O ДРЕВНОСТИ ЕВРЕЙСКОГО НАРОДА. ПРОТИВ АПИОНА[1]
(перевод, комментарии)
КНИГА ПЕРВАЯ
1. Я полагаю, достойнейший из людей Эпафродит[2], что уже в сочинении «О древностях», которое обнимает события пятитысячелетней истории и по нашим священным книгам составлено мною на греческом языке, я достаточно ясно — для тех, кто обратится к нему, изложил вопрос о нашем еврейском народе — о том, что он весьма древний и что изначально самобытен, а также о том, как населил он страну, в которой мы живем и поныне[3]. Однако, поскольку я замечаю, что многие, не доверяя тому, что сказано мною о древностях, прислушиваются к злобной клевете, не без умысла распространяемой некоторыми, и доказательство молодости нашего народа видят в том, что у наиболее авторитетных эллинских историков он не удостоен ни единого упоминания, я подумал, что следует вкратце об этом написать — изобличить тем самым нападки одних в злонамеренности и лжи, других образумить в их неведении, и всем, кто желает знать истину, разъяснить вопрос о нашей древности. Засвидетельствовать истинность моих слов я призову только тех писателей, которые безупречны в отношении всякой древности и которым, по мнению эллинов, более всего можно доверять, а тех, кто в своих сочинениях лгал и клеветал на нас, я представлю самих же себя изобличающими. Также я попытаюсь установить причины, вследствие которых немногие из эллинов в своих исторических сочинениях упомянули о нашем народе, а кроме того и свидетельства писателей, не оставивших без внимания нашу историю, я предоставлю тем, кто с ними не знаком или делает вид, что о них не знает.
2. (6) Прежде всего меня крайне удивляют все те, кто считает, будто относительно древнейших событий следует обращаться к одним только эллинам, только их вопрошать об истине, а нам и другим народам не верить. Ибо я вижу, что в действительности все оборачивается прямо противоположным, если предварительно согласиться с тем, что не следует доверяться пустым предположениям, но из самих событий уяснять истинное положение дел. Здесь-то и обнаруживается, что у эллинов все ново и, как говорится, случилось на днях[4] — я имею в виду основание городов, изобретение ремесел и написание законов. При этом едва ли не самое молодое у них — само дело летописания. А между тем за египтянами, халдеями и финикиянами (нас я пока к ним не причисляю) сами они с несомненностью признают весьма древнее и непрерывное летописное предание. Ибо эти народы населяют местность, менее всего подверженную разрушительному действию природных условий, и кроме того немалые усилия они приложили к тому, чтобы никакое событие не предавалось забвению, но в общественных записях[5] увековечивалось наимудрейшими. Местность же, в которой расположена Эллада, подвергалась бесчисленному множеству разрушительных природных воздействий[6], которые изглаживали память о случившемся. И всякий раз, заново пересматривая события, каждый из них считал, что с его поколения все и начинается. К тому же поздно и не без труда усвоили они саму науку письма[7]. Потому-то все те, кто желает доказать преимущественную древность в использовании его, заявляют, что научены этому от финикиян и Кадма. Однако никто не может указать ни единой надписи, сохранившейся хотя бы с того самого времени — ни в храмах, ни на общественных пожертвованиях, и даже о тех, кто в продолжение стольких лет воевал под Троей, впоследствии встал весьма трудно разрешимый вопрос, пользовались ли они буквами[8]. При этом настоящее положение вещей скорее говорит за то, что они не знали их современного применения. Вообще же у эллинов нет ни единого достоверного письменного памятника, который был бы старше произведений Гомера. Однако он родился, по всей видимости, уже после троянских событий и, как говорят, сам не записывал своих поэм, но они передавались по памяти и затем были восстановлены из песен, вследствие чего в них и появились многочисленные разночтения[9]. К тому же самые ранние попытки написания истории — я имею в виду Кадма Милетского[10], Акусилая Аргосского[11] и некоторых других, которые, как говорят, жили после него, — не на много опередили по времени вторжение персов в Элладу. Впрочем, и что касается первых эллинских философов, рассуждавших о небесном[12] и божественном, как-то: Ферекид Сиросец[13], Пифагор[14] и Фалес[15], — все единодушно признают, что они были учениками египтян и халдеев и что написали мало. Именно этому эллины и приписывают наибольшую древность, причем ям самим с трудом верится, что эти сочинения действительно написаны ими.
3. (15) А потому имеет ли смысл обманывать себя, признавая, что одним только эллинам известны события глубокой древности и что только они сообщают о них достоверные сведения? И неужто так сложно понять, что эти люди писали не зная ничего доподлинно, но каждый о случившемся только догадывался? Именно поэтому в своих книгах они зачастую опровергают друг друга и, ничуть не смущаясь, говорят о событиях прямо противоположное. Излишним было бы напоминать тем, кто и без того знает лучше, чем я, насколько Гелланик[16] противоречит Акусилаю в изложении родословий, сколь многочисленные поправки к Гесиоду[17] делает Акусилай, или как Эфор[18] в большинстве случаев уличает во лжи Гелланика, Тимей[19] — Эфора, а Тимея — те, кто жил после него, и все — Геродота. И даже свою историю Сицилии Тимей не удосужился привести в соответствие с тем, что написано Антиохом[20], Филистом[21] или Каллием[22], а также и авторы Атфид[23] в изложении истории Аттики или историки Аргоса в отношении аргосских событий не согласны друг с другом. И что же тогда говорить о менее значительных авторах историй отдельных городов, если даже наиболее авторитетные расходятся в изложении событий персидской войны? Даже Фукидида обвиняют в многочисленных отступлениях от истины, хотя уж он-то, казалось бы, должен был в точности воспроизводить современные ему события.
4. (19) Возможно, тем, кто имеет желание исследовать этот вопрос, откроется множество и других причин подобных разногласий, но я придаю наибольшее значение совокупности двух. Первая представляется мне наиболее важной, а именно: эллинами изначально не уделялось должного внимания тому, чтобы повсеместно о происходящих событиях велись общественные записи. Именно это более всего повлекло за собой ошибки и дало возможность вводить в заблуждение тем, кто впоследствии пожелал что-либо написать о древности. Ведь не только все прочие эллины не позаботились о таких записях, но даже у афинян, которые считаются коренным населением и заботятся о просвещении, ничего подобного нет, а самыми древними из общественных надписей они считают законы о смертных преступлениях, написанные для них Драконтом[24], который жил немногим ранее тирана Писистрата[25]. Что уж тогда и говорить о жителях Аркадии, похваляющихся своей древностью[26]? Они-то и письму едва ли обучились сразу после этого.
5. (23) Именно вследствие того, что не осталось ни единой записи, которая могла бы научить любознательных и изобличить лжецов, и возникли многочисленные разногласия у историков. К этому следует присовокупить и другую причину, а именно. Те, кто брался писать, заботились не об истинности, хотя это естественное требование ко всякому повествованию, но старались показать силу своего красноречия. И каким способом они задумали превзойти в этом всех остальных[27], таким и пользовались — одни обращались к баснословным вымыслам, другие прославляли города и царей им в угоду, иные же ругали сами события и писавших о них, считая, что более прославятся этим. По большому счету они занимались делом, более всего чуждым истории. Ведь доказательством исторической истинности служит то, когда об одних и тех же событиях разные люди одно и то же пишут или говорят. Однако они считали, что если напишут о том же самом как-нибудь иначе, то тем скорее прослывут самыми правдивыми. А потому нам следует признавать первенство эллинских историков в силе красноречия и изощренности в словах, но никак не в правдивости изложения древней истории, тем более местных событий или истории каждого народа в отдельности.
6. (28) Поскольку все без исключения признают, что у египтян и вавилонян с незапамятных времен большое внимание уделялось ведению летописей, причем у египтян заниматься этим было поручено жрецам, которые к тому же сопровождали записи философскими размышлениями, а у вавилонян эта обязанность была возложена на халдеев[28], и что среди народов, соприкасавшихся с эллинами, более всего финикияне использовали записи для ведения хозяйства и для передачи общественно значимых событий — об этом, я считаю, можно не говорить. О наших же предках, что столь же ревностную (уж и не говорю о том, что большую, чем вышеназванные народы) заботу проявили они о записях, поручая вести их первосвященникам и пророкам[29], и что эти записи и поныне хранятся со всей тщательностью и — возьму на себя смелость сказать: будут сохранены, — я попытаюсь вкратце изложить.
7. (30) Они не только с самого начала приставили к этому делу лучших и всецело преданных служению Богу людей, но и позаботились о чистоте и несмешанности священнического рода[30]. Ведь всякому причастному к священству должно производить потомство от женщины из своего рода и не взирать ни на ее богатство, ни на какие другие преимущества, но со всей тщательностью исследовать ее родословную, с тем чтобы установить преемственность по архивным записям[31] и на основании многочисленных доказательств убедиться в ее непрерывности. И так поступаем мы не только в самой Иудее, но повсюду, где только существуют у нашего народа колонии, везде в точности исполняются для священников правила о браках, — я имею в виду живущих в Египте, Вавилоне или в каких-то других местах, где проживают представители священнического рода, рассеянные по различным частям ойкумены. Они составляют и отсылают в Иерусалим списки родственников и их предков со стороны отца, а также тех, кто это засвидетельствовал. Если же бывает война, как это уже случалось не раз — при вторжении в страну Антиоха Епифана[32], Помпея Магна[33] и Квинтилия Вара[34], и в особенности уже в наше время[35], — то оставшиеся в живых священники заново составляют списки на основании древних архивных записей[36] и удостоверяют по ним уцелевших женщин. Ибо с теми из них, которые побывали в плену, они уже не сочетаются браком, предполагая зачастую случающееся у них смешение с иноплеменниками[37]. А самым главным доказательством нашей тщательности в этом вопросе является то, что на протяжении двух тысяч лет[38] все первосвященники у нас поименно заносились в списки от отца к сыну. Если же кто-то из них позволяет себе отступить от указанных предписаний, ему не разрешается ни приступать к жертвоприношениям, ни участвовать в других священнодействиях, А потому само собой разумеется, и более того — с необходимостью из этого следует, — раз никто не имеет права вносить в списки что-либо от себя и в написанном не бывает никаких разногласий, но только у пророков с достоверностью переданы самые отдаленные события глубокой древности, как они были, частью записанные по божественному вдохновению, частью — ими самими,[39] — то (8) у нас не великое множество книг, которые не согласовывались бы между собой и противоречили друг другу, а только двадцать две, содержащие летопись всех событий нашей истории, и они по справедливости почитаются боговдохновенными. Пять из них — книги Моисея, которые содержат законы и историческое предание от сотворения человека до смерти Моисея. Этот период времени составляет почти три тысячи лет. От смерти Моисея до царствования персидского царя Артаксеркса[40], преемника Ксеркса, жившие после Моисея пророки составили еще тринадцать книг[41] с изложением событий. Остальные четыре книги[42] содержат песнопения Богу и наставления людям в их повседневной жизни. От Артаксеркса и доныне также написано несколько книг, но они не столь же достоверны, как предыдущие, поскольку не существует строго установленной преемственности пророков[43]. Нетрудно догадаться, насколько мы доверяем своим книгам, если в них на протяжении стольких лет никто не посмел ни прибавить, ни изъять, ни изменить[44] что-либо. Каждому еврею от самого рождения полагается почитать единые для всех божественные предписания, быть верными им, и, если понадобится, с готовностью за них умереть. Так, уже не раз можно было видеть, как множество пленников в театрах претерпевали пытки и другие всевозможные виды смерти только ради того, чтобы ни единого слова не произнести вопреки законам или другим нашим священным книгам[45]. Кто из эллинов ради этого смог бы такое пережить? И даже ради того, чтобы все имеющиеся у них сочинения не погибли, кто из них стал бы переносить такие мучения? Ибо свои книги они почитают всего лишь словами, написанными по произволению их авторов. Не без оснований они придерживаются такого мнения и относительно более древних писателей, поскольку видят, что некоторые из современных берутся писать о том, чего не только своими глазами не видели, но даже не потрудились расспросить об этом очевидцев. Разумеется, и о шедшей недавно войне некоторые писатели составили себе представление, хотя в тех местах даже и не побывали и уж тем более не присутствовали при самих событиях; при этом они весьма нескромно называют свои сочинения историей[46], хотя составили их по недостоверным слухам.
9. (47) Я же и в целом о войне, и об отдельных ее событиях написал правдивое повествование, будучи сам свидетелем происходящего. Ведь пока возможно было сопротивление, я предводительствовал галилеянами, как называют их у нас, а затем был схвачен римлянами и попал в плен. Веспасиан и Тит заключили меня под стражу и постоянно держали при себе поначалу в качестве узника[47], но затем я был снова освобожден и направлен сопровождать Тита при осаде Иерусалима[48]. Ни одно событие того времени не прошло мимо меня. Я видел все, что происходило в римском лагере, вел подробные записи, и только я понимал то, что рассказывали перебежчики. Затем в Риме, когда все материалы были у меня уже подготовлены, употребив на это часы досуга, я воспользовался услугами нескольких помощников в греческом языке и составил последовательное изложение событий[49]. Я был настолько убежден в достоверности написанного, что прежде всего призвал подтвердить истинность моих слов Веспасиана и Тита, которые были главнокомандующими в этой войне. Они первыми получили от меня эти книги[50]. И вслед за тем многим римлянам, участвовавшим в войне, я стал продавать их, и многим из евреев, а также и людям не чуждым эллинской образованности, среди которых Юлий Архелай[51], знаменитый Герод[52] и сам достойный восхищения царь Агриппа[53]. Все они засвидетельствовали, что я в точности придерживался истины, и они не стали бы скрывать или умалчивать, если бы по незнанию или кому-то в угоду я исказил бы или опустил что-нибудь из происходивших событий.
10. (53) Какие-то негодные люди принялись клеветать на мою историю, словно полагая, что им, как в школе юнцам, задано поупражняться в произнесении обвинительных речей[54]. Им следует учесть, что тот, кто собирается передать другим правду об изображаемых событиях, прежде всего сам должен в точности знать о случившемся — либо будучи сам непосредственно свидетелем событий, либо расспрашивая о них людей знающих. Я считаю, что в обоих моих трудах я так и поступил. Моя работа над сочинением «О древностях» заключалась в переводе из книг Священного Писания[55]. Ведь и сам я принадлежу к священническому роду и причастен той мудрости, которая содержится в них. Историю же иудейской войны я написал, будучи многих событий участником, и еще более многочисленных — очевидцем. Вообще из сказанного мною о тех событиях нет ничего, о чем я не знал бы доподлинно. Можно ли в таком случае не почесть за дерзость старания тех, кто взялся обвинять меня в искажении истины? Пусть даже они говорят, что познакомились с воспоминаниями императоров[56], — все равно они не присутствовали при тех событиях, которые известны лишь нам, воевавшим на противоположной стороне.
11. (57) Итак, я сделал вынужденное отступление об этом, желая показать необоснованность притязаний всех тех, которые заявляют о себе, что пишут историю. Я считаю, что вполне убедительно доказал, что сама летопись минувших событий древнее у варваров, чем у эллинов, и теперь первым делом я хочу в нескольких словах обратиться к тем, кто отказывает нам в древности на том основании, что о нас, как они утверждают, ничего не сказано у эллинских писателей. А затем я приведу свидетельства из написанного у других народов и докажу, что клеветники весьма не последовательны в своей клевете.
12. (60) Страна, которую мы населяем, расположена не на побережье, и мы не одобряем занятие торговлей и возникающее вследствие этого общение с другими народами. Наши города расположены в отдалении от моря, а в окрестностях земля, на которой мы живем, благодатная, и мы с усердием возделываем ее. Более же всего мы заботимся о воспитании детей, о сохранении законов, и наиважнейшим делом всей нашей жизни почитаем соблюдение в соответствии с ними исконного благочестия. Если же помимо сказанного принять во внимание и другие особенности нашего образа жизни, то станет ясно, что в древнейшие времена у нас не было ни единого повода вступать в общение с эллинами, — в отличие, например, от египтян, которые привозили от них и везли к ним свои товары, или от жителей побережья Финикии с их деловитостью и страстью к торговле, происходящей от свойственной им жажды приобретения. И никогда наши предки, в отличие от некоторых других, не занимались разбоем и грабежом[57], и не стремились воевать ради наживы, хотя в стране нашей людей, не лишенных отваги, великое множество. Так, финикияне, преодолевая по морю огромные расстояния, сами по торговым надобностям заплывали к эллинам и потому стали им известны, а через них — египтяне, и все те, от кого они доставляли эллинам товары. Мидийцы же, и затем персы заявили о себе завоеванием Азии, а последние предприняли даже поход на другой материк. Фракийцы стали известны эллинам по причине соседства, а о скифах они узнали от тех, кто плавал в Понт. Вообще получилось так, что все жители побережий — на востоке или на западе — тем, кто имел желание что-либо написать, были известны лучше. А население областей, удаленных от моря, по большей части оказалось в безвестности. Как видно, то же самое происходило и в Европе, если о городе Риме, который с незапамятных времен приобрел такое могущество и прославился в войнах деяниями столь великими, не упомянули ни Геродот, ни Фукидид, и ни один из их современников, но сведения о нем дошли до эллинов лишь многим позднее[58]. О галлах и иберах настолько мало было известно тем, которые мнили себя правдивейшими писателями, что Эфор, один из них, полагал, будто иберы — это единый город, в то время как они населяют весьма обширную область на западе, а также и те, кто вздумал писать о каких-то неслыханных и несуществующих у них обычаях, как будто те по ним живут. Причина незнания об образе жизни этих народов в их обособленности, а сообщения о них недостоверных сведений — в желании историков казаться более осведомленными, чем остальные. Стоит ли удивляться, что наш народ большинству из них оставался неизвестным и что писателям он не дал повода к упоминанию о себе, поскольку проживает в таком удалении от моря и избрал для себя именно такой образ жизни?
13. (69) Давайте тогда и мы применительно к эллинам воспользуемся тем же доводом и скажем, что их народ совсем не древнего происхождения, поскольку в наших письменных источниках о нем ни слова не говорится[59]. Разве не станут они смеяться и приводить, как мне кажется, те же самые доказательства, какие и я только что изложил, и брать в свидетели своей древности соседние народы? Именно так я и поступаю. Прежде всего я воспользуюсь свидетельствами египтян и финикиян, чтобы никто не смог заподозрить меня в обмане, поскольку все без исключения египтяне, а из финикиян, как известно, тиряне особенно враждебно настроены против нас. В отношении халдеев я, пожалуй, того же сказать не могу, поскольку они-то и стали родоначальниками нашего народа и по причине общности происхождения в своих письменных памятниках упоминают о евреях[60]. Сначала я приведу свидетельства этих народов, а потом и среди эллинских историков укажу тех, кто упомянул о евреях, чтобы у клеветников более не оставалось никаких оснований для упреков в нашу сторону.
14. (73) Я начну с египетской письменности. Подлинников документов привести невозможно, однако некий муж по имени Манефон[61], египтянин по происхождению, получил, как известно, эллинское образование и написал на греческом языке древнейшую историю Египта. Для этого, как сам он утверждает, он делал переводы из священных книг и во многом опроверг Геродота, который по незнанию о египетских событиях сообщил ложные сведения. Так вот тот самый Манефон во второй книге истории Египта пишет о нас следующее (я передаю его собственные слова, как бы предоставляя ему самому выступать свидетелем)[62]: (75) «Был у нас царь по имени Тимаос[63]. В его царствие бог, неведомо мне почему, прогневался, и нежданно из восточных стран люди происхождения бесславного, дерзкие, напали на страну и без сражений легко овладели ею. И властителей ее покорив, они безжалостно предали города огню и святилища богов разрушили. А с жителями поступали бесчеловечно жестоко — одних убивали, а детей и жен других уводили в рабство. Наконец, и царем они сделали одного из своих, имя его Силатис[64]. Он обосновался в Мемфисе, верхнюю и нижнюю земли обложил данью и разместил вооруженные отряды в наиболее подходящих местах. В особенности он позаботился о безопасности восточных земель, предвидя возможность вторжения ассирийцев в его царство. Найдя в Сетроитском[65] номе на востоке от реки Бубастит весьма удобно расположенный город, который по древнему религиозному сказанию назывался Аварис[66], он отстроил его, укрепил неприступной стеной и разместил в нем многочисленный отряд, состоявший из двухсот сорока тысяч воинов. Он отправлялся туда летом, чтобы доставлять продовольствие и денежное содержание и приучать войско к постоянной бдительности ввиду опасности нападения соседей. Он умер, царствовав девятнадцать лет. За ним другой, по имени Бнон[67], правил сорок четыре года, за ним еще один — Апахнас[68] — тридцать шесть лет и семь месяцев. Затем Апофис[69] — шестьдесят один год, Ианиас[70] — пятьдесят лет и один месяц, и еще Ассис[71] сорок девять лет и два месяца. Эти шестеро были у них первыми царями, они постоянно воевали и хотели полностью искоренить население Египта. Все их племя называлось Гиксос, то есть «цари-пастухи», потому что «ГИК» на священном языке означает «царь», а «СОС» — «пастух» и «пастухи» в просторечном языке. Если же составить их вместе, получается «ГИКСОС»[72]. Некоторые говорят, что они по происхождению арабы».(83) В другом же списке[73] слово «ГИК» обозначает не «цари», а «пленники», и получается совсем наоборот — «пленные пастухи», поскольку слово «ГИК» на египетском языке, так же как и «ГАК» с густым придыханием, имеет значение «пленники»[74]. И это представляется мне более вероятным и имеет больше отношения к древнейшей истории. (84) «Эти вышеназванные цари из так называемых пастухов, — говорит Манефон, — а также их преемники властвовали над Египтом пятьсот одиннадцать лет. Затем, — говорит он, — против пастухов восстал царь Фив и цари других египетских земель[75], и вели с ними жестокую многолетнюю войну. В правление царя по имени Мисфрагмутос[76] пастухи стали терпеть неудачи и повсюду из Египта были изгнаны, но закрепились в одном месте, имевшем десять тысяч арур[77] в окружном измерении. Оно называется Аварис. Пастухи, — говорит Манефон, — со всех сторон обнесли его высокой мощной стеной, чтобы надежно укрыть свое имение и награбленную добычу. Сын Мисфрагмутоса Туммос[78] во главе войска из четырехсот восьмидесяти тысяч человек осадил город и попытался взять его штурмом. Но затем, отчаявшись в успехе, он отказался от осады и заключил с ними договор, по которому все они должны были оставить Египет и в полной безопасности для себя удалиться, куда пожелают. И те, по условию договора, со своими семьями и имуществом числом не менее двухсот сорока тысяч направились через пустыню в Сирию. Но, испытывая страх перед могуществом ассирийцев (а они тогда господствовали над Азией), в месте, называемом теперь Иудея, они основали город, способный вместить великое множество жителей, и назвали его Иерусалим»[79]. (91) В другой книге «Истории Египта» Манефон говорит, что тот самый народ, так называемые «пастухи», именуется в их священных книгах пленниками, и здесь он прав, поскольку для наших далеких предков исконным занятием было пастушество, они вели кочевую жизнь и назывались поэтому пастухами. Также не без основания египтяне называли их пленниками, потому что прародитель наш Иосиф сам говорил египетскому царю, что он пленник, и он же впоследствии с разрешения царя призвал в Египет своих братьев[80]. Однако об этой истории я расскажу в другом месте более подробно.
15. (93) А пока я беру египтян в свидетели нашей древности. Потому я снова обращаюсь к словам Манефона, в которых он устанавливает последовательность событий во времени. (94) Он говорит так: «Когда пастушеский народ ушел в Иерусалим, изгнавший их из Египта царь Тетмос[81] царствовал после того двадцать пять лет и четыре месяца и потом умер. Ему унаследовал его сын Хеврон[82] и царствовал тринадцать лет. После него — Аменофис[83] — двадцать лет и семь месяцев; его сестра Амесса[84] — двадцать один год и девять месяцев. Затем Мефрес[85] — двенадцать лет и девять месяцев. Затем Мифраму-тос[86] — двадцать пять лет и десять месяцев. Затем Тмосис[87] — девять лет и восемь месяцев. Затем Аменофис[88] — тридцать лет и десять месяцев, затем Орос[89] — тридцать шесть лет и пять месяцев, затем его дочь Акенхер[90] — двенадцать лет и один месяц. Затем Ратотис, ее брат, девять лет. Затем Акенхер двенадцать лет и три месяца. Затем Армаис[91] — четыре года и один месяц. Затем Рамесс[92] — один год и четыре месяца. Затем Армесс Миаммун — шестьдесят шесть лет и два месяца. Затем Аменофис[93] — девятнадцать лет и шесть месяцев. (98) Затем Сетос, он же Рамесс[94], — у которого были сильные конница и флот. Он назначил правителем своего брата Армаиса и наделил его всеми царскими полномочиями, повелев лишь не надевать царский венец, не обижать царицу, мать его детей, и воздерживаться от остальных царских наложниц. А сам пошел войной против Кипра, Финикии и далее на ассирийцев и мидян. Одних он подчинил своей власти силой оружия, других — без боя, повергая лишь в ужас своей несметной силой. Воодушевленный успехами, он еще решительнее стал продвигаться вперед, завоевывая города и области на востоке. Прошло немало времени, и оставленный в Египте Армаис осмелел и во всем стал поступать прямо противоположно тому, как повелевал брат. Он совершил насилие над царицей, жестоко обходился с другими наложницами, поддавшись на уговоры друзей, стал надевать царский венец и, наконец, восстал на брата. Но верховный жрец Египта послал Сетосу письмо, в котором сообщил, что брат восстал на него, а также оповестил и обо всем остальном. Тот немедленно возвратился в Пелузий и овладел собственным царством. Страна же получила название Египет по его имени, поскольку Сетоса, как говорят, звали Египтом, а брата его Армаиса — Данаем»[95].
16. (103) Так говорит Манефон. Если произвести подсчет времени по указанным у него годам, то выясняется, что так называемые пастухи, они же наши предки, покинув Египет, поселились в своей земле за триста девяносто три года[96] до прибытия Даная в Аргос, однако, не взирая на то, аргивяне считают его самым древним. Как бы то ни было, Манефон на основании сведений египетских источников предоставляет нам два самых важных свидетельства: во-первых, прибытие в Египет из другой страны и, во-вторых, переселение оттуда, которое произошло настолько давно, что почти на тысячу лет[97] опережает события Троянской войны. Что же касается сведений, изложенных Манефоном не по египетским источникам, а взятым, по его же признанию, из недостоверных сказаний, то все это я намереваюсь опровергнуть впоследствии, чтобы доказать неубедительность и лживость подобных сообщений.
17. (106) А пока я хочу обратиться к тому, что написано о нашем народе у финикиян, и привести их свидетельства.
У тирян существуют многовековые государственные летописи, хранившиеся с большой тщательностью, которые повествуют обо всех достопамятных событиях, происходивших между ними и другими народами. В них сказано, что Иерусалимский храм был построен царем Соломоном за сто сорок три года и восемь месяцев до основания Карфагена тирянами, и там же приводится описание того, как строился наш храм. Ведь тирский царь Хиром[98] был другом царя нашего Соломона, поддерживая с ним давнюю дружбу, начатую еще его отцом. Соперничая с Соломоном в великолепии украшения храма, он сам дал сто двадцать талантов золотом, а также приказал нарубить лучшей древесины на горе Ливан и прислал ее для покройки крыши[99]. За это Соломон в числе прочих многочисленных даров отдал ему землю в области Галилейской, называемую Хавулон[100]. Но более всего их объединяла любовь к мудрости. Они обменивались письмами[101] и советовались друг с другом в разрешении различных вопросов. Соломон всегда в этом превосходил его и был более мудрым в отношении всего остального. И поныне у тирян хранится множество писем, которые они посылали друг другу. А что в рассказе о тирских летописях нет ничего мною вымышленного, я приведу свидетельство Дия[102], который по общему признанию был основательным знатоком финикийской истории. В книгах об истории Финикии он пишет так: «Когда умер Абибал, стал царствовать сын его Хиром. С восточной стороны города он насыпал вал и таким образом расширил его. Храм Зевса Олимпийского, стоявший особняком на острове, он соединил с городом, засыпав землей отделявшее его пространство, и украсил храм золотыми дарами. Он поднялся на гору Ливан и приказал рубить лес для отделки храмов. Говорят, что царствовавший в Иерусалиме Соломон посылал Хирому загадки и желал также получать их от него, чтобы тот, кто не сможет отгадать, платил бы отгадавшему деньги. И Хиром, согласившись на это, не сумел отгадать и заплатил по уговору за это много денег. Но затем якобы некий Авдимон Тирянин разгадал предложенные ранее загадки и сам загадал такие, которые уже Соломон отгадать не смог и заплатил за это Хирому намного больше». Таково свидетельство Дия о царях, о которых я прежде упомянул.
18. (116) К этому я прибавлю и свидетельство Менандра Эфесского[103], который написал летопись событий у эллинов и варваров при каждом из царей по отдельности. При этом он тщательно изучил историю их царствий по местным источникам. Говоря о тех, кто царствовал в Тире, и затем переходя к рассказу о времени Хирома, он говорит следующее: «После смерти Абибала царский престол унаследовал его сын Хиром, который прожил пятьдесят три года и царствовал из них тридцать четыре года. Он засыпал землей и разровнял место, называемое Эврихор[104], поместил в храме Зевса золотую колонну[105], а также на горе, называемой Ливан, приказал нарубить кедровых деревьев для покройки крыш храмов и, разрушив старые храмы, построил новые; Гераклу и Астарте он посвятил участок земли и в месяце Перитии[106] воздвиг сперва святилище Геракла, а затем — и святилище Астарты. Тогда же он пошел войной на итакийцев[107], не желавших платить дань, усмирил их и снова подчинил своему владычеству. При нем был некто Авдимон, малолетний ребенок, который одерживал верх, отвечая на все затруднительные вопросы, которые предлагал ему Соломон, царь Иерусалимский». А промежуток времени от этого царя до основания Карфагена исчисляется у него следующим образом: «После смерти Хирома царский престол унаследовал сын Валеазар, который прожил сорок три года и царствовал семь лет. За ним сын его Абдастрат, который прожил двадцать девять лет и царствовал девять лет. Его погубили четверо его сыновей, составивших заговор. Старший из них царствовал двенадцать лет. Метусастарт[108] Делеастарт прожил пятьдесят четыре года и правил двенадцать лет. После него его брат Астарим[109] прожил пятьдесят четыре года и царствовал девять лет. Он был убит своим братом Фелитом, который, захватив власть, правил восемь месяцев и прожил всего пятьдесят лет. Его убил Итобал, жрец Астарты, который царствовал тридцать два года и прожил шестьдесят восемь лет. Ему унаследовал Бадезор[110], который прожил сорок пять лет и царствовал из них шесть лет. Его преемником стал его сын Меттен, который прожил тридцать два года и царствовал девять лет. Его преемником стал Пигмалион[111], проживший пятьдесят шесть лет и царствовавший сорок семь лет. На восьмом году его царствования его дочь, бежавшая в Ливию, основала там город Карфаген»[112]. Получается, что всего от царствования Хирома до основания Карфагена прошло сто пятьдесят пять лет и восемь месяцев[113]. А поскольку на двенадцатом году[114] царствования Хирома в Иерусалиме был построен Храм, то оказывается, что от строительства Храма до основания Карфагена прошло сто сорок три года и восемь месяцев[115].
Нужно ли еще приводить какие-то свидетельства от финикиян? Понятно, что истина доказана неопровержимо. И уж, конечно, многим ранее сооружения Храма предки наши пришли в ту землю, поскольку только после того, как они завоевали ее окончательно, они смогли построить там Храм[116]. И это также с очевидностью показано мною на основании свидетельств священных книг в сочинении «О древностях»[117].
19. (128) Теперь же я приведу то, что написано и засвидетельствовано о нас у халдеев, — что в отношении и всего остального имеет весьма заметное сходство с тем, что написано у нас. Я приведу свидетельство Беросса[118], халдея по происхождению, но известного всякому образованному человеку, поскольку для эллинов именно он написал сочинения об астрономии и о мудрости у халдеев. Так вот этот самый Беросс, следуя древнейшим письменным памятникам, о случившемся потопе и о гибели людей во время него говорит то же самое, что и Моисей[119]; также и о ковчеге, в котором спасся праотец нашего народа Ной, занесенный на вершины армянских гор. Затем он перечисляет потомков Ноя, указывая время их жизни, и доходит до Набопалассара[120], царя вавилонского и халдейского и, повествуя о его деяниях, сообщает о том, «как в Египет и в нашу страну он послал своего сына Навуходоносора[121] с огромным войском, поскольку узнал, что тамошнее население восстало. Он покорил всех и сжег Иерусалимский храм, а нашему народу приказал покинуть страну и переселиться в Вавилон. Город был оставлен на семьдесят лет, до времени персидского царя Кира»[122]. Он говорит, что тот самый вавилонянин покорил Египет, Сирию, Финикию, Аравию и своими подвигами превзошел всех правивших до него царей халдейских и вавилонских. Затем чуть далее в порядке изложения Беросс снова обращается к древнейшим событиям. Я привожу его собственные слова, которые звучат так: «Когда отец его Набопалассар узнал, что поставленный им сатрап Египта и областей Килесирии и Финикии восстал на него, то сам, более не имея сил переносить трудности похода, он поставил своего сына Навуходоносора, человека в расцвете жизненных сил, во главе части своих войск и направил против возмутившегося сатрапа. При встрече с ним Навуходоносор дал сражение, одержал победу и снова подчинил страну своей власти[123]. Случилось так, что в то самое время отец его Набопалассар заболел и скончался в городе Вавилоне, царствовав двадцать девять лет. Навуходоносор узнал о кончине отца вскоре после этого и, закончив дела в Египте и в остальных областях,
некоторым из приближенных поручил переправить в Вавилон еврейских, финикийских, сирийских и египетских пленников вместе с тяжеловооруженным войском и прочей добычей, а сам с небольшим отрядом, пройдя через пустыню, пришел в Вавилон. Он принял дела, которыми заправляли халдеи, и царство, находившееся под бдительным надзором лучшего из них, и стал полновластным правителем отцовской державы. Он повелел, чтобы прибывшим пленникам для поселения были отведены в Вавилонии самые пригодные для этого земли, а сам позаботился о том, чтобы из взятой на войне добычи богато украсить храм Бела и остальные храмы; он обновил древний город и пристроил к нему часть с внешней стороны, чтобы осаждающие уже более не могли отвести воду реки и обратить ее на город[124]. Внутреннюю часть города он обнес тройной стеной, и такой же — внешнюю, одну сделал из обожженного кирпича и асфальта, другую — только из кирпича. Надежно укрепив город и роскошно украсив его ворота, он построил вблизи отцовского дворца другой дворец, который превосходил прежний высотою и всевозможным великолепием[125]. Пожалуй, понадобилось бы слишком много времени, чтобы рассказать обо всем, — разве только о самом невероятном: это огромное величественное здание было построено всего за пятнадцать дней. В этом дворце он поставил высокие каменные возвышения и сделал их весьма похожими по виду на горы. Повсюду он засадил их деревьями и устроил так называемый висячий сад, потому что его жена[126], выросшая в Мидийской стране, очень хотела видеть перед собою горы».
20. (142) Вот что сообщил Беросс об упомянутом прежде царе, а кроме того еще многое другое в третьей книге «Халдейской истории», где он упрекает эллинских историков[127] в том, что они заблуждались, полагая, будто Вавилон был построен ассирийской Семирамидой[128], и все удивительные сооружения ошибочно приписывали ей. В отношении этого следует признавать достоверность халдейских источников, тем более что записи в финикийских архивах согласуются с тем, что сказано об этом вавилонском царе у Беросса, — что он покорил Сирию и всю Финикию. Этому соответствуют и указания Филострата[129], который в своей истории упоминает об осаде Тира, а также и свидетельства Мегасфена[130] из четвертой книги его сочинения об Индии, где тот пытается доказать, что упомянутый вавилонский царь мужеством и величием своих подвигов превзошел Геракла, поскольку, по его словам, тот покорил значительную часть Ливии и Иберию[131]. А что касается Иерусалимского храма, о котором сказано было, что завоевавшие город вавилоняне сожгли его и что восстановление началось только после того, как Кир стал властелином Азии, то все это находит подтверждение в сочинении Беросса. Вот что он говорит в третьей книге своего сочинения: «Навуходоносор, после того как было начато сооружение вышеупомянутой стены, заболел и скончался, царствовав сорок три года. Власть перешла к сыну его Эвильмарадуху[132]. Управляя делами в государстве, он вел себя крайне безнравственно и беззаконно. Против него был устроен заговор мужем его сестры Нериглисаром, и он был убит, царствовав два года. После его смерти принявший власть злоумышленник Нериглисар царствовал четыре года. Его сын Лаборосоарходос, который был еще отроком, правил всего девять месяцев; многое обнаруживало его дурные наклонности, и потому против него составился заговор, и он кончил жизнь в мучениях от рук своих приближенных. После его смерти заговорщики собрались вместе и решили передать власть некоему вавилонянину Набонниду, который также входил в число участников заговора. При нем стены города со стороны реки были выложены обожженным кирпичом и асфальтом. На семнадцатом году его царствования Кир, шедший с огромным войском из Персии, покорил всю оставшуюся часть Азии и двинулся на Вавилонию. Узнав о его приближении, Набошшд встретил его со своим войском, вступил в сражение и, потерпев неудачу, с немногочисленными силами бежал и засел в городе Борсиппе[133]. Кир захватил Вавилон и приказал снести внешнюю оборонительную стену, поскольку город показался ему слишком хорошо укрепленным и неприступным, и затем двинулся на Борсипп, чтобы взять Набоннида осадой. Но Набоннид не стал этого дожидаться, а сдался сам. Кир обошелся с ним милостиво и, определив ему местом пребывания Карманию, отослал его из Вавилонии. И Набоннид, проведя оставшуюся часть жизни в этой стране, там и закончил свои дни»[134].
21. (154) Это достоверное свидетельство согласуется и с нашими священными книгами. Ибо в них сказано, что Навуходоносор на восемнадцатом[135] году своего царствования разрушил наш храм, который в продолжение пятидесяти лет[136] оставался в развалинах. На втором[137] году царствования Кира снова было заложено основание, а на втором[138] году царствования Дария новый храм был завершен. Я дополню это и свидетельством финикиян, поскольку для полноты следует воспользоваться всеми имеющимися сведениями. Подсчет времени производится так[139]: «При царе Итобале[140] Навуходоносор осаждал Тир в продолжение тринадцати лет[141]. После него царствовал Ваал десять лет. После него на трон возводились судьи, которые царствовали: Экнибал, сын Баслеха, — два месяца; Хелбес, сын Абдея, — десять месяцев, верховный жрец Аббар — три месяца, судьи Миттин и Герострат, сын Абдилима, — шесть лет. После них Балатор царствовал один год. После его смерти отправили послов и призвали из Вавилона Мербала, который царствовал четыре года. После его смерти призвали его брата Хирома, который царствовал двадцать лет. В его время в Персии правил Кир». Таким образом весь период времени обнимает пятьдесят четыре года и еще три месяца[142]. Ведь на седьмом[143] году правления Навуходоносора была начата осада Тира, а в четырнадцатый год правления Хирома Кир стал царствовать в Персии. В отношении Храма с нашими книгами согласны также свидетельства халдеев и тирян, с несомненной очевидностью о древности нашего народа говорит и то, о чем я уже сообщил. А потому все те, кто не слишком увлекается спорами, я думаю, удовольствуются уже сказанным.
22. (161) Теперь следует вознаградить и пытливость тех, кто не полагается на варварские источники и склонен доверять одним только эллинам. Я намерен указать из них тех, которые знают о нашем народе и в соответствующих местах своих сочинений упоминают о нас. Так Пифагор Самосский, один из самых древних, который мудростью и благочестием превзошел, по общему признанию, всех прочих философов, без сомнения не только знал о нашем существовании, но и стал во многом подражать нашему образу жизни. От него, как известно, не осталось ни одного сочинения, но многие историки засвидетельствовали о нем. Из них наиболее известен Гермипп[144], взявший на себя труд составить его полное жизнеописание. Так вот, в первой книге этого сочинения о Пифагоре он сообщает, что «Пифагор, когда один его ученик по имени Каллифонт[145], родом из Кротона, умер, говорил, что душа его днем и ночью сопровождает его и что она повелевала ему не проходить по тому месту, где спотыкался осел[146], воздерживаться от возбуждающей жажду[147] воды и избегать всякого злословия»[148]. К этим словам он прибавляет следующие: «Так он говорил и поступал, подражая верованиям евреев и фракийцев и усваивая их себе». Ведь и вправду говорят, что сей муж перенес в свою философию многие из бытующих у евреев воззрений. И в городах наш народ издавна был небезызвестен, многие обычаи перекочевали в жизнь некоторых из них и в иных признавались достойными подражания. Об этом свидетельствует Феофраст[149] в сочинении «О законах». Он говорит, что тирские законы запрещают клясться иноземными клятвами, в числе которых он упоминает и о так называемой клятве Корбан[150]. Ни у кого не встречается такой клятвы, только у евреев. Это означает — что подтвердил бы какой-нибудь знаток еврейского языка — «приношение Богу». Да и Геродоту Галикарнасскому был небезызвестен наш народ, поскольку по некоторым его замечаниям можно заключить, что он упоминает о нем. Во второй своей книге, говоря об истории колхов, он пишет так[151]: «Из всех людей у одних только колхов, египтян и эфиопов издавна существует обряд обрезания. Что же касается финикиян и палестинских сирийцев, то они признают, что научились этому от египтян. Сирийцы, живущие по рекам Фермодонт[152] и Парфений[153], и их городские соседи макроны[154] говорят, что совсем недавно научились этому у колхов. Ведь это единственный народ, совершающий обрезание, и они, по всей видимости, делают то же самое, что и египтяне. А о самих египтянах и эфиопах — кто у кого перенял этот обычай, сказать не могу». Итак, Геродот упомянул, что палестинские сирийцы[155] совершают обрезание. Но из жителей Палестины одни только иудеи имеют такой обычай. Стало быть, он знал об этом и говорил о них. Также и Хирил[156], древнейший поэт, упомянул о нашем народе, что тот на стороне персидского царя Ксеркса участвовал в походе против Эллады. Перечисляя все племена, последним он помещает и наш народ, говоря:
После же них показался народ, удивительный видом, речь финикийскую он испускал устами своими, там, где Салимский хребет, у широкого моря живет он, головы сплошь до темени бриты у них, но поверх их кожу головью коня надевают, тверделую паром[157].
Итак, всем, я думаю, ясно, что он упомянул о нас, поскольку и Салимские горы есть в стране, которую мы населяем, и так называемое Асфальтовое озеро. Ибо из всех сирийских озер оно самое большое и обширное. Таково упоминание о нас Хирила. А что не только самые малоизвестные из эллинов знали о евреях, но также восхищались теми из них, с кем приходилось им встречаться, и люди наиболее прославленные своей мудростью, несложно убедиться. Так Клеарх[158], который был учеником Аристотеля и не имел себе равных среди философов перипатетической школы, в первой книге «О сне» говорит, что его учитель Аристотель рассказывал о некоем муже еврейском. Он приводит такие слова, приписывая их самому Аристотелю. Написано так: «О многом можно было бы долго говорить, но сколь удивительного образа жизни и философии придерживался этот человек, рассказать было бы не бесполезно». «Будь уверен, Гиперохид, — сказал он, — тебе покажется, что я говорю о чем-то похожем на сон». Тогда Гиперохид с почтением молвил: «Но об этом как раз все и желают послушать». «Тогда, — сказал Аристотель, — чтобы не нарушить правил риторики и не смутить учителей красноречия, я расскажу вначале о его происхождении». «Говори, — сказал Гиперохид, — что считаешь нужным». «Тот самый человек был евреем и происходил из Килы Сирийской, а тамошние жители ведут свой род от индийских философов. Говорят, у индусов философы зовутся каланами[159], а у сирийцев — иудеями, поскольку имя свое они получили по месту, ибо место, которое они населяют, называется Иудея. Имя же их города весьма мудреное, называется он Иерусалим. Этот человек пользовался гостеприимством у многих и, поскольку, приходя из отдаленных своих мест, посещал прибрежные города, был греком не только по языку, но и по духу. В то время мы жили в Азии[160], и он, путешествуя в тех же местах, что и мы, повстречался с нами и с некоторыми другими из схоластиков, испытывая их мудрость. И поскольку прежде он был дружен со многими из людей образованных, то в беседах с ними сообщал не только свои собственные суждения». Об этом рассказывал у Клеарха Аристотель и кроме того с восхищением говорил о величайшей строгости иудейского мужа в жизни и о его благоразумии. Желающие могут узнать больше из самой книги, я же ограничиваюсь самым существенным и стараюсь не приводить лишнего. Клеарх, упомянув о нас, сделал для этого отступление. Ибо цель его сочинения иная. Зато Гекатей Абдерский[161], современник царя Александра и приближенный Птолемея Лага[162], который был философом и вместе с тем человеком весьма сведущим в делах практической жизни, не между прочим упомянул о евреях, но посвятил им целую книгу, из которой я хочу сделать извлечения касательно наиболее существенного. Вначале я уточню время. Он упоминает о битве при Газе между Птолемеем и Деметрием, которая, по свидетельству Кастора[163],
произошла через одиннадцать лет после смерти Александра, в сто семнадцатую олимпиаду. Указывая эту олимпиаду, он говорит: «Тогда Птолемей Лаг победил в битве при Газе Деметрия Антигона, прозванного Полиоркетом». Что Александр умер в сто четырнадцатую олимпиаду, это признают все. Из этого следует, что в его время и при царствовании Александра процветал наш народ[164]. Гекатей между тем говорит следующее: «После битвы при Газе Птолемей распространил свое владычество и на сирийские области, и многие люди, прослышав о доброте и человеколюбии Птолемея, пожелали последовать за ним в Египет и посвятить себя служению государству. Среди них, — говорит он, — был иудейский первосвященник Езекия[165], в возрасте шестидесяти шести лет, человек, пользующийся почтением у единоплеменников, одаренный величайшим умом, наделенный даром красноречия и как никто другой опытный в ведении государственных дел; впрочем, — говорит он, — первосвященников иудейских, которые получают десятину от доходов и управляют общественными делами, общим числом у евреев более тысячи пятисот». И снова, упоминая о вышеназванном муже, он говорит: «Этот человек, достигнув такого почета и приблизившись к нам, привлек к себе некоторых из своих соотечественников и убедил их во всех преимуществах жизни там; им было основано целое поселение, жизнь которого определялась законами»[166]. Затем Гекатей снова рассказывает о том, как мы относимся к законам, — что предпочитаем многие страдания, лишь бы не преступить их, и принимаем это как благо. «Вот потому-то, — говорит он, — хотя соседи и захожие иноземцы распускают о них дурные слухи, и нередко персидские цари и сатрапы их притесняют, невозможно заставить их изменить своему образу мыслей, всякое мучение и самые жестокие из смертей они ради этого принимают с готовностью, лишь бы не поступиться верой предков». К тому же приводится немало свидетельств их твердости в исполнении законов. «Однажды Александр, — говорит он, — прибыл в Вавилон и пожелал восстановить разрушенный храм Бела[167]. Всем без исключения воинам он приказал насыпать землю, и одни только евреи не подчинились. Их жестоко избивали и подвергали суровым пыткам, до тех пор пока царь не простил их и не оставил в покое. А когда войско вступило в их собственную страну, — говорит он, — и воздвигло храмы и алтари, они разрушили их и за одни сооружения заплатили денежный штраф, а за другие были прощены». При этом он замечает, что за подобные деяния по справедливости можно восхищаться евреями. Упоминает он и о том, что наш народ весьма многочисленный. «Многие тысячи наших соотечественников, — говорит он, — персы[168] сперва увели в Вавилон, а затем, уже после смерти Александра возникших там смут, переселили в Египет и Финикию». Он же свидетельствует о красоте и обширности страны, которую мы населяем. «Тремя миллионами арур, — говорит он, — лучшей и плодороднейшей земли владеют они, ибо такова площадь, которую занимает Иудея». А кроме того и о том, что с древнейших времен мы живем именно в Иерусалиме, городе величайшем и прекраснейшем, он говорит в таких словах: «Есть у евреев множество крепостей и селений по всей стране[169], город же укрепленный один — более пятисот стадий в окружности[170], в котором живут около ста двадцати тысяч человек. Там в самом центре города есть каменная обводная стена[171], длиной около пяти плетров, шириной в сто локтей, с двумя воротами. Внутри располагается четырехугольный жертвенник, сложенный не из обтесанных камней, а из простых булыжников[172], каждая боковая сторона длиной в двадцать локтей, а высотой десять локтей[173]. Рядом с ним большое здание, где стоит жертвенник[174] и светильник, и тот и другой из золота, весом два таланта. На них днем и ночью горит неугасаемый огонь. Нет ни изображений, ни приношений, нет вообще никакой растительности, как-то: священных рощ или чего-то подобного[175]. Дни и ночи там находятся священники[176], совершающие какие-то священнодействия. В храме они совершенно воздерживаются от употребления вина»[177]. Он свидетельствует, что мы участвовали в походах царя Александра, а затем и его преемников. Рассказ же о том, что произошло с одним иудейским мужем в присутствии самого писателя, я хотел бы привести. Он говорит так: «Когда я отправился к Красному морю, то в числе других сопровождавших нас еврейских всадников был некто по имени Мосоллам, человек сильный духом и телом, и по общему признанию лучший стрелок среди эллинов и варваров. Когда один прорицатель, гадавший по птичьему полету, предложил посреди пути остановиться, этот человек спросил у него, почему они встали. Указав ему на птицу, прорицатель ответил, что если она останется на том же месте, то всем следует остановиться, если же она поднимется и полетит вперед, следует продолжать свой путь, а если повернет назад, то нужно возвратиться. Тогда, молча натянув свой лук, он пустил стрелу, попал прямо в птицу и убил ее. Когда же прорицатель и все остальные в негодовании стали осыпать его проклятиями, он отвечал: «К чему безумствовать, если несчастная птица теперь у вас в руках? Каких разумных советов можно было от нее ожидать, если она не позаботилась даже о том, чтобы саму себя уберечь от гибели? Ведь если бы она могла предвидеть будущее, она не прилетела бы к этому месту, побоявшись, что в нее пустит стрелу Мосол-лам-еврей». Однако довольно о свидетельствах Гекатея, поскольку желающие узнать больше без труда найдут и саму эту книгу. Я же поспешу назвать также имя Агатархида[178], который упомянул о нас, подшучивая, как ему самому кажется, над нашей простодушностью. Он рассказывает историю Стратоники[179], говоря о том, как она оставила своего мужа Деметрия и пришла из Македонии в Сирию; когда же Селевк, занимаясь в то время созданием войска в Вавилоне, не пожелал жениться на ней, чего ей очень хотелось, она подняла восстание в Антиохии. А затем, когда царь вернулся и осадил город, она бежала в Селевкию и имела возможность тотчас отплыть, но, поверив неблагоприятному сновидению, решила остаться, была схвачена и казнена». Предварительно рассказав об этом, Агатархид смеется над суеверием Стратоники и в качестве примера упоминает в нескольких словах о нас. Вот как он пишет : «Так называемые евреи, населяющие самый неприступный из городов, который местные жители называют Иерусалимом, имеют обыкновение в седьмой день не заниматься ничем; они не носят оружия в это время, не прикасаются к земледельческим работам, не заботятся ни о каких других обязанностях, а только с поднятыми руками с утра до вечера молятся в храме. Когда в город со своим войском входил Птолемей Лаг, эти люди вместо того, чтобы защищать город, соблюдали свой безумный обычай. При этом отечество их обрело жестокого деспота, а в законе обнаружилось включенное в него никуда не годное предписание. Этот случай, кроме них самих, всех остальных научил тому, что не следует обращать внимания на сновидения и на прочие сохраненные обычаем предрассудки, которые должны уступать место здравому размышлению о том, что происходит». Агатархиду этот случай кажется смехотворным, но непредвзятым исследователям — весьма достойным похвалы, если самой свободе и спасению отечества люди предпочли верность обычаям и исконному благочестию.
23. (213) А что некоторые писатели не по незнанию о нас, а вследствие недоброжелательности или каких-то иных подобных причин не оставили о нас достоверных свидетельств, я хотел бы привести доказательство. Так Иероним[180], написавший историю диадрхов, жил в одно время с Гекатеем и, будучи другом царя Антигона, занимал должность наместника в Сирии. Однако Гекатей написал о нас целую книгу, Иероним же в своей истории нигде о нас не упоминает, хотя едва ли не всю свою жизнь провел в тех местах[181]. Настолько различными оказались намерения этих людей, что один удостоил нас пристального внимания, другому же какое-то низкое чувство совершенно заслонило истину. Впрочем, для установления древности достаточно египетских, халдейских и финикийских памятников, помимо столь многочисленных эллинских писателей. Кроме уже упомянутых мной, и Феофил[182], и Феодот[183], и Мнасей[184], и Аристофан[185], и Гермоген[186], также Эвгемер[187], Конон[188] и Зопирион[189], а возможно, и многие другие (поскольку не все книги были мне доступны) проявляли к нам не поверхностное внимание. Многие из вышеназванных мужей отступили от истины в изложении древнейших событий, поскольку не обращались к нашим священным книгам, однако все они свидетельствовали о нашей древности, в защиту которой я и предполагал здесь говорить. Впрочем, Деметрий Фалерский[190], Филон Старший[191] и Эвполем[192] не на много отклонились от истины, и в этом их можно понять, поскольку они были не в состоянии со всей тщательностью изучить наши писания.
24. (219) У меня остается еще один весьма важный вопрос из намеченных в начале книги — доказать лживость злонамеренной клеветы, распространяемой некоторыми о нашем народе, и воспользоваться свидетельствами таких писателей для изобличения их же самих. Что подобное случалось и со многими другими народами по причине чьей-то к ним неприязни, известно, я думаю, тем, кто хоть сколь-нибудь знаком с историей. Некоторые даже вздумали обесславить происхождение и опорочить общественное устройство городов[193] наиболее прославленных, как, например, Феопомп[194] писал об афинянах, Поликрат[195] — о лакедемонянах, и автор «Триполитик»[196] (им ведь был не Феопомп, как некоторые полагают) — о фиванцах. Много недобрых слов было сказано и Тимеем[197] в историях как вышеназванных, так и некоторых других городов. В особенности же этим занимаются те, кто желает прославиться, — одни из зависти и тщеславия, другие — потому что считают, что оставят о себе память необычайностью своих суждений. Они никоим образом не обманываются в своих ожиданиях, если имеют в виду людей неразумных, но люди здравомыслящие осуждают величайшую низость их замыслов.
25. (223) Начало клевете против нас положили египтяне. Некоторые историки им в угоду стали искажать истину, не признавая того, как оказались в Египте наши предки, и не говоря правды об их исходе оттуда. У них было множество причин ненавидеть нас и завидовать нам. Прежде всего то обстоятельство, что наши предки правили в их стране, а переселившись от них в свою землю, и там жили счастливо; затем совершенно иное представление о божественном вселило в них величайшую ненависть, потому что наше благочестие настолько отлично от так называемого у них, насколько сущность Бога отлична от природы бессловесных тварей. Объединяет их древний обычай почитать богами животных, а в воздавании им почестей между собою разнятся эти легкомысленные и неразумные люди, изначально имеющие о богах неверное представление. Они не захотели перенять наше благочестивое понятие о божестве, а видя, что многие подражают нам, прониклись к нам злобой. Некоторые из них впали в такое неразумие и бессовестность, что не только не постеснялись говорить прямо противоположное имеющимся у них древним письменным свидетельствам, но в своем ослеплении даже не заметили, что стали противоречить самим себе.
26. (227) Первое и исключительное место я отведу сочинению, которым немногим ранее я уже воспользовался для того, чтобы засвидетельствовать нашу древность. Тот самый Манефон пообещал, что составит египетскую историю по переводам из священных книг[198]. Сперва он сообщил о том, что великое множество наших предков пришло в Египет и покорило местное население, затем признал и то, что некоторое время спустя они покинули страну и захватили нынешнюю Иудею, где основали город Иерусалим и построили храм. До сих пор он действительно следовал письменным документам, но затем позволил себе записывать услышанные им сплетни о евреях и сообщил о нас невероятные сведения, сознательно причислив нас к множеству египетских прокаженных и больных другими болезнями, которые, по его словам, приговорены были покинуть страну. Выдумав какого-то Аменофиса, несуществующего царя с вымышленным именем, и потому не решаясь определить время его правления[199], хотя для других царей он с точностью указывает годы царствования, он связывает с ним какие-то баснословные сказания, совершенно позабыв собственные слова о том, что пятьсот восемнадцать лет[200] назад пастухи удалились в Иерусалим[201]. (231) Когда они ушли, царем был Тетмос[202]. Со времени правления этих царей, согласно ему, прошло триста девяносто три года до царствования братьев Сета и Гермея, из которых, как он утверждает, Сет получил имя Египет, а Гермей[203] — имя Данай. После изгнания последнего Сет правил 59 лет, а затем старший из его сыновей Рамзес — 66 лет. (232) И вот, признав сперва, что задолго до того наши предки оставили Египет, и выдумав затем подставного царя Аменофиса[204], он вслед за тем говорит, что тот, подобно Гору[205], одному из своих царственных предшественников, пожелал созерцать[206] богов. Он сообщил об этом желании своему тезке Аменофису, сыну Пааписа[207], который, как считалось, причастен божественного совершенства благодаря своей мудрости и дару предвидеть будущее. Этот человек сказал ему, что он сможет созерцать богов, если полностью очистит страну от прокаженных и других нечистых. Обрадованный царь велел изгнать из Египта всех, кто имел скверну на теле (число их составило восемьдесят тысяч человек), и приказал заключить их в каменоломни[208] к востоку от Нила, чтобы те работали там наравне с прочими египетскими заключенными. Среди них, говорит он, было даже несколько ученых жрецов, зараженных проказой. Однако Аменофис, этот мудрец и прорицатель, побоялся навлечь на себя и на царя гнев богов за то, что кто-то увидит их самовольно, и придумал сказать[209], что какие-то люди возьмут нечистых в союзники и будут править Египтом тринадцать лет. Не решившись сказать этого царю самолично, он оставил ему подробное письмо и покончил с собой. Царь был в отчаянии. Затем он пишет дословно следующее: «С тех пор как оскверненных отправили в каменоломни, прошло немало времени, и царь пожаловал им некогда оставленный пастухами город Аварис[210], чтобы у них было собственное пристанище и кров. Этот город по древнему преданию был посвящен Тифону. Придя туда, они получили возможность обособиться и избрали своим предводителем некого Осарсифа, жреца из Гелиополя[211], и дали клятву во всем подчиняться ему. Своим первым законом тот запретил поклоняться богам, воздерживаться от особо почитаемых в Египте священных животных, но всех приносить в жертву и употреблять их в пищу, а также повелел не вступать в общение ни с кем, кроме связанных с ними единой клятвой. Издав эти и многие другие постановления, которые были особенно враждебны египетским обычаям, он приказал сообща соорудить оборонительную стену и γοтовиться к войне с царем Аменофисом. Сам же, собрав жрецов и прочих своих нечистых сограждан, решил отправить посольство к изгнанным Тетмосом пастухам в город, называемый Иерусалим. Рассказав о том, какому бесчестию подвергли его самого и других, он стал уговаривать их вместе пойти войной против Египта. Он предложил им направиться сначала в Аварис, на родину их предков, где пообещал приготовить для войска обильные запасы продовольствия, а когда будет нужно, на их стороне вступить в войну и без труда покорить им страну. Обрадованные этим обстоятельством, те единодушно выступили в поход числом около двухсот тысяч и вскоре пришли в Аварис. Аменофис, царь Египта, лишь только узнал об их появлении, впал в отчаяние, припомнив предсказание Аменофиса, сына Пааписа. Сперва, созвав население Египта и посоветовавшись с его предводителями, он приказал доставить к себе священных животных, особо чтимых в храмах, и повелел каждому жрецу укрыть почитаемые статуи богов в наиболее безопасных местах. Своего пятилетнего сына Сетоса, называвшегося Рамессом по имени отца Рамзеса, он отправил к своему другу. А сам, с отборным египетским войском, насчитывавшим около трехсот тысяч человек, не стал вступать в сражение с шедшими навстречу врагами, поскольку ему пришла в голову мысль, что он идет против воли богов, а повернул назад и возвратился в Мемфис. Взяв Аписа и других доставленных туда священных животных, он тотчас отправился в Эфиопию со всей своей свитой и войском, поскольку в знак благодарности эфиопский царь подчинялся ему. Тот принял радушно египетского царя и его подданных, которых его страна могла прокормить и имела достаточно городов и деревень, чтобы предоставить изгнанникам убежище на эти роковые тринадцать лет. Кроме того, к воинам царя Аменофиса он прибавил эфиопский гарнизон для охраны границы с Египтом. Так обстояли дела в Эфиопии. А пришедшие из Иерусалима гиксосы вместе с нечистыми жителями Авариса обращались с покоренным населением настолько бесчеловечно, что их владычество для тех, кто был свидетелем их святотатства, казалось самым ужасным из всех зол. Ибо они не только сжигали дотла города и деревни и не удовольствовались разграблением храмов и осквернением статуй богов, но употребляли их для разведения огня и приготовления мяса почитаемых священных животных, причем сперва они заставляли самих жрецов и прорицателей закалывать и приносить их в жертву, а затем, раздевая их самих донага, прогоняли.
Говорят, что тот самый жрец, который основал их государство и написал законы, происходил из Гелиополя и звался Осарсифом по имени тамошнего бога Осириса, но, оказавшись среди них, он изменил свое имя и стал называться Моисей».
27. (251) Вот что египтяне рассказывают о евреях, — и еще много подобного тому, что я для краткости опущу. А Манефон между тем сообщает, что после этого Аменофис пришел из Эфиопии с огромным войском, и сын его Рамесс, также во главе своего войска. Вместе они напали на пастухов и прокаженных, наголову разбили их и, многих из них умертвив на месте, остальных преследовали до сирийских пределов. Вот в каких словах сообщает об этом Манефон. Что же касается того, что он излагает сведения вздорные и лживые, я берусь со всей очевидностью это доказать, предпослав всему тому, что впоследствии будет об этом сказано, следующее. Он сообщил нам и признал то, что мы изначально по происхождению своему не египтяне, но пришли сами из какой-то другой страны и властвовали над Египтом, а затем снова удалились. А относительно того, что с нами впоследствии не смешивались прокаженные египтяне и что вождь нашего народа Моисей не имеет к ним никакого отношения, но родился на много поколений раньше, тому я попытаюсь привести доказательства, опираясь на его собственные слова.
28. (254) Первоначальная причина этих выдумок, как он ее преподносит, поистине смехотворна: «Царь Аменофис, — говорит он, — пожелал созерцать богов». Каких богов? ежели тех, что принято почитать у них, то и бык, и козел, и крокодилы, и обезьяны с собачьими мордами были у него перед глазами. Небесных же богов как мог он лицезреть? И откуда возникло у него само желание? Оттого, клянусь Зевсом[212], что до него их созерцал какой-то из его предшественников. От него-то он и узнал, как и куда смотреть, чтобы их увидать, так что ни в каком новом способе он и не нуждался. Умен же был прорицатель, по совету которого царь взялся за совершения этого дела. Почему же он не предвидел неисполнимость его желания, раз от этого не отступился? И с чего он взял, будто богов нельзя увидать из-за калек и прокаженных? Ведь боги гневаются на людей за нечестивые поступки, а не за телесные увечья. И возможно ли всего за один день[213] собрать восемьдесят тысяч калек и прокаженных? И почему же царь ослушался прорицателя? Ведь тот посоветовал ему изгнать прокаженных за пределы Египта, а он упрятал их в каменоломни, как будто нуждался в работниках, а не желал очистить страну. Манефон утверждает, что прорицатель покончил с собой, поскольку предвидел гнев богов и все грядущие беды в Египте, и что он оставил царю письмо с предсказанием. Тогда почему же с самого начала прорицатель не знал о своей смерти? Почему он тотчас не воспрепятствовал царю в его желании созерцать богов? И к чему бояться тех бед, которые должны были случиться не с ним? Или что же еще могло быть для него более ужасным, из-за чего он поспешил покончить с собой? Однако давайте рассмотрим и самую большую нелепость. Царь, узнав все это и опасаясь будущих событий, тех самых калек, от которых ему по предсказанию надлежало очистить Египет, не стал изгонять из страны, а «по их просьбе», как говорит Манефон, отдал им город некогда населенный пастушеским народом, называемый Аварис. Поселившись в нем, по его словам, они избрали себе предводителя из числа бывших гелиопольских жрецов, и тот новыми законами запретил им поклоняться богам и воздерживаться от употребления в пищу почитаемых в Египте животных, но всех позволил есть и приносить в жертву, и в общение вступать только с теми, кто связан с ними единой клятвой. Он заставил жителей поклясться в верности этим законам, соорудил крепостную стену и пошел на царя войной. И затем прибавляет, что «он послал в Иерусалим просить пастухов стать их союзниками в этой войне, пообещав отдать им Аварис, потому, дескать, что этот город населяли предки тех, кто прибудет из Иерусалима, и также уверил их, что, обосновавшись в нем, они смогут овладеть всем Египтом». Вслед за тем он говорит, что «их двухсоттысячное войско пришло в Аварис, но египетский царь Аменофис, считая, что не следует идти против воли богов, тотчас бежал в Эфиопию, а жрецам приказал оберегать Аписа и других священных животных». Затем он сообщает, что «пришельцы из Иерусалима разрушали города, жгли храмы, убивали жрецов[214] и вообще не было таких дикостей и беззаконий, которых они бы ни совершили. А тот человек, — говорит он, — который дал им законы и государственное устройство, происходил из Гелиополя, имя его Осарсиф, от имени чтимого в Гелиополе бога Осириса. После своего переселения он стал называться Моисеем. По словам Манефона, Аменофис через тринадцать лет (ибо столько лет суждено было ему пребывать в изгнании) пришел из Египта с огромным войском и, напав на пастухов и прокаженных, одержал победу в этом сражении, причем многих он умертвил на месте, а остальных преследовал до пределов Сирии».
29. (267) При этом он даже не понимает, что преподносит безыскусную ложь. Ибо прокаженные и множество пастухов, если когда-то прежде и гневались на царя и на всех тех, кто по предсказанию прорицателя так с ними поступил, то после того как они вышли из каменоломен и получили от него целую область с городом, они должны были бы стать всецело ему преданными. Если бы они и в самом деле его ненавидели, то свои тайные замыслы против него обнаружили бы как-то иначе, а не стали бы начинать войну против всех, поскольку, раз уж их было такое огромное множество, само собой [среди египтян] у них было много родственников. Притом даже если бы они решили начать войну, они не осмелились бы воевать против их богов и не стали бы вводить законы, противные отеческим установлениям, на которых они были воспитаны. Мы должны еще быть благодарны Манефону за то, что зачинателями этого беззакония стали, по его словам, не пришельцы из Иерусалима, но они сами, египтяне, потому что из них главным образом их жрецы придумали все это и заставили население принести клятвы. С этим, пожалуй, почему бы и не согласиться? Никто из их родственников и друзей не присоединился к ним и не захотел разделить с ними тяготы войны, и прокаженные послали в Иерусалим просить о заключении с ними союза. Что это у них к ним за любовь и какое-такое стародавнее родство? Наоборот, те были их врагами и весьма существенно отличались обычаями. Он же говорит, что они тотчас поверили обещаниям, что овладеют Египтом, как будто им было совершенно ничего не известно об этой стране, из которой их некогда силой изгнали. Так, если бы у себя дома они нуждались и бедствовали, возможно, тогда они и отважились бы прийти им на помощь, но они населяли цветущий город и страну намного обильнее Египта, и ради чего стоило им подвергаться опасности и помогать своим давним врагам, к тому же еще и калекам, которым даже из их собственных родственников никто не посочувствовал? Не могли же они заранее знать о будущем бегстве царя. Ведь и сам Манефон говорил тому явно противоречащее, — что будто бы «сын Аменофиса во главе трехсоттысячного войска шел им навстречу в Пелузий»[215], и об этом было хорошо известно тем, кто собирался воевать, а о перемене его решения и бегстве разве могли они тогда догадываться? Иерусалимское войско захватило продовольственные запасы Египта, говорит он, и совершило множество ужасных злодеяний. За это он укоряет их, словно они были вовсе им не враги, или как будто за это следует упрекать чужеземцев, позванных откуда-то извне, в то время как и до их прихода то же самое творили сами египтяне, и поклялись, что будут и впредь так поступать. «Однако некоторое время спустя Аменофис напал на них и победил в сражении и, многих убивая, преследовал до сирийских пределов». Вот, оказывается, как просто овладеть Египтом каким угодно пришельцам. И ведя в Египте войну, и зная, что Аменофис еще жив, они не стали укреплять свои границы со стороны Эфиопии, хотя имели к тому достаточно средств, и не позаботились о том, чтобы держать наготове остальное свое войско. «А царь, — говорит Манефон, — уничтожал их повсюду до границ Сирии, преследуя по безводной пустыне». Хотя известно, что войску непросто преодолеть пустыню и без боев.
30. (278) Итак, на основании сообщений самого же Манефона, наш народ происходит не из Египта, и никто из египтян с нами не смешивался. Ведь более чем вероятно, что множество больных и прокаженных погибли в каменоломнях, поскольку томились там длительное время, многие — в последовавших за тем сражениях, и еще больше — в самом последнем, и затем в бегстве[216].
31. (279) Мне остается ответить ему несколькими возражениями, касающимися Моисея. Египтяне считают его человеком необыкновенным и божественным, а потому, желая видеть в нем своего соотечественника, они с невероятной дерзостью утверждают, что он был одним из гелиопольских жрецов, изгнанным вместе с остальными прокаженными. Однако наши письменные памятники говорят, что он родился за пятьсот восемнадцать лет до этого и увел наших предков из Египта в страну, которую мы теперь населяем. А что он не страдал подобным телесным недугом, выясняется из того, что он сам говорил[217]. Ибо прокаженным он запрещает оставаться в городе или жить в деревне; им надлежит по одиночке бродить в разодранных одеждах, а всякого, кто прикоснется к ним или окажется с ним под одной крышей, он считает нечистым. И даже если болезнь будет излечена и человеку возвратится его прежний вид, он предписывал различного рода очищения, омовения ключевой водой и острижение всех волос, и лишь после того, как тот совершит множество всяческих жертвоприношений, он позволял ему войти в священный город. А между тем, казалось бы, человек с таким недугом должен был отнестись к больным той же болезнью с большей заботой и вниманием. Его постановления касались не только прокаженных,
но всем, кто имел хоть малейший телесный изъян, он запретил участвовать в священнодействиях[218]. И даже если во время священнодействий с кем-либо случалось подобное несчастие, он лишал его этой чести. Потому возможно ли, чтобы он принимал эти постановления против самого себя и издавал законы себе же на позор и во вред? Кроме того, совершенно не похоже на правду и то, как он поменял имя. «Звали его Осарсиф», — говорит Манефон. Это слово для соответствующего изменения не подходит. А настоящее его имя Моисей обозначает «спасенный из воды», ведь египтяне называют воду «мои»[219]. Итак, мне кажется, ясно вполне, что Манефон не слишком погрешал против истины, пока следовал древним летописям, но как только обратился к безымянным сказаниям, то либо неправильно согласовал их друг с другом, либо слишком доверился людям, которые злобно клеветали на нас.
32. (288) От Манефона я хочу церейти к разбору того, что написано Херемоном[220]. Ведь и он утверждает, что пишет историю Египта. Подставив, как и Манефон, царя с тем же именем Аменофис и сына его Рамесса, он говорит, что «во сне Аменофису явилась Изида[221], которая укоряла его за то, что в ходе войны был разрушен ее храм. Ученый жрец Фритифант[222] сказал, что, если он очистит Египет от людей, имеющих скверну, страхи его прекратятся. Собрав двести пятьдесят тысяч оскверненных, он изгнал их. Предводительствовал ими книжник Моисей и Иосиф, также священник и книжник. По-египетски звали их: Моисея — Тисифен, Иосифа — Петесеф. Придя в Пелузий, они нашли там триста восемьдесят тысяч человек, оставленных Аменофисом, которых царь не пожелал пускать в Египет. Заключив с ними союзнический договор, они пошли на Египет войной. Не ожидавший их прихода Аменофис бежал в Эфиопию, бросив беременную жену. Она, скрываясь в каких-то пещерах, родила сына, по имени Рамесс[223], который, достигнув совершеннолетия, прогнал евреев числом около двухсот тысяч в Сирию и дал возможность отцу возвратиться из Эфиопии».
33. (293) Так говорит Херемон. Именно поэтому я и считаю, что из сказанного лживость обоих[224] очевидна. Ибо если существует какая-то истина, то невозможно говорить о ней настолько противоречиво. Ложные сведения они сообщают потому, что пишут не согласно другим источникам, а что им самим в голову придет. Так, Манефон утверждает, что первоначальной причиной изгнания прокаженных было желание царя созерцать богов, Херемон же указывает свою причину, — что это якобы видение Изиды. Первый говорит, что царю посоветовал изгнать прокаженных Аменофис, второй — что им был Фритифант. Также и об их численности они почти полностью согласны друг с другом — один называет восемьдесят тысяч, другой — двести пятьдесят. К тому же Манефон сперва отправляет прокаженных в каменоломни, затем отдает им город Аварис, в котором их поселяет, потом заставляет ополчиться на всех прочих египтян с их обычаями, и только после этого, по его словам, они просят помощи у жителей Иерусалима, а Херемон — что, удаляясь из Египта, они повстречали в Пелузий триста восемьдесят тысяч человек, брошенных Аменофисом, что, соединившись с ними, они напали на Египет и что Аменофис бежал в Эфиопию. Но поистине самое непонятное то, что сочинитель истории о прокаженных и о видении Изиды ни словом не обмолвился о том, откуда взялось это многотысячное войско — то ли они египтяне по происхождению, то ли пришли из какой-то другой страны, — и не потрудился растолковать, по какой причине царь не пожелал пустить их в Египет. Вместе с Моисеем Херемон также упоминает имя Иосифа, как будто тот был изгнан с ним в одно время, — а он на самом деле умер задолго до Моисея и старше его на четыре поколения, что составляет около ста семидесяти лет. К тому же Рамесс, сын Аменофиса, если верить Манефону, юношей вместе с отцом выступает на войну и затем вместе с ним бежит в Эфиопию, этот же говорит, что он родился уже после смерти отца[225] в какой-то пещере, и после этого выигрывает сражение и прогоняет евреев числом около двухсот тысяч в Сирию. Удивительная беспечность! Поначалу он ни словом не обмолвился о том, кто такие эти триста восемьдесят тысяч человек, и куда подевались те четыреста тридцать, — в сражении ли пали или перешли на сторону Рамесса. И затем самое странное, — что у него невозможно понять, кого он называет евреями, или кто у него имеется в виду под этим именем, то ли двести пятьдесят тысяч прокаженных, то ли те триста восемьдесят тысяч собравшихся в Пелузий. Впрочем, было бы излишним продолжать изобличать тех, кто изобличил себя сам, ибо то, что сказано другими, всегда менее убедительно.
34. (304) К ним я прибавлю и Лисимаха[226], который принимает ту же лживую посылку, что и вышеназванные, но своими выдумками далеко превосходит их нелепости. Из чего и следует, что он написал свое сочинение, движимый чувством ненависти к нам. Он говорит, что «при египетском царе Бокхорисе еврейский народ, зараженный проказой, чесоткой и еще какими-то болезнями, стал стекаться в храмы, чтобы просить там подаяния. Когда заболело множество людей, в стране случился неурожай. Бокхорис[227], царь Египта, послал к оракулу Аммона[228] узнать о причинах неурожая. Бог повелел ему очистить святилища от безбожников и нечестивцев, изгнав их из храмов в пустыню, а больных проказой и чесоткой — утопить, поскольку богу Солнца не угодна их жизнь; затем очистить святилища, и тогда земля снова будет плодоносить. Получив оракулы, Бокхорис созвал жрецов и служителей алтарей и приказал им произвести отбор среди нечистых, чтобы одних передать воинам, которые отведут[229] их в пустыню, а прокаженных обернуть в свинцовые листы и бросить в море. Прокаженные и чесоточные были утоплены, а остальные схваченные нечестивцы были удалены в пустыню, чтобы там погибнуть. Но, собравшись вместе, они посоветовались о том, что им делать, и, когда наступила ночь, разложили костры, зажгли факелы[230] и остались в живых; следующую ночь, проведя в посте, они стали молить богов, чтобы те спасли их. На другой день некто Моисей посоветовал им рискнуть пойти наугад, пока не выйдут к каким-нибудь селениям, и повелел им из людей никого не жалеть и не испытывать к ним никаких добрых чувств, а только ненависть, и разрушать храмы и жертвенники богов, которые встретятся им на пути[231]. Единодушно согласившись исполнить это приказание, они двинулись через пустыню и не без потерь достигли населенных мест. Над людьми они творили всякие бесчинства, святилища богов грабили и сжигали и, наконец, пришли в страну, которая называется теперь Иудея. Там они основали город и поселились в нем. Этот город получил название Иеросила[232] в напоминание об их святотатстве. Впоследствии, когда со временем они приобрели могущество, чтобы избежать упреков, они изменили название; город стал называться Иерусалим, а сами они иерусалимляне».
35. (312) Этот уже не позаботился даже о том, чтобы назвать того же царя, что они, но придумал имя поновее Ему не понадобились ни сновидение, ни египетский прорицатель, — за оракулом о чесоточных и прокаженных он отправляется прямо к Аммону. В храмы, говорит он, стало стекаться множество евреев, однако тех ли самых прокаженных называет он этим именем, или только больных из числа евреев? Он ведь говорит «еврейский народ». Что за народ? По происхождению пришлый или местный? Почему же тогда ты называешь их евреями, если они египтяне? И после того как царь многих из них утопил в море, а остальных изгнал в пустыню, каким образом возможно, чтобы уцелело такое множество? И как это им удалось сперва преодолеть пустыню, а затем овладеть страной, которую мы теперь населяем, к тому же основать там город и построить прославленный храм? Также ему следовало бы не только назвать имя законодателя, но и рассказать, кто он по происхождению и откуда, и ради чего он стал вводить подобные меры в отношении почитаемых богов и по отношению к людям призывать к беззакониям во время пути[233]? Ведь будь они египтянами по происхождению, они не изменили бы отеческим обычаям с такой легкостью; а будь они пришельцами из другой страны, все равно у них должны были существовать какие-то законы, закрепленные многовековой привычкой. Потому если они дали клятву никогда не прощать обиды тем, кто их изгнал, это было бы вполне правдоподобно, но что эти люди со всеми начали беспощадную войну в то самое время, когда, по его словам, сами бедствовали и нуждались в помощи всех и каждого, — все это обнаруживает скорее не их собственное неразумие, а весьма большую глупость того, кто написал эту ложь. К тому же он осмелился утверждать, что сначала и имя городу они нарекли по собственному святотатству, но впоследствии изменили его. Понятно, что за такое имя их потомков могли только стыдить и ненавидеть, но основатели города, стало быть, назвав его так, решили себя этим прославить. Однако в своем неумеренном желании хулить всех и все этот достойнейший человек не сообразил, что мы, евреи, говорим «святотатствовать» не на том же языке, что и эллины. Нужно ли еще что-то говорить о писателе, который лжет столь бессовестно? И поскольку эта книга уже приобрела положенный ей объем, я начинаю следующую и в ней попытаюсь сказать обо всем остальном, что имеет отношение к поднятому вопросу.
[1] В наиболее авторитетном манускрипте (codex Laurentmnus -далее L) сочинение озаглавлено Φλαΐου Ίωσηττου περί αρχαιότητος Ιουδαίων В первичной латинской версии (далее Lot) заглавие отсутствует. В одной из латинских версий (codex Corsmmnus - далее Cars.): Invective Josaphi contra Apionem et Molonem. У Евсевия (Н.Е. Ill, 9; Praep. eu. 36lb; 458bd, 476d): Πεpι της Ιουδαίων (των Ιουδαίων) άρχαιότητος У Порфирия (De abstm.IV,11): περι της Ιουδαίων άρ χαιότητος προς τους Ελληνα В первом издании (далее - ed. pr.): Φλαυίου Ίωσήπου περι άρχαιότητος Ιουδαίων κατά Άττίωνος Краткий вариант заглавия (contra Apionem) впервые встречается у бл. Иеронима.
[2] По-видимому, Эпафродит грамматик (см. Suda, "Epaphroditus", а также, вероятно: CIL 6.9454). Вольноотпущенник, патрон которого был префектом Египта и занимал видное положение при Домициане. См. RE V (5) 2711-2714 (Stem). Менее вероятно, что этим человеком был Эпафродит, вольноотпущенник Нерона, казненный не позднее 95 г. н.э. Если сочинение "Иудейские древности" вместе с приложенным к нему "Жизнеописанием" вышло ок. 93 г., то Иосиф едва ли успел бы осмыслить отклики на это произведение и отреагировать двумя книгами "Про-.хв Апиона" еще при жизни человека, которому было посвящено это сочинение (см. Т.Раджак. Иосиф Флавий. Историк и общество. М.-Иер., 1993. с. 246-247, 252, 261-262).
[3] ( Ί ουδαικη) Αρχαιολογία - Antiquitates Judaicae - излагает историю евреев с древнейших времен до начала войны с римлянами, т.е. до 66 г. Указанные 5000 лет - приблизительный промежуток, ср. Antiquit. I.13. О вопросах датировки "Иудейских древностей" и о связи этого сочинения с "Жизнеописанием" см. Т.Раджак. с. 25-26 261-262.
[4] Ср. Plato. Tim. 22 В et С, где в похожих терминах египетский жрец толкует Солону о молодости греков. Тж. С.А. II. 192, 224.
[5] εν δημόσιοις, αναγραφαΐς - прилагательное, по всей видимости, имеет значение "государственный", "имеющий общегосударственное значение" и понимается в широком смысле.
[6] Возможно, имеются в виду несколько потопов во времена Девкалиона, Огига, Дардана.
[7] Herod V, 58. "He без труда" (μόλις) - намек на постепенное складывание греческого алфавита из финикийского, о чем также говорится у Геродота.
[8] Вопрос о σήματα λυγρά - Horn. II. VI, 168.
[9] Это место послужило основанием Фридриху Вольфу для гипотезы о принадлежности различных песен "Илиады" и "Одиссеи" различным рапсодам (Prolegomena ad Homerum, 1795), что придало иное звучание "гомеровскому вопросу" в новое время.
[10] Кадм Милетский, автор Άττικαί Ίστορίαι в 16-ти книгах. См. RE X (7) 1476 (F.Jacoby).
[11] Акусилай Аргосский причислялся некоторыми к семи мудрецам. Автор "Генеалогий" ("Родословий"). См. Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989, с. 90-91. Упоминается также в Antiquit. 1.3,9. См. RE I (3) 1222-1223 (Schwartz).
[12] т.е. о небесных телах.
[13] Ферекида с острова Сирое (ок. 600 г. до н.э.) также включали в число семи мудрецов. См. Фрагменты... М., 1989, с. 84-89. Согласно биографической традиции, учитель Пифагора. Суда содержит указание на то, что "он сам себя выучил, приобретя тайные книги финикийцев". См. RE XIX (2-я сер.) (3) 2409-2429 (Richard Laqueur).
[14] Пифагор с острова Самос (ок. 540-500), по всей видимости, совершал путешествия в Египет и Вавилон. Ничего достоверного не известно о его сочинениях. См. Фрагменты...с. 138-149.
[15] Фалес Милетский (624-546) научился геометрии у египтян. См. Фрагменты... с. 100-115. Вообще, возведение греческой мудрости к египетской (реже вавилонской или финикийской) было топосом и обыкновенно способствовало к возвеличиванию первой.
[16] Гелланик из Митилены - логограф V в., современник Геродота, автор многочисленных сочинений, от которых сохранились только фрагменты. См. RE VIII (7) 104-153 (F.Jacoby).
[17] Имеется в виду "Теогония" Гесиода (ок.700 г.) Примерно о том же, что и Гесиод, писал Акусилай в "Генеалогиях", но прозой.
[18] Эфор из Эолийских Ким жил в IV в., автор всеобщей истории, доведенной им до 340 г., которая послужила главным источником для Диодора Сицилийского См. RE V (1) 1-16 (Schwartz).
[19] Тимей (ок.352-256) написал историю своей родной Сицилии. Критиковался за это сочинение Полибием. См. RE VI (2-я сер.) (3) 1076-1203 (Richard Laqueur).
[20] Антиох, современник Фукидида, родом из Сиракуз, автор истории Сицилии и Италии, доведенной до 424 г. См. RE I (60) 2492-2493 (Schwartz).
[21] Филист также родом из Сиракуз. Жил в IV в. и написал историю Сицилии, пытаясь подражать Фукидиду, за что получил прозвище - pusillus Thucydides. См. RE XIX (2-я сер.) (3) 2409-2429 (Richard Laqueur).
[22] Каллий жил в III в. в Сиракузах и написал историю сиракузского царя Агафокла в 22-х книгах. См RE X (22) 1628-1629 (F.Jacoby).
[23] Труды по древней истории и географии Аттики. См. RE II "Atthis" (3) 2180-2183 (Schwartz).
[24] Драконт, первый афинский законодатель, архонт в 621 г.
[25] Писистрат, афинский тиран, современник Солона, ум.в 527 г.
[26] Аркадцы, полагавшие, что они древнее луны, считались автохтонами (Ср. Herod. VIII, 73).
[27] Ср. Antiquit. I. 2.
[28] Халдеи - первоначально этноним, затем название вавилонских жрецов и астрологов, в каком смысле это слово употребляется в книге пророка Даниила (2. 2; 4 и др.) .
[29] Как замечает Th.Reinach, Иосиф смешивает ведение списков родословий священством во время II Храма с совершенно иным способом, который предписывался книгами Ветхого Завета. Нужно помнить, что исторические книги после Пятикнижия были включены во вторую или профетическую часть еврейского канона священных книг и приписывались профетическим авторам.
[30] Lev.
XXI, 7-9, 13-15. Предписания относительно священнических браков строго
соблюдались во все времена. Уже при Ездре (Ез. 2, 61-63) и Неемии (Неем. 7,
63-65) все священники, которые не могли доказать своей родословной на основании
записей, не допускались к жертвоприношениям. Что эти правила соблюдались
священниками в Египте и Вавилоне, сообщается также в Талмуде (Кетубот 25а).См.
Jeremias, J. Jerusalem in the Time of Jesus. L., 1969, p. 213 ff, также
A.Buchler. Family Punty and Family Impunty in
[31] Все же принято чтение Гутпшида - εκ των αρχαίων вм. имеющегося во всех списках εκ των αρχαίων ( A.von Gutschmid. Kleme Schnften, IV. Leip.,1893, S.398). Cp. Vita 3-6, где, однако, о том же сказано иначе - εν ταις δημόσιοις δέλτοις
[32] Антиох Епифан, сделавшись в 175 г. царем сирийским, через несколько лет после вступления на престол вторгся в Иерусалим и ограбил храм. Это вторжение, как известно, вызвало маккавейские войны.
[33] Помпеи в 61 г. завоевал Иерусалим после трехмесячной осады
[34] Квинтилий Вар, римский наместник в Сирии, отправился в Палестину для подавления вспыхнувшего после смерти Ирода восстания евреев против римского полководца Сабина и учинил там страшную резню.
[35] Имеется в виду недавняя иудейско-римская война.
[36] Все греческие манускрипты дают εκ των αρχαίων γραμμάτων. Также латинская версия (далее L) - (novas) ex vetenbus tabulas (conficiunt). Ср. с прим. 31.
[37] Ср. Antiquit. Ill, 276; XIII, 292; Vita, 414. Это запрещение относительно священнических жен в Библии не встречается, а вырабатывается впоследствии
[38] Ср. Antiquit. I, 16; XX, 227.
[39] Следует предположить синтаксическую неправильность в построении предложения, либо принять чтение Гутшмида, который объединяет окончание предыдущей главы с началом 8-й, что тоже в таком случае не безупречно в отношении соблюдения норм языка (использование частиц ουν и γαρ).
[40] Артаксеркс наследовал Ксерксу в 465 г. У Иосифа (тж. Anti-quit. XI, 184) и в Септуагинте (книга Эсфирь) идентифицируется с Агасфером.
[41] H.St.J.Thackeray приводит возможный список из 13-ти книг: 1. Иис.Нав. 2. Судей + Руфь 3. книги Самуила 4. книги Царей 5. Летописи 6. Ез. + Неем. 7. Эсфирь 8. Иова 9. Исайи 10. Иеремии + Плач 11. Иезекииля 12. Малые пророки 13. Даниила.
[42] 1. Псалмы 2. Песнь песней 3. Притчей 4. Екклезиаста. Всего Иосиф говорит только о 22 книгах, имея в виду, безусловно, тот же объем ветхозаветных книг, но придерживаясь иного деления. Многие отцы церкви также говорят о каноне из 22 книг. В талмудической литературе 24 канонических книги упоминаются только в аморейскую эпоху. См. тж. G.Holscher. Kanomsch und Apokcryph. Em Kapitel aus der Gescmchte des alttestamenthchen Kanons. Leipz., 1905, S.2-6, 36-38.
[43] Имеются в виду авторы апокрифических книг.
[44] Второзак. 4, 2.
[45] Ср. С.А. II, 219.
[46] Ср. Bel. Ιud. I, 1 ff.
[47] Букв. "закованным".
[48] Bel. Ιud. Ill, 392-408; IV, 623-629, 658. О положении Иосифа в плену и последующей жизни в Риме см. Т.Раджак. с. 206-238.
[49] Какова роль "помощников" и насколько хорошо владел Иосиф неродным ему греческим языком - вопросы, не имеющие однозначного решения. См. H.St.J.Thackeray. Josephus, the Man and the Histonan. 1929; Также Т.Раджак. с. 63-64; 257-260.
[50] Ср. Vita 361 ff.
[51] Архелай, сын Хелкии и муж Мариам, сестры царя Агриппы II (Antiquit. XIX, 355; XX, 140).
[52] О нем ничего не известно. Предположение Rernach'a о том, что это царь Халкис, безосновательно, поскольку последний умер еще до войны (Antiquit. XX, 104).
[53] В параллельном месте (Vita, 362) царь Агриппа II упомянут среди получивших книги в подарок.
[54] Ср. Thuc. I, 22.
[55] Ср. Antiquit. I, 5; XX, 261. В действительности перевод Иосифа сильно зависит от греческого текста Септуагинты.
[56] Ср. Vita, 342; 358.
[57] Фукидид (I, 5) говорит, что до времени Миноса разбой был почетным занятием. Ср. тж. Horn. Od. Ill, 71 ff.
[58] Подобно Иосифу, позднейшие историки Полибий и Дионисий Галикарнасский указывают на отсутствие у древних греческих писателей всяких известий о Риме. Сведения о нем начинают проникать в греческую литературу около времени Пунических войн. См. Gutschmid. op. cit. S.416.
[59] В Писании встречается упоминание о греках под именем יון (Iavan), т.е. ионийцы. См., напр., Быт. 10, 2. Более тесные сношения евреев с греками начались со времени Александра Великого.
[60] Праотец еврейского народа Авраам, как известно, происходил из Ура Халдейского. Несмотря на то, что Навуходоносор разрушил Храм, а население увел в плен, евреи чувствовали себя хорошо под владычеством вавилонян, так что только сравнительно небольшое их число воспользовалось разрешением Кира вернуться на родину.
[61] Манефон жил в царствование Птолемея Филадельфа (283-246), был родом из Себеннитоса и принадлежал к касте жрецов. Составил на греческом языке историю Египта с древнейших времен до Александра Великого, дошедшую в отрывках. См. RE XIV "Manethon" 1060-1101 (1064-1080 - Манефон у Иосифа) (Richard Laqueur).
[62] Ed.Meyer,
Chronologic egypticnne (французский перевод), Р., 1912, p. 103-139, различает
несколько частей в приведенном Иосифом отрывке Манефона: п. 75-82 - подлинный
отрывок Манефона; п. 83 взят из другого сочинения вместе с не принадлежащей
Манефону этимологией; в отрыках п. 84-90 и п. 94-102 речь идет об одном и том же
времени; второй отрывок восходит к Манефону, а первый взят из какого-то другого
греческого источника, цитирующего Манефона; п. 94-97 и п. 98-102 первоначально
не были объединены и также восходят к греческому опосредующему источнику; п.
232-250 аутентичны Манефону. См. тж. Meyer, Ed. Geschichte des Altertums, 1/2.
[63] Thackeray Γουτίμαιος· В тексте Niese слова "был у нас царь" отсутствуют, как у Евсевия и в латинском переводе. Niese принимает чтение του τίμαιος· δνομα По чтению, предложенному Гутшмидом (op. cit. S.421), следует перевести так: "Тутимеос (стоит в качестве заголовка ко всему отрывку) При нем чужеземная буря разразилась и из восточных стран..."
[64] Thackeray. Σάλιτις
[65] Все манускрипты дают εν Σαΐτη, что географически невозможно. Потому стало традиционным чтение εv Σεθροίτη (издания J.G.Muller, B.Niese, Th.Remach и H.St.J.Thackeray). P.Montet (Les nouvelles fouilles de Tarns (1929-1932). 1933/ Publication de la Faculte des Lettres de Strasburg, 2-е serie, vol. 10) поддержал гипотезу о том, что Аварис то же, что Танис, и высказал предположение, что Σαΐτης· - эквивалент Τανίτης Тогда более вероятно первое чтение (См. Collomp, P. Manethon et le nom du поте ou fut Avans. Rev. et. anc. 42 (1940) p. 74-85).
[66] Город лежал недалеко от Пелузия и был местом культа бога Сета (Тифон), который считался у египтян богом зла, но у гиксосов был возведен в достоинство первого божества.
[67] Гутшмид признает эту форму более правильной. Niese принимает чтение Βηών L; Banon Армянская версия "Хроники" Евсевия (далее Еш.Агт.) Βνών Юлий Африканский (далее J.Afr)
[68] Παχνάν J.Afr Άρχάης Manetho apud Schol. Platonis ad Tim. 21E (далее Schol.PI.)
[69] Aphosis Еиs.Аrт .Αφοβις J.Afr Αφωφις Schol.Pl.
[70] Samnas Lat Anan Eus.Arm.' Ι ανίας ed.pr.Αννας Gutschmid
[71] Ases Lat Aseth Eus.Arm
[72] Объяснение, даваемое Манефоном слову ΙΚΣΩΣ, вполне подтверждается египтологией. Встречающаяся, напр., у Евсевия форма Ικουσσώς соответствует множественному числу этого слова в египетском языке.
[73] Ed.Meyer считает, что под άλλο αντίγραφον (знач."список", "копия") следует понимать какое-то иное грекоязычное сочинение по истории Египта, где также цитируется Манефон. В п. 91, снова говоря о пленниках, Иосиф пишет "в какой-то другой книге (βιβλω) "Истории Египта", что в таком случае также должно означать другое сочинение.
[74] Это объяснение, как считает Меуеr, не может принадлежать Манефону.
[75] Верхний Египет и при гиксосах продолжал отчасти сохранять самостоятельность. Цари, начавшие борьбу с гиксосами, составляют 17-ю династию.
[76] Άλισφραγμοΰθωσις L Alisfragmuthos Lat.
[77] Египетская мера площади (около 2025 или 2756 кв.м), которую Иосиф (или его греческий источник ) принимает за меру длины.
[78] Thumnosim Lat θμούθοσιν Eus.. Praep. Thmosim Eus.Arm.
[79] Из того, что Манефон приписывает основание Иерусалима гиксосам, не следует то, что он отождествлял их с евреями.
[80] Ср. Быт. 40, 15.
[81] Этим царем был в предыдущем отрывке Туммос. Ed. Meyei принимает это за ошибку в переписывании. Следуя Юлию Африканскому и Евсевию, первым царем, завоевавшим Аварис, был Amosis, а цари Мисфрагмутос и Туммос следовали в списке 6-м и 7-м. Этот и предыдущий отрывок были первоначально параллельны, а затем ошибочно были приняты следующими один за другим. Эта ошибка восходит не к Манефону, а к источнику-посреднику, которым пользовался Иосиф.
[82] В египетских памятниках не упоминается.
[83] Соответствует Аменхотепу I памятников.
[84] Άμεσσής· L Amenses Em.Arm Άμεσση Theoph.Ant. 111,20
[85] В памятниках не упоминается.
[86] Mifranthusis Lat Μηθραμμούθωσι? Theoph ΜισφραγμουΟωσις J.Afr Mephrathmuthoses Eus.Arm.
[87] Etmusis Lat Τυθμώση? Theoph Τούθμωσι? J.Afr Thmothosis Eus.Arm
[88] ΔαμφέΐΌφις· Theoph
[89] В памятниках не встречается.
[90] Acenchres Lat Khenkheres Eus.Arm Άχερρής J.Afr. В египетских памятниках не встречается, также как и три последующих царя.
[91] Amies Lat Armajis Eus.Arm.
[92] Соответствует Рамсесу I памятников.
[93] Имя этого царя упоминается здесь дважды, что, но всей видимости, ошибка.
[94] Два лица слиты в одно. Сети I - отец Рамсеса Великого.
[95] Маловероятно, чтобы сам Манефон говорил о Данае и Египте. Как считает Меуег, это выдает греческого автора сочинения, которым пользовался Иосиф.
[96] В действительности от Тетмоса (Амесиса), изгнавшего чужеземцев из Египта, до Аменофиса прошло 333 года. Меуег считает, что Иосиф, не делая собственных подсчетов, позаимствовал срок 393 года из греческого источника, куда уже включено время царствования Сетоса (Рамесса). В п. 231 Иосиф приводит срок 518 лет, вторично прибавляя к сроку 393 года время правления Сетоса (59 лет), что в сумме с 66 годами правления его преемника Рамсеса дает 518 (517) лет (333+59+59+66).
[97] Господство гиксосов продолжалось приблизительно от 1710 г. до 1580 г., т.е. за 400 лет до Троянской войны.
[98] Известный из Библии тирский царь Хирам, друживший с Давидом и Соломоном (2 Цар. 5. 11; 3 Цар. 5. 1 и дал.)
[99] 3 Цар. 5. 6-10; 9. 14.
[100] 3 Цар. 9. 11-13. См. тж. Antiquit. VIII, 5. 3.
[101] О письмах говорится также в 2 Паралип. 2. 10. Два письма приводятся Иосифом в Antiquit. VIII, 50-54.
[102] Об этом писателе ничего не известно. Иосиф цитирует его также в Antiquit. VIII, 147.
[103] По другим источникам, возможно, родом не из Эфеса, а из Пергама (Clem. ΑΙ. Strom. I, 114). Более подробных сведений не имеется. Цитируется также в Antiquit. VIII, 144.
[104] Так называлась восточная часть острова, на которой был построен новый Тир, своей величиной и великолепием скоро затмивший старый город. См. Jeremias, F. Tyms bis zur Zeit Nebukadnezar's (Diss.) Leipz. 189!. S.48.
[105] По Эвполему, это был подарок Соломона (Eus. P.E. IX, 34). Геродот (II, 44) упоминает два храма Геракла и ни одного Зевса.
[106] четвертый месяц македонского года, прибл. февраль-март.
[107] Thackeray: Ίτυκαίοις Ср. Antiquit. VIII, 146. Τιτύοις L Titiceos Lat. По принятому чтению Гутшмида, жители финикийской колонии Итаки.
[108] Принято чтение Thakeray'a. Ср.: Metusastartus Lat μ6θ ου? άσταρτοι, L Μεθουσάσταρτος Theoph μεθ ον'Ασταρτος Eus.
[109] Принято чтение Thakeray'a. Ср.: Άσόρυμος L Άθσρυμος Theoph Astirimos Lat.
[110] Принято чтение Thakeray'a. Ср.: Βαοέζωρος L ό υΙός· αυτού Bcr ζωρος Theoph Badezodus Lat .
[111] Принято чтение Thakeray'a. Ср.: Φυγμαλίου L Pigmalion Lat Physmanon Eus.Arm.
[112] Город Карфаген в Ливии был основан Элиссой, сестрой Пигмалиона, известной как Дидона.
[113] Общее число лет не соответствует получающейся сумме из-за порчи цифр в тексте.
[114] источник не известен. Ed.Меуеr, Geschichte des Altertums. II/2, S.79, п. 2, считает этот год ошибкой, также как и J. Liver (The Chronology of Tyre. IEJ, III (1953), p. 115, n. 6). В "Древностях" (VIII, 62) сказано "на одиннадцатом году". Библия сообщает о том, что Храм был построен на четвертом году царствования Соломона (3 Цар. 6. 1). См. также Katzenstein, H.J. "Is there a Synchronism between the Reigns of Hiram and Solomon? " Journal of Near Eastern Studies 24 (1965) p. 116-117.
[115] Год основания Карфагена в точности не известен и колеблется между 826 и 888 годом. Время построения Храма также не вполне определенно (XI в.).
[116] По библейскому преданию (3 Цар. 6. 1) от исхода евреев из Египта до построения Храма прошло 480 лет, а следовательно от вступления в Ханаанскую землю - 440 лет.
[117] Antiquit. VIII, 61 ff.
[118] Беросс (ок. 330-250) - жрец храма Бела в Вавилоне. Написал историю Вавилона, включавшую по меньшей мере три книги, от которой сохранились только отрывки. RE III (4) 309-316 (Schwartz).
О фрагментах Беросса у Иосифа см. Galling, К. Studien zur Ges-chichte Israels im persischen Zeitalter. Tubingen, 1964. S.29-32.
[119] Отрывок, в котором рассказывается история потопа, сохранился и обнаруживает поразительное сходство с библейским сказанием. Открытый в 1872 году известным ассириологом Дж. Смитом клинописный текст сказания о потопе согласен с рассказом Беросса в самых существенных чертах.
[120] Основатель нововавилонского царства (625-605 гг.)
[121] Принято чтение Thackeray'a. Niese: Ναβουκοδροσόρω L. Вавилонский царь, завоевавший Иудею и разрушивший Храм, царствовал в 605-562 гг.
[122] II Паралип. 36, 17-23. 4 Цар. 24.11-16
[123] Возм. имеются в виду события 4 Цар. 23. 29, 24. 7, Иер. 46. 2 и след.
[124] Это место испорчено. Для слов ανάγκασας ("принудив"), προ σχαρι σα μένος ("потворствовав") и κατασκευάζειν ("устраивать") издатели предлагают различные варианты. См. Giangrande, G. "Emendations to Josephus Flavins "Contia Apionem" Classical Quarterly 12 (1962) p. 108-117 Принято чтение Гутшмида – ανακαίνισας "обновив", προσκαθιδρυσάμενος "присторив" и κατασκευάζειν.
[125] См. описание Вавилона - Herod. I, 178-185.
[126] Женой Навуходоносора была Амитис, дочь мидийского царя Киаксара.
[127] Напр., Ктесий (у Диадора II, 7-8).
[128] Мифическая царица Ассирии, с чьим именем связано утверждение ассирийского могущества, основание Вавилона и многие грандиозные сооружения. Геродот (I, 184), по-видимому, сообщает о другой Семирамиде.
[129] Этот Филострат известен только благодаря Иосифу. Тж. Anti-quit. X, 228.
[130] Мегасфен был направлен Селевком I Никатором послом к индийскому царю Чандрагупте (ок. 300 г.) Собрал богатый материал и написал сочинение об Индии, дошедшее в отрывках.
[131] Тж. Antiquit. X, 227. Об этих походах упоминает также Евсевий (Р.Е. IX, 41), что, впрочем, лишено всякого исторического основания.
[132] Ср. 4 Цар. 25. 27, Иер. 52. 31.
[133] Бирс Нимруд, недалеко от Вавилона, на западе от Евфрата.
[134] Рассказ об участи Набоннида расходится с данными клинописных источников.
[135] В соответствии с 4 Цар. 25. 8 и Иер. 52. 12, разрушение Храма произошло на девятнадцатом году правления Навуходоносора.
[136] Время пленения отсчитано от падения Седекии (587 г.) до разрешения Кира в 1-й год царствования (538 г.) - 49 лет.
[137] Езд. III, 8.
[138] Это указание относится к возобновлению прерванной работы по строительству Храма (Езд. IV. 24), который был закончен только через 4 года (ibid. VI. 15).
[139] Этот отрывок, возможно, также позаимствован из Менандра Эфесского.
[140] επι θωβαλου L Lat
[141] Antiquit. X, 228.
[142] На самом деле 55 лет и 3 месяца. Однако, под этим периодом времени нужно разуметь не время правления тирских царей и судей, а сумму лет, протекших от разрушения Храма Навуходоносором до восстановления его при Кире, т.е. пятьдесят лет. Reinach и Gutsch-mid исправляют 54 на 50.
[143] Начало осады Тира совпало с годом завоевания Навуходоносором Иерусалима и разрушением Храма, как видно из Иезек. 26. 7; 12. Этот год был девятнадцатым (по Библии) и восемнадцатым (по исчислению Иосифа) годом царствования Навуходоносора. Gutsch-mid предлагает чтение "семнадцать" вместо "семь".
[144] Гермипп из Смирны, жил в III в., автор жизнеописаний философов, в том числе и Пифагора.
[145] О нем ничего не известно.
[146] Ср. Antiquit. II, 80. Возможно, намек на басню о почитании осла.
[147] Все, что не относится к λιτόν ύδωρ пифагорейцев. У евреев подобного предписания не существует.
[148] Ср. Исх. 22. 28; Лев. 19. 14, 16.
[149] Ученик Аристотеля, ум. в 287 г. В особенности известен своими сочинениями по ботанике.
[150] קרב Лев. I. 2; 2, 5. Ps. 40, 7 и др. В Септуагинте δώρα. См. Zeitlin, S "Korban". Jew. Quart. Rev. 53 (1962-63) p. 160-163.
[151] Herod. II, 104. Cp. Antiquit. VIII, 262.
[152] Река в Каппадркии, впадает в Черное море.
[153] Река в Пафлагонии, также впадает в Черное море.
[154] Народ, живший около Черного моря, известен также под именем макрокефалов.
[155] Иосиф представляет дело так, будто Геродот говорит о евреях. В сочинении последнего нигде не встречаются прямые указания относительно евреев и населяемой ими стране. Однако, если Геродот имел в виду филистимлян, которые не знали обрезания, он ошибался. Потому Иосиф, по всей видимости, прав в своем рассуждении.
[156] Родом с о.Самос, современник и друг Геродота (Stiab. VII, 9 303). Известен как автор исторического эпоса о греко-персидских войнах.
[157] Dornseiff, F. Echtheitsfragen Antik-Gnechicher Literatur. BerL, 1939, S.67, считает, что отрывок подлинный, однако, маловероятно, что имеются в виду евреи. У позднейших писателей зачастую Ίερουσόλυμα употребляется в сокращенной форме Σόλυμα, что явилось причиной сопоставления упоминаемых у Гомера солимов, жителей Малой Азии (Od. 5. 283), с евреями (ср. Тас. Hist. V, 2). Также описание воинов не может быть отнесено к евреям, которым запрещалось коротко стричься (Лев. 19. 27, Иер. 9. 26). Возможно, в приведенной цитате имеются в виду эфиопы (ср. Herod. VII, 70).
[158] Родом из города Солы на Кипре, автор многих несохранившихся сочинений. О подлинности приведенного отрывка см. Schuhl, P.-M. "Sur un fragment de Clearque. Les premiers rapports entre savants grecs et juifs". Rev. hist. rel. 147 (1955) p. 124-126; а также Lewy, H. "Aristotle and the Jewish Sage According to Clearchus of Soli" Harv. Theol. Rev. 31 (1938) p. 205-235.
[159] Каланом звали гимнософиста, который последовал из Индии за Александром и сжег себя заживо навиду у его армии (Plut. Alex. 65 etc.).
[160] В Мизии, ок. 347-344 г.
[161] Гекатей из фракийского города Абдеры, известен как автор нескольких исторических сочинений, в том числе одного по истории Египта. Ему также приписывали сочинение "Об иудеях", в подлинности которого сомневались уже в древности (Orig, Contra Celsum. I, 15). Однако, вопрос не имеет однозначного решения. Вполне вероятно, что некоторые отрывки (в том числе и те, которыми воспользовался Иосиф) подлинны. См. Lewy, H. "Hecataios von Abdera rrepi Ιουδαίων" Zeitschr. neutest. Wiss. 31 (1932) S.117-132, Dornseiff, Fr. Echtheitsfragen... Berl. 1939, S.56-57; Schaller, B. "Hecataios von Abdera uber die Juden. Zur Frage der Echtheit und der Datier-ung" Zeitschr. neutest. Wiss. 54 (1963) S.15-31.
[162] Птолемей I Сотер, основатель династии, умер в 283 г.
[163] Кастор с о. Родос, историк и хронограф, жил во II в.
[164] Александр Великий умер в 323 г. Битва при Газе произошла в 312г.
[165] Об этом первосвященнике ничего не известно. Thackeray считает, что слово dpxiepeik, употребленное без артикля, может и не означать первосвященника по официальному статусу. В то время первосвященником был Ония (ср. Antiquit. XI, 347).
[166] Смысл этой фразы не вполне ясен. Дан один из возможных переводов.
[167] Ср. Arrian. Exp. Alex. VII, 17; Strab.. XVI, 1. 5, 738.
[168] Здесь, очевидно, персы смешиваются с вавилонянами.
[169] Только в Галилее во время Иосифа было 204 города и деревни (Vita, 235).
[170] Преувеличение, поскольку окружность города составляла всего лишь 33 стадии.
[171] Речь идет о стене, окружавшей храмовую гору, которая лежала в восточной части города.
[172] Исх. 20, 25, Второзак. 27, 6.
[173] Если это показание верно, тогда жертвенник второго Храма был таких же размеров, что и Храма Соломона (II Паралип. 4, 1; тж. Езд. 3, 3).
[174] Кадильный жертвенник, предназначенный для воскурений (Исх. 30, 1).
[175] Второзак. 16, 21.
[176] Имеется в виду храмовая стража, состоявшая из священников.
[177] Лев. 10, 9, Иезек. 44. 21.
[178] Агатархид родом из Книда, II в., автор исторических сочинений, в том числе "Истории диадохов". RE I (3) 739-740 (Schwartz).
[179] Стратоника, дочь Антиоха I (Сотера) и жена Деметрия II Македонского. См. Strabo, 16, 749, тж. биографию Деметрия Плутарха.
[180] Происходил из Кардии Херсонесской и занимал при Александре Великом, Антигоне и Селевке должность полемарха. Написал историю Диадохов, жизнеописание Александра Великого и воспоминания. RE VIII (10) 1540-1560 (F.Jacoby).
[181] То есть, в Сирии и Иудее. В юности он был даже надзирателем при работах по добыванию асфальта на Мертвом море (Diod. 19, 100).
[182] Определенных сведений об этом писателе нет.
[183] Под этим именем известно несколько греческих авторов. Один из них, происходивший из Тарса, написал историю Фригии на финикийском языке, которая затем была переведена на греческий язык (Clem. Strom. I, 326). У Евсевия (Praep. ev. IX, 22) упоминается другой Феодот, написавший сатиру на евреев. RE X (2 сер.) (20) 1958.
[184] Географ Мнасей, II в. Оставил описание Азии и Европы. RE XXX (6) 2250-2252 (Laqueur).
[185] Возможно, имеется в виду грамматик Аристофан Византийский, живший ок. 260 г. RE II (14) 994-1005.
[186] Возможно, ритор из Тарса, живший ок. 161 г. RE VIII (22) 865-867 (Radermacher).
[187] Происходил из сицилийского города Мессаны, жил в IV в. RE VI (3) 952-972 (Jacoby).
[188] Известный мифограф I в Жил в Риме во времена Цезаря и Октавиана, написал 50 рассказов легендарного характера. RE XXII (2 сер.) (9) 1335-1338.
[189] Составитель лексикона, грамматик, нач. I в. н.э Его труды вошли отчасти в словарь Суды. RE XIX (2 сер.) (3) 765 (Ziegler).
[190] Известный государственный человек и ученый, живший в конце IV в. Написал много исторических и риторических сочинений, принимал деятельное участие в основании александрийской библиотеки. RJE IV (85) 2817-2841.
[191] Еврейский ученый, вероятно, из Византия, живший в III в. Занимался историей, написал книгу об иудейских царях, об осадных орудиях и сочинение по механике. См. RE XXXIX (46) 51-52 (Laqueut)
[192] Жил во II в. Написал сочинение о евреях в Ассирии, о пророчествах Илии, об иудейских царях. Об упоминаемых здесь писателях Иосиф, по всей видимости, узнал из вторичных источников и, возможно, уже после написания книги - из сочинений Николая Дамасского или Александра Полигистора или из бесед со своими римскими друзьями, как считает Thackeray. Reinach придерживается «нения, что этими сведениями Иосиф обязан только Александру Полигистору.
[193] То есть, греческих городов-государств
[194] Феопомп с о. Хиос, родился около 380 г., ученик Исократа, историк. В конце жизни был вынужден удалиться в Египет, к царю Птолемею, которым был принят крайне недружелюбно.
[195] Автор книги Λακωνικά, жил в Афинах и был противником Исократа.
[196] Также Τρικάμανος, памфлет против Афин, Спарты и Фив, написанный Анаксименом из Лампсака, который искусно имитировал стиль Феопомпа и послал списки в эти города, чем окончательно дискредитировал Феопомпа (Paus. VI. 18. 3).
[197] См. примечание 19.
[198] О приводимом здесь отрывке Манефона см. Montet,P."Le Roi Amenoplus et les Impure" Rev. et. anc. 42 (1940) p. 263-269.
[199] Поскольку у Юлия Африканского указаны сроки правления этого царя, Ed. Meyer видит в этом доказательство того, что Иосиф пользовался вторичным источником, а не самим Манефоном. В приводимом отрывке, по его мнению, аутентичны пп. 232-251. См. Ed. Meyei. Chronologic egyptieime. P., 1912, p. 120-127.
[200] О вычислениях Иосифа см. прим. 96.
[201] Иосиф несправедлив в своих упреках, поскольку Манефон недвусмысленно разделил два изгнания из Египта - гиксосов, которые основали Иерусалим, и прокаженных, союзниками которых стали потомки гиксосов.
[202] Тетмос, то есть Туммос - п. 88.
[203] В гл 15 этот царь упоминается под именем Армаис.
[204] Идентификация с Аменофисом, при котором произошло второе изгнание, сомнительна, но Иосиф не прав, называя его выдуманным Манефон упомянул трех царей с этим именем (и 95-97). Иосиф идентифицирует этого царя с Аменофисом IV
Reinach, однако, считает, что Манефон имел в виду Аменофиса III (п. 97).
[205] 9-й царь XVIII династии. Возможно, смешивается с богом Гором.
[206] Досл. "стать созерцателем (θεατήν) богов". Вряд ли имеет значение физического созерцания, на которое направлены дальнейшие насмешки Иосифа.
[207] Приближенный Аменофиса III, чья статуя с надписью была открыта Manette (Maspero. Histoire ancienne, II, P., 1897, p. 299,448.) У Фотия (Bibl. 166) упоминается жрец по имени Паапис. Niese: Παπιος.
[208] Herod. II, 8.
[209] G.Giangrande, "Emendations to Josephus Flavius" Clas. Quart. 12 (1962) p. 112, вместо не совсем понятного места και προσθεμένοι' ει πειν предлагает και προσθεμένων ειπείν в конструкции "независимый родительный" без логического подлежащего. Принято все же первое чтение, как в editio princeps..
[210] См. гл. 15, прим. 66.
[211] Город к востоку от Мемфиса, знаменитый своим храмом в честь бога солнца. Жрецы Гелиополя славились своей ученостью (ср. Herod. II, 3).
[212] Странное выражение в устах Иосифа, повторяющееся в п.263, если принять во втором случае чтение Niese.
[213] Указания на один день нет в цитированном отрывке Манефона.
[214] ιππέας L Lat.
[215] Пелузий лежал в Нижнем Египте на восточном рукаве Нила. Будучи ключом к Египту, город неоднократно был свидетелем военных действий (Herod. II, 141. III. 10; Diod. 15, 42; 16; 48; Plut. Anton. 74; Liv. 45, 11)
[216] Reinach считает, что в этом месте необходимо признать лакуну в тексте, поскольку вывод неполный и итог аргумента без окончания.
[217] Лев. 13 и 14. Числ. 5.
[218] Лев. 21. 18-23.
[219] Этимология этого слова не вполне ясна. В тексте Μωυσήν. Употребляется также форма Μωσης. Более правильной может считаться первая, если придерживаться египетской этимологии (Исх. 2. 10) - "спасенный из воды". Вторая может соответствовать причастию действительного залога от глагола משה - "спасающий", "извлекающий". Созвучие египетского и древнееврейского корней создает игру слов, которая объединяет оба смысла.
[220] Жил в I в н.э. Стоический философ, библиотекарь в Александрии, воспитатель Нерона. Кроме других работ, написал историю Египта иероглифическим письмом.
[221] Изида была покровительницей сновидений. Ее жрецы занимались толкованием снов.
[222] Thackeray: Φριτορ$αύτην L.
[223] Μεσσήνην ed. pr.
[224] To есть Манефона и Херемона.
[225] Явное противоречие с тем, что сказано у Херемона.
[226] Александрийский писатель, о котором почти ничего не известно. Жил позже, чем Мнасей (II в.)
[227] Царь из XIV династии, VIII в. Апион приурочивает исход к царствованию этого фараона, также как и Тацит (Hist. V,3) Иосиф приписывает этому царю более раннюю дату.
[228] См. Tacit. Hist. V, 3. Об оракуле Аммона см. Herod.I, 46; II, 83.
[229] G.Giangrande, "Emendations...", согласен с Niese, который считает, что инфинитив будущего времени κατόπιν не может употребляться в целевой конструкции. Так или иначе, смысл от этого существенно не меняется.
[230] Прежде всего эти меры должны были обезопасить их от нападения диких зверей.
[231] Кроме Апиона, Тацит (Hist. V, 5), Just in. (XXXVI, 2) и Diod. (XL, 1) упрекают евреев в беспощадной жестокости.
[232] Ιερος "святой" и συλαν "грабить". Также Ίεροσυλέω "грабить храмы".
[233] Ср. библейские предписания о благорасположении даже к египтянину (Второзак. 23. 7), о справедливости к чужеземцам (Лев. 24. 22; Второзак. 15. 15).