От Синая до Мишны

ОТ СИНАЯ ДО МИШНЫ

Глава первая

Тема этой книги возникла при любопытных обстоятельствах. В молодые годы, учась в ешиве, я подрабатывал на "Коль Исраэль", в русском отделе израильского радио, вещавшего на Советский Союз. Мне доверили вести еженедельную передачу, посвященную очередной главе Торы. Передача транслировалась в шесть утра, так что слушателей у нее, кроме моей мамы, жившей тогда в Москве, скорее всего, не было. Но поскольку передача по государственному радиовещанию — дело ответственное, даже если у нее нет слушателей, ко мне был приставлен цензор, следивший за тем, чтобы я не злоупотреблял доверием и не протаскивал слишком "мракобесные" идеи. Моим цензором был писатель и публицист Изя Надель, широко известный под псевдонимом Орен, очень симпатичный человек в далеко уже не юном возрасте. Эрудицией он обладал колоссальной. И работать с ним было одно удовольствие. Но цензор есть цензор (хотя и назывался он официально редактором), поэтому нам не раз приходилось сталкиваться, как принято говорить, по "идеологическим вопросам".

Однажды, выслушав его предложение изменить очень важное для меня место в тексте записываемой на магнитофон передачи, я возмутился: "Поймите, Изя, я не собираюсь представлять Тору в качестве памятника древней литературы или фольклора израильских племен периода "разделения царств". Для этого поищите кого-нибудь другого. Для меня Тора — это правда!"

Надель улыбнулся. "Не сердитесь, молодой человек, я расскажу вам анекдот. Один еврей говорит мусульманину: слушай, ты же интеллигентный человек, как ты можешь верить в байки, будто ангел нашептал Мухаммеду на ухо весь Коран? Отвечает ему мусульманин: а как ты можешь верить в байки, будто Г-сподь Б-г Собственной персоной спустился на гору Синай и передал Моисею все заповеди? Еврей воскликнул: но это же правда, дос из эмес!"

Анекдот был рассказан кстати, мы оба рассмеялись. Конечно, я понимал, что необходимо как-то возразить, но тогда я еще не знал как.

По дороге в ешиву я продолжал мысленный диалог с моим цензором. Мы действительно утверждаем, что текст Торы был чудесным образом передан еврейскому народу на Синае. Но кто это видел? Где свидетельства или хотя бы намеки на это событие? Можно ли признать в качестве свидетеля по вопросу о происхождении Торы текст самой Торы? Откуда во мне уверенность, что книга, изучаемая мной в ешиве, это та самая книга, которую Творец мира передал пророку Моше? А вдруг все это сказки поколений, живших до нас и далеких от истинно правильных, научных представлений о мире? Заблуждения и суеверия? Раньше этот вопрос меня не волновал. Углубляясь в изучение Торы, я чувствовал "всеми фибрами души", что ее текст — не человеческих рук дело. Но как это доказать? Как объяснить слушателям? Передать другому человеку свои ощущения и сказать - поверь, что это правда, — невозможно. Требуется объективное свидетельство или какое-нибудь другое не менее веское доказательство.

Итак, откуда я знаю, что Тора — это истина? Понятно, что в первую очередь надо проверить тот источник, из которого я черпаю свои знания. Проверить своих учителей!

Раввин, с которым я занимаюсь в ешиве, преподает нам Тору как откровение Творца мира. Он знает, что Синайское откровение — не плод народной фантазии. Он не просто ощущает, он действительно в этом уверен. Уже при первом знакомстве с ним я обратил внимание на его необычное лицо, на котором, и это отмечалось всеми, выделялись правдивые глаза. По-другому не скажешь — именно правдивые: разговаривая с ним, нельзя было ему не верить. Впрочем, скептики возразят, что честный вид человека отнюдь не является доказательством истинности того, что он говорит, — и я с ними согласен.

Но откуда знает о Синайском откровении мой наставник? От своих учителей, и так далее. Иными словами, знание о происхождении Торы я получил по преданию, по традиции.

Вот и ответ! Но по опыту я знал, что он не очень впечатлит таких собеседников, как Изя Надель. Они скептически относятся к преданиям. Конечно, предание преданию рознь. Все этносы имеют свои традиции, эпос, фольклор, причем ученые давно раскрыли природу происхождения этого фольклора. В большинстве случаев за ним скрывается устно-литературное народное творчество. Племена и народы склонны идеализировать свое прошлое. Многие нации сочиняют свое происхождение. Т. е. занимаются прямой фальсификацией истории, что, впрочем, является излюбленным занятием всего человечества. Достаточно вспомнить египетских фараонов. Или фараонов, более близких к нам по времени, — правителей бывшего нашего отечества. Эти занимались фальсификацией сознательно и неудачно. А древние анонимные авторы — неосознанно и очень удачно. Точнее сказать, во многих случаях они не переписывали историю, а писали ее заново, поскольку до них никаких записей не существовало. Они ее сочиняли. Так почему не допустить, что тем же самым занимались древние евреи?

Я не зря обмолвился о том, что кто-то переписывает историю, а кто-то ее сочиняет. Фальсификация возможна только там, где что-то неясно, где события прошедших эпох окутаны туманом забвения, провалом национальной памяти. Там, где все ясно, вставлять в ход истории события, которых никогда не было, очень трудно. Преданиям не доверяют, потому что не знают, откуда они пришли, не могут проследить цепочку их передачи. Но если нам удастся восстановить непрерывную цепочку передачи традиции, в которой о каждом поколении будет известно, кто были люди, передававшие информацию, можно будет говорить о достоверности предания.

Приведу такой пример: в 1991 году праздновалось пятисотлетие "открытия" Америки Колумбом. Нашлись люди в Скандинавии, которым идея этого праздника не понравилась. Дело в том, что существует древнее сказание, согласно которому норвежские викинги достигли берегов Америки чуть ли не в одиннадцатом столетии. Беда только, что никаких доказательств этих отважных путешествий не осталось.

Как вы думаете, что надо было сделать тем отважным мореплавателям, чтобы, во-первых, оставить свидетельство своего прибытия на далекий континент; и, во-вторых, чтобы свидетельство бьшо достаточно правдоподобным в наших с вами глазах? Вы скажете, им не надо было думать о нас с вами. Повторю вопрос по-другому: что сделали бы на их месте именно вы?

Предложение первое: закопать бутылку с запиской. Или еще лучше — высечь надпись на скале (чтобы в будущем под нее отвели специальный зал в Британском музее). Но самое лучшее — прибыв в Америку, собрать местных жителей и попросить их составить декларацию в пятистах, скажем, экземплярах на шкурах бизонов следующего примерно содержания: "Мы, нижеподписавшиеся, свидетельствуем, что такого-то числа такой-то луны, в таком-то году после великого потопа на реке Потомаке, встретили на берегу Океана, у Большой скалы, бледнолицых людей, которые утверждают, что они прибыли из далекой заморской страны под названием Норвегия". Или что-то в этом роде. Короче говоря, документ. Что делаем дальше? Договариваемся, что, подписав его, каждый обладатель одного из пятисот оригинальных экземпляров будет хранить его у себя и передаст перед смертью своему сыну. Тот тоже поставит свою подпись под отцовской подписью — Соколиный глаз или Верная рука - и честно припишет: "Хоть бледнолицых не видел, но слышал о них от отца". Так эта декларация будет передаваться из поколения в поколение, список подписей расти, а сведения о приходе норвежцев в Америку распространяться среди коренного населения. Наконец прибывают первые испанцы, а им — вместо торжественной встречи — показывают хорошо сохранившиеся документы на бизоньих шкурах: опоздали, мол, сеньоры.

Но разговор не о спутниках Колумба, а о нас с вами. Скажите, если бы до нас дошли тысячи таких копий-деклараций с длинными списками подписей Соколиных глаз и Длинных пальцев, считали бы мы по-прежнему, что Америка открыта Колумбом?..

Итак, надо точно выяснить всю цепочку поколений, воссоздать ее! Я помчался к своему учителю, раву Элиэзеру Кугелю, и спросил, кто учил его Торе. Он ответил, что в молодости занимался у известного брестского раввина, рава Соловейчика, который переехал в Израиль из Литвы в годы, когда в Европе бушевала Вторая мировая война.

Все дальнейшие исторические изыскания я провел сам. Сначала возник вопрос, у кого учился рав Соловейчик. Затем — у кого учились его учителя. Так медленно, звено за звеном, развернулась вся цепочка передачи еврейской традиции. Описанию этой цепочки и посвящена предлагаемая читателю книга.

Но прежде чем приступить к подробному рассказу о каждом звене нашей цепочки, давайте пробежимся по ней, не вникая во все ее детали. Доберемся ли мы до Синая? И если доберемся, то не попадем ли по пути в некие сказочные области, где скорее царит яркая народная фантазия, нежели то, что мы привыкли называть строгой истиной?

Переехавший в Святую землю рав Соловейчик учился в свое время у своего отца, рава Хаима Соловейчика, пережившего волны Первой мировой войны и революционных смут в России. Рав Хаим прославился как гениальный аналитик. О нем передают, что, пролистав несколько страниц любой сложной книги по исследованию Талмуда, он схватывал ход мысли и метод рассуждения автора и мог предсказать, каково будет продолжение прочитанного на следующих страницах. Рав Хаим Соловейчик учился у Анецива, своего тестя, возглавлявшего крупнейшую в мире Воложинскую ешиву, о которой известно, среди прочего, что ее закрыли по специальному указу царских властей в 1892 году. Анецив — не настоящее имя этого большого ученого, а аббревиатура имени; так часто поступают с именами крупных еврейских ученых, - возьмите, например, имена Рамбама, Раши, Рамбана - все это аббревиатуры.

Наставником Анецива был рав Ицеле Воложинер. Воложинер означает — из городка Воложин; был еще и такой способ получения имени — по географическому принципу. Учился рав Ицеле Воложинер у своего отца, раби Хаима, основателя ешивы в Воложине.

Рав Хаим из Воложина (так его звали - "из Воложина", на иврите ми-Воложин) был самым близким учеником великого учителя раби Элияу из Вильны, виленского Гаона, известного по аббревиатуре Агра. Гаон значит гений. И действительно, он был одним из самых одаренных, талантливых и умнейших людей во всей еврейской истории. В том возрасте, когда все еврейские мальчики начинают ходить в хедер, он уже досконально знал все Пятикнижие, так что делать в хедере ему было нечего. Пришлось учить его дома под наблюдением отца, рава Шломо Залмана. От него, продолжая двигаться "вспять" по цепочке поколений, мы приходим к его прадеду, маститому ученому раби Моше Равкашу. Тот многому научился у своего старшего товарища, раби Шабтая Коэна, сокращенно — Шах. Оба были свидетелями погромов, учиненных казаками Хмельницкого.

Наставником Шаха был автор книги "Магиней Шломо", учившийся у раби Йеошуа Фалька, воспитанника известного краковского раввина раби Моше Исерлеса (сокращенно Рама). Успеваете следить за нашим полетом во времени и пространстве? Мы уже в эпохе европейского Ренессанса.

Кстати, все имена великих людей, здесь приведенные, а также связь между ними зафиксированы в их книгах, много раз переиздававшихся и поныне читаемых всеми, кто учит Тору. Так что никто из них не придумывал себе ни особых генеалогий, ни близости к знаменитостям прошлого.

Рама учился у своего тестя раби Шалома Шехны, последователя первого из крупных мудрецов Польши, раби Яакова Полака, жившего в трагический период изгнания евреев из Испании в 1492 году. От раби Яакова Полака, двигаясь обратно по цепочке поколений, мы добираемся до средневековой Германии, где учились и учили такие мыслители, как рав Маргалиот, Маарай, Маариль, раби Меир из Вены, рав Александр Зуслин, погибший во время погромов 1348 года. Учитель последнего, автор известного труда "Шаарей Дура", учился у Маарама из Ротенбурга, получившего образование в парижской ешиве раби Йехиэля, который в свою очередь прославился как защитник Талмуда на известном судебном процессе в 1242 году. В учебниках истории, по которым мы с вами учились в средней школе, об этом процессе не сказано ни слова. Не будем удивляться — внимание русских историков, специализирующихся на данной эпохе, было отвлечено другим событием — татаро-монгольским нашествием. Оно им казалось более значимым, чем гонения церкви против еврейского Талмуда. А ведь с последними связан целый пласт истории европейской культуры. Эти гонения повлияли на многих мыслителей Возрождения, начиная с Эразма Роттердамского.

Возвращаемся к нашей еврейской цепочке. Если вы еще не устали от обилия незнакомых имен (которые, поверьте, не менее велики, нежели имена их христианских современников), то следуем дальше. Мы уже во Франции, где еврейскими умами властвует плеяда тосафистов: раби И. Шир Лион (учитель раби Йехиэля), Ри-Азакен, рабейну Там (очевидец второго крестового похода), Рашбам, Раши (гениальный комментатор Торы и Талмуда). Затем на некоторое время снова возвращаемся в Германию: именно там получил Раши свое образование — в ешиве раби Яакова бар Якар, ученика рабейну Гершома, которого звали Маор Агола, Светочем изгнания, того самого рабейну Гершома, что издал постановление, запрещающее каждому еврею иметь больше одной жены. Им принято еще несколько очень важных законов, но широким массам он известен почему-то именно как авторитет, запретивший многоженство...

Рабейну Гершом, уроженец Нарбонны, учился у последнего из Вавилонских учителей, которых звали гаонами. Его учителем был рав Ай, умерший в 1038 году. Движемся вспять, против течения истории, — прибываем в Вавилонию.

Эпоха гаонов, руководителей вавилонских ешив, длилась около пяти столетий. Нам, их потомкам, известны все их имена, но не буду утомлять вас перечислением; о них разговор впереди. Скажу только, что и здесь можно проследить непрерывную цепочку "учитель-ученик", которая поведет нас от гаонов - через три поколения сабураев — к последнему составителю и редактору Талмуда, раву Аши, закончившему свой гигантский труд в 430 году. Сабураями как раз и называли мудрецов, которые трудились над его окончательной редакцией.

Имена, которые сейчас надо привести, встречаются на страницах Талмуда, поэтому ни для кого не составит трудности проследить связь между учителями и учениками: рав Аши - рав Папа - Абае - Раба - рав Йеуда. Последний учился у величайшего мудреца по имени Рав. (Собственно говоря, это не имя, а почетное обращение, сродни нашему раввину; некоторые люди достигали такого величия, что их начинали называть просто Учитель.)

Рав прибыл в Вавилонию в 219 году из Эрец Исраэль. Там он учился в ешиве раби Йеуды Анаси, которого звали просто Раби и на котором завершалась эпоха танаев, мудрецов Мишны. (Мишной называется первый свод законов Устной Торы, о ней мы поговорим ниже.) От раби Йеуды Анаси цепочка поколений ведет нас к раби Меиру, ученику легендарного раби Акивы, современника восстания Бар-Кохвы. Раби Акива получил свои знания от раби Йеошуа и раби Элиэзера, учеников рабана Йоханана бен Закай, предсказавшего во время осады Иерусалима (68 год) римскому генералу Веспасиану, что вскоре тот станет императором. Имя рабана Йоханана вам наверняка известно по трилогии Лиона Фейхтвангера.

Учителем Бен-Закая был великий Илель. Он и его товарищ Шамай (кстати, современники Юлия Цезаря) известны как руководители еврейского народа в эпоху, получившую оригинальное название — "период пар" (тогда во главе еврейских ученых каждого поколения стояли два самых выдающихся по знаниям и праведности мудреца). Начался тот период с Йоси бен Йоэзер и Йоси бен Йоханан еще во время макавейских войн.

И тот и другой учились у Антигона из Сохо, который в свою очередь был учеником у Шимона-Праведника (Шимон Ацадик), который, как сообщает Талмуд, беседовал с Александром Македонским. Шимон-Праведник считается последним из членов "Великого собрания", созданного пророком Эзрой по возвращении из Вавилонского плена (так называется насильственное изгнание, в которое ушли евреи после разрушения Первого храма). Об учителе Эзры, Барухе бен Нерия, нам известно, что он прибыл в Вавилон вместе со всеми иудейскими изгнанниками в 422 году до ныне принятой эры (вы заметили, что мы уже не в "нашей" эре?). Барух бен Нерия был преемником пророка Йирмеяу.

Уходящая в глубь веков цепочка поколений ведет нас уже по страницам Танаха. Цфания, Нахум, Йоэль, Йешая, Амос и другие были не только ведущими мудрецами своих поколений, но и составили пророческие книги, вошедшие в Танах.

По этой цепочке пророков приходим к Илье-пророку (Элияу Анави), а от него дальше - к царю Давиду, о котором известно, что он одинаково владел и мечом воина, и лирой поэта, и пером мыслителя-мудреца. Царь Давид учился у пророка Шмуэля, преемника Эли Акоэна.

Снова сменилась эпоха. Теперь мы - в эпохе Судей. Чтобы не сбиться на простое перечисление имен, которые можно найти в библейской книге Судей, упомяну только, что эпоха началась с Отниэля бен Кназ, ученика Йеошуа бин Нун, преемника Моше (Моисея), того самого Моше, который шестого числа месяца сивана 1312 года до ныне принятой эры вывел еврейский народ из стана к подножью горы Синай. Не только он, но и шестьсот тысяч мужчин — а с ними женщины и дети — услышали сквозь громы и молнии голос, произнесший перед всем еврейским народом: "Я Г-сподь, твой Б-г, который вывел тебя из Египта, из дома рабства".

Так мы, евреи, получили Тору. Мы - это мои учителя, наше поколение, я и вы. И все, кто еще будут учиться у нас с вами...

* * *

А теперь, что нам дает знание всей этой цепочки? Мы к ней еще вернемся и рассмотрим каждое ее звено подробно. Но только после того как оценим ее значение в целом.

Как правило, большинство моих собеседников и читателей имеет законченное высшее образование. Т. е. так или иначе люди знакомы с такими понятиями, как научный анализ, система доказательств и выводов и пр. Наука тоже получена нашим поколением по неким каналам от тех, кто ею занимается впрямую. Физику и химию мы учили на лекциях и по книгам. Имя первого преподавателя физики, учившего вас на первом курсе азам этой славной, но сложной науки, возможно, вами не забыто. Но у кого он учился сам? То же самое с учебниками. Имя автора вашего любимого учебника по физике, от которого вы не могли оторваться в течение всего семестра, вам и сейчас снится по ночам. Но из каких книг почерпнул свои знания ваш уважаемый и авторитетный автор?

Это просто риторические вопросы. Ответов вы не дадите, да они вам и не нужны. А вот каким образом Тора дошла до нашего поколения через тридцать три столетия, мы знаем точно. И эта передача — не просто уникальное явление в мировой культуре. Значение нашей непрерывной цепочки куда больше и содержательней.

Согласен, о Синайском откровении мы знаем только по преданию, живущему в нашем народе. Но мы знаем, кто, когда, кому и каким образом передавал его на протяжении тысяч лет. В таких условиях, когда каждое звено в цепочке хорошо известно, вставить в ход истории события, которые не произошли, очень трудно, почти невозможно.

Понятно, что место для скептицизма всегда остается.

Но согласитесь, точная традиция — не легенда, от нее просто так не отмахнешься. В истории не бывает строгих математических доказательств. В практической жизни, а уж тем более в истории, люди привыкли обходиться куда меньшим уровнем достоверности. По крайней мере, с точки зрения здравого смысла, традиция, идущая по непрерывной цепочке поколений, имеет все права претендовать на достоверность. Именно непрерывная традиция, ибо достаточно пропуска двух поколений — деды и отцы, — чтобы внукам уже пришлось докапываться до всего или по устным сказаниям, или по книжкам.

Знакомство с непрерывной цепочкой передачи Торы делает для нас Синайское откровение куда более реальным событием, чем мы думали до сих пор. Разговор идет о серьезном знакомстве, а не просто о перечислении имен. Ведь нам известны не только имена, но и многие биографические подробности, черты характера, взгляды и взаимоотношения тех людей, которые донесли Тору до нас. Когда эстафета поколений предстает перед нашими глазами, слова о том, что МЫ получили Тору на Синае, уже не кажутся парадоксальными. Нужно только познакомиться с материалом. Собственно говоря, этому и посвящена весомая часть нашей книги.

Но сначала необходимо разобраться с терминологией, иначе в процессе рассказа мы неизбежно запутаемся в понятиях. Прежде попробуем дать определение понятию, закодированному термином Тора. Что понимается под этим словом? Только ли то, что написано в книге, которую называют Пятикнижием Моисея, или что-то еще? Говорим же мы об Устной Торе (хотя книги под таким названием вроде нет). Так или иначе хотелось бы получить какое-то определение понятия Тора.

Этимологически само слово происходит от еврейского ораа, учение (родственное известному нам по первым урокам иврита слову "учитель", морэ), и имеет два значения. В первом, самом узком смысле понятие Тора означает "текст Пятикнижия Моисея", на иврите — Хумаш (мы так и говорим: "посмотри в Торе", т. е. в Хумаше). В более широком смысле оно означает всю еврейскую традицию, все содержание иудаизма (включая самые последние постановления еврейских законоучителей).

О Пятикнижии Моисея слышали практически все. (В дальнейшем мы будем называть великого еврейского пророка Моисея еврейским именем Моше.) Пятикнижие — общее название первых пяти книг Библии. В самом Хумаше написано, что весь его текст, слово за словом, был продиктован Б-гом пророку Моше в Синайской пустыне более тридцати трех столетий назад.

Содержание Хумаша широко известно. Сюжетная линия (если выделить повествовательную часть) проходит от Сотворения мира, через зарождение еврейского народа и его Исход из Египта к Синайскому откровению. В остальном Хумаш представляет собой изложение заповедей, полученных на Синае, и описание событий, происшедших во время сорокалетнего пребывания народа Израиля в Синайской пустыне.

В лексиконе иудаизма есть еще одно слово, близкое понятию Тора, — это Танах. В еврейском языке на письме обходятся без гласных, поэтому слово, о котором мы говорим, представляет собой аббревиатуру Т-Н-Х. Первая буква Т - это Тора (Хумаш, Пятикнижие). Вторая буква Н — это Нввиим, Пророки, куда входят книги библейских пророков, таких как Йеошуа, Шмуэль, Йешая, Йирмеяу, Йехезкель и других, составленные в эпоху между 1272 и 332 годами до н. э. Третья часть Танаха — на письме буква X — Ктувим, Писания, — включает Псалмы Давида (Теилим), книги его сына, царя Соломона (Шломо): "Песнь Песней" (Шир аширим), "Экклезиаст" (Коэлет), "Притчи" (Мишлей) и др. Составлены они в период между 900 и 332 г. до н. э.

Чуть выше промелькнуло слово Библия. Чем отличаются эти два понятия - Библия и Танах? Библия - термин христианский. Так называется сборник, в который входят все книги нашего Танаха, названные христианами "Ветхим заветом", и нечто дополнительное, написанное самими христианами, под названием "Новый завет". (Почему именно "ветхий"? Да потому, что завет, заключенный евреями с Б-гом, якобы, отошел в прошлое, устарел и отменен. А теперь, дескать, Всевышний установил новый завет — с христианами, с "Новым Израилем".) В таком виде весь сборник, о котором мы говорим, не имеет никакого отношения к иудаизму, т. к. в его основу положены наиважнейшие тексты христианства, то, что называется "евангелиями" и "писаниями апостолов"; именно в них заключена "благая весть" человечеству о новой религии, пришедшей на смену устаревшему иудаизму, а старые, еврейские тексты приведены как пророческие доказательства истинности этих основных "благовестей".

Вернемся к нашей теме. До сих пор мы говорили о Торе в узком смысле этого слова — как о тексте Пятикнижия, Хумаша. Теперь перейдем к широкому значению: под этим словом подразумевается вся традиция иудаизма, совокупность его законов, обычаев, мировоззрений. Источник самой традиции — Устная Тора.

Многие люди, даже не новички в иудаизме, обычно полагают, будто Устная Тора - это всего лишь развернутый комментарий на Тору Письменную, на Хумаш. Но давайте посмотрим, как подходили к этому вопросу древние еврейские мудрецы. Что для них было "первично", а что являлось комментарием? А может быть, обе Торы — и Устная, и Письменная - одинаково важны и равноценны? На страницах Талмуда один из мудрецов, Реш Лакиш, утверждает, что параллельно Письменной Торе на Синае еврейскому народу было дано ее устное толкование, что представляет собой полное содержание известного нам Талмуда. Такие сведения Реш Лакиш получил от своих учителей.

Но, во-первых, чуть выше, перечисляя мудрецов по "цепочке поколений", мы обмолвились, что Талмуд был составлен и отредактирован целым поколением людей (последний редактор рав Аши). А во-вторых, и это важней: разве настоящее толкование - не результат деятельности людей, которые в лучшем случае пытаются понять и объяснить сказанное в тексте? И еще: зачем вообще нужно привязывать к Торе ее толкование? Чем плохо, если каждый будет понимать Тору по-своему?

Последнее предложение, несмотря на весь его демократизм, отбросим сразу. С этим можно было бы согласиться, если бы речь шла о художественном творчестве, об интерпретации текстов, возникших в результате культурной деятельности людей, — литературы, например, или других видов искусства. В том и состоит коренное отличие искусства от всего прочего, что каждый воспринимает строку поэзии по-своему, неповторимо и оригинально, а, например, строку из газеты — точно так же, как все остальные.

Стихи вызывают у разных людей самые различные мысли и ассоциации. Сам автор поэтического произведения вряд ли будет настаивать на каком-то одном, "каноническом" толковании своего творения. Создав произведение, он уже не может контролировать его дальнейшую судьбу и отвечать за то, как оно воспринимается людьми. Однако, когда перед нами не художественная литература, а инструкция, руководство к конкретным действиям, вряд ли нас заинтересует, какие мысли навевает ее текст. Инструкция не интерпретируется, а выполняется. Поэтому она должна быть как можно более однозначной, и мы, вчитываясь в ее текст, пытаемся понять, что имел в виду тот, кто ее составил, а не что на это тему можно сочинить ассоциативного. Тем более, если разговор идет о законах: суд не волнует, какие мысли навевает формулировка закона на адвоката или прокурора. Судьи заняты выяснением намерений законодателя. Именно такие намерения, как правило, являются предметом спора между обвинением и защитой...

Большая часть текста Торы — это законы, которыми мы должны руководствоваться в жизни. Поэтому мысли и личные эмоции, возникающие в любом из нас при знакомстве с ее текстом, не так важны. Они могут быть интересны сами по себе, — если кто-то, допустим, начнет рассматривать текст Торы как памятник древней литературы. Но нас куда больше волнует другое: что имел в виду Автор Торы в каждом отдельном Своем указании?

Впрочем, нам возражают, что подобный подход не меняет дела no-существу, ведь, встав перед вопросом, что Автор имел в виду, каждый из нас снова предложит свою точку зрения!

Должен с вами согласиться, такое вполне возможно. В приведенном примере с судом адвокат и прокурор не сходятся именно в понимании намерений законодателя (если система не прецедентная); а раз так, то снова получается, что не совсем ясно, на основе чего судья разрешает их спор. Поэтому попробуем воспользоваться другим примером.

Владелец магазина покупает на заводе оптовую партию свитеров тонкой вязки, и на каждом из них приведена инструкция "стирать нельзя". Однако производители объяснят, что стирать в воде с температурой не выше тридцати градусов можно, а смысл запрета заключается в том, что не следует стирать свитер в горячей воде. Самого разрешения, заметьте, в инструкции нет, но существует устная интерпретация того, кто эту инструкцию написал. Споры и гадания неуместны — сам автор инструкции конкретизировал, что он имел в виду. Кому верить, как не ему! (Другой вопрос, почему автор так и не написал ясно и понятно — "не стирать в горячей воде". Ну, наверное, потому — пытаемся мы его оправдать, — что для него стирание в прохладной воде называется не стиркой, а всего лишь полосканием.)

Теперь мы можем окончательно сформулировать наш вопрос: раскрыл ли Автор Торы Свои намерения, сопроводил ли Он ее устной интерпретацией? Если да, то остается только ознакомиться с ней, в противном случае дело плохо: всегда найдется оппонент, который вполне логично и обоснованно оспорит все ваши объяснения и трактовки. И будет прав!

Именно в этом состоит наше утверждение, основополагающее для иудаизма: существует Устная Тора.

Рамбам пишет[1], что каждая заповедь (мицва) была объяснена пророку Моше во всех деталях. Моше слышал голос Всевышнего, Который сначала сообщал заповедь, а потом толковал ее и конкретизировал. Затем в шатер к Моше входил его брат Аарон, первосвященник, и Моше пересказывал ему только что полученную заповедь. После чего Аарон садился справа от Моше, а в шатер входили сыновья Аарона — Элазар и Итамар. Моше повторял им урок, который до этого дал их отцу, и они садились — один слева от Моше, другой справа от Аарона. Затем входили семьдесят старейшин, и Моше обучал их. За ними приходил весь народ, и Моше снова повторял все сначала, причем говорил так, чтобы все слышали. Наконец Моше выходил, и Аарон повторял присутствующим все тот же урок, который он уже четыре раза слышал от Моше, — затем вставал и уходил. После чего его сыновья, теперь уже тоже прослушавшие урок четыре раза, повторяли его вслух всем присутствующим и удалялись. То же самое делали семьдесят старейшин. Таким образом весь народ прослушивал толкование заповеди четыре раза — от Моше, Аарона, его сыновей и семидесяти старейшин.

Мицву записывали, а ее толкование учили устно. Каким образом? Например, заповедь сукки (шалаша, который возводится по определенным правилам в Сукот) дана была так (Ваикра 23:42): "Сказал Всевышний: в шалашах сидите семь дней", — а затем разъяснил, что жить (есть и спать) в шалашах обязаны только мужчины; что покрывать сукку следует только тем, что выросло на земле; что минимальные размеры сукки - 70x70 см, а высота — не ниже 100 см; что, находясь в пути, человек свободен от исполнения этой заповеди, и т. д. и т. п.

И точно так же Моше была дана каждая из всех 613 заповедей: заповедь — письменно, толкование — устно. Когда же на сороковой год пребывания в пустыне пришел срок смерти Моше, он записал 13 свитков Торы от первой буквы бет (в слове Берешит) до последней буквы ламед (в слове Исраэль) и передал по одному свитку каждому из двенадцати колен, а тринадцатый отдал левитам; как сказано (Дварим 31:26): "Возьмите эту книгу Закона и положите ее у ковчега Г-спода..."

Подведем первый итог. Тора была передана Моше устно. Устно она изучалась всем народом в течение сорока лет блуждания в пустыне. И только затем Всевышний продиктовал Моше Письменную Тору, представлявшую собой в сжатой форме все, чему евреи учились раньше. Таким образом, Устная Тора, на самом деле, не комментирует Письменную, - она является ее источником, первоосновой. Она первична, а текст Письменной Торы вторичен!

Рав Шимшон Рефаэль Гирш в своем комментарии к Торе (Шмот 21:2) пишет: "Отношение Устной Торы к Письменной подобно отношению прочитанной научной лекции к краткому ее конспекту. Студенты, прослушавшие лекцию, смогут в любой момент восстановить ее содержание на основе своих кратких записей. Зачастую им достаточно нескольких слов, восклицательного знака, точки или подчеркнутого слова, чтобы оживить в памяти целый ряд идей и замечаний, которые были изложены стоящим на кафедре преподавателем. Тем же, кто не слышал самой лекции, конспект покажется чем-то вроде китайского письма". Т. е., добавим от себя: любая попытка изучить предмет по чужим конспектам, без живого присутствия на уроке, неизбежно приведет к ошибкам. Итак, если Устная Тора — лекция, то Письменная Тора — конспект лекции.

Тут обычно задают вопрос: но зачем избран такой сложный путь? Почему за сорок лет пребывания в пустыне не нашлось времени записать все, чему обучались устно?

Отличный вопрос, еврейские мудрецы задавали его не раз. Вот как ответил на него раби Иосеф Альбо в своей книге "Сефер аикарим" (3:23): "Во все времена изменяются условия и образ жизни людей. Причем эти изменения настолько велики и многочисленны, что их не вместить ни в одну книгу. Поэтому Б-г устно сообщил Моше на горе Синай (для передачи мудрецам) общие правила, руководствуясь которыми те смогут находить правильные решения постоянно возникающих вопросов. Но исходить они будут из того, о чем в Торе сказано кратко и намеком".

Действительно, тот факт, что Устная Тора была передана в виде самых общих правил, позволял мудрецам впоследствии выводить из них частные решения всех вопросов и всех проблем, которые ставило время. Истории не известен ни один случай, когда бы еврейским законоучителям и авторитетам пришлось вьщумывать новые законы, исходя из собственных соображений и просто здравого смысла, но не опираясь на законы Торы. Это очень важное положение иудаизма: в общих принципах Устной Торы всегда содержатся ответы на любые вопросы современности.

Еще одну причину того, что Устная Тора не была записана, приводит Мидраш (Шмот Раба 47:1): "После того как Б-г научил Моше всей Торе, Он сказал ему: (А теперь) обучи Торе Израиль. Сказал Ему Моше: Владыка мира, я запишу ее для них. Сказал Всевышний: Не хочу ее давать им в письменном виде, ибо знаю, что в будущем народы мира приобретут власть над евреями и, присвоив себе Тору, станут их презирать; поэтому только Танах даю на письме, что касается Мишны, Талмуда и Агады, то их даю в устном виде; когда народы мира поработят евреев, те останутся духовно им неподвластными. Об этом же сказал (Всевышний) пророку (Ошеа 8:12): Если бы Я написал для них большую часть Моей Торы, то уподобились бы они другим (народам). По этой причине дам им Танах в письменном виде, а Мишну, Талмуд и Агаду — в устном".

И наконец самая, пожалуй, важная причина: из текста Пятикнижия видно, что его законы были предназначены не для одного поколения, не для одного, пусть даже очень важного, периода еврейской истории, но для евреев всех времен. Наш народ получил на Синае единственную Тору. Другой — более "актуальной", "модерной", "прогрессивной" и т. д. - не будет. Отсюда следует очень важный вывод: сохранение информации в ее первоначальном виде становится определяющим, самым существенным фактором. Ведь если в дальнейшем законы могут быть забыты или искажены, то какой в них толк?

Рассуждаем дальше. Поскольку мы выяснили, как важно оградить закон Б-га от разного рода искажений, напластований и разночтений, то теперь становится понятной необходимость того, что в технике называется контролем передающей системы. В нашем случае это наличие двух механизмов — письменной передачи и устной. У каждого из двух способов передачи и сохранения информации есть свои достоинства и недостатки. Переданная в письменном виде информация защищена от забвения ("написано пером - не вырубишь топором"). Но есть и недостаток: слова текста сохраняются только в том случае, если не меняется со временем их семантика, их общепринятый смысл. Опыт показывает, что почти в каждом живом человеческом языке одно и то же слово в разные эпохи подчас означает совсем разные понятия. Устный способ передачи позволяет преодолеть это препятствие. Так, например, если в праздник Сукот Закон велит нам взять в руки плод, который называется "этрог", то существует опасность, что со временем — а еврейская история длится тысячелетиями! — люди утратят ясное представление, о каком плоде конкретно идет речь. Однако достаточно "ввести" этот плод в систему образования и каждому подрастающему поколению показывать этот плод, что называется, "живьем", то, как бы он ни назывался в разную эпоху и в разных местах, проблемы не возникнет.

Еще один пример: заповедь тфилин. Тора велит накладывать на лоб тотафот. Из словарей мы узнаем, что в разные века это слово означало: кокарда, головное украшение, челка волос и т. п. И только показав людям коробочки тфилин и разъяснив их устройство, можно быть уверенным, что и через тридцать столетий люди будут понимать и четко знать, о чем идет речь.

Но, с другой стороны, при передаче из поколения в поколение устной информации люди могут что-то забыть или исказить. Поэтому Всевышний дал нам Тору в виде объединения устной и письменной структур — так что каждая из них покрывает недостатки другой. Устная Тора сохраняет истинное значение слов. А в Письменной закодирована вся Устная Тора, — чтобы, зная "ключ" расшифровки, всегда можно было восстановить забытое.

Вспомним удачное сравнение рава Гирша: "Отношение Устной Торы к Письменной подобно отношению научной лекции к ее краткому конспекту". После того как полуторачасовая лекция законспектирована на нескольких страницах тетради, студент, забыв что-либо, может восстановить упущенное по конспекту. Несколько слов, даже восклицательный знак, точка или подчеркнутое слово (у каждого своя система сокращений) помогут ему оживить в памяти целый ряд идей и положений, высказанных преподавателем. Так же обстоит дело и с Торой. Сорокалетняя устная "лекция", прочитанная еврейскому народу в Синайской пустыне, закодирована в лаконичном тексте Пятикнижия, а своего рода условные знаки, которые встречаются в нем, указывают на то, что в данном, конкретном месте содержится некий намек на дополнительную информацию. Это может быть неправильный порядок слов в предложении, странная орфография слова, недостающие буквы, неслучайные внутренние противоречия, бросающиеся в глаза даже при поверхностном чтении, и пр.

Думаю, что сказанного вполне достаточно. Первый, приблизительный порядок в понятиях нами уже наведен. Мы выяснили, что основой иудаизма является именно Устная Тора, переданная еврейскому народу на Синае. Устное учение должно передаваться от поколения к поколению без перерыва. Нам нужно восстановить всю цепочку поколений, по которой дошла до нас Тора, и проверить, действительно ли она непрерывна. Но разрешима ли такая задача? Ответ на этот вопрос мы постараемся найти в материале, который будет приведен ниже.

Если высказанные до сих пор утверждения кажутся вам недостаточно аргументированными, вам стоит ознакомиться с дополнительными доказательствами, приведенными в виде приложения к этой главе. Но если сказанного вполне достаточно или текст приложения покажется вам слишком детализированным, можете смело перевернуть ряд страниц и сразу перейти ко второй главе.

ПРИЛОЖЕНИЕ К ПЕРВОЙ ГЛАВЕ

Итак, сопровожден ли текст Торы устной инструкцией? Прежде всего приглядимся к самому тексту. Может быть, в нем самом есть указания на устные инструкции. Возьмем такой отрывок (Ваикра 12:5):

ואם נקבה תלד וטמאה שבעים כנדתה וששים יום וששת ימים תשב על דמי טהרה

Первый сюрприз: оказывается, оригинальный текст Торы не огласован! Известные нам графические символы, обозначающие гласные звуки, так называемые "огласовки", были введены сравнительно недавно, примерно тринадцать столетий назад. До того текст Торы передавался из поколения в поколение неогласованным. Да и сегодня огласовки проставлены только в печатных изданиях, но не в свитках, читаемых в синагогах. Как же могли люди на протяжении двадцати веков читать текст без огласовок, будучи уверенными, что они его понимают правильно?

Попытаемся прочитать взятый отрывок, сразу переводя его на русский язык: "Но если родит девочку, то будет она (мать) нечиста (в духовном смысле)... " - Сколько времени? — Шивим, семьдесят (дней). А может, швуайим, две недели? Согласитесь, разница существенная, а как правильно прочитать — непонятно. Ведь графически оба слова, столь различные по произношению и смыслу, ничем не отличаются друг от друга.

Еще один отрывок (Шмот 23:19):

לא תבשל גדי בחלב אמו

Прочитаем последнюю фразу: "Не готовь (не вари) козленка в х-л-в матери его". Слово х-л-в можно прочитать, как халав, молоко, а можно и как хэлэв, внутренний жир, что кажется логичнее. Откуда же переводчикам стало известно, что здесь говорится о молоке?

Мы вынуждены сделать первый вывод: если текст не был сопровожден устной традицией, указывающей, как огласовать те или иные слова, каждый волен читать этот текст по-своему: у одного получилось бы, что нельзя жарить козленка на животном жире, а другой уверял бы, что запрещено варить его в молоке. Если Автор хотел, чтобы мы все могли одинаково прочитать текст (хотя бы прочитать, не говоря уже о понимании), Он должен был сопроводить его устными правилами чтения.

Возьмем еще один отрывок (Берешит 17:10-12):

זאת בריתי אשר תשמרו ביני וביניכם המל לכם כל זכר. ונמלתם את בשר ערלתכם והיה לאות ברית ביני וביניכם

Переведем его: "Вот Мой завет, который вы должны соблюдать между Мной и вами, и твоим потомством после тебя: да будет обрезан у вас всякий мужчина. Обрезайте вашу крайнюю плоть. И да будет это знаком союза между Мной и вами".

Теперь попытаемся понять прочитанное. Древнейшая заповедь брит-мила обязывает мужчин обрезать орла, крайнюю плоть. Что это значит? Откуда мы знаем, что разговор идет о крайней плоти? Если обратиться к тексту Танаха, можно увидеть, что это слово употребляется в самых разных, подчас неожиданных, значениях. Например (Ваикра 19:23):

וכי תבאו אל הארץ ונטעתם כל עץ מאכל וערלתם ערלתו אל פריו

"И когда войдете в страну и посадите какое-либо плодоносное дерево, то считайте его плоды орла".

Еще один пример (Дварим 10:16-17):

ומלתם את ערלת לבבכם וערפכם לא תקשו עוד

"Обрежьте тупость вашего сердца и своей выи больше не ожесточайте".

Из книги Шмот (6:12):

וידבר משה לפני ה' לאמר הן בני ישראל לא שמעו אלי ואיך ישמעני פרעה ואני ערל שפתים

"И говорил Моше перед Г-сподом, сказав: Вот, сыны Израиля не слушают меня, как же послушает меня Паро? Да и тяжел я устами (косноязычен)".

В нескольких местах мы обнаруживаем словосочетания, куда входит слово ערל, орла — орла плодовых деревьев, орла сердца, орла губ. А теперь давайте подумаем: если понимать под орлой то, что надо обрезать (так по крайней мере говорит нам словарь), то о каком органе идет речь, что, собственно, надо обрезать? Ветку молодого дерева? Кусок губы? Или надо произвести операцию, страшно подумать, на открытом сердце? Наши предки, тысячелетиями соблюдавшие законы Торы, точно знали, о чем идет речь. Откуда?

И еще один отрывок (Дварим 12:21):

"Если далеко будет от тебя то место, которое изберет Г-сподь, твой Б-г, для водворения там Своего имени, то зарежь из своего крупного и мелкого скота, который дал тебе Г-сподь, как Я повелел тебе, и ешь в своих вратах по всему желанию твоей души".

Обратите внимание — "как Я повелел тебе". Где в Письменной Торе указано, каким образом забивается скот? Но вот же ясно написано: "Зарежь... как Я повелел тебе".

На одном из уроков Торы учитель объявил приз тому, кто найдет в ее тексте хоть какие-то упоминания о способе забоя скота. Как вы догадываетесь, приз до сих пор ждет своего обладателя. Что остается предположить? Правильно. Скорее всего, это указание было устным, а не письменным.

Строго говоря, все приведенные примеры ведут нас к неизбежному выводу: одно из двух — либо Автор Письменной Торы сам не знает, чего хочет от читателей, требуя исполнять заповеди, записанные таким образом, что выполнить их невозможно; либо следует допустить, что существуют инструкции, разъясняющие, как надо читать и понимать текст.

Устная Тора и является такой инструкцией.

Выше мы говорили о том, что законы, полученные на Синае, хоть и должны были передаваться в устной форме, тем не менее зашифрованы в тексте Письменной. Приведем несколько примеров того, каким образом это сделано.

Первый пример мы цитируем в сокращении по книге Арье Каплана "Воды Эдена", посвященной законам о микве. Миквой называется специальный бассейн для омовения того, что находится в состоянии ритуальной нечистоты — тмеим, ритуально нечистые (разговор идет как о людях, так и о предметах). В результате омовения то, что погружается, переходит в новый разряд — того, что ритуально чисто. Устная традиция донесла до нас условия, которые необходимы соблюсти, чтобы миква очищала тмеим:

1) Миква содержит воду (минимум 40 сеа, т. е. 750 литров воды). Пользоваться другими жидкостями нельзя.

2) Миква строится в земле либо в здании, имеющем фундамент. Сосуд, не прикрепленный к земле, не "заделанный" в нее, т. е. тот, который можно перемещать с места на место, для миквы запрещен (например — ванна, корыто, бочка).

3) Вода в микве не должна быть проточной (исключение — водоем, питаемый естественными подземными источниками).

4) Вода в микве должна быть не начерпанной, т. е. она не наливается в нее при помощи непосредственного действия человека.

Таковы основные условия. Обратимся ко второму из них. Прочтем тот стих в Торе, в котором говорится о микве. В книге Ваикра идет речь о законах ритуальной чистоты - тума и тоора. Среди прочего там сказано (11:36):

אך מעין ובור מקוה מים יהיה טהור

"Только источник и яма — вместилище воды — будет чисто" (даже если придут в соприкосновение с нечистым). Уже с первого взгляда ясно, что говорится о "вместилище воды", которое будет чисто. Этим Тора отрицает возможность использования другой жидкости для миквы.

Но почему стих начинается со слова ах, только? Один из ключей дешифровки утверждает, что слово ах (только) ограничивает тот ряд предметов, которые идут за ним в формулировке закона. Налицо ограничение сказанного. В простой обыденной речи подобная конструкция несет такую же смысловую нагрузку: если человек говорит, что видел на остановке только Якова, то его надо понимать, что на этой остановке он никого другого не видел, предполагая, что речь идет о тех людях, которых он ожидал или хотел там увидеть.

Итак, слово "только" - ограничительное. Но что оно ограничивает в нашем случае? Разбирая два предыдущих стиха, мы прочтем следующее: "И всякое питье, которое пьют, во всяком сосуде будет нечисто" (если до него дотронулся источник ритуальной нечистоты). "Питье, которое пьют" — термин, безусловно, широкий, он включает в себя вместе со многим другим и воду. Поэтому Тора утверждает, что, если вода находится в сосуде, она может стать "нечистой". Затем Тора говорит: "Только источник и яма — вместилище воды — (может) быть чистым". Становится понятным и смысл ограничения: о воде, находящейся в сосуде, не сказано, что она может быть чистой, следовательно, миква не может быть устроена в сосуде, -например, в ванне и т. п., т. е. она должна быть вырыта в земле или быть как бы встроенной в здание, имеющее фундамент. Так прояснилось второе правило.

Можно задать еще несколько вопросов относительно того же стиха, в котором говорится о микве. Смотрите, основная информация в стихе заключена в словах "вместилище воды будет чисто". Этим вроде сообщено все то главное, что нам следует знать. Тогда зачем Тора сбивается на частности, говоря о яме и источнике? Ведь и яма, и источник входят в одно общее понятие — "вместилище воды". Остается предположить, что источник и яма приведены как иллюстрация. С другой стороны, в Торе нет ни одного лишнего слова, каждое несет информацию, чего не бывает с иллюстрациями, ибо они — не больше, чем закрепление материала, педагогический прием. В одном предложении две части, два объекта изучения - частное и общее. Какое принципиально новое положение мы можем извлечь из каждого из них, что невозможно извлечь из второго?

Тора начинает с источника ("только источник и яма"), т. е. с воды, выходящей на поверхность земли естественным путем. Это слово сообщает, что вода в микве должна быть природной, естественной, пришедшей туда свободным путем, не начерпанной. Второе слово — "яма", бор — означает отверстие в земле, причем неважно, есть в нем вода или нет, подобно тому, как сказано в книге Берешит (37:24): "А яма была пуста, не было в ней воды".

Более того, яма, используемая для миквы, сама отнюдь не должна быть естественного происхождения. Ямой, строго говоря, называют любое углубление в земле. Любое выкопанное человеком отверстие тоже является ямой; см., например, в Шмот (21:33): "Если выкопает человек яму..." Из слова "яма" мы выводим, что вместилище воды для миквы может быть делом рук человека, а из слова "источник" — что вода должна попасть в него естественным путем. Таким образом, из сочетания слов "яма" и "источник" следует 4-е правило: вода в микве не должна быть ни "начерпанной", ни доставленной в микву путем другого прямого вмешательства человека, — она может попасть в микву только естественным путем. Что касается самого вместилища миквы, то оно может быть сделано и искусственно, но с непременным условием — миква не может быть сосудом (2-е правило).

Теперь можно задать другой вопрос: если все понятно из слов "яма" и "источник воды", для чего сказано "вместилище воды"? Значение термина миква на языке Торы — это вода, которая стоит без движения; сравни с написанным в Берешит (1:10):

ומקוה המים קרא ימים

"А собрание (вместилище) вод назвал морями".

Моря стоят на одном месте, они полны непроточной водой, хотя в них наблюдаются приливы, отливы, мощные течения; но все это скорее жизнь моря, а не движение. Поэтому в нашем стихе слово миква тоже означает вместилище вод, стоящих на месте. Отсюда мы выводим 3-е правило: вода в микве не может быть проточной. В итоге получается, что в каждом слове нашего стиха закодирована своя алаха, свой закон:

будет чистым.

Так Письменная Тора проливает свет на скрытую мудрость Устной Торы, и мы убеждаемся в том, что законы Торы не придуманы последующими поколениями, а закодированы в тексте.

Не менее интересным с этой точки зрения будет и другой пример (Шмот 21:22-25): "И когда дерутся люди, то если ударят беременную женщину и у нее случится выкидыш, но опасности (для ее жизни) не будет, то тот (кто ее ударил) наказывается (выкупом), какой наложит на него муж той женщины, и он платит через судей. Если же будет опасность, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, ожог за ожог, рану за рану, ушиб за ушиб".

Знакомый текст, не правда ли? Знаменитые библейские "глаз за глаз". Сколько раз, подчеркивая якобы гуманность других религий и верований, нас упрекали в излишней жестокости, мстительности, неумении прощать. И как на этом фоне симпатично смотрится чужое "подставь вторую щеку". Сколько в этой "второй щеке" истинного человеколюбия и смирения!

У миллионов людей в течение сотен поколений не вызывает сомнения, что, произнося "глаз за глаз, зуб за зуб", Тора имеет в виду буквально: тому, кто выбил глаз своему ближнему, следует тоже выбить глаз. И такому прочтению немало способствовало именно христианство.

Автор одного из "евангелий", некто Матфей, вкладывает в уста главного персонажа, Ешу (Иисуса), следующую фразу: "Вы слышали, что сказано око за око и зуб за зуб. А я говорю вам — не противься злому". Основатель новой религии, не мудрствуя лукаво, слышит в словах Торы призыв к мести: тебе выбили зуб — так и ты выбей зуб насильнику! (Или он плохо учился, или просто передергивает, потому что сия интерпретация ему выгодна.) И такое понимание стиха Торы внедрялось в умы европейцев две тысячи лет. В результате ни у одного серьезного европейского мыслителя ни разу не возникло сомнения: как понимать стих — буквально? Или за ним что-то скрыто? Конечно, буквально! Только в лоб!

Но Талмуд отказывает стиху в буквальном прочтении и утверждает, что стих говорит о денежной компенсации. Осталось ответить на вопрос, — как Талмуд исхитрился произвести пластическую операцию стиха и вложить в него совершенно иной, "гуманный подтекст"?

Обратимся к самому стиху. Воспользуемся синтетическим методом анализа, т. е. свяжем разбор данного стиха с соответствующим контекстом. Читаем еще раз отрывок, в котором фигурирует интересующий нас стих:

"Когда дерутся люди, — если ударят беременную женщину и у нее случится выкидыш, но опасности не будет, то тот (кто ее ударил) наказывается (выкупом), который наложит на него муж той женщины, и он платит через судей. Если же будет опасность, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, ожог за ожог, рану за рану, ушиб за ушиб".

Сразу обнаруживаются два обстоятельства. Первое: повреждение беременной женщине нанесено случайно. Значит, и последующее требование ("зуб за зуб" и пр.) относится к увечьям, нанесенным непреднамеренно. Но в той же главе, чуть выше, сказано (21:18): "Если поссорятся люди и один ударит другого камнем или кулаком, и тот не умрет, но сляжет в постель, — если встанет и будет расхаживать вне дома на костылях, то ударивший его будет чист (освобожден от наказания); только пусть заплатит за простой в работе и полностью вылечит его (понеся расходы за лечение)". Сопоставляя оба отрывка, замечаем странность: тот, кто умышленно нанес в драке увечье другому, освобожден от наказания и должен возместить всего лишь материальный ущерб (заплатит за простой и лечение); но тот, кто нечаянно выбил зуб своему другу, должен расплатиться своим зубом!

(Кстати, что делать, если слепой выбил глаз своему ближнему? Чем он будет "расплачиваться"? Или другой случай: человек выбил единственный глаз у другого человека, тот стал полностью слепым. Как здесь будет работать идея "глаз за глаз"? Выбить драчуну его глаз - все еще не полная "компенсация" для утешения слепого, ибо его обидчик может смотреть вторым. Выбить ему два глаза — тоже нечестно: "Я ему один, а вы мне два? Не написано же "два глаза за один глаз!")

Второе обстоятельство. Вы обратили внимание на слово "отдай" в приведенном отрывке ("отдай душу за душу" и т. д.)? Это приказ. Если ударил, то отдай. Не сказано "заплати", но и не сказано "вынь глаз да положь". Сказано "дай". Разве так говорят о человеке, у которого отнимают глаз?

О чем здесь говорится? О приказе забрать у преступника глаз и не дать ничего потерпевшему? Если бы существовала возможность вставить потерпевшему глаз обратно, еще можно было бы хоть как-то понять выражение венатата, "дай". Беспристрастный подход свидетельствует, что значение слово венатата — дать что-то потерпевшему, причем дать из рук в руки. Имей в виду Тора лишение преступника одного из его органов, вместо слова венатата было бы написано что-нибудь другое, например, "и будет у тебя взято".

Однако еще проще понять истинный смысл стиха, исследуя одно лишь слово тахат, которое обычно в данном месте переводят как "за": глаз за глаз. В современном иврите оно имеет несколько значений и обычно переводится на русский одним из двух слов: "за" или "вместо". Глаз вместо глаза. Следовательно, текст как бы предполагает, что выбивший глаз своему ближнему должен дать ему что-то взамен, дать какую-то компенсацию. Лучше всего, конечно, вернуть глаз. Но это невозможно: выбитый потерян навеки; свой глаз чужому человеку не вставишь, а глазные протезы не продаются. Остается денежная компенсация, т. е. материальное возмещение убытка. Любопытно, что традиционно в русских переводах слово тахат во всех остальных случаях, кроме приведенного, переводится как "вместо", и только в сочетании айн тахат айн (глаз за глаз) почему-то принято употреблять союз "за". Что делать, если это выражение давно застыло в устойчивом обороте и вошло прямо-таки в золотой фонд русского языка. А ведь оно закрепило изначально неправильное понимание стиха.

Осталось выяснить, почему Тора не пишет прямо: кто выбьет глаз ближнему, пусть заплатит. Без всяких путаниц, намеков и сложных выводов. Чем проще, тем понятнее. Ведь написано же (Ваикра 24:18): "А кто убьет (чужое) животное, должен заплатить за него".

Дело в том, что упрощение языка — не самый продуктивный прием. По крайней мере, для Торы. Если бы в ней действительно все было написано просто и ясно, например, хотя бы в разбираемых стихах, то Тора тем самым допустила бы возможность безнравственного влияния на тех, кто ее изучает. Почему? Да потому, что возникло бы тождество между положениями, касающимися скота, и законами, касающимися человека. Ведь предлагается написать практически одинаковыми словами и о людях (выбил глаз — заплати за глаз), и о домашней скотине (убил чужую корову - заплати за корову). Изучающий Тору постепенно пришел бы к выводу, что во всех этих случаях нет принципиального различия; неважно, разбит ли стакан в доме друга, убита его собака или выбит глаз, принадлежащий другу. Ведь во всех случаях степень ответственности одна и та же - денежное возмещение. Но имея стих в том виде, как он записан в тексте, мы задумываемся над его словами, над формой его написания и приходим к выводу: нельзя считать, будто внесший денежную компенсацию за убитую скотину и оплативший увечье, нанесенное человеку, будут прощены в равной мере. Ведь Тора говорит: следовало бы и тебе выбить глаз, но это невозможно, - потому плати деньги и проси прощения у обиженного тобой, и благодари Б-га, что с тобой не поступают так, как ты того заслужил.