Рав Бени Лау об отношении релииозной общины к гомосексуалам[1]
Предисловие переводчика
Это вообще не «об этом». «Об этом» уже сказано все, что можно сказать. Я бы не стал переводить еще один материал.
Это, на мой взгляд, о том, что раввин — это тот, кто умеет молчать. Умеет сказать: «я не знаю». Умеет сказать: «У меня нет решения».
Есть известный ворт Баал Шем Това, что «рав, подобный ангелу — это рав, умеющий молчать». Я подумал, что «уметь молчать» — это уметь сказать: «я не знаю», «у меня нет ответа», «у меня нет решения».
Это то, что делает иудаизм иудаизмом, на мой взгляд.
*
Мы говорили недавно о «детерминизме» как «встроенном» качестве греческой (и соответственно всей западной) философии и мировосприятия. И о свободе выбора, как определяющей философию и мировосприятие иудаизма пророков.
Можно чуть-чуть изменить формулировку. «детерминизм» означает по сути, тотальность. Тотальность мышления приводит к тотальным решениям. Тотальные решения — это революция в России и «окончательное решение» фашизма. В этом смысле, и революция, и фашизм — это очень органичные плоды западной цивилизации…
Что с иудаизмом? Иудаизм это «я не знаю». Иудаизм — это Мошиах, который сидит у входа в Рим, и «развязывает одну и завязывает одну». Он перевязывает прокаженных, он не ищет «окончательного решения», он «развязывает одну и завязывает одну» (рану)…
Мошиах — это помочь еврею (и наверное, нееврею) сделать на одно доброе дело больше, и на одну «авейра» (грех) меньше. Это весь мошиах. Я помню, в 1992 году нам так говорили от имени Ребе, но я тогда вообще ничего не понимал, что к чему.
*
В ситуации, которую описывает рав Лау — нет «решения». Ты не можешь сказать человеку — «делай так». Он не послушает тебя — или не может, или не хочет, но не послушает. Нет шансов, что он тебя послушает. Даже если он послушает, и создаст семью — в этой семье будет полно страдания. Нет идеального решения.
Что остается? Остается «дельта». Ты можешь сделать или чуть-чуть лучше. Или чуть-чуть хуже. В этом весь выбор. И в этом раскрывается весь человек. И в этом, возможно, весь иудаизм «мессианской» эпохи. Отнюдь не в том, чтобы «взорвать» все, что здесь создано, и на «обломках демократии» построить «Третий Храм».
*
Наверное, еще одно. Тем, чем рав Лау заканчивает свое выступление. Призывом к религиозному обществу «опуститься с небес на землю». Опуститься с небес на землю и увидеть людей вокруг себя… Наверное, в этом суть.
***
Я хочу начать с истории, которая произошла 25 лет назад. В 1993 году я был молодым раввином в кибуце … в Негеве. В нашей семье четверо детей, я третий ребенок в семье. После меня, с перерывом в восемь лет, идет младший брат… Я думаю, это был телефон от моей мамы, мама позвонила и сказала: «мы должны переговорить». И вот я приезжаю в Иерусалим, и разговариваю с мамой — не с папой, и мама говорит мне, что мой младший брат, Амихай, ему было тогда 24-25 лет, сказал ей, что он «гомо».
Это был первый год моей раввинской деятельности. Я вспоминаю свою реакцию — как будто бы кто-то бросил тебе каменный блок в лицо, я думаю, что я даже не ответил, а поехал домой, в Негев, и спрятал это глубоко внутри себя, потому что «этого не может быть». «Это не может произойти с моим братом, это не может произойти в моей семье[2]. Я полностью ушел в отрицание, как будто бы этого не произошло. Мой отец, я думаю, также закрыл это внутри себя. Здесь присутствует мой племянник, он может спросить моего старшего брата, какова была его реакция.
Я был достаточно далек. Я жил далеко в Негеве, «далеко от глаз, далеко от сердца», и я «закрыл» это в своем сердце, как будто бы этого не было.
Моя мама не согласилась отказаться от своего сына. Сегодня она рассказывает, что много много ночей она плакала. Первая мысль, которая у нее была — двадцать пять лет назад — как же этот ее сладкий сын, «сын старости» — проживет свою жизнь, не создав семьи? Не родив детей? Это была ее первая мысль. Вторая ее мысль была — где он будет жить? Потом она поднялась — это взяло время — и сказала: я никогда не оставлю его, где бы он ни был. И она начала воевать — в те дни, когда даже названия не было для этого явления. Точно не в религиозной общине. Точно не в синагоге. Точно не в доме учения. Она просто поднялась — с открытым лицом, с именем, и сказала: я берегу своего сына.
Он оставил Эрец. Он не нашел себя здесь, в Эрец. Он переехал в Нью Йорк. Пошел учиться на раввина. Сегодня он раввин большой общины — не ортодоксальной, не консервативной, даже не реформистской. Что-то его собственное. Открытое — без границ. И этот ребенок, этот человек, которому уже исполнилось 50 — он органичная часть нашей семьи. Мои дети росли с ним, он был для них настоящим дядей. Он дал свое семя двум лесбиянским женщинам в Нью Йорке, обе еврейки, и у его есть трое детей. И фотографии этих детей висят на холодильнике у моей мамы — вместе со всеми внуками.
Мы прошли такой долгий путь — это четверть столетия жизни нашей семьи. И сегодня я стою здесь перед вами, и я чувствую себя посланником своего брата, и я чувствую себя посланником моей мамы, и я чувствую себя посланником очень замкнутой общины, общины чрезвычайно испуганной, сбитой с толку, лишенной ориентиров. Тора стоит здесь рядом со мной. И Тора говорит мне «мужеложество это мерзость». Так, прямым текстом. И мой брат стоит здесь рядом со мной. И говорит: «ло идах мимену нидах[3]». Не отталкивай своего брата! И ты держишь Тору и твоего брата в обоих руках, и ты пытаешься найти путь.
Это история нашей семьи. Тот, кто не понимает этого конфликта, не понимает боли, которая окружает нас, которая окружает тех, кто потеряли путь в религиозном обществе. Я говорю это очень просто — мы потеряли путь.
Есть в нас какая-то очень простая глубина. Это не какая-то хитро-мудрость, не философия, не какие-то высокие постижения. Все гораздо проще. Мы выбрали жить с Торой. Можно осудить нас за то, что мы «примитивны», можно сказать, что мы смешны. Можно говорить все, что угодно — это не интересно. Почему? — Так! Вы знаете, что «так» — это хороший ответ..[4] Есть замечательный стих «счастлив народ, что так ему».
Мы, религиозное общество, выбрали жить с Торой, и мы держим ее в руках, и она, наверное, поддерживает нас. И мы выбрали быть людьми семьи, и людьми общины, и людьми общества. Людьми, которые смотрят жизни прямо в глаза. И не готовы запереть людей в шкафах. Сегодня я готов сказать открытым текстом: жить «в шкафу[5]» — это смерть.
В течение 25 лет я встречал сотни юношей и девушек — которые «вышли из шкафа», или которые испугались «выйти из шкафа». Я встречал сотни членов их семей — которые также «вышли из шкафа» или «остались в шкафу». Есть такое понятие «родители в шкафу». И есть также «братья в шкафу». Мы просто боимся. Что делать с этим в синагоге? Что делать с этим в моей общине, в моем ишуве, в моем окружении? Безумный страх…
И я видел людей на грани жизни и смерти. Не нужно знать статистику, чтобы сказать, что жизнь «в шкафу» душит, и доводит человека до крайности.
Однажды я участвовал — и этим я хочу завершить свое вступление — однажды я участвовал в программе одного из телевизионных каналов — это был «круглый стол» о гомосексуалах в религиозном обществе. Тогда еще не было понятия «гомо-лесби». Журналистку звали …, в «круглом столе» участвовали трое раввинов: рав Шмуэль Элиягу, рав Менахем Фруман за»ль, и Бени Лау. Рав Фруман был человеком высокодуховным, я его всегда очень ценил и уважал. Он смотрел на мир взглядом каббалы. Взглядом, полным тайны и романтики, высокой, прекрасной романтики. Он говорил о той боли, о том надломе, который есть в мире, когда мужчина живет с мужчиной, или женщина с женщиной, а не мужчина с женщиной, как воплощение гармонии и цельности в мире, когда мужчина «прилепляется» к женщине и т.д.
И вот ведущая спрашивает у него: если прийдет к тебе отец, сын которого сказал ему, что у него есть «наклонности» к представителям своего пола. Что ты скажешь такому отцу, который пришел, чтобы посоветоваться с тобой? Какое наставление ты дашь ему? И рав Фруман, со своих духовных высот, отвечает: «Я буду плакать вместе с ним. Я буду говорить с ним. Я буду сидеть шива[6] вместе с ним». Ведущая, нерелигиозная женщина — переспрашивает: «ты будешь справлять по нему траур, как по умершему»? И рав Фруман отвечает: да, это все равно что смерть…
Я не выдержал, и взорвался: рав Фруман! В эту секунду ты убил человека! Представь себе, что сидит кто-то у себя дома, и смотрит эту передачу. И слышит, как раввин говорит отцу, что он будет сидеть вместе с ним шива. И сидит кто-то и говорит: «если я сейчас выйду из шкафа, это разрушит жизнь моего отца, он просто похоронит себя. Может быть, лучше мне покончить с собой, чтобы по мне справляли шива, как положено?!» И этот парень пойдет и покончит с собой!
Передача завершилась минуту спустя. Она закончилась. Она взорвалась. И вот, из-за видеокамеры появляется парень. Он подходит к раву Фруману и говорит: «это я. Если бы я услышал бы тебя два года назад, я бы не стоял здесь сегодня».
Рав Фруман воспринял это очень тяжело. Мне рассказала его вдова — примерно год назад — Адасса Фруман — «он вернулся домой, весь потрясенный, он начал искать адрес этого видеооператора, чтобы попросить у него прощения». Она говорит: «это изменило весь его мир». Вдруг он опустился с небес, с высоких, фантастических, духовных понятий, из цельного, «стерильного» мира, цельного мира, сотворенного Вс-вышним, он вдруг опустился сюда, в эту студию, на эту встречу, с человеком сломленным и разбитым, с человеком, который говорит: «таким Б-г сотворил меня. Что ты хочешь от меня? Чтобы я покончил с собой или чтобы я остался жив?» И рав Фруман говорит: я хочу видеть тебя живым..
Я думаю, что религиозное общество должно опуститься с небес на землю. Религиозное общество должно произвести внутреннее движение. Не отказаться от Торы. Но также не отказаться от рук, от глаз, от душ, от сердец всех тех, кто живет рядом с нами. Нужно сказать это самым ясным образом.
Почти каждый, кого я встретил — мальчиков и девочек, «вышедших из шкафа», за последние 25 лет — сотни людей, которых я встретил — я не встретил ни одного, кто сделал это по собственному выбору. Они родились с этой наклонностью. Они родились внутрь реальности, когда мужчина хочет жить с мужчиной. И женщина, которая хочет жить с женщиной. Сексуальное влечение. Духовное влечение. Стремление души. Назовите это как хотите. Но это творение, которое Творец создал.
И во всем этом — моя задача — и я так молюсь, чтобы это было задачей каждого, кто верит в Тору — это создать движение, чтобы раскрыть все шкафы, и сказать всем этим людям: «и выбери жизнь».
[1] Выступление перед работниками фирмы Интел. Оригинал здесь
[2] Можно посмотреть в Википедии — семья рава Лау очень известная раввинская семья в Израиле.
[3] «Не отвергнется от него отвергнутый»
[4] (израильский жаргон)
[5] Израильский жаргон. «жить в шкафу» означает скрывать свои (гомо)сексуальные наклонности. «Выйти из шкафа» означать публично признать их
[6] Траур по умершим