: если редакторам-то Талмуда все выводы и постановления были известны, зачем они привели все эти споры?

Представьте себе такой урок математики: преподаватель обсуждает с учениками теорему о сумме углов треугольника. Один ученик утверждает, что она равна тридцати градусам — он своими глазами вчера видел; другой заявляет, что считал при помощи транспортира и получил сто пять градусов плюс-минус пол градуса погрешности; третий слышал, как старший брат сказал, что искомая сумма является непостоянным числом — сегодня одно, завтра другое; пятый знает, что все углы любого треугольника в сумме дают сто восемьдесят, и он берется доказать это на доске. Прежде чем урок завершается, учитель принимает окончательное решение, склонившись к одному из мнений. Теперь кто-то составляет по этому уроку, используя его запись, учебник геометрии. Мы учимся по этому учебнику. Доходим до главы «Сумма углов» и читаем: бытовало мнение, что эта сумма равнялась тридцати градусам, а такой-то конкретный мыслитель, имя-рек, из такого-то класса такой-то тамбовской школы заявил, что она равна ста пяти градусам, и обосновал свое мнение! На это ему возразили так-то, а он так-то ответил. Но было принято, что суммой отныне будет считаться сто восемьдесят градусов и ни градусом меньше!.. Согласитесь, абсурд какой-то. Кому интересны старые ошибки тех, кто постигал когда-то истину геометрии?

Но евреи вот уже более полутора тысяч лет изучают Талмуд, полный мнений и положений, не соответствующих окончательному алахическому выводу. Тысячи людей корпят над книгами, углубляясь во множество аргументов, приведенных в пользу отвергнутого мнения. Как все это понять?

Дело в том, что Талмуд — не свод окончательных законов, не книга алахот. (Кстати, такие книги существуют. О них разговор впереди.) Назначение Талмуда — познание истинного смысла Торы. А познать истину можно только обобщив все точки зрения. Ведь мнение, отвергнутое с точки зрения исполнения, не менее важно для понимания Торы, чем то, которое принято как практическая алаха.

ПРИЛОЖЕНИЕ К ПЯТОЙ ГЛАВЕ

В конце второго века принятого летоисчисления завершилась работа над составлением и редактированием текста Мишны. Она была записана в том виде, в котором изучалась раньше устно, и составила шестьдесят три трактата (масехтот), объединенных в шесть разделов (сдарим): Раздел Зраим (Семена) рассматривает законы, связанные с земледелием. На плоды, выращенные в Святой земле, распространяются многочисленные заповеди: шмита, отделение тру мот и маасрот, дары бедным, бикурим (первинки), орла, килаим.

Раздел Моэд (Времена) посвящен святости времени. В нем изучаются многие заповеди, непосредственно связанные с календарем: Суббота, праздники, памятные дни. Раздел Нашим (Женщины) включает в себя законы заключения и расторжения брака, а также имущественных отношений, возникающих в результате заключения брака и развода.

Раздел Незиким (Убытки) посвящен гражданскому праву. Темы, им разрабатываемые: возмещение материальных убытков, кредит и торговля, судопроизводство, наследство, компаньоны и пр.

Раздел Кодашим (Святыни) касается порядка службы в Храме и тех жертв, которые в нем приносились.

Раздел Тоорот (Чистота) занимается законами ритуальной чистоты, связанной, в основном, со службой в Храме.

Устная Тора, передававшаяся полторы тысячи лет из уст в уста, была записана во времена раби Йеуды Анаси. Непрерывная цепочка поколений, соединяющая Раби Йеуду Анаси с поколением, получившим Тору на Синае, насчитывает 45 звеньев.

Еще раз повторим их:

Йеошуа бин Нун,

Отниэль бен Кназ — Эуд бен Гера

Шамгар — Двора-пророчица — Гидеон

Авимелех — Тола — Яир Агилади

Ифтах — Ивцан— Эйлон

Авдон — Шимшон

Эли Акоэн

Шмуэль — Давид

Ахия из Шило — Элияу Анави

Элиша — Йояда Акоэн — Зехария — Ошея

Амос — Йешаяу — Миха — Йоэль

Нахум — Хавакук — Цфания

Йирмеяу — Барух бен Нерия

Эзра

Мужи Великого Собрания

Шимон Ацадик — Антигнос из Сохо

Йоси бен Йоэзер и Йоси бен Йоханан

Йеошуа бен Прахия и Нитай Арбели

Йеуда бен Табай и Шимон бен

Шетах — Шмая и Автальон

Илель и Шамай

рабан Йоханан бен Закай

раби Элиэзер и раби Йеошуа — раби Акива

раби Меир и раби Шимон

раби Йеуда Анаси.

О том, кто были эти люди, мы уже рассказали, хотя рассказ о каждом из них получился лаконичным. Но даже из приведенного видно, что они отличались необычайной скромностью, невероятным усердием и самоотверженностью в изучении Торы, любовью к людям, а также страхом утратить хотя бы каплю той живительной влаги, которой Всевышний напоил наш народ на Синае. И главное, всех их объединяла безграничная тяга к познанию истины и готовность пожертвовать собой во имя ее достижения.

Талмуд (трактат Псахим 22б) говорит, что ивритское слово ЭТ, часто упоминаемое в Торе перед прямым дополнением, следует понимать как расширение последующего понятия. Само по себе это слово иногда употребляется в значении соединительного союза «с». Но перед прямым дополнением оно выступает в качестве непереводимой служебной частицы, например: «Вначале сотворил Б-г небо и землю» —»ЭТ ашамаим вэ-ЭТ аарец». Впрочем, прямое дополнение может быть образовано и без этой частицы, правила языка это разрешают. Тогда почему в некоторых случаях Тора пользуется частицей ЭТ?

Ученый по имени Шимон Амсуни ответил: «чтобы добавить к прямому дополнению нечто второстепенное, связанное с ним». Так, в приведенном примере следует понимать, что вначале Всевышний сотворил небеса со всем их воинством и землю вместе со всем, что наполняет ее недра.

Но если быть последовательным, то таким же образом нужно толковать каждый стих, в котором упомянута частица ЭТ. Как правило, это возможно. Например: «И познал Адам Хаву, свою жену; она зачала, родила Каина и сказала: приобрела я человека с Г-сподом»? В данной фразе частица ЭТ упомянута три раза. Это учит, — объяснял раби Шимон Амсуни, что вместе с сыновьями Адама рождались их сестры-близнецы: с Каином — одна, с Эве-лем — две (что создало известную напряженность между братьями).

И так он объяснял стихи по всей Торе, пока не добрался до стиха: «ЭТ Ашем Элокеха тира» — «Бойся Г-спода, своего Б-га». Но здесь прибавление кого бы то ни было к Всевышнему явится нарушением основного принципа Торы, говорящего о единстве Б-га. Рядом с Ним никого нельзя поставить!

Раби Шимон Амсуни не смутился: «Если так, значит, мое толкование неверно!» Ученики спросили его, как же быть с остальными местами в Торе, в которых он толковал ЭТ как добавление к сказанному чего-то второстепенного? Мудрец ответил: «Как получил я награду за толкование, так получу награду и за отказ от него».

Каждый по себе знает, как трудно признавать ошибки. Да еще в зрелом возрасте. Да еще будучи всеми уважаемым и почитаемым ученым! В особенности, когда разговор идет не об отдельном случае, а об основополагающем принципе, на котором была построена целая система. Скорее всего, для раби Шимона Амсуни открытие одного правила в толковании Торы было делом всей жизни. Представьте, что Альберт Эйнштейн вдруг отрекся под конец жизни от ВСЕЙ своей теории относительности только потому, что она не смогла объяснить какое-то одно единственное явление!

Раби Шимон Амсуни отрекся от своей теории, несмотря на то что он построил на ней целое здание, включавшее многие толкования закона. После этого он был вынужден искать всех учеников, которым когда-то давал уроки на основе своей теории, и объяснять им, что ошибся. Он был человеком, а не ангелом. А сердце человека всегда стремится отыскать любое средство, позволяющее остаться при своем мнении. Но мудрец отказался от своей трактовки, как только убедился, что она не всегда работает.

Отказавшись от своего правила, он не оставил после себя вакуум в теории, поскольку был знаком с точкой зрения раби Акивы. Раби Акива и его последователи этот проблематичный стих трактовали так: частица ЭТ в нем превозносит мудрецов Торы, перед которыми следует благоговеть. Благоговение перед ними можно включить в контекст этого стиха («Бойся Г-спода, своего Б-га» — и Его мудрецов), потому что воля Б-га известна нам только по традиции, которую мудрецы донесли до нас от Синая.

Все это раби Шимон Амсуни, наверное, знал. Но такое толкование казалось ему несколько натянутым, а спасать свою теорию «натянутым» ответом он не собирался. Истина — превыше всего! Ради нее можно зачеркнуть всю прожитую жизнь.

Раби Шимон Амсуни не был уникален. Такое же качество было свойственно практически всем нашим мудрецам. Раби Акива прав: перед такими людьми нужно испытывать благоговейный трепет.