Иудаизм онлайн - Еврейские книги * Еврейские праздники * Еврейская история

Очерк десятый

Евреи на Украине. Ужасы времен хмельнитчины. Война России с Польшей. Польское восстание против шведов — и разгром еврейских общин. Начало переселения на запад.

В первой половине семнадцатого века подходил к концу «золотой период» польского и литовского еврейства. У королей не было уже полноты власти, и духовенство поэтому могло диктовать свои условия, да и мещане, жители городов, при первой же возможности добивались от королей и от сеймов новых ограничительных законов против евреев. В конце шестнадцатого века им запретили жить в Витебске, в начале семнадцатого — в Киеве. В королевской грамоте было сказано: «Чтобы место пограничное не жидами, но людьми украинскими купеческими расширялось и множилось… ни один жид в городе Киеве чтобы не жил, дворов для жительства не покупал и не строил, и чтобы ни одного жида никто в городе Киеве к себе не принимал… и квартирою стоять у себя жиду не позволял». Там же, где не удавалось изгнать евреев из города, начинались погромы, избиения, ограбления лавок — испытанные средства в борьбе с конкурентом.

В первой половине семнадцатого века были погромы в Вильно, Бресте, Кракове, Люблине, Перемышле; ритуальные процессы — в Ленчице, Сандомире, Сельце, Сохачеве, Бохне, Кракове, Люблине, Перемышле. Все начиналось с антисемитской агитации, а заканчивалось выступлением мещан против еврейских купцов и ремесленников. Польско-литовское еврейство поневоле шло на уступки и подписывало невыгодные для себя договоры с магистратами городов, которые урезывали ее права в торговле и ремеслах, но это не ослабляло ненависти городского населения. Некий писарь при солеварне Ян Кмита писал в подстрекательской книжке «Ворон в золотой клетке, или жиды в свободной Короне Польской»: «Никто не живет в таком довольстве, как еврей в Польше: у еврея на обед всегда есть жирный гусь, жирные куры, а убогий католик макает кусок хлеба в слезы, которые льются из его глаз».

К этому времени шляхта и крупные магнаты уже вовсю использовали польских евреев для заселения украинских земель. До четырнадцатого века на Украине правили удельные русские князья, а затем ее территория отошла к Литве. Население преимущественно состояло из православных крестьян, которые жили на просторных и плодородных землях, вдалеке от центральной власти, и были воспитаны в духе вольностей. Великий князь литовский раздавал земли своим приближенным, но они не притесняли крестьян, потому что те могли в любой момент сняться с одного места и перейти на другое. Земли тогда было много, населения мало, и владельцы этих земель были рады и тому, что крестьяне уделяли им часть своих продуктов. В остальном никто не вмешивался в их жизнь и не посягал на их свободу.

По Люблинской унии 1569 года Южная Русь административно была присоединена к Польше, и польское господство распространилось на территорию Киевского, Брацлавского и Волынского воеводств. Сразу же изменились условия жизни. Земля перестала принадлежать тем, кто ее обрабатывал, а стала собственностью землевладельцев. Польские короли дарили своим сановникам обширные поместья на плодородных землях по обеим сторонам Днепра, и колонизация Украины пошла быстрыми темпами. Паны привлекали поселенцев, обещая им на первых порах свободу от повинностей и платежей. На этих просторах с их огромными природными богатствами тут же возникли имения магнатов и шляхты, вырастали города, замки, местечки. Крестьяне, поначалу соблазненные чрезвычайными льготами, дали привязать себя к земле и постепенно превратились в холопов, работавших на панов.

Среди колонистов появились и евреи. В городах Польши и Литвы, в перенаселенных еврейских кварталах, под постоянным враждебным давлением мещан и духовенства было трудно, неуютно и опасно порой жить, а на украинских просторах они могли сразу же применить на деле свои знания, опыт и деловые качества. Новые помещики жили в столице и в больших городах и не занимались хозяйством. Они охотно сдавали евреям в аренду свои имения, королевские старосты предоставляли им право собирания налогов, пошлин и крестьянских повинностей. Вскоре в их руках сосредоточились различные промыслы: производство селитры и поташа, ловля рыбы, дичи и питейное дело. Они брали в аренду корчмы, молочное хозяйство и мельницы. Численность евреев на Украине сразу же возросла. Разрослись общины в Луцке, Владимире Волынском, Ковеле, Остроге, Баре, Брацлаве, Виннице, Немирове, Тульчине. Прявились совсем новые общины в Белой Церкви, Богуславе, Переяславе, Стародубе, Чернигове и в других городах. Кардинал Коммендони, путешествуя по тем краям, оставил описание быта евреев: «В этих провинциях встречается большое количество евреев; они не внушают презрения, как в других местах. Они не перебиваются здесь постыдными заработками, ростовщичеством и исполнением всевозможных поручений, хотя и не отказываются от такого рода прибыли; владеют землей, занимаются торговлей и посвящают себя даже изучению изящной словесности, медицины и астрологии. Они почти повсюду держат на откупе таможенный и провозной сбор. Они довольно состоятельны и не только принадлежат к числу уважаемых людей, но часто даже имеют таковых под своей властью. Они не носят никакого знака, отличающего их от христиан. Им разрешается даже носить саблю и быть вооруженными. Наконец, они пользуются правами прочих граждан».

К середине семнадцатого века уже определились те обстоятельства, которые и привели к страшной катастрофе. Паны были католиками, крестьяне — православными. Православие считалось у католиков «хлопскою верою», его старались уничтожить путем насильственных церковных уний. На крестьян паны смотрели как на низшую расу. Они не только задаром обрабатывали панскую землю, но и платили множество податей — за пастбища, за мельницы, за рыбную ловлю, за каждый улей и за каждого вола. «Владелец или королевский староста не только отнимает у бедного холопа все, что он зарабатывает, — писал иезуит Скарга, — но и убивает его самого, когда захочет и как захочет, и никто не скажет ему за это дурного слова». Антагонизм был чудовищным, ничего общего не было у угнетаемого с угнетателем — ни веры, ни языка, ни народности. Ничто не могло смягчить отношения между паном и холопом, между католиком и православным, между поляком и украинцем. Но пан или магнат чаще всего был далеко, а непосредственно крестьяне сталкивались с евреем-арендатором. Формально он становился на место пана, в известной мере он получал ту власть над крестьянином, которая принадлежала землевладельцу, и должен был — по поручению пана — извлекать из крестьянина максимальный доход. Как писал один поляк, «мы сами (шляхта) обдирали крестьян только еврейскими когтями». Поэтому ненависть крестьянина была и против пана — ляха и католика, и против арендатора — чужака-еврея.

Впоследствии евреям приписывали самые невероятные злоупотребления против православного крестьянства, вплоть до того, что польские помещики, будто бы, отдавали евреям в аренду даже православные сельские церкви, и потому украинцы должны были просить у арендаторов-евреев права крестить своих детей, венчать новобрачных и отпевать покойников. В действительности же нет ни одного документального подтверждения, что евреи арендовали церкви, и только лишь поздние историки, знакомые по преданиям с теми временами, повествуют о «преступлениях» евреев. Но крестьяне тех времен не разбирались в том, кто больше виноват в их угнетении, а кто меньше. Украина взбунтовалась, и евреев истребляли наравне с ненавистными народу панами.

Выхода не было нигде. Из Центральной Европы евреи бежали когда-то в Польшу — от ужасов крестовых походов, преследований времен «черной смерти» и ритуальных наветов. Из Польши они пришли на Украину — под давлением мещан и духовенства, которые вытесняли их из городов. Везде чужие, везде принимаемые для королевской и панской выгоды и везде притесняемые и истребляемые в периоды народных волнений. Так это случилось и на Украине. Год 1648. Восстание казаков во главе с Богданом Хмельницким, которого евреи называли «Хмель-злодей».

Центром крестьянской вольности была казацкая республика под названием Сечь, в степях, за днепровскими порогами. Туда часто убегали крестьяне, которые не дали себя закабалить и привязать к земле, и там они объединялись в дружины, во главе которых стояли атаманы. Эти вольные казацкие полки отражали набеги татар из Крымского ханства, а польское правительство пыталось организовать из них пограничное войско, что не всегда получалось. Это было полувоенное, полукрестьянское сословие, которое не желало подчиняться кому бы то ни было, и в определенный момент оно и выступило, чтобы освободить Украину от власти «ляхов и жидов».

Еще в 1637 году казацкий атаман Павлюк пошел из Запорожья в Полтавщину и поднял крестьян против панов и евреев. «Повелеваем вам и убеждаем вас, — призывал он народ, — чтобы вы все единодушно, от мала и до велика, покинувши все свои занятия, немедленно собрались ко мне». В городах Лубны и Лохвица восставшие разрушили костелы и синагоги, убили ксендзов и около двухсот евреев. Бунт подавили польские войска, Павлюка казнили, всю дорогу от Днепра и до Нежина уставили трупами посаженных на колы холопов. Права и вольности казаков ограничили, многих из них прикрепили к земле и обязали работать на панов, а за малейшую попытку к восстанию беспощадно наказывали. «И мучительство фараоново, — записано в малороссийской летописи, — ничего не значит против их тиранства. Ляхи детей в котлах варили, женщинам выдавливали груди деревом и творили иные неисповедимые мучительства». Эти репрессии еще больше озлобили крестьян и казаков, и нужен был только повод для всеобщего народного восстания.

Весной 1648 года бывший Чигиринский сотник Богдан Хмельницкий заручился поддержкой крымских татар, собрал вокруг себя запорожских казаков, которые провозгласили его гетманом, и двинулся на поляков. Совместное казацко-татарское войско победило. поляков при Желтых Водах и у Корсуни, и восстание тут же охватило все восточное Приднепровье. Отряды крестьян, горожан и казаков под предводительством атаманов Кривоноса, Гани, Морозенко, Тимофея Хмельницкого, старшего сына Богдана, громили польские поместья, убивали католиков и евреев, оскверняли и уничтожали без пощады костелы и синагоги. Даже «православные ремесленники и торговцы, — писал современник, — гибли за то единственно, что носили польское платье, и не один щеголь заплатил жизнью за то, что, по польскому обычаю, подбривал себе голову».

Евреи были для восставших польскими ставленниками, которые отвечали теперь за своих хозяев, и расправы сопровождались чудовищными зверствами. Еврейский летописец Натан Гановер писал: «С одних казаки сдирали кожу, а мясо кидали собакам; другим наносили тяжелые раны, но не добивали, а бросали их на улицу, чтобы они медленно умирали; многих же закапывали живьем. Грудных младенцев резали на руках матерей, а многих разрывали как рыбу. Беременным женщинам распарывали животы, вынимали ребенка и хлестали им по лицу матери, а иным вкладывали в живот живую кошку, зашивали живот и обрубали несчастным руки, чтобы они не могли вытащить кошку. Иных детей прокалывали пикой, жарили на огне и подносили матерям, чтобы они отведали их мяса. Иногда сваливали кучи еврейских детей и делали из них переправы через речки для проезда… Татары же брали евреев в плен; их жен они насиловали на глазах у мужей, а красивых забирали себе в качестве слуг или наложниц. Подобные жестокости казаки творили повсюду, также над поляками, в особенности над их священниками». Русский историк девятнадцатого века Н. Костомаров писал: «Самое ужасное остервенение показывал народ к иудеям: они осуждены были на конечное истребление, и всякая жалость к ним считалась изменою. Свитки Закона были извлекаемы из синагог: казаки плясали на них и пили водку, потом клали на них иудеев и резали без милосердия; тысячи иудейских младенцев были бросаемы в колодцы и засыпаемы землею… В одном месте казаки резали иудейских младенцев и перед глазами их родителей рассматривали внутренности зарезанных, насмехаясь над обычным у евреев разделением мяса на кошер (что можно есть) и треф (чего нельзя есть), и об одних говорили: это кошер — ешьте, а о других: это треф — бросайте собакам!»

Спасти могло только принятие православия, но евреи — в массе своей — шли сознательно на мученическую смерть, но не соглашались изменить своей вере. Десятки городов стали местом их гибели: Переяслав, Пирятин, Лохвица, Лубны, Немиров, Тульчин, Полонное, Заславль, Острог, Староконстантинов, Бар, Кременец и многие, многие другие. Бывало порой так, что некоторые города осаждали с одной стороны казаки, а с другой — татары, и евреи убегали к татарам, чтобы не попасть в руки к казакам, а те брали их в плен и отправляли в Стамбул. Для спасения пленных евреи Стамбула, Салоник, Венеции и Ливорно собирали большие суммы денег и выкупали несчастных.

С восточного берега Днепра восстание перекинулось в центральную Украину, к Киеву, а затем и в западную Украину, на Волынь и Подолию. Боясь оставаться в деревнях и местечках, евреи убегали в укрепленные города и попадали там в ловушку. В городе Баре, в Подолии, было шестьсот еврейских семей, и туда же из окрестных мест сбежались еще многие. Несмотря на отчаянное совместное сопротивление поляков и евреев, казаки сделали подкоп, взяли город, и атаман Кривонос «со всех жидов живьем шкуры посдирал». А в южнорусской летописи об этом сказано более конкретно: «Кривонос, Хмельницкого советник, у Батурина (то есть в Баре) ляхов да жидов больше пятнадцати тысяч выколол».

В городе Полонном, на Волыни, около двенадцати тысяч евреев укрылись за стенами города и вместе с поляками защищались двое суток. Но из-за измены панских слуг, украинских гайдуков, казаки ворвались в город и истребили там около десяти тысяч евреев: кровь лилась потоками через окна домов. Известный кабалист рабби Шимшон и с ним еще триста евреев вошли в синагогу, надели на себя саваны и с молитвой встретили смерть. Спасшихся от резни татары увели в плен.

В Остроге, городе на Волыни, казаки убили в первый свой набег шестьсот евреев. На следующий год, когда евреи вернулись в город и начали заново отстраивать свои жилища, казаки напали еще раз и убили оставшихся — триста человек. Спаслись только трое. Колодцы были наполнены убитыми младенцами. Большую синагогу превратили в конюшню. Еврейские дома разрушили до основания: казаки искали сокровища, будто бы закопанные в подвалах. Еще в начале двадцатого века возвышались на окраине города четыре холма: по преданию — места общего захоронения евреев тех времен.

В Заславле, городе на Волыни, осталось около двухсот евреев, больных и стариков, которые не смогли убежать. Они попросили, чтобы их убили на еврейском кладбище, что казаки и сделали. Всех загнали в кладбищенский дом, убили, дом затем сожгли, а синагогу разгромили и превратили в конюшню. В Погребище, местечке Киевского воеводства, вырезали «всех евреев, стариков, молодых, женщин и детей, всех, находившихся в нашем старом храме Божьем, в тот момент, когда происходило венчание молодой пары».

В Немирове, городе на Подолии, шесть тысяч евреев спрятались за крепостными стенами. 20 июня 1648 года казаки во главе с атаманом Ганей подступили к городу с польским флагом, чтобы обмануть защитников. Перед ними открыли ворота, казаки ворвались в город, и резня там была одной из самых ужасных в страшные дни хмельнитчины. Женщин насиловали, детей живьем кидали в колодцы, пытавшихся переплыть реку и спастись убивали в воде, которая на большом протяжении окрасилась кровью. Немировского раввина Иехиэля-Михеля нашли на кладбище и убили дубиной: сначала раввина, а затем и его старуху-мать. Казаки отбирали себе молодых евреек, крестили их насильно и брали в жены. Одна девушка попросила устроить венчание в церкви за рекой, и когда свадебная процессия двигалась по мосту, она бросилась в воду и утонула. Другая девушка уверила казака-жениха, что она умеет заговаривать пули, и уговорила выстрелить в нее, чтобы убедиться, что пуля не причинит ей вреда; таким образом она избавилась от крещения и от насильственной женитьбы.

В городе Тульчине Брацлавского воеводства шестьсот польских солдат и полторы тысячи евреев заперлись в укрепленной крепости. Поляки и евреи дали друг другу клятву отстоять город и не вступать в переговоры с казаками. Вместе с солдатами евреи стреляли с городской стены и даже бросались в атаку, преследуя врага. И тогда казаки, убедившись, что они не могут взять город, обещали полякам пощадить их, если те выдадут им деньги и имущество евреев. Евреи, узнав о предательстве, хотели перебить поляков, но глава местной иешивы рабби Аарон удержал их от этого, чтобы не навлечь на евреев ненависть всего польского народа. «Лучше погибнем, — говорил он, — как погибли наши немировские братья, но не подвергнем опасности наших братьев во всех местах их рассеяния». Войдя в город, казаки сначала забрали имущество евреев, а затем загнали их в сад, поставили знамя и объявили: «Кто хочет принять крещение, пусть станет под это знамя и останется жив!» Никто не согласился на измену, и казаки перерезали полторы тысячи человек, оставив в живых только десять раввинов — для выкупа. После этого они заявили полякам: «Как вы поступили с евреями, так и мы с вами поступим». И перерезали всех. С этого момента, говорит еврейский летописец, поляки уже держались союза с евреями, временными братьями по страданию, и не изменяли им.

Вести о передвижении казацко-татарского войска передавались из города в город и повсюду вызывали панику среди евреев. Ни на пощаду врага, ни на помощь православных соседей рассчитывать было нельзя. Оставалось только бежать с места на место, прятаться в лесах, искать спасения там, куда казаки еще не пришли. Натан Гановер писал: «И вот опять началось бегство. Кто имел лошадь и повозку — уезжал, остальные брали жену и детей и убегали, бросая дом с имуществом… Лошади с повозками шли в три ряда по всей дороге от Острога до города Дубно, на протяжении семи верст… По пути нас нагнали трое верховых и сказали: «Что вы тащитесь так медленно? Ведь враги догоняют нас, сейчас они в Межиричах, откуда мы едва спаслись». Тогда началась небывалая паника среди наших братьев…, многие женщины и мужчины растеряли детей в суматохе и убежали в леса и пещеры».

Евреи могли рассчитывать только на заступничество польских начальников, но восстание украинцев было повсеместным, а польские руководители народного ополчения — слабы и нерешительны. Лишь один из поляков, князь Иеремия Вишневецкий, успешно боролся с казаками и приходил на помощь евреям. Это он казнил немировских мещан за соучастие в резне, и евреи говорили о нем, что он «как отец о детях» заботится о них. Но этого было недостаточно. Закаленные в боях казаки побеждали поляков на поле боя, и уже ничто не могло остановить их. Десятки цветущих еврейских общин на Украине были разгромлены, и тысячи беженцев хлынули в польско-литовские общины, не затронутые бедствием.

А восстание охватило уже часть Белоруссии и Литвы. В Чернигове была уничтожена вся еврейская община, затем в Стародубе, оттуда казаки пошли на Гомель. В этом белорусском городе «враги совершили страшное избиение; били несчастных кольями, чтобы медленно умирали. Кучами падали мужья, жёны, дети. И не было им погребения, и псы и свиньи поедали валявшиеся трупы». По официальным донесениям в Гомеле «было побито жидов с женами и детьми больше двух тысяч, а ляхов с шестьсот человек; из белоруссов же никого не побили и не грабили». По местным преданиям из всей гомельской общины спаслась только одна еврейка, родоначальница семьи Бабушкиных.

Осенью 1648 года отряды казаков и татар стали совершать набеги на внутреннюю Польшу. Шляхта и евреи спасались в укрепленных городах. Общий враг сплотил их, и даже мещане-католики забыли на время свою вражду к конкурентам-евреям. Сообща сражались, сообща переносили все тяготы осады и сообща вели переговоры с неприятелем. Осадив Львов, Хмельницкий пообещал пощадить город, если ему выдадут евреев. Но магистрат ответил ему, что он не вправе распоряжаться евреями, которые подвластны королю и несут службу наравне с мещанами, не уступая им в мужестве. Кончилось тем, что Хмельницкий снял осаду, получив контрибуцию со всего населения, и евреям пришлось для этого продать серебро и ценную утварь из львовских синагог. Зато в Белограе, Грубешове и Томашове казацкие отряды вырезали всех евреев, и в еврейском сочинении тех лет под названием «Бедствия времен» сказано: «В Томашове сидели мальчики еврейские за учебным столом; враги, прибывши туда, придавили их столом к стене, так что ни один не остался в живых». Типичная картина того времени определена одной фразой в письме поляка-современника: «Жиды все вырезаны, дворы и корчмы сожжены».

Летом 1649 года на границе Волыни и Галиции стояли друг против друга огромные армии: польская и украинско-татарская. Казаки одолевали и чуть было не забрали в плен короля Яна Казимира, но татарский хан неожиданно перешел на сторону поляков. Из-за этого Богдан Хмельницкий вынужден был согласиться на ограниченные условия Зборовского договора, по которому из состава Польского королевства выделили казацкую Украину с территориями Киевского, Черниговского и Брацлавского воеводств. Эта часть Украины признавалась автономной, охранялась казацкими войсками, управлялась православными чиновниками, а иезуитам и евреям было запрещено там жить. В договоре было сказано, что евреи не могут быть «ни владетелями, ни откупщиками, ни жителями в украинских городах, где казаки имеют свои полки… А которые жиды объявятся за Днепром, тех жидов в запорожском войске грабить и отпускать назад за Днепр».

С заключением мира жизнь стала на время спокойной. Король Ян Казимир разрешил евреям, насильно обращенным в православную веру, вернуться к вере отцов. Еврейские женщины, силой повенчанные с казаками, убегали от них и возвращались к своим семьям. Многие разыскивали своих мужей, не зная, погибли они или проданы в рабство. Коронный Ваад специально обсуждал вопрос о судьбе жен пропавших без вести евреев и принял постановление, облегчающее их участь, чтобы эти женщины могли вторично выйти замуж. В знак траура по мученикам Ваад запретил в течение трех лет носить шелковую, бархатную и шитую золотом одежду. Во всех общинах Польши и Литвы был установлен ежегодный пост с траурным богослужением в день Немировской резни — двадцатого сивана, и этот день совпал с давно установленным постом в память мучеников крестовых походов.

Но облегчить жизнь евреям в общинах Ваад был не в состоянии. Люди возвращались на старые свои места, но не было уже их домов и не было никаких средств к существованию. Был голод, болезни, моровая язва в тех краях — все это только усугубляло и без того тяжелое положение. Как сказано в сочинении «Бедствия времен»: даже «старшины и прежние благодетели поступали в услужение, чтобы только иметь заработанный кусок хлеба». И тем не менее евреи благодарили Бога, радуясь наступлению мира.

Но казаки продолжали волноваться. Многие из них должны были расстаться со свободой и вновь стать холопами, а возвратившиеся шляхтичи мстили им теперь за прежние обиды. Вскоре между польским войском и казацкими отрядами произошло крупное столкновение. На стороне поляков сражался еврейский отряд в тысячу человек. Поляки победили, и тогда по новому договору в 1651 году евреям снова разрешили селиться на казацкой Украине, территория которой была уменьшена: «Жиды, как’ и прежде были жителями и арендаторами в имениях королевских и шляхетских, так и ныне должны быть». Часть казаков ушла за Днепр, в пределы Московского государства, и там возникли казацкие слободы — Харьков, Сумы и другие, составившие Слободскую Украину. Богдан Хмельницкий пытался сохранить свою автономную территорию, но в 1654 году отдал себя под защиту царя Алексея Михайловича, и под власть России отошла вся казацкая Украина. Тут же началась война между Москвой и польско-литовским государством, а с ней и новые несчастья.

Русские войска вошли в Белоруссию, Литву и в саму Польшу, и это принесло евреям огромные бедствия. Их снова грабили, убивали и изгоняли из завоеванных городов. Раввин Моше Ривкес писал: «Шайки русских и казаков рассыпались по всей Литве, завоевали Полоцк, Витебск и Минск и разоряли города. Казаки истребляли евреев массами и грабили их имущество. Когда страшное войско подошло к воротам Вильны… бежала оттуда почти вся еврейская община, одни на лошадях и повозках, другие пешком, неся малых детей на плечах. Далеко разносились вопли плачущих, и из моих глаз слезы текли ручьем». Не успевших убежать из Вильно перебили, и в пожаре, который бушевал семнадцать суток, сгорел весь еврейский квартал. Когда же беглецы вернулись, в городе свирепствовали эпидемии и голод, и многие от отчаяния покончили жизнь самоубийством. Местные мещане просили русского царя окончательно изгнать евреев из города, и царь Алексей Михайлович в своей грамоте предписал: «жидов из Вильны выслать на житье за город».

Затем был взят город Люблин — после долгой осады. В праздничный вечер казаки подожгли синагогу, когда в ней было много молящихся, и во время пожара в еврейском квартале убили сотни человек. Произошла эта резня в праздник Суккот, и долгие годы затем этот праздник для люблинских евреев был днем памяти и плача. В городе Быкове в Белоруссии убили триста евреев, затем «огнем и мечом» разорили Пинскую общину и весь Пинский округ. Богдан Хмельницкий снова осадил Львов и потребовал выдать ему евреев. «Евреи, — писал он магистрату, — как враги Христа и всех христиан должны быть выданы нам со всем своим имуществом, с женами и детьми». И опять магистрат города отказался выдать евреев и откупился огромной контрибуцией.

В Витебске евреи вместе с поляками обороняли город от осаждавших его русских войск: копали рвы вокруг крепости, укрепляли стены, ходили в разведку и сражались. «Во время осады, — свидетельствовали польские дворяне, — евреи постоянно отправляли стражу, каждый из них имел вооружение и свое ружье для защиты; они имели у себя собственный порох и, не жалея здоровья, защищались и отражали неприятельские штурмы… Они позволили разбирать их дома и брать из них материалы, необходимые во время осады… и вообще во всем хорошо себя вели и оказывали помощь». Когда город взял московский боярин Шереметьев, казаки ограбили всех евреев и насильно окрестили; часть из них вместе с поляками отправили в ссылку — в Псков, Новгород и Казань, и многие пленные замерзли по дороге.

Когда русское войско взяло Могилев на Днепре, местные жители попросили московского царя выселить из города всех евреев, своих давних конкурентов. На это было получено согласие Алексея Михайловича: «а жидам в Могилеве не быти и жития никакова не имети». Не успели еще выполнить это распоряжение, как к городу подошло польское войско, и Константин Поклонский — православный шляхтич на русской службе — «принудил насильно» евреев «выступить из города для уменьшения многолюдства, вредного во время осады», и обещал дать им проводников в Литву. Но когда они собрались за городом, он выехал к ним со своим войском и перебил всех — мужчин, женщин и детей. Заупокойную молитву в день их гибели читали в синагогах Могилева еще в двадцатом веке.

Война России с Польшей продолжалась до 1667 года, и по Андрусовскому договору левобережная Украина — Малороссия, часть Киевщины вместе с Киевом, а также Смоленская и Чернигово-Северская земли перешли к Москве.

Но полоса бедствий на этом не закончилась. В 1655 году шведы вторглись в Польшу и быстро овладели страной, благодаря полной анархии, которая там царила. Они захватили весь центр государства, Великую и Малую Польшу, Познань, Калиш, Варшаву и Краков. Шведы относились к евреям терпимо и не истребляли их, а еврейские общины выплачивали им чрезвычайные военные налоги, которые те могли бы взять и так, путем реквизиции. Это и поставили евреям в вину, когда в Польше поднялось народное восстание против Швеции, во главе которого встал Стефан Чарнецкий, вождь партизанских отрядов. Летом 1656 года отряды Чарнецкого отвоевывали у шведов город за городом и громили еврейские общины под предлогом того, что евреи сочувствовали или помогали шведам. Были уничтожены общины Бреста, Гнезно, Лешно, Плоцка, Ленчице и Калиша, многие синагоги разрушены, убитые насчитывались тысячами, а свирепствовавшие тогда голод и чума довершили опустошение. Улицы были завалены трупами, некому было их хоронить, и псы пожирали их. В еврейских летописях Стефана Чарнецкого называли «злодеем», «врагом» и «палачом в Великой Польше».

Этот страшный период с 1648 по 1656 год наконец-то закончился, и евреи стали подсчитывать свои жертвы. Количество их исчислялось десятками тысяч человек, и число этих жертв за такой короткий период превысило еврейские жертвы всех крестовых походов и преследований во времена «черной смерти» в Западной Европе. Около семисот общин были разгромлены. В левобережной Украине не осталось ни одного еврея, и казаки запрещали им туда возвращаться. В больших еврейских общинах сохранилось по нескольку семей, а мелкие общины совсем исчезли. Дома стояли разрушенными или пустыми, потому что прежние их обитатели либо бежали, либо были убиты или угнаны в плен татарами. Для выкупа пленных в Стамбуле был создан особый комитет, который собирал деньги в Турции и по городам Европы. Эта катастрофа произвела на европейских евреев ужасающее впечатление. «Такое бедствие не случалось с тех пор, как Израиль лишился своего государства», — писал один итальянский раввин. А Натан Гановер в своем сочинении с благодарностью вспоминал о том, как евреи выкупали из плена своих собратьев и помогали беженцам, попавшим «в Моравию, Австрию, Богемию, Германию, Италию, где их приютили, кормили, поили и одевали».

Вернувшись на старое место в один из городов Польши, еврейский торговец, арендатор или ремесленник должен был начинать жизнь заново, на пустом месте, среди коренного населения, также разоренного войной. Именно поэтому некоторые евреи эмигрировали на запад: в Вену, Прагу, Амстердам, Гамбург и другие города, и об их польском происхождении напоминают и по сей день фамилии их потомков во всех частях света — Поляк, Полак, Полячек, Полякко, Поликер, Ляховер, Лехно. Укоренившись, казалось бы, прочно на польской земле, после очередного поворота событий евреи снова стали изгнанниками, на новом месте, в очередном враждебном окружении, и теперь они уже оглядывались назад, на Польшу, где оставили родные могилы, и оплакивали — уже издалека — ту трагедию и те жертвы страшного времени. «Глаза мои истекают слезами над жестокой гибелью тех, кто прославлял единство Божие дважды в день, — писал рабби Шабтай Шефтель Горовиц, оказавшись беглецом в Вене. — Губил их меч на улице и ужас в домах. Мужчины и женщины, юноши и девушки, как овцы, подставляли шею под нож, не желая спасти свою жизнь служением чужим богам. Горько плачут плакальщики над растерзанными Священными книгами и свитками Торы, из которых враги изготовляли сандалии».

Этот трагический период стал поворотным моментом в истории передвижения евреев Европы. Если раньше шла эмиграция с запада на восток, то теперь она поменяла направление: в Германию, Моравию, Чехию и Голландию. Многие выдающиеся польские раввины и ученые, что бежали в Западную Европу от ужасов тех лет, вскоре стали раввинами и главами талмудических школ в крупнейших городах Европы. Раввинская наука, перенесенная некогда из Германии и Чехии в Польшу и Литву и достигшая там расцвета, перекочевала обратно на запад. Лучшие раввины Польши погибли в те годы или эмигрировали; талмудические школы пустовали в течение нескольких лет. Не случайно один из беженцев, рабби Моше Кац из Нароля, переселившись в Лотарингию, в город Мец, из которого евреи убегали когда-то в Польшу, писал: «Польша, ты была раем, средоточием учения и знания… ты славилась возвышенной ученостью, — но теперь ты покинута, овдовела и осталась одинокой».

Еврейство Польши переживало тяжелые времена. «Тяжко согрешили мы перед Господом, — говорилось в воззвании Коронного Ваада. — Смута растет с каждым днем; все труднее становится нам жить; наш народ не имеет никакого значения среди других народов. Удивительно даже, как это, невзирая на все бедствия, мы еще существуем. Единственное, что нам остается делать, это объединиться в один союз, в духе строгого послушания заветам Божьим и предписаниям наших благочестивых учителей и вождей».

Рабби Шимшон из Полонного был убит казаками Хмельницкого 15 июля 1648 года вместе с десятью тысячами евреев того города. Еврейский летописец писал о нем: «И был между ними (жителями Полонного) муж разумный и проницательный, божественный кабалист по имени Шимшон из Острополя, к которому ежедневно являлся ангел-вещатель и обучал его тайной мудрости… И сказал ангел-вещатель Шимшону еще задолго до катастрофы, чтобы евреи взяли на себя великое покаяние, дабы смягчить роковой приговор неба. И проповедовал он много раз в синагоге, призывая народ к покаянию, — и действительно было великое покаяние во всех городах, но было уже поздно, ибо приговор был уже подписан».