Мы видели, как зародилась и развивалась сионистская мысль XIX и XX веков на фоне кризиса модернизации, просвещения и эмансипации, постигшего еврейское общество в мире, идеологические и социальные мерки которого становятся все более светскими. Мы видели также, как традиционные раввины типа Алкалаи и Калишера откликаются на вызов современности и добавляют новый аспект к традиционной, религиозной еврейской тоске по Искуплению.
Но поскольку сионистское движение и сионистская идеология были новаторскими, революционными и светскими, религиозные круги, как правило, относились к ним с недоверием, если не с открытой враждой. Несмотря на трудную борьбу, развернувшуюся между ортодоксальным иудаизмом Восточной Европы и реформистским движением на Западе, общая линия отрицания и сопротивления характеризует, как это ни парадоксально, первую реакцию обоих течений на сионизм, хотя обстоятельства были, понятно, различны и даже полярно противоположны. Поэтому большинство сионистских деятелей как Восточной, так и Западной Европы оказались втянутыми в острую полемику с официальным религиозным руководством. Память о движении Саббатая Цви и крушении его лжемессианских чаяний жила в традиционном иудаизме: раз обжегшись, он опасался новых неудач.
Однако параллельно этому в сионизме развилась и тенденция, пытавшаяся сочетать религиозное наследие с практической сионистской деятельностью.
Так, мы находим религиозные мотивы в движении Хиббат-Цион, а затем в сионистском движении, с которым связаны имена таких раввинов, как Шмуэль Могилевер и Ицхак Яаков Райнес. В Эрец-Исраэль единственное в своем роде явление — деятельность Иехиэля Михаэля Пинеса, боровшегося с антисионистским руководством старого еврейского населения Иерусалима в конце XIX века — также способствовало развитию сионистской альтернативы в религиозном лагере.
Но с идейной и интеллектуальной точек зрения, вплоть до сравнительно позднего этапа, мы не находим в религиозном лагере последовательной системы, регулирующей отношения с реальностью светского в своей основе еврейского национального движения.
Шмуэль Могилевер в своем взволнованном послании Первому сионистскому конгрессу писал, правда, что «заселять Страну (Израиля) — покупать землю и стро- 413 ить дома, насаждать плантации и засевать поля — это одна из величайших заповедей нашей Торы, а некоторые из наших древних предков говорят, что она стоит всей Торы»; однако большинство еврейской общественности в диаспоре (да и в стране) держалось иного мнения. Иехиэль Михаэль Пинес понимал суть вызова, брошенного сионизмом религиозной традиции — необходимость нового определения коллективного еврейского Я взамен традиционных религиозных определений: поэтому в своих статьях он выступил в защиту концепции, гласящей, что сама еврейская национальность — понятие религиозное в своей основе, а никак не светское.
И только в сочинениях Авраама Ицхака Кука (1865-1935), первого главного раввина ашкеназской общины Палестины периода британского мандата, впервые предложена систематическая концепция, сочетающая центральное положение Страны Израиля в религиозном сознании с новым, революционным с религиозной точки зрения толкованием политико- поселенческой деятельности сионизма. Во времена раввина Райнеса религиозные сионисты в споре об Угандийском проекте еще не затруднялись голосовать за создание временного убежища («пристанища на ночь») в Африке, тогда как раввин Кук впервые выдвигает систему сионистского религиозно-национального мировоззрения. Так религиозное еврейство ликвидирует разрыв, существовавший между ним и национальным сионистским движением.
Богатство религиозной мысли раввина Кука более чем у других сионистских мыслителей затрудняет детальный обзор его взглядов в одной краткой главе: ведь у светских теоретиков сионизма можно сравнительно легко наблюдать связь их основных теоретических принципов с предлагаемой ими практической политикой, в то время как раввин Кук посвятил свою деятельность радикальному, революционному переосмыслению самой религиозной традиции. Наполнение старых сосудов новым содержанием всегда чревато опасностью разрушить сосуды, поэтому раввину Куку пришлось померяться силами со всем богатством еврейской религиозной мысли, выкристаллизовавшейся на протяжении жизни многих поколений, и произвести эту внутреннюю революцию, не отрываясь от центрального течения религиозной традиции. Поэтому мы сможем остановиться лишь на немногих основных мотивах мировоззрения раввина Кука, имеющих прямое отношение к идейному перевороту, произведенному им в религиозной традиции и сделавшему возможной переоценку ценностей, которая превратила религиозную общественность из врага политического сионизма в одно из центральных звеньев в развитии сионистского движения[1].
Три центральных момента в мировоззрении раввина Кука касаются отношений между традиционно-религиозным мышлением и национальным сионистским движением: а. Придание религией существенного центрального значения реальной, «земной» Стране Израиля; б. Развитие диалектической концепции относительно связей между еврейской религией и практикой светского сионизма; в. Придание универсального, космического значения делу еврейского возрождения в рамках религиозного мировоззрения.
Что касается первого пункта — нет, конечно, надобности вновь подчеркивать, сколь центральное и постоянное место занимала Страна Израиля в еврейском религиозном сознании; но при всей неколебимости веры в Искупление, связанное со Святой Землей, интерес к тому, что происходит в реальной, будничной стране, далеко не всегда был столь же сильным. В результате религиозные евреи могли ставить Иерусалим на первое место в своих молитвах и в то же время продолжать стремиться к укреплению своих экономических и социальных позиций в диаспоре: в сущности, они не видели коренного противоречия между пребыванием евреев в изгнании и глубокой верой в Искупление и возвращение к Сиону в «конце дней».
Раввин Кук решительно выступает против этой концепции. В его книге «Орот» («Светочи») Эрец-Исраэль — это не просто «внешнее достояние общины, средство для достижения общего единения и поддержания материального или даже духовного существования». Оторванность евреев от Эрец-Исраэль не является чем-то лишь побочным и второстепенным, позволяющим им, несмотря ни на что, жить в диаспоре жизнью, полной смысла. Согласно раввину Куку, сын Израиля может исполнять все заповеди, налагаемые на него в изгнании, и все же вследствие отрыва от Страны Израиля он не является подлинным, цельным евреем. Диаспора накладывает отрицательный отпечаток даже на те заповеди, которые, казалось бы, не связаны с Эрец-Исраэль, так что жизнь еврея за пределами своей страны ущербна и в конечном итоге лишена святости. Проявляя беспрецедентную резкость и радикализм, раввин Кук рассматривает необходимость возвращения к Сиону не как пожелание, которое сбудется в дни Искупления, а как немедленное.
веление, обращенное к каждому сыну Израиля. Живущий в диаспоре пребывает в нечистоте, от которой не может очиститься, пока остается за пределами Эрец- Исраэль: «Никто из сынов Израиля не может быть предан и верен своим мыслям, помыслам, идеям и представлениям за пределами Страны (Израиля) в той же мере, как в Эрец-Исраэль. Проявления святости любой степени чистоты в должной мере не в Стране Израиля, а за ее пределами смешаны со многим посторонним и внешним...
Облик Страны Израиля светел и ясен, чист и незапятнан, благоприятен для явления знаков Господних, для воплощения возвышенных, идеальных желаний и устремлений в превознесении Святости, способствует передаче пророчества и его знамений, прояснению Святого духа и блеска его. А облик страны чужой замутнен, смешан с тенями, примесями нечистоты и скверны, он не может вознестись к высотам Святости и не способен стать основой для излияния Божественного света, поднимающегося над всеми мирскими низостями и ограниченностью».
Ясно, что если бы такое религиозное мировоззрение было принято в теории и на практике всеми предыдущими поколениями, то жизнь евреев в изгнании развивалась бы иначе и не было бы места симбиозу религиозности и типичных черт галута.
Развернутое здесь раввином Куком учение — это исключительная в своей революционности атака на еврейскую религиозную традицию примирения с изгнанием и приспособления к нему; и вместе с тем ясно, что эта атака, сама вышедшая из плавильной печи религиозного еврейства, могла — с интеллектуальной и социальной точек зрения — быть осуществлена лишь после того, как сионизм с его светскими основами развил и предложил новую альтернативу еврейского самосознания.
Народ, Тора и Страна Израиля едины, полагает раввин Кук; это сочетание неразрывно, и нельзя допускать такой разрыв в реальной жизни. Как показало реформистское движение, отрыв от Эрец-Исраэль влечет за собой также отрыв от корней иудаизма, и тот, кто отказывается от мечты о возвращении в Страну Израиля, отрывает себя и от сущности народа Израиля как нации, и от его смысла, заложенного в Торе, Галахе, то есть от религии Израиля. И, повторяем: все это дается не абстрактной Страной Израиля, не небесным Иерусалимом, существующим лишь в людском воображении, а страной реальной. Поэтому раввин Кук утверждает: «Подлинное восприятие идеи иудаизма в диаспоре придет лишь из глубины ее врастания в Землю Израиля; и из упований на Эрец- Исраэль всегда будет черпаться ее главное содержание. Ожидание спасения — это сила, поддерживающая еврейство в диаспоре, а еврейство Страны Израиля — это само Спасение». Кто хочет бороться с ассимиляцией и отдалением от религии в диаспоре, может сделать это только путем возвращения к иудаизму. «Самобытное еврейское творчество, в мысли и в жизненной практике, невозможно для еврея иначе как в Стране Израиля... Грехи, порождаемые диаспорой, замутняют Источник Существенного, и родник источает скверну...» Предание собственно религиозного значения Стране Израиля и ее заселению позволяет раввину Куку отнестись по-революционному и к самой поселенческой деятельности сионизма, делу в значительной мере светскому. Вопрос отношения к светскому сионизму с его практическим воплощением в Эрец-Исраэль существовал, конечно, и до раввина Кука. Хотя ортодоксальные раввины старого ишува время от времени подвергали анафеме и отлучению новых поселенцев- пионеров — особенно в период Второй алии, отличавшейся своим революционным и антирелигиозным характером, — все же большая часть религиозной общественности была поставлена перед определенной дилеммой. Ведь в течение веков еврейская традиция поднимала на щит заселение Страны Израиля, но это оставалось лишь заученной заповедью и возвышенной мечтой; и вот теперь население Эрец-Исраэль растет и множится благодаря иммиграции этих нечестивцев, безбожников и революционеров, пренебрегающих любой заповедью — от малой до великой. Возможно даже, что в результате сионистской деятельности в Эрец-Исраэль возникнет независимое еврейское общество; как же должен отнестись к этому верующий еврей? Не доказывает ли это, что религиозная традиция не права? С другой стороны, как можно, говоря по правде, осуждать евреев, жертвующих удобствами жизни в диаспоре, чтобы укорениться на этой земле? Ирония — но, может быть, она угодна Господу? И какая, в сущности, разница, где ты желаешь построить социалистическое общество — в России, Польше или в Эрец-Исраэль? Разрешить эту дилемму пришлось раввину Куку; и здесь острота его мысли позволяет ему подойти к вопросу со всей принципиальностью, а не путем пропагандистского компромисса, как это делали до него некоторые лидеры религиозного сионизма, занимавшиеся этой дилеммой и оставившие ее, в сущности, открытой. У Алкалаи и Калишера мы уже наблюдали начало диалектического подхода к конечному Искуплению, усматривающего возможность, что Избавлению религиозному будет предшествовать светское заселение страны. Мы видели, что Иехуда Хай Алкалаи — возможно, как отклик определенных противоречивых традиций, сохранившихся в сознании части испанского еврейства еще от эпохи марранов, — выдвинул идею постепенного Искупления и различия между Мессией, сыном Иосефа, и Мессией, сыном Давидовым. Раввин Кук совершенствует эту идею и заостряет ее диалектически.
Первопроходцы, прибывающие в Эрец-Исраэль, утверждает раввин Кук, правда, отвергают религиозную традицию, и, согласно своему мировоззрению, движимы светскими идеологическими мотивами, не имеющими ничего общего с еврейской религией в сложившихся рамках. Даже обоснование, которое они сами дают сионизму, почерпнуто не из религиозных источников, а из внешних источников, таких, как европейская национальная идея и те или иные революционные, социалистические воззрения. Но, согласно раввину Куку, это субъективное восприятие их действий и мотивов представляет собой лишь одну сторону медали и в конечном итоге ничего не меняет.
В Божественном мироздании, где даже паук не плетет свои сети иначе как по велению Творца, эти люди действуют в рамках, призванных приблизить Искупление, а их субъективное (и ложное) восприятие — это лишь внешняя оболочка. Они вносят свой вклад в дело Божественного Искупления, даже если сознательно это отрицают; поэтому в них следует видеть орудия, неосознанно творящие святое дело. Решающим является объективное значение их восприятия, а не их субъективные взгляды и внешние поступки.
Языком, диалектический строй которого удивительно напоминает гегельянскую концепцию «лукавства разума», согласно которой решает не субъективная мотивация, а объективный исторический продукт, раввин Кук говорит: «Ныне пробуждается Дух народа, многие из носителей которого заявляют, что не нуждаются в духе Божием.
Если бы они действительно могли внедрить такой национальный дух в Израиле, то смогли бы привести общину к состоянию скверны и гибели. Но того, что они хотят, они не знают сами. Дух Израиля так соединен с духом Божиим, что даже если кто-нибудь говорит, что совсем не нуждается в духе Господнем, а стремится к духу Израиля, то дух Божий присутствует в глубине его стремлений против его воли. Отдельная личность может оторвать себя от Источника жизни, но не вся община Израилева целиком. Поэтому во всех достояниях общины, дорогих ей с точки зрения национального духа, присутствует дух Божий: в ее стране, языке, истории, обычаях».
Итак, заселение страны — даже если оно осуществляется неверующими пионерами, питающимися «некашерной» пищей, — составляет этап на пути к Искуплению; возрождение языка иврит — дело, в котором религиозное еврейство также видело богохульство ввиду использования священного языка для повседневных целей — это тоже один из этапов Искупления.
Поэтому религиозное еврейство должно ценить в сионистской деятельности ее внутреннее, существенное содержание, а не внешнюю форму; религиозное еврейство должно вникнуть в суть сионизма и за внешней оболочкой обнаружить Божественную искру, заключенную даже в сердце нового поселенца, отрекающегося от еврейской традиции, но при этом отстраивающего Эрец-Исраэль. В конце концов эти первопроходцы, нащупывающие дорогу в своей мирской слепоте, но руководимые скрытым в них внутренним светом на пути к Искуплению, постигнут Имя Господне:
«Если когда-нибудь обнаружится такое возбуждение духа, и все они будут говорить лишь во имя национального духа и попытаются отрицать дух Божий во всех этих достояниях и в открытом их источнике, то есть духе национальном, — что должны делать праведники того поколения? Восстать против национального духа, хотя бы на словах, и презреть его достояния — это дело невозможное: ведь дух Господень и дух Израилев едины. Нет, они должны проделать большую работу и открыть свет Святости в национальном духе, свет Божий, скрытый во всем этом, пока все придерживающиеся тех мыслей насчет общего духа и всех его достояний не обнаружат себя, сами по себе, глубоко укоренившимися в Божественной жизни и живущими ею, будучи озарены Вышней святостью и силой».
Итак, новые поселенцы-пионеры — это не осквернители Завета, а служители Святости, вопреки собственной воле и мнению. На религиозное еврейство возложена двойная воспитательная миссия: с одной стороны, проникнуть за внешний покров национальных, светских идей и социалистической, революционной идеологии, чтобы открыть внутри его ядро религиозного Искупления, а с другой — научить саму религиозную общественность видеть скрытый свет, заключенный в сионизме. Следует не отталкивать новых поселенцев, а приближать их, и в конце концов те, кто ищет светского частичного избавления (раввин Кук называет их «отколовшимися»), осознают, что и они являются лишь частью деяний возвышенного разума Творца Вселенной. Не анафемой и отлучением, а соответствующим воспитанием и указанием на внутреннюю религиозную сущность, скрытую в деле сионизма, можно привести неверующих сионистов к глубинной религиозной истине их собственных действий: «Путем подлинного выяснения вопроса все отколовшиеся придут в конце концов к сознанию, что довольно им попусту тратить свои силы. Вместо того чтобы держаться за мнимую, отдельную часть того, в чем заключены все стремления и содержание всей и всякой общины со всеми ее ценностями, хотя они смутны и неясны и поэтому не дают держащимся за это душам полного духовного удовлетворения, ограничивают их духовный простор и направляют их по тропам, полным препятствий, — удобнее будет им поистине познать действительную правду и держаться за все живое и святое содержание совершенного Света Израилева во всех его проявлениях».
Как светский сионизм, не ведая того, является плотью от плоти еврейского религиозного бытия, а Страна Израиля обладает центральной, космической важностью в составе того же бытия — так же и Искупление Израиля воспринимается раввином Куком как часть космического процесса. В этом мире не только образ жизни народа Израилева нарушен и искажен вследствие пребывания в галуте, но и весь мир в целом также искажен оттого, что этот народ находится в изгнании, а не там, где ему положено быть согласно всеобщему плану мироздания. Так же как некоторые течения в каббале и хасидизме видели в изгнании явление космическое, искажение порядка мироздания, означающее, что и Присутствие Божие (Шхина) находится в изгнании, в то время как Искупление означает исправление мира во всем царствии Всемогущего, — так и раввин Кук полагает, что Искупление Израиля имеет космическое значение. Так же как Творец избрал Израиль, так и весь мир является Его творением, и каждый человек — а не только еврей — создан по образу и подобию Божию; израильскому народу не следует забывать об этом, несмотря на все свои беды и трудности. Та сторона еврейской традиции, которая повествует, как Господь порицал ангелов, разразившихся песней при виде тонущего в Красном море фараонова воинства: «Мои творения тонут в море, а вы поете?!» — эта сторона подчеркивается и раввином Куком, который связывает Избавление Израиля со всеобщим Искуплением. По словам раввина Кука, таково будет космическое значение Искупления Израиля: «С нашим духовным обновлением обновятся и все культуры мира, все мнения выправятся, вся жизнь осветится радостью возрождения, когда мы встанем на ноги; все верования облачатся в новые одеяния, сбросив одежды оскверненные и надев одежды драгоценные, оставят всякую мерзость, все нечистое и мерзкое в своей среде, и объединятся, чтобы испить из светлых рос Святости, извечно уготованных всем народам в кладезе Израилевом. Благословение Авраамово всем народам начнет действовать мощно и открыто, и на его же основе возобновится устроение наше в Стране Израиля»[2].
К этому универсализму примыкает еще один, не менее интересный аспект наследия раввина Кука, который также нередко оказывается забытым. Никто, кроме него, не подчеркивал столь определенно центральное место Эрец-Исраэль в еврейской религии, и отсюда вытекает, как уже говорилось, одобрение сионистской поселенческой деятельности, хотя последняя проводилась новаторами-пионерами, отрицавшими то, что, согласно раввину Куку, является подлинным религиозным содержанием их дела. Однако он сознает, что, поскольку еврейство вступает на арену практического построения истории, оно становится участником борьбы переплетающихся политических сил. Он понимает и связанные с этим опасности, с которыми народ, не имевший своего государства и армии, не сталкивался до этих пор. Раввин Кук далек от того, чтобы видеть в создании еврейского государства наряду с прочими государствами мира, опирающегося на силу, самодовлеющую, или даже попросту желанную цель. Это — одна из причин универсального характера его взглядов на Искупление. Ибо раввин Кук признает, что если еврейское государство возникнет в мире, еще не познавшем Искупления (здесь не место входить в детали вопроса о том, что именно является Искуплением для прочих народов), то этому государству поневоле придется решать вопросы, связанные с борьбой и применением силы. А это означает, что такое государство и его народ не смогут быть достаточно совершенны, как это следует из понятия Искупления. Поэтому подлинное и окончательное Искупление еврейского народа станет возможным лишь тогда, когда будут искуплены все народы, ибо лишь в таких условиях Израиль сможет строить свое поведение на нравственных нормах учения Торы.
Раввин Кук обеспокоен силой вызова, проистекающего из таких воззрений. Он видит утрату евреями их независимости — утрату, которую он в определенной мере дифференцирует от изгнания народа с его земли—в несколько ином свете, по сравнению с многими другими мыслителями сионизма. С определенной точки зрения это для него не кара, а нечто диалектически вытекающее, в целом ряде аспектов, из самой сути иудаизма как религии миролюбия.
Правда, народ лишился своего государства в результате враждебных действий со стороны других народов, но косвенно это явилось выражением определенной внутренней истины иудаизма: «Мы составили мировую политику по принуждению, хотя отчасти и по собственной воле, в ожидании блаженного времени, когда мы сможем руководить государством без несчастия и варварства; этого времени мы все еще ожидаем. Понятно, что для того, чтобы это осуществить, мы должны пробудиться всеми нашими силами и воспользоваться всеми средствами, предоставляемыми временем: ведь все направляет рука Творца всех миров. Но задержка необходима: душа наша гнушается ужасными грехами руководства государством в дурное время».
Таким образом, и утрата государственности в прошлом имеет, согласно раввину Куку, религиозный смысл: таким путем еврейство осталось неоскверненным той политикой жестокой силы, которая была характерна для других религий, таких, как христианство и ислам, не брезговавших политическими средствами с целью навязать свою веру всему миру и поддержать ее существование. Именно в те эпохи, когда еврейская религия не была достаточно развита, то есть во времена Первого храма, евреи обладали собственной государственностью; но когда иудаизм развился и усовершенствовался в эпоху Мишны и Талмуда, светоч государственной независимости уже угас в силу диалектики «неволи, в которой есть внутренняя воля». Поэтому иудаизм в конечном итоге не нуждался в инквизиции и не начертал своих принципов на острие меча: ведь утрата государственной мощи освободила его, диалектически, от подчинения силе.
Именно порабощение народа, наиболее порабощенного в истории, заключало в себе и элемент свободы от силы и сопровождающих ее жестокости и греха. Мировая политика основана на силе и скверне, утверждает раввин Кук, и поэтому: «Не подобает Иакову (Израилю) заниматься делами государства во время, когда оно полно крови, когда оно требует таланта в преступлениях».
Итак, Искупление, каким видит его раввин Кук, требует глобальной трансформации политического мира, поэтому его учение, наряду с одобрением практического сионизма и заселения страны, включает осторожный и критический подход к политико-государственному аспекту сионизма, пытающегося ускорить ход истории. Согласно раввину Куку, Искупление было достигнуто не «священной войной», а полным Избавлением всего человечества. В своих сочинениях 30-х годов он признавал, что глубокий и страшный кризис постиг не только еврейский народ, но и весь мир, что должно завершиться не только Искуплением Израиля, но и Избавлением мира в целом: «Мировая культура расшатана, человеческий дух ослабел, тьма обуяла все народы, мрак покрывает землю и туман — племена». Именно поэтому наступает время полного Искупления, и спасение Израиля и всего мира придет в тесной взаимосвязи. Раввин Кук предвидит не стремление к господству в национально-религиозном плане, а всеобщее Искупление, когда будут искуплены земля, община и отдельный человек, причем Искупление Израиля послужит краеугольным камнем в этом всеобщем Избавлении, включающем как евреев, так и прочие народы. Когда Израиль вернется на свою землю, возвратится и Присутствие Божие (Шхина), и весь мир преисполнится славой Его.
[1] По понятным политическим соображениям религиозный сионизм не подчеркивает ныне тот факт, что политический и практический сионизм был первоначально воспринят религиозным руководством чрезвычайно враждебно. Каковы бы ни были политические причины этого стремления завуалировать историческое прошлое, оно преуменьшает заслуги раввина Кука, приведшего к одному из радикальных переворотов в традиционной еврейской политической мысли. Лишь тот, кто был знаком со всей глубиной внутренней борьбы, развернувшейся в свое время между сионизмом с его светскими элементами и религиозным еврейством, может оценить размеры исторического шага, совершенного раввином Куком с целью предотвращения отрыва религиозного еврейства от сионизма, занявшего в новейшее время центральное место в еврейском самосознании. Таким образом, именно те, которые считают себя учениками раввина Кука, преуменьшают его значение — ирония, уже встречавшаяся в истории политической мысли.
[2] То, что многие из именующих себя сегодня учениками раввина Кука забывают эти универсальные основы его учения, преуменьшая этим образ своего наставника, также принадлежит к области жестокой иронии истории идей.