Мы показали, как светское просвещение ставит новые проблемы самоопределения именно перед представителями первого и второго поколений эмансипации. Их поиски ведут порою к новому определению исторического еврейского Я в понятиях национализма, присущих XIX веку. Результаты анализа указывают на то, что новое еврейское национальное сознание, впоследствии названное сионизмом, представляет собой одно из диалектических последствий самого процесса эмансипации. В качестве такового оно революционно с точки зрения еврейской истории и ее традиционных путей. Однако в тот же период и в среде ортодоксально-религиозной обнаруживается новое отношение к вопросу возвращения в Сион.
В религиозном мышлении XIX века по-прежнему доминирует традиционное еврейское течение, сочетающее страстное ожидание Мессии и веру в Избавление с неверием в осуществимость этого избавления человеческими усилиями. С этой точки зрения религиозная традиция XIX века является продолжением того, что характеризовало пути еврейского нормативного мышления предыдущих поколений. Однако и среди раввинов середины XIX века мы видим по меньшей мере две фигуры, которые под влиянием процессов формирования единого национального движения способствовали отходу с позиций пассивного ожидания Избавления.
Один из них — представитель сефардского еврейства, рабби Иехуда Хай Алкалаи, а другой — ашкеназский еврей рабби Цви Гирш Калишер. Оба они внесли новый, более практический и «мирской» элемент в традиционное ожидание Избавления.
Важно подчеркнуть, что, хотя взгляды Алкалаи и Калишера с точки зрения их внутреннего содержания составляли звено в цепи традиционно-религиозных представлений об Избавлении, элементы активного подхода, появляющиеся в их учении, без сомнения, связаны с реальным политико-социальным контекстом нееврейской среды, в которой оба они находились, среды, налагавшей свой отпечаток на жизнь и положение проживавших в соответствующих районах евреев. Характерно, что оба они — каждый в своей общине и своем окружении — жили и действовали в районах столкновения различных национальных движений, где евреев ставили порой перед дилеммой — к которому из враждующих лагерей примкнуть.
Рабби Иехуда Хай Алкалаи (1796-1878) родился в городе Сараево, находившемся тогда на территории Османской империи, а в 1825 году был приглашен занять место раввина города Землина (ныне Земун) в Сербии. В дни его юности грекам удалось сбросить турецкое иго, получила независимость и Сербия. На всем протяжении XIX века Балканский полуостров и соседние с ним районы были ареной национальных и религиозных конфликтов. Здесь сталкивались национальные движения сербов и хорватов, греков, болгар и румын, а также христианского и мусульманского населения, сосуществовавших в условиях немецкой и венгерской колонизации, причем как Османская, так и Австро-Венгерская империя Габсбургов преследовали свои гегемонистские интересы в этом разнородном изменчивом мире, где национальное начало все усиливалось. Что касается евреев, район деятельности Алкалаи также был пограничным: здесь соприкасались сефарды и ашкеназы.
В подобном же пограничном, многонациональном районе и приблизительно в то же время действовал рабби Цви Гирш Калишер (1795-1874). Он родился в Познанском воеводстве на западе Польши, отошедшем к Пруссии с разделом Польши и вторично — после наполеоновских войн. Большинство населения района говорило по-польски, немецкий же был языком господствующего меньшинства. В течение всего этого периода прусские власти неоднократно предпринимали попытки причислить евреев, говорящих на идише, к немецкоязычной группе населения, исходя из общего происхождения этих языков. Эти попытки привели к напряженности в отношениях между польским и еврейским населением и воспринимались со смешанным чувством в среде самой еврейской общины, хотя в целом в ней наблюдалась тенденция к принятию немецкого языка и культуры. Предпринятые поляками в середине XIX века попытки восстания вновь поставили евреев в двусмысленное положение в том, что касалось политической и языково-куль- турной принадлежности. Неудивительно, что именно в этом «буферном» районе под нажимом с той и с другой стороны — районе, где сталкивалось также немецкое еврейство, прошедшее процесс эмансипации, с более традиционным восточноевропейским еврейством польских областей, — проблемы осознания политической принадлежности стали для еврейского населения весьма злободневными. Как отмечалось выше, Грец происходил из того же района.
Судьбы и Алкалаи, и Калишера являются свидетельством того, что в момент, когда в нееврейском обществе начинается национальное брожение, нарушается неустойчивое равновесие между еврейским обществом и окружающим миром, и впервые обнаруживается необходимость поиска новых решений даже в традиционных кругах. Так, несмотря на различие происхождения и культуры, Алкалаи и Калишер обращаются к поиску новых решений проблемы еврейского бытия в рамках самого традиционного еврейства.
В книге «Минхат-Иехуда» («Дар Иудеи»), изданной в 1845 году, рабби Иехуда Хай Алкалаи предпринимает первую попытку придать земной, реальный характер видению Избавления. Алкалаи, опираясь на традиционную религиозную литературу и ее толкования, утверждает, что Избавление произойдет не внезапно, но постепенно и ему будут предшествовать подготовительные процессы. Поскольку Страна Израиля разорена и пустынна, физически невозможно, чтобы все сыны Израиля пришли и поселились в ней одновременно. «Господь желает, чтобы Избавление происходило почтенным и благопристойным образом, и поэтому заклинает нас, чтобы мы являлись не все сразу и не остались в поле, как обитатели шатров (кочевники), а понемногу, пока не отстроится и не утвердится наша земля». Алкалаи добавляет, что «надо построить дома и вырыть колодцы, насадить виноградники и масличные деревья». Подобная постепенность заселения страны выразится в том, что «наши братья в изгнании будут помогать вернувшимся из него, ибо вероятно, что все поселенцы будут бедным и малоимущим людом».
Таким образом, основываясь на традиционных толкованиях, Алкалаи лишает процесс Избавления — конечно, не само Избавление — его мистической одномерности. Процесс Избавления перестает быть исключительно Божественным актом, всецело переданным в руки Творца, а превращается в дело, в котором участвует и человек. Этим путем Алкалаи ухитряется избежать греха упования на близость конца, выдавая «удостоверение кошерности», исходящее из логики традиции и выводов из нее, людским усилиям, связанным с заселением Эрец-Исраэль.
Снятие мистического покрова с процесса Избавления выражается и в прагматическом отношении к языку иврит, в попытке освободить его от завесы исключительной святости, окутывавшей его, согласно еврейской традиции, как Святой язык, который не может и не должен использоваться для повседневного общения между людьми, ибо это может осквернить его и умалить его святость. И здесь можно усмотреть параллели с некоторыми другими языками, например греческим, рядом славянских, воскрешение которых в качестве языка литературы послужило ядром кристаллизации национального сознания этих новых или обновленных народов. Рассеяние среди народов мира, утверждает Алкалаи, привело евреев, помимо всего прочего, к тому, что они не говорят более на одном языке, а с ослаблением языковой связи слабеет и единство в целом — тезис, истоки которого явно в современных ему национальных идеологиях, а не в самой еврейской традиции, которая удовлетворялась ивритом в качестве Святого языка:
«За многие наши грехи мы рассеяны и весьма удалены друг от друга, ибо в каждом государстве есть свое письмо, собственный язык и особые обычаи, что отдаляет собирание /рассеянных/ и задерживает Избавление. Признаюсь, что все дни мои я скорбел об этом; и нехорошо сделали наши отцы, пренебрегая нашим Святым языком так, что народ наш обратился в семьдесят народов, а язык — в семьдесят языков...»
Это многоязычие, полагает Алкалаи, таит в себе реальную опасность, ибо как будут общаться между собой сыны Израиля, когда наступит Избавление? Это — не галахическая проблема, а просто вопрос коммуникации между людьми:
«Если сотворит Господь, как все Свои чудеса, и соберет рассеяние наше со всех четырех концов земли в нашу страну, но один не сможет говорить с другим, то это разделенное собрание не преуспеет. Если же скажет кто-нибудь, что Господь Благословенный пошлет Своего ангела и тот научит нас семидесяти языкам, как научил Иосифа, как сказано: «Язык, который я не знал, услышу (= пойму)», то он говорит неправду: чудо не совершается так — даже если это воскресение мертвых, — что оно не может быть исполнено согласно законам природы».
Алкалаи делает новаторский вывод, который поражает своей практичностью и деловым подходом: следует научиться говорить на иврите, чтобы этим подготовить реальную почву для Избавления, когда оно наступит:
«Поэтому не надо отчаиваться, а следует со всей силой и смелостью восстановить наш язык, возродить его и сделать его основой, а Господь Благословенный изольет Дух Свой на учителей, на учащихся, на сынов и на дочерей, и они научатся говорить чисто. Потрудился — и достиг, поверь этому».
Итак, в приобретении земель в Эрец-Исраэль, в оживлении иврита как разговорного языка Алкалаи видит подготовку человеческими руками почвы для Избавления, когда оно придет. Он даже предлагает руководителям общин и богатым евреям поощрять эту деятельность. Появление в еврействе нового слоя богатых людей, действующих в сфере мировой экономики, что само по себе явилось одним из плодов эмансипации и начала развития капитализма, служит Алкалаи и другим мыслителям, шедшим впоследствии по его стопам, свидетельством накопления еврейской мощи, постепенного изменения положения евреев и намеком на более полное Избавление в будущем. «Это зависит лишь от наших вождей, которых Бог одарил знанием, пониманием и разумом, и к ним обращена эта заповедь — пожалеть то, что осталось от нас...
Они вновь обратятся к Господу, Богу их, и к Давиду, царю своему; и все, что совершит Господь, с успехом выполнят руками их, и то, что будет делаться ими, будет исполнено».
Алкалаи сознает, что открытая проповедь подобной деятельности и активного отношения к жизни может возбудить сопротивление в силу традиционной подозрительности относительно всего, что связано с попытками ускорить Избавление и с опасностью лжемессианства. Поэтому Алкалаи сам формулирует ответ на свои радикальные предложения в рамках нормативной традиции. Алкалаи утверждает, что традиция отрицает не всякую возможность естественного Избавления и не все произойдет чудесным путем. Ведь предтеча Мессии из рода Иосифа должен принять участие в войнах Гога и Магога и завоевать Страну Израиля силой оружия, и, хотя ему суждено, согласно преданиям Агады, в конце концов пасть, все же это активное политическое действие, которое подготовит почву для пришествия Мессии духовного, Мессии из рода Давида, и это нисколько не противоречит еврейской традиции. Алкалаи держится за эту идею Мессии из рода Иосифа и развивает ее дальше: он видит в Мессии из рода Иосифа не определенную личность, а процесс, который будет связан, по его мнению, с учреждением Собрания великих мужей Израиля; они- то и подготовят Избавление Эрец-Исраэль. Итак, идея Мессии из рода Иосифа изымается из традиционного контекста и претерпевает процесс приспособления к политическим концепциям поколения. Подобно тому как каждая нация, достигая освобождения, выражает свою волю путем создания Национального или Учредительного собрания в соответствии с принципами национального суверенитета и традициями Французской революции, так же и Алкалаи сочетает эту революционную идею с традициями мудрецов Талмуда:
«Установили: «возврати судей наших» после сбора изгнанников. И это назначение есть начало Избавления...
Это — первое установление, и они поднимут знамя Торы и возвратят Венец, как прежде, когда мы сподобимся назначения семидесяти одного старейшины, и Господь явится над ними, а семьдесят два (72 — аин-бет) в гематрии равняется Милости (Хесед — хет-самех-далет).
Это благодатное Собрание и есть Мессия из рода Иосифа, которого мы ожидаем, то есть Великое собрание. Ибо всякое величие называется Помазанничеством (мешихут), а посему и дни эти зовутся днями Помазанника-Мессии (Машиах), то есть днями Величия для желающих их, ибо человек обладает свободой выбора. И названо это величие «Сыном из рода Иосифа», ибо он изойдет от этого благодатного Собрания... И это собирание /изгнанников/ есть начало царствия дома Давидова».
Эти и другие идеи, например создание фонда для приобретения земель у турок в Эрец-Исраэль, по примеру праотца Авраама, купившего пещеру Махпела у Эфрона Хеттеянина, остались не осуществленными при жизни Алкалаи, хотя в них можно видеть зачатки конкретных форм, созревших позднее, с развитием сионистского движения. Однако от традиционных раввинов своего поколения Алкалаи отличался не практическими действиями, а способностью, оставаясь в рамках нормативной традиции, выразить множество новаторских идей. Их источник во впечатлениях общего исторического развития, почерпнутых из мира современного ему национализма, включая интерес к представительным учредительным органам и понимание важности языкового фактора для развития обновленного сознания национального единства.
* * *
В теоретической деятельности рабби Цви Гирша Калишера, раввина общины города Торунь Познанского воеводства, можно обнаружить сходное сочетание новых идей, зародившихся с подъемом национализма, и традиционных форм. Лучшим свидетельством этого сочетания и влияния на его взгляды национальных движений является призыв, заключенный в его брошюре «Поиски Сиона» («Дришат Цион», 1862):
«Почему сыны Италии и других государств отдают свои души за землю предков, а мы стоим поодаль, как муж бессильный и робкий? Разве мы хуже других народов, которые не щадят крови и имущества ради своей страны и народа? Взгляните на то, что сделали мужи Италии, народ Польши, государство Венгерское, которые презрели жизнь свою, серебро и золото во имя наследия отцов. А мы, сыны Израиля, чье наследие — прекрасная страна, радость вселенной, земля, которая среди всех обитателей мира зовется Святою и является нашей славой, — мы ли промолчим и уподобимся слабодушному мужу?! Ведь мы будем презренны в собственных глазах!»
Как и Алкалаи, Калишер полагает, что Избавление не придет внезапно, а будет предваряться этапами постепенной практической подготовки, так как «начало Избавления — в пробуждении щедрых духом и в воле государств собрать часть рассеяния сынов Израиля на Святой Земле». Это отрицание мистического характера процесса Избавления подробно объясняется Калишером:
«Избавление Израиля, которого мы ожидаем, таково: не следует думать, что Господь внезапно сойдет с небес на землю, чтобы сказать Своему народу: «Идите!», или вдруг пошлет Своего Мессию с неба, чтобы трубить в большой рог для изгнанников Израиля, и соберет их в Иерусалиме, и обнесет его огненной стеной, и Храм Божий спустится с высот, как обещал Он через рабов Своих, пророков. Не так читает это человек разумный. Конечно, все предсказанное пророками сбудется в конце дней, а мы пойдем не бегом и не спеша в один день, но понемногу придет Избавление Израиля, и постепенно произрастет Спасение».
Калишер опирается на посвященный Избавлению отрывок из книги Исайи, где оно сравнивается со сбором колосьев, и отсюда делает вывод:
«Не одновременно придет весь Израиль, но будет собран по одному, и как колосья вымолачивают постепенно, так будет добыто его зерно... Знай, что будет первый сбор, и второй сбор... А потом расцветет и распустится цвет Израиля в наивысшей степени».
И, вновь опираясь на традиционные толкования, Калишер говорит, что вначале в Эрец-Исраэль прибудут отдельные благочестивые люди и соберутся «по одному из города и по двое из рода на Святой горе, а когда поселятся там многие и будут много молиться на Святой горе в Иерусалиме, то внемлет Творец, благословен Он, и приблизится срок Избавления путем заселения земли. Но без этого, как они начнут собираться?» Избавление, правда, от Бога, но заселение Эрец-Исраэль, дело рук человеческих, должно приблизить его. Эта тонкая диалектика является для Калишера гранью между традицией и «ускорением сроков» (Избавления), в чем можно усмотреть легкий оттенок «ереси».
Призыв к заселению Эрец-Исраэль приводит Калишера к рассмотрению вопроса о поддержке уже существующего традиционного немногочисленного еврейского населения. Калишеру известно, что многие не одобряют экономической поддержки этого населения, пользующегося денежной помощью (халукка). По его словам, «еще находятся многие, что скупятся давать беднякам Страны Израиля, говоря: зачем нам поддерживать людей, предпочитающих безделье? Лодыри они, лодыри, не занимаются ни ремеслом, ни /иной/ работой и возлагают заботу о себе на проживающих вне страны». Согласно Калишеру, непроизводительность существующего еврейского населения проистекает из его малочисленности, так что оно неспособно вести самостоятельное хозяйство. Следует создать «Общество по заселению Эрец-Исраэль», которое позаботится о построении экономической базы для этого населения и о его росте путем поощрения выезда в страну и еврейской сельскохозяйственной колонизации. И тогда, «без сомнения, Господь ниспошлет благодать, и им не придется более ждать, когда прибудет хлеб из Египта и прочих окрестных стран».
Так будут исполнены связанные с Эрец-Исраэль заповеди, а «кроме того, это станет причиной начала Избавления Святой Земли, из которого постепенно произрастет Спасение. По мере того, как мы принесем земле Избавление земным путем, с высот небесных низойдет Спасение». И на утверждение, что переход от изучения Торы к земледелию в Эрец-Исраэль означает пренебрежение Торой, Калишер дает ответ, деловая логика которого все же связана с рамками традиции:
«А если упорствующий вновь возразит, что этим мы прекратим изучение Торы занимающимися ею там денно и нощно и отвлечем их от духовного к земному — то не от мудрости такой вопрос. Наоборот, это возвысит венец Торы, ибо «без муки нет Торы», и если будет в стране их мука, они будут учиться еще больше...»
Калишер делает ряд практических предложений по подготовке политической и экономической почвы для заселения страны. Как и Алкалаи, он предлагает создать фонд для выкупа земель в стране, который будет финансироваться богатыми евреями, причем он называет по именам такие семьи и личности, как Ротшильд, Монтефиоре, Фульд и Альберт Кон. Он предлагает также, чтобы эти финансовые магнаты использовали свое влияние и рассмотрели возможность получения от турецкого султана фирмана (указа), способствующего расширению еврейского поселения в Эрец-Исраэль. Предлагаемый им путь заселения страны во многих своих пунктах соответствует модели, развившейся с течением времени, в соответствии с которой общественная инициатива и кооперация сочетаются с частновладельческим сельским хозяйством:
«Соберутся многие евреи из России, Польши и Германии, которые будут получать плату от Общества[1], чтобы обрабатывать землю под руководством учителей, умудренных в науке земледелия, поставленных над ними Обществом. А тому, кто сам разбирается в земледелии, будет предоставлен земельный участок на определенное время, чтобы он обрабатывал его, охранял и питался его плодами безвозмездно, пока не будет в состоянии платить Обществу налог, какой покажется подобающим его чиновникам. А если ему будет недоставать на пропитание, пока земля не засеяна, ему будет выдаваться от Общества достаточно для пропитания до времени жатвы и сбора плодов, когда не будет ему недостатка, чтобы прокормить семью».
Кроме того, Калишер предлагает, чтобы «Обществом была учреждена школа для обучения землепользованию — экономии, — дабы воспитывать юношей из сынов Израиля, обучая их работе в поле и винограднике вместе с прочими науками, в соединении с Торой и богобоязненностью». Создание сельскохозяйственной школы Микве Исраэль общества «Альянс» в Париже явилось как бы ответом на это предложение.
* * *
Среди раввинов XIX века Алкалаи и Калишер были необычным явлением, причем именно исключительный характер этого явления свидетельствует о глубине столкновения между традиционным еврейством и миром политических понятий и событий современного им европейского общества. Если в отношении представителей поколения эмансипации само их освобождение от традиционных рамок представляло собою вызов, требующий нового понимания ими своего коллективного Я, а это — фактор, приведший многих из них к понятию национальности, то для Алкалаи и Калишера понимание своего еврейства дано заранее, ибо заложено глубоко в их традиционности и не требует пересмотра. И все же и они ощущают необходимость новых средств для решения проблем поколения: это — внесение четко национального содержания в свой образ мыслей, как отклик на современные им национальные движения, отрицание мистического характера Избавления, дела рук человеческих, как преддверия Избавления конечного. Таков еще один вид воздействия, оказанного революционным развитием XIX века даже на мыслителей, пребывающих в рамках религиозных традиций.
С другой стороны, следует отметить, что готовность традиционных кругов к восприятию этих новаторских и революционных идей свидетельствует о таящемся в религиозном еврействе потенциале приспособляемости к современному миру. Именно этот потенциал позволил несколько десятилетий спустя превратить одинокий призыв Алкалаи и Калишера в рычаг для присоединения части традиционно-религиозного еврейства к сионистской идее. Этим был предотвращен разрыв между сионистским движением и еврейской религиозной традицией; но это развитие имело место в более поздний период, когда национальная сионистская идея уже сформировалась, главным образом в результате идейной и организационной деятельности тех мыслителей, для которых национализм явился ответом на вопрос о сущности еврейства, вставший перед поколением Хаскалы и секуляризации.
[1] «Хеврат Эрец Ношавет» — общество, которое должно финансировать заселение страны.