Уже в сочинениях и философии Мозеса Гесса мы видели еврейскую национальную идею, переплетенную с самого начала с предвидением социального избавления. Социализм и сионизм нередко сливались воедино не только в силу биографических случайностей, но и потому, что критика положения евреев в современном обществе неотделима от критики самого характера этого общества. Мозес Гесс был одинок в своем поколении; но с появлением группы Хиббат-Цион и становлением сионизма как движения социалистическое течение входит в него как одна из главных составных частей и в конце концов превращается в доминирующий фактор сионистского руководства среди еврейского населения Эрец-Исраэль и затем государства Израиль вплоть до выборов 1977 года.
В 1896 году вышла книга Герцля «Еврейское государство», а менее двух лет спустя, в 1898 году, появилась брошюра Нахмана Сыркина, отца социалистического сионизма, под названием «Еврейский вопрос и социалистическое еврейское государство». Как и сочинение Герцля, брошюра Сыркина написана на немецком языке.
Нахман Сыркин (1867-1924) родился на юге России и после скитаний, характерных для образованного российского еврея первого поколения Хаскалы, попал в Германию, изучал экономику в Берлине и сблизился с немецким социалистическим движением, бывшим тогда в расцвете своих сил и представлявшим собой центр социал-демократических движений Европы. Сыркин участвовал в Первом сионистском конгрессе, и его брошюра представляет собой редкое сочетание проникновения в проблемы еврейства нового поколения, эмансипации, национальных конфликтов и классовой борьбы. Но, будучи ортодоксальным марксистом, Сыркин соединяет понимание еврейского вопроса с общеисторической концепцией экономического и социального развития того времени; в некоторых пунктах — особенно в указании на социальные истоки современного антисемитизма — его слова, при правильном их прочтении, содержат удивительное понимание процессов, которые развернулись в полной мере лишь десятки лет спустя после написания брошюры. К пониманию культурных и духовных дилемм еврейской действительности нового времени, на которых останавливались, в частности, Герцль и Нордау, Сыркин добавляет социально-экономический аспект, придающий его анализу проницательность и дальновидность. Понимание истории и широта культурного полотна, характерные для Сыркина, бывшего «своим человеком» как в восточноевропейской, так и в западной культуре, к тому же погруженного в мир социалистической мысли — уникальны. В социалистическом сионизме, где порой наблюдаются догматическая замкнутость и чисто проповеднические нотки, Сыркин стоял значительно выше многих мыслителей, выдвинувшихся позднее и занимавших иногда более заметное место в общественном движении.
Сыркин открывает брошюру «лекцией» на тему о постоянном и изменяющемся в отношениях между евреями и окружающим нееврейским миром. С одной стороны, история этих отношений свидетельствует о непрекращающейся напряженности; с другой стороны, неверно связывать напряженность в отношениях — как делал это Пинскер со своим статистическим подходом — исключительно с постоянным и неизменным фактором. Источники напряженности следует искать не только в постоянно действующих факторах, базирующихся на единственном в своем роде историческом положении евреев как людей, лишенных родины, и в историческом развитии, которое проходят как евреи, так и окружающие их народы.
С определенной точки зрения следует видеть исключительное явление в самом существовании еврейской жизни в диаспоре, среди других национальных и религиозных единиц. Жизнь в изгнании (галут) Сыркин характеризует как далеко зашедший нонконформизм (непокорность) евреев, направленный против культуры большинства, в сущности — как их готовность к бунту против принятых «всем миром» мнений и как страдание, являющееся уделом всякого, кто не приемлет мнения большинства. Мир, в который попали евреи после разрушения Второго храма, говорит Сыркин, представлял собой развалины греко-римской культуры, к которой добавили дух палестинского христианства. Евреи принесли с собой духовные качества, вынуждавшие их относиться враждебно и отрицательно к обоим этим элементам. Энергичный субъективизм палестинских евреев, нашедший свое выражение в монотеистической религии, в поисках абсолюта и в этическом настрое, наткнулся в греко-римском мире на совершенно противоположные духовные свойства и элементы культуры.
То, что христианство вышло из лона иудаизма, еще более увеличило неприязнь иудейства по отношению к этой новой религии. Согласно Сыркину, в христианстве было два элемента, противоположных иудаизму, которые «кололи глаза» раввинистическому еврейству. С одной стороны, иудаизм — который в лице своих пророков боролся с государственно-политической властью — с презрением относился к компромиссу между христианством и государством; эта сделка христианства с Римской империей, правда, возвела его в ранг государственной религии, но лишила его с точки зрения иудаизма нравственной сути и духовной независимости.
С другой стороны, вознесение «рабби из Назарета», по выражению Сыркина, и провозглашение его сыном Божьим, возмутило иудаизм, усмотревший в этом богохульство: «Община Израилева видела в Назареянине (Иисусе) не сына Божьего, а сына, сбившегося с пути.
Христианский культ был в глазах иудаизма лишь жалким идолопоклонством. Крест, иконы, церковь казались ему язычеством. Ложная роль, отведенная христианскому Иисусу Назареянину, лишила евреев возможности признать даже этическую ценность этого учения».
То, что еврейство рассматривало христианство — хотя последнее и вышло из еврейского монотеизма — как язычество, вызвало, как это можно понять, чрезвычайно резкую неприязнь между евреями и христианами в средневековом мире. Поэтому в эпоху гегемонии христианства в Европе напряженность между теми и другими носила религиозный характер, причем вражда и презрение евреев по отношению к христианам сопровождались физическим насилием, применяемым христианским большинством к еврейскому меньшинству. Эти страдания и гонения, способные превратить другие группы в «орду безответственных бродяг-цыган», лишь закалили евреев в их непокорности перед лицом мира и благодаря нравственным ценностям исторического еврейства с его пророческой традицией обратили их, по их собственному признанию, в народ, страдающий во имя всего мира. Отдельные евреи могли порою быть богачами-эксплуататорами, но тот факт, что их подвергали преследованиям и гонениям, превратил их в людей духовно непоколебимых, терпящих все муки и стоящих выше их. По выражению Сыркина, в «Шейлоке не исчерпал себя лик средневекового еврея, который смог подняться и до столь возвышенного образа, как Натан Мудрый».
На этом историческом фоне Сыркин анализирует изменения в положении еврея в результате Французской революции и последовавшего за ней переворота в социальной, политической и религиозной областях.
В соответствии с принятым в социалистических кругах взглядом, Сыркин рассматривает принципы Французской революции как выражение интересов пришедшей к власти буржуазии, стремящейся с помощью политических средств обеспечить себе максимальную свободу экономической и общественной деятельности. Декларация прав человека и гражданина принципиально и теоретически выразила классовые интересы буржуазии, формальное же самоопределение, включающее свободу совести и религии, — это лишь побочное явление. Евреи, впервые со времени изгнания и рассеяния, получили равные политические и гражданские права во всех странах, где буржуазия торжествовала победу и реализовала ее; побочным продуктом этой победы была и религиозная эмансипация, открывшая евреям доступ во все области общественной, экономической и политической деятельности.
Но, как и Нордау, Сыркин отмечает, что этот огромный успех евреев был достигнут не на основе их реальной общественной силы и не как результат их политической борьбы: евреи не создали политической организации для достижения этого успеха, который достался им как нечто от них не зависящее, как следствие торжества общего принципа. Эмансипация была достигнута не в результате деятельности или требований евреев и поэтому не отражала их подлинного потенциала. Ясно, что для специалиста, каким был Сыркин, политический и социальный статус, не базирующийся на реальной экономической мощи, — это колосс на глиняных ногах; отсюда — шаткость эмансипации, порою декларированной лишь на словах и нередко понимаемой широкими слоями нееврейского общества как навязанный им плод какого-то наваждения. Самое легкое социальное потрясение может опрокинуть здание этой эмансипации, лишенной реальной общественно-экономической базы.
Однако двусмысленное положение евреев в современном буржуазном обществе, даровавшем им эмансипацию, воспринимается Сыркиным в более широком плане существенных внутренних противоречий буржуазного строя. Это общество основано, с одной стороны, на принципах свободы и самоопределения; но, с другой стороны, еще никогда не существовало общества, где люди в такой мере зависели бы друг от друга, и эта-то зависимость, при которой одним из ее составляющих, в определенных конкретных условиях, становится еврей или евреи, создает напряженность нового типа, основы которой уже не религиозные, а социально-экономические.
Экономическая деятельность евреев в буржуазном обществе и тот факт, что они добиваются успеха в различных областях хозяйства и торговли — все это приводит порой к отождествлению самой экономической машины капитализма с еврейством. Так сталкивается Сыркин с новым явлением социального антисемитизма, где острая критика буржуазного общества переплетается с юдофобией, видящей в еврее и его экономической деятельности причину социальных бед современного общества. Как социалист Сыркин был, понятно, особенно чувствителен к этой антисемитской нотке, сопровождавшей определенные течения социалистического движения во Франции и странах немецкого языка и достигшей наивысшей точки во время дела Дрейфуса во Франции и деятельности популистских лидеров-антисемитов, таких, как мэр Вены Луегер и другие.
Проделанный Сыркиным анализ социально-популистского антисемитизма, истоки которого были не религиозными, а общественно-экономическими, — это одна из первых попыток разобраться в явлении, кульминацией которого лишь более четверти века спустя явился нацизм. Само зарождение фашизма было одним из бедствий, возможность которого не сумела предвидеть традиционная социалистическая мысль. Рост фашизма и приход его к власти в таких центральных по значению странах Европы, как Италия, Германия и Испания, поверг социалистические и коммунистические движения в состояние недоумения и растерянности перед лицом этого, казалось бы, необъяснимого явления (понятно, что и традиционный либерализм не менее повинен в том, что фашизм не был вовремя распознан, и порою в гораздо больших неудачах, выразившихся в сознательном и неосознанном сотрудничестве с последним). Поэтому слова Сыркина об усилении явлений, сходных по своей сути с тем, что переросло впоследствии в нацизм, имеют теоретическое значение не только для истории сионизма и антисемитизма, но и в более широком плане борьбы с фашизмом в целом.
Сыркин указывает на то, что антисемитизм в современном буржуазном обществе выражается не одинаково остро в различных социальных слоях и по этой причине его нельзя приписать постоянному фактору неприязни к евреям, якобы присутствующему повсюду. В некоторых слоях современного общества антисемитизм особенно силен, в других же слоях он умереннее. Путем анализа Сыркин приходит к выводу, что антисемитизм растет в тех слоях, которые проигрывают в классовой борьбе. Антисемитизм — это выражение общественного протеста со стороны социальных слоев, клонящихся к закату: «Классы эти суть следующие: средний класс, попираемый буржуазией; разорившиеся помещики, растоптанные капиталом; обедневшее крестьянство, стираемое с карты латифундистами. Эти сословия... находятся на грани банкротства и отчаянно борются за ускользающую из-под ног почву. Они дети собственнического класса, но их собственность — одни долги... Одной ногой они стоят среди класса имущих, но другой — уже в лагере пролетариата, и таким образом мечутся туда и сюда под угрозой скатиться в пролетарскую бездну, разверстую перед ними. Сгибаются под тяжестью борьбы с более сильными в экономическом отношении классами и поглощаются ими; поэтому внутренняя борьба в их среде будет усиливаться и в дальнейшем... Каково положение мелкой буржуазии, такова и ее душа. Без образования, да и без стремления к нему, какое пробудилось ныне среди пролетариата, без характера, без идеала, без самосознания и без жажды свободы — эти сословия стали язвой современного общества. При всей своей экономической слабости они представляют собой охвостье правящих классов; их взгляды прикованы к верхней ступени, в то время как они находятся на нижней; они — элемент, поддерживающий общество, хотя по сути своей они — жертвы господствующего класса общества...» Эти сословия распадаются в результате деятельности современного общества, и угроза разорения и скатывания по наклонной плоскости постоянно витает над ними; они-то, согласно Сыркину, и представляют собой плодородную почву для антисемитизма самого грубого сорта. Они же являются и теми слоями, у которых возникают наиболее острые трения с евреями вследствие экономической деятельности последних: «Действительно, капиталист-еврей (правда, совместно с капиталистами-христианами) наносит болезненные удары мелкой буржуазии в конкурентной борьбе; еврей из мелкой буржуазии сталкивается с соседом-христианином в погоне за покупателем; еврей-посредник спешит опередить конкурента-христианина».
В соответствии с этим антисемитизм указанных слоев является выражением экономической зависти наиболее вульгарного типа. Не идеологическая критика современного общества в целом подстегивает юдофобию этих средних, разоренных и разоряющихся слоев, «а откровенная корысть, жажда завладеть деньгами еврея, стремление выбить почву из-под ног конкурента — вот что делает их врагами евреев. Ненависть, зависть, лицемерие, обман, подделка, искажение, сознательная клевета на все еврейское и на отдельного еврея — все это признаки данного сословия в его антиеврейской войне».
Это редкостное проникновение в социалистический и психологический аспекты антисемитизма среди сословий, проходящих процесс пауперизации в современном обществе, заключает в себе, как уже говорилось, понимание определенных черт (достигших особой интенсивности лишь поколение спустя) мелкобуржуазного характера, в котором неотчетливые антикапиталистические идеи сочетаются с грубым антисемитизмом.
Позднее, в XX веке, этим отмечены нацистское и другие популистско-радикальные движения, такие, как национально-демократическая партия («эндеки») в Польше в период между двумя мировыми войнами.
Ввиду отсутствия принятого социального термина для обозначения состава этих сословий с их антикапитализмом, видевших, однако, не меньшую угрозу и в социализме, Сыркин называет их «катилинианскими сословиями» (по имени Люция Сергия Каталины, выходца из знатной, но обедневшей семьи, поднявшего во времена Цицерона восстание против сената и собравшего вокруг себя множество озлобленных людей изо всех слоев римского общества, разоренных процессами быстрого развития и перемен конца республиканской эпохи — I в. до н. э.) : «Антисемитизм среднего класса — это революционное движение катилинианского типа, то есть бунт класса против класса и против существующего строя, исходящий не из возвышенных общих принципов, а из эгоистических интересов, который, правда, рядится в идеологическую тогу, но именно поэтому открывается вся его нагота и уродство. Катилинианский характер антисемитизма выражается в облике вождей этой партии.
Всякий, вышедший из отбросов буржуазного общества и пролетариата, каждый, потерявший всякое чувство истины и чести, все те сомнительные типы, которые только и умеют возбуждать самые низменные страсти, — все эти люди подняли знамя антисемитизма и сделались главными рупорами течения революционеров-катилинариев нового времени. Ни в одной партии не найдешь столь большого числа покрывших себя позором лидеров, как в антисемитской партии».
Если бы мы не знали, что эти слова Сыркина написаны в 1898 году, можно было бы предположить, что перед нами портрет руководства нацистской партии тех лет, когда она рвалась к власти.
При этом Сыркин не обольщается относительно будущего — и здесь выказывая жестокую остроту предвидения, поразительную на фоне механического прогрессистского оптимизма, характерного для столь многих традиционно-социалистических мыслителей. Социальный антисемитизм не пойдет на убыль, это — не просто поверхностное, побочное явление современного буржуазного общества: «Чем более трудной и лишенной уверенности становится жизнь (в буржуазном обществе), чем значительнее опасность атак на среднее сословие, а также страх переворота со стороны пролетариата, направленного против еврейства, капитала, монархии и государства — тем выше будут вздыматься волны антисемитизма. Противоборствующие силы сблизятся в общей борьбе против еврейства, и элементы, составляющие реальные силы капиталистического общества — такие, как помещики-латифундисты, монархия, церковь и государство, — отныне постараются раздуть расовую и религиозную борьбу и поставить ее на место борьбы социальной».
Итак, антисемитизм способен превратиться из силы, действующей в периферийных, разоряющихся сословиях, в лозунг новой социальной солидарности, объединяющей под своим знаменем самые противоположные слои, бросив им одно псевдомагическое слово, ведущее к сплочению: ненависть к евреям.
Здесь снова можно видеть глубокое проникновение в надклассовый характер будущего фашизма и в роль антисемитизма в деле сплочения различных общественных течений — порою самых противоположных — в составе нацистского движения в Германии.
Таким образом, антисемитизм присущ буржуазному обществу — не потому, что сама буржуазия склонна к нему в соответствии со своими принципами, а оттого, что внутренние противоречия капиталистического общества неизбежно приводят к появлению в его составе социальных группировок, видящих в евреях своих врагов. Социалистическое мировоззрение Сыркина заставляет его восстать против наивной веры сторонников эмансипации, усматривавших в либерально-буржуазном обществе стремление к подлинному равенству, которое осуществится с дальнейшим развитием этого общества.
Эмансипаторы судили о либеральном обществе по его принципам — Сыркин судит о нем по внутренним механизмам его социально-экономического развития: антисемитизм, согласно Сыркину, — это «порождение имущественного неравенства в обществе и его естественный побочный продукт». Пока буржуазное общество будет «основано на власти сильного и пока евреи будут числиться со слабыми, бедность и притеснения останутся их уделом, от которого никуда не уйдешь». А евреи будут в числе слабых во всяком обществе, какой бы ни была его классовая структура, до тех пор пока они не будут обладать реально-материальным базисом своего общественного существования — то есть собственным государством и политической мощью.
Этот вывод, вытекающий из социалистической концепции истории, приводит Сыркина к обсуждению вопроса об отношении социалистического движения к еврейскому национализму. В такой форме этот вопрос является новым, ибо проблема взаимоотношений сионизма и социализма не могла возникнуть прежде, чем сионистское движение сорганизовалось в четких политических рамках и предложило собственную альтернативу универсалистским решениям, представляемым социализмом. Как ни рано по времени появилась брошюра Сыркина, в ней сжато представлен спор, затянувшийся на многие последующие годы, между сионизмом и международным социалистическим движением, которое очень долго отказывалось признать закономерность еврейского национально-освободительного движения.
Главной причиной этого был тот факт, что социалистическое движение выросло в связи с либеральным мировоззрением, которое видело в еврействе лишь религию и было склонно не замечать национально-этнических и культурных основ еврейской действительности и истории. Поэтому социалистическое движение смотрело на будущее еврейства в принципе так же, как на будущее христианства: как и все религии, оно должно исчезнуть с осуществлением конечных целей социализма. То, что этот взгляд поддерживался и многими социалистическими мыслителями еврейского происхождения, само по себе свидетельствует о внутренних противоречиях, перед лицом которых были поставлены многие евреи в результате эмансипации.
Прежде чем представить созданный им сплав социализма с сионизмом, Сыркин полемизирует с теми еврейскими социалистами своего поколения, которые видели в универсальном, космополитическом и недифференцированном социализме ответ на все вопросы.
По его мнению, они страдают теми же недостатками, что и ассимилированная еврейская буржуазия, и Сыркин указывает на их социальное происхождение из тех же самых слоев: «Еврейские социалисты Западной Бвропы, вышедшие из среды ассимилированной еврейской буржуазии, также, к сожалению, восприняли наследие ассимиляции, и в них заметны те же признаки отсутствия чувства чести и малодушия, что и у евреев на бирже; только у них эта внутренняя леность обнаруживается с еще большей ясностью...» Все это, согласно Сыркину, является результатом достижения эмансипации не на основе реальной политической силы евреев: если в прошлом еврейство рассматривало себя «как великая нация, крепкая, как скала, и стоящая сама по себе», то с тех пор, как была достигнута эмансипация — и не собственными силами, — оно вынуждено «отказаться от своей национальности, чтобы и со своей стороны отыскать нравственные основания равноправия». Та же самая динамика действовала и в кругу еврейских социалистов.
Но этим еврейские социалисты совершили двойной грех: они согрешили не только против своего еврейского происхождения, от которого отреклись («интернационализм служил прикрытием наготы еврейского социализма»), но и против социалистических основ своего мышления. Евреи относятся к числу наиболее угнетаемых народов мира, но, вместо того чтобы подчеркнуть этот элемент своего протеста, еврейские социалисты уклонились от конкретно-исторической критики существующего общества, угнетающего их: «Вместо того... чтобы представить, таким образом, свой протест в качестве в первую очередь специфически еврейского протеста и лишь затем поднять его на более высокую ступень обобщенности, они поставили всех на голову... Они полностью лишили свой протест еврейского характера, затушевав и подавив сознание своей принадлежности к еврейской нации, й этим не придали еврейству ничего, кроме специфических оттенков, свойственных ассимилированной буржуазии».
Так был извращен подлинно космополитический характер протеста еврейских социалистов. Согласно Сыркину, космополитизм — это не абстрактный вывод из обобщенно-универсальных положений, а построение всеобъемлющего видения мира, основанного на частных элементах, от которых мы выходим к более широким горизонтам, не забывая о конкретной исходной точке. Поэтому еврейские социалисты, поднявшие на щит указанный абстрактный универсализм, пришли в глубокое противоречие с самими принципами социализма. Сыркин останавливается на существенной связи между социализмом и национально-освободительными движениями: 305 «В социалистической этике и социалистическом понятии свободы каждое национально-освободительное движение находит моральную поддержку. Именно (социалистический) Интернационал первым приветствовал польское восстание против России. Народные социалистические массы во Франции и в Италии не столь давно сочувственно поддержали освободительную войну острова Крит против турецкой власти. На социалистических съездах, национальных и международных, было провозглашено право каждой нации на самоопределение, а стремление народов к освобождению и (самостоятельному) существованию объявлено близким по духу самой сущности и морали социализма».
Существенная связь социализма с национальным освобождением угнетенных народов обоснована уже давно. И только в отношении еврейского народа сложилась абсурдная ситуация, когда утверждается, что во имя социалистических принципов порабощенный народ должен воспринять национальную природу, культуру и язык поработителей: «Ни в одном народе вы не найдете борцов за социализм, делающих из своего социализма и интернационализма вывод о необходимости ассимилироваться среди сильного народа и отречься от народа собственного, отказавшись от своей национальности. Если среди угнетенных народов находится некто, отрекающийся от своей нации и предающий ее, не заботящийся о ней и покидающий ее в трудное время, то это — не кто иной, как буржуазия, как господствующие классы... Так, польская буржуазия предала Польшу и польский национализм...
Только среди евреев, с их странными порядками, социалисты приняли ассимиляцию и отдаление от еврейства как свое духовное достояние...» Эхо этих утверждений слышится впоследствии на всем протяжении развития социалистического сионизма, а характерные черты этого спора повторяются во время принятия движения Поалей-Цион (Рабочие-сионисты) во Второй Интернационал и позднее, во время диспутов между сионистами-социалистами и коммунистами-евреями (или выходцами из еврейства)[1].
Сыркин полагает также, что, будучи выразителем протеста угнетенного народа, еврейский социализм отличается от социализма других народов, например немецкого, призванного выражать интересы большой и склонной к господству нации. Еврейский пролетариат, сохраняя верность своим историческим корням, в классовой борьбе выразит двойной протест: против классового угнетения и против угнетения национального; этим он удвоит свой революционный потенциал. Согласно Сыркину, сознательный еврейский пролетариат вернет самобытность и еврейской интеллигенции, так что «в форме протеста против унижения евреев социализм должен стать достоянием всего еврейского народа, ибо страдания евреев чувствуют и переживают как еврейский пролетариат, так и еврейская интеллигенция, как еврейский средний класс, так и еврейская буржуазия». Сочетание национальных и социалистических устремлений в сионистском рабочем движении, нашедшее впоследствии свое программное выражение в лозунге Бен-Гуриона «От класса — к народу», заложено уже в ранних мыслях Сыркина.
Поскольку Сыркин считает еврейство «нонконформистским» в своей основе, то есть базирующимся на несогласии с принятыми большинством мнениями и взглядами и на протесте против них, то еврейский социализм для него — это концентрированное выражение как еврейской бунтарской традиции, так и современного общественного протеста. Еврей-социалист, не следующий этой революционной еврейской традиции, этим самым отрекается не только от своего национального прошлого, но и от критической, бунтарской составной части этого прошлого; и никакие ссылки на революцию не могут этого отречения оправдать.
Итак, в еврействе протест — это часть традиции; поэтому Сыркин утверждает, что, если еврейский социализм желает подняться до уровня подлинно нравственного протеста, «он должен воспринять элемент еврейского протеста, на котором он и основан в действительности, как ведущий мотив, и заявить об этом открыто». В еврейской среде тот, кто не придерживается еврейской традиции с ее бунтарством, не является революционером.
Более того: согласно Сыркину, заблуждаются еврейские социалисты, считающие, что сама международная классовая борьба — безотносительно к еврейскому национальному возрождению — призвана разрешить проблемы еврейской интеллигенции. Наоборот — обострение классовой борьбы приведет к экстремизму и радикализации антисемитизма и к еще более тяжелому положению еврейской интеллигенции. В результате обострения классовой борьбы и положение еврейской буржуазии станет весьма уязвимым — не только по классовым причинам, но и потому, что она обратится в козла отпущения под влиянием ненависти к евреям. Согласно Сыркину, социал-демократия, хотя принципиально и противится антисемитизму из стремления к порядочности и последовательности, все же порою не сможет, исходя из соображений тактических, занять позицию, которая сможет быть ис- 308 толкована как защита какой бы то ни было группы буржуазии, тем более когда речь идет о народе, ненависть к которому ощущается даже в пролетарских кругах. Сыркин вспоминает двусмысленную позицию французской социалистической партии в деле Дрейфуса, когда она утверждала, что не может вмешиваться в спор двух группировок в руководстве французской армии, и не важно, кто из двух реакционных французских офицеров повинен в измене. Тот факт, что Дрейфус — еврей и что его дело стало поводом для антисемитского навета, долгое время не удостаивался внимания французских социалистов по чисто тактическим соображениям. Сыркин не закрывает глаза и на то, что в ряде случаев социалистические лидеры приветствовали явления, не лишенные элемента антисемитизма, и оправдывали свою позицию тем, что, хотя антисемитизм и движим предосудительными мотивами, объективно он способен иногда толкнуть широкие массы на критику капиталистического строя, к которой они не пришли бы иным путем. Так или иначе, утверждает Сыркин, социализм сам по себе — пока он не уклоняется от необходимости найти социалистический и в то же время национально- еврейский ответ на ряд вопросов — не в состоянии разрешить общественные и духовные проблемы евреев эпохи классовых битв. Евреи оказываются в положении между молотом и наковальней.
Таким образом, несионистские попытки решения еврейского вопроса являются, согласно Сыркину, утопическими и нереальными, в то время как сионизм, представляющийся многим мечтой и утопией, предлагает единственно возможное, реальное решение. Он коренится, говорит Сыркин, «в экономическом и социальном положении евреев, в их изощренном жизненном инстинкте, в их идеалистических усилиях придать возвышенный смысл своей скудной жизни». Согласно Сыркину (как это было и у Гесса), традиционно- религиозное еврейское Искупление превращается в историческую основу возможности исправления мира нерелигиозными общественными средствами.
Одновременно с утверждением, что социалисты-евреи, ищущие радикальных ответов, должны найти их в социализме именно еврейском, Сыркин ведет и другую, параллельную полемическую линию, объясняя, почему, согласно его мнению, сионистский ответ на еврейский вопрос обязан быть в то же время социалистическим.
И здесь подход Сыркина отличается историзмом.
Вопрос о том, будет ли еврейское государство (когда оно возникнет) буржуазно-капиталистическим или социалистическим, не является, согласно Сыркину, лишь вопросом альтернативного выбора, ибо исторически обе возможности не стоят на одном уровне. Существующее общество — то есть капиталистическая система, основанная на социальном неравенстве — является плодом исторического развития, и не создано людьми сознательно по их доброй воле. Сознательное создание общества, основанного на неравенстве, представляется Сыркину историческим абсурдом, никогда не происходившим в действительности: «Странно даже слышать, чтобы люди могли построить самостоятельное государство на принципе социального неравенства. Чему это можно уподобить? Общественному договору на основе рабства. Однако если возникнет когда-нибудь общественный договор, то он будет основан на свободе. Социальное неравенство существует в первую очередь благодаря историческим силам, являясь плодом неосознанного течения исторического процесса. Осознанная социальная деятельность стремится радикальным образом изменить облик того, что сложилось историческим путем, и возвысить его в нравственном отношении».
Основным в социализме, согласно Сыркину, является то, что представляет собой плод свободного человеческого сознания, в то время как капитализм — это результат простой эволюции истории. Этот нравственный элемент социализма — средоточие мировоззрения Сыркина, и отсюда его выводы. Поскольку деятельность сионизма сознательно направлена на исправление исторической несправедливости и ликвидацию искажений и извращений, создавшихся в ходе истории, данное предприятие должно неизбежно базироваться на социальной справедливости и стремлении к равенству, то есть на социалистических основах.
К этому, согласно Сыркину, следует добавить еще одно: создание еврейского общества в Палестине на базе частной собственности было бы ошибочным и в техническом отношении. Заселение страны будет проводиться в широких масштабах и потребует всеохватывающего социального планирования. Такое планирование само по себе требует рамок, по природе своей социалистических, и не может соответствовать экономике капиталистического рынка. Огромный размах дела с обязательной механизацией сельского хозяйства и строительством крупных промышленных предприятий также будет невозможен, если заселение страны — как это было в первых поселениях в Палестине и в Аргентине — будет опираться на мелкособственнические хозяйства. Отдельные предпринятые евреями попытки, не создающие исторической силы — как, например, 311 поселения движения Билу, — могли, возможно, строиться на базе частной собственности, но и они в конце концов не смогли обойтись без филантропии баронов — Ротшильда в Палестине и Гирша в Аргентине; этот патронаж заменил общее национально-социальное планирование и таким образом спас поселения. Но великое дело поселения в стране миллионов потребует концентрации усилий путем общего планирования, так что в качестве базы будет необходима национализация земли и общественный, а не частный капитал.
Более того, еврейское государство, основанное на частной собственности, не сможет привлечь еврейский пролетариат диаспоры, который один — и лишь он — способен дать государству прочный демографический и социологический фундамент. Итак, еврейское государство, основанное на капитализме, было бы обречено на неудачу. И наоборот: «В социалистической форме сионизм может стать достоянием всей еврейской нации... Все евреи будут заинтересованы в его успехе; ни один не останется в стороне.
Мессианская надежда, всегда занимавшая главное место в сердцах евреев диаспоры, воплотится в построении государства».
Политическое бессилие евреев, лишенных родины, вместе с их мессианско-революционным потенциалом превращает сионизм, принявший форму социализма, в орудие реализации социалистической мечты в обновленном еврейском государстве. И это произойдет ранее, чем в уже существующих государствах. Ибо в еврейской действительности нет нужды в устранении существующего классово-капиталистического режима: достаточно направить процессы создания нового общества в сторону социализма. Таким образом, согласно Сыркину, еврейское государство может стать образцом социалистического строя и примером для других государств.
Так, диалектическим образом, трагедия еврейской истории превратится в краеугольный камень здания, над которым займется заря обновленного человечества: «Таким образом, евреям дана реальная возможность впервые воплотить в жизнь социалистический идеал. Ибо они находятся в необычном положении, так как вынуждены искать себе родину, основать свою республику.
Это — трагедия их исторической судьбы, но это же возлагает на них особую историческую задачу. То, что обычно является мечтою немногих, — у евреев обратится в гигантское народное движение; то, что в другом месте остается утопией, — для еврейства необходимо и неизбежно».
Исторический анализ положения евреев как «нонконформистского» меньшинства сочетается у Сыркина с трезвой оценкой практических дилемм, стоящих перед евреями в современном обществе, отличительными признаками которого являются национализм и классовый характер; понимание этих дилемм сопровождается глубоким проникновением этого мыслителя в реальные процессы построения страны, структура которых требует социалистической организации.
Этим Сыркин далеко опередил современников и уже на самом раннем этапе создал основу того сионистско-социалистического замысла, который воплотился в живое дело сионизма лишь десятки лет спустя.
[1] Кстати, извращенную и болезненную позицию Бруно Край ского также можно понять на указанном фоне.