Прославленного раввина и хасида, человека, идущего с Творцом, известного своей святостью, нашего учителя и наставника, рабби Мешулама-Зусла из Аниополя.
Вот увидел я сочинение нашего учителя и гаона, идущего с Творцом, святого, перед которым раскрыт высокий свет Небес. Доброе дело задумал он, и явил Всевышний чудо милости своей, вложив в его сердце мысль совершить все это, чтобы указать народу Б-га его святой путь.
Поначалу не собирался он печатать свое сочинение, поскольку не таков его обычай. Но различные части его труда уже распространились в народе Израиля, переписанные различными людьми многократно, что привело к чрезмерному числу ошибок и неточностей. Поэтому он вынужден был отдать это сочинение в типографию.
И пробудил Всевышний дух его помощников, а именно известного раввина, рабби Шалом-Шахне, сына рабби Ноаха, и известного раввина, рабби Мордехая, сына рабби Шмуэля а-Леви, отдать это сочинение в типографию в городе Славута. И за доброе это дело скажу я им «благословенны вы и дела ваши!»
Но умножилось в наши дни число печатников, которые могут причинить людям честным и преуспевшим вред и ущерб. Поэтому мы решили, давая свое согласие и одобрение, поставить условие, чтобы ни один человек не осмелился, сохрани Б-г, причинить убыток названным выше помощникам, нарушая границы их прав любым возможным образом.
Никому не разрешается печатать эту книгу в течение полных пяти лет начиная со дня, указанного ниже, не уведомив о том указанных помощников и не получив их согласие. Тот, кто прислушается к моим словам, придет к нему благословение и все добро, в котором он нуждается.
Написано мною это во имя Торы в третий день недели, когда Всевышний дважды сказал «что это хорошо», в неделю, когда читалась глава «Таво», в год 5556.
Мешулам-Зусп из Аниополя, находящийся ниже всех.
Согласие и одобрение
Прославленного раввина и хасида, человека, идущего с Творцом, известного своей святостью, нашего учителя и наставника, рабби Еуды-Лейба ha-Когена.
«Мудрость человека осветит лицо земли!»[1] Я прочитал то, что написано святой рукой составителя этой книги, нашего учителя и гаона, идущего с Творцом, того, кто так праведен и скромен. Его скрытые достоинства приобрели известность с тех пор, как он участвовал в собрании мудрых, рядом с нашим господином, наставником и учителем[2], гаоном, известным всему миру, черпающим полной мерой из колодца[3] с живой водой.
А теперь пусть возрадуется Израиль[4], ибо его святые речения присутствуют в этом сочинении, которое должно быть напечатано, чтобы указать народу Б-га его святой путь. Каждый сможет заглянуть в глубинный смысл того, что хотел сказать автор. А то, что известно многим, не нуждается в доказательствах (и поэтому одобрения излишни).
Однако я взялся за перо, чтобы защитить права тех, кто издал эту книгу и предупредить, чтобы никто посторонний не осмелился напечатать ее в течение пяти лет, начиная со дня, указанного ниже. Тот, кто прислушается к моим словам, придет к нему благословение и все добро, в котором он нуждается.
Написано мною это во имя Торы в третий день недели, в которую читалась глава «Таво», в год 5556.
Еуда-Лейб ha-Koheн
Мы согласны и одобряем...
Жанр «аскама», т.е. согласие на выход в свет новой книги, очень популярен в еврейской книжной традиции. В отличие от современных предисловий, носящих часто формальный характер, «аскама» свидетельствует, что написавший ее тщательно ознакомился с содержанием публикуемого труда, не нашел в нем изъянов и разделяет позицию автора.
Составитель первой «аскамы», рабби Зусия из Аниополя, принадлежал, как и автор Тании, к «хеврайя кадиша», братству молодых праведников, ставших учениками преемника Бешта, рабби Довбера, известного как Магид[5] из Межерич. Рабби Зусия имел облик простака и неудачника, отстающего в своей учености от других участников святого братства. Это не было маской. Рабби Зусия считал, что именно через простое и искреннее служение, на уровне «Шма, Исраэль» и «Алеф-Бейс», можно приблизиться к Творцу и познать глубочайшие тайны Торы. Сам он был тоже причастен к этим тайнам, что открывалось помимо его воли и ненароком.
Однажды он пришел к своему товарищу, рабби Шмелке из Никольсбурга, и попросил:
- Пусть поучит меня господин мой Торе.
- Какой раздел ты хочешь учить? - спросил рабби Шмелке.
- О, Зусия большой ам ha-арец, - выразился о себе в третьем лице проситель. - Нужно начать с чего-нибудь простого, например, с Мишны...
- Хорошо, - согласился рабби Шмелке, - давай возьмем первую мишну в трактате Брахот: «Меэйматай» - с какого временен можно читать вечером молитву «Шма»...
Рабби Зусия побледнел, упал на пол и вскричал в великом страхе:
- Да кто сказал вам, что «Меэйматай» означает «с какого времени»?! «Меэйматай» значит «ме-эйма», в страхе и трепете перед Творцом нужно говорить «Шма, Исраэль...»
Рабби Шмелке вздохнул и развел руками:
- Ладно, учи так, как ты привык...
Но рабби Зусия удивлял товарищей не только своим страхом перед Небом. Однажды Алтер Ребе и рабби Авраам «Малах», сын Магида, не смогли понять какое-то место в трудах Рамбама. Когда рабби Зусия узнал об этом, он взял лист бумаги и гусиное перо, скромно сел в уголочке и начал быстро писать. Через какое-то время он представил товарищам длинный ряд «марэ мекомот» - ссылок на различные места в Торе, относившихся к этой проблеме. Они воспользовались этим списком и, к удивлению своему, обнаружили, что непонятное стало понятным. Поэтому совсем недаром в начале «аскама» рабби Зусия именуется «известным раввином».
Текст его «Согласия и одобрения» наполнен эпитетами, привычными для той эпохи. Рабби Зусия хорошо понимал, как писать, чтобы тысячи и тысячи евреев прочли и приняли твое послание. Да, его язык понятен, но отнюдь не прост. Например, это выражение, «аспаклярия ha-меира», которую мы перевели как «высокий свет Небес». Говорится, что из всех пророков только для Моше-рабейну небеса не только раскрывались, но и светили, т.е. ему были совершенно ясны проявления Воли Творца. Говоря так об Алтер Ребе, рабби Зусия дает нам понять, что высокие и сложные предметы, о которых написано в Тании, были для ее автора так же ясны, как и для первого из пророков...
Автор «согласия и одобрения» упоминает и более житейские детали. Рассуждения Алтер Ребе на темы хасидизма записывались в отдельные тетради-«контресим», и затем переписывались, переходя из рук в руки, переезжая из города в город. При этом какие-то предложения и мысли пропадали, или, наоборот, добавлялись «от себя». Этим объясняется необходимость издать проверенный и единый для всех текст Тании.
Рабби Зусия также предостерегает против «асагат гвуль» - залезания в чужие границы, т.е. чтобы не были нарушены права издателей, рассчитывавших покрыть свои затраты на печатание книги. Его запрет выглядит достаточно либерально - преимущественное право на издание Тании сохраняется за ними всего лишь на пять лет...
Составитель второй «аскамы», рабби Еуда-Лейб ha-Коген, тоже проживал в местечке Аниополь. (Поистине, алмазная россыпь мудрецов!) Как и рабби Зусия, он принадлежал к числу доверенных учеников Магида.
Когда «святое братство» (так назывались ученики Магида) собиралось на миньян, он обычно был «шалиах цибур» - ведущий общую молитву. На это было три причины. Во-первых, рабби Еуда-Лейб имел «голос льва». Во-вторых, напев и тон его молитвы был необычайно приятен и обладал способностью «смягчать суды», т.е. рассеивать тяжелые приговоры, вынесенные на небесах. Как любил говорить рабби Еуда, «мой голос любят Наверху». В-третьих, пропевая слова молитвы, он успевал передумать все «каванот», мысли для медитации, связанные с каждым из ее отрывков.
Рабби Еуда-Лейб был знатоком «хохмат нистар», тайной мудрости. Он составил свод комментариев к Пятикнижию под названием «Ор гануз», «Скрытый свет».
Именно благодаря глубоким познаниям в Кабале, рабби Еуда-Лейб пришел в восторг, читая текст Тании, присланный ему для «согласия и одобрения». В его доме уже всё спали, когда он выбежал на улицу, чтобы поделиться с рабби Зусией своими чувствами. А тот уже спешил ему навстречу... Два мудреца провели в беседе всю ночь, имея под ногами грязь местечка, а над головой - бездонное небо со всеми его тайнами.
[1] Коэлет, 8,1
[2] Имеется в виду рабби Довбер, Магид из Межерич, к ученикам которого принадлежал и автор Тании, и праведники, давшие согласие и одобрение па эту книгу.
[3] На святом языке слово «мебээр», «из колодца», состоит из тех же букв, что «Авраам». Намек на сына Магида, рабби Авраама ha-Малах, обучавшего автора Тании тайной части Торы.
[4] Намек на рабби Исроэля Баал-Шем-Това, положившего начало движению хасидизма.
[5] 1 Магид - «говорящий». Странствующий мудрец, который приходил в местечко, и за небольшую плату произносил в синагоге «драшу» - выступление, в котором обличение пороков сочеталось с яркими примерами и занимательными историями.
Второе значение этого слова - «немного больше, чем раввин», духовный лидер, обучающий своих последователей новым путям служения Творцу. Автора Тании, например, называли «Магид из Лиозны».