Еврейское самоуправление в Польше и Литве. Кагал. Ваад. Суды. Религиозные авторитеты Польши.
1
Евреи селились в особых кварталах в польских и литовских городах, и были на то особые причины. Во-первых, поначалу они были только королевскими подданными и могли селиться лишь на королевской территории. Во-вторых, существовало церковное законодательство, которое требовало, чтобы евреи жили обособленно. А в-третьих, и сами евреи стремились жить отдельно, чтобы не было излишних конфликтов с христианским населением и чтобы без помех можно было соблюдать свои законы и свои обычаи.
Руководила всей жизнью общины особая автономная организация — кагал (в переводе с иврита — "общество", "община"). Кагал был в каждом городе, где существовала еврейская община, и отвечал перед правительством и перед христианским населением за всех ее членов. Кагал платил налоги, вершил суд в тяжбах еврея против еврея, регулировал всю внутреннюю жизнь общины. Поистине, не было таких дел, которыми бы не занимался кагал: надзор за синагогами, снабжение религиозными книгами, уход за больными, содержание кладбищ, забота о чистоте, надзор за ценами, наблюдение за нравственностью членов общины, наем фельдшеров, повитух, сторожей и ночных караульщиков, — любая проблема, любой частный случай, требовавший вмешательства, рассматривался в кагальных учреждениях для принятия нужного решения. В Опатуве, к примеру, один домовладелец сделал пристройку в нижнем этаже, загородив часть улицы, и кагал тут же оштрафовал его "за вред, нанесенный обществу", и обязал снести эту пристройку.
Во главе каждой еврейской общины стояли старшины, от трех до пяти человек: нечто вроде городского совета. Они одни были ответственны перед властью и после избрания присягали на верность королю и Речи Посполитой. Эти старшины чередовались между собой, и каждый месяц один из них становился главой общины. Его называли "парнас" или же "парнас га-ходеш" — то есть "парнас на месяц". (Любопытно, что от того же корня происходит слово "парнаса" — заработок; глагол от того же корня означает — заботиться о чем-нибудь, давать пропитание, кормить, снабжать.) Очередной кагальный старшина во время своего правления был "господином и владыкой своей общины": он составлял бюджет, уплачивал кагальные долги, утверждал список семейств, которым разрешалось проживание в данном городе, скреплял своей подписью общественные счета. При вступлении в должность он приносил торжественную клятву, что будет строго соблюдать кагальный устав и не позволит себе никаких отступлений. Эта должность бывала порой и опасной, особенно во времена войн и нашествий, когда вступавшие в город войска требовали у старшин денег, провианта, одежды и проводников, а те не могли удовлетворить их требования.
Все конкретные дела в общине были в ведении различных комиссий. Контрольная комиссия проверяла кагальные счета. Судебная коллегия разбирала тяжбы между евреями. Школьный отдел инспектировал школы и контролировал учителей. Благотворительная комиссия заботилась о бедняках, контролировала погребальное братство, приют для бездомных и больницу; следила за чистотой миквы — бассейна для ритуального омовения, выдавала замуж бедных невест, доставляла свечи в иешиву и многое другое. Торговый и санитарный отделы следили за правильностью мер и весов, за чистотой улиц и колодцев в еврейском квартале, за ночной стражей и за привратниками; наблюдали, чтобы масло, сыр и вино изготавливали в соответствии с еврейскими законами о кашруте; вели надзор за убоем скота и продажей мяса; следили, чтобы никто не выливал помои на улицу и чтобы "музыканты не играли громко по ночам на улицах". Особый отдел занимался выкупом пленников: в те времена, в основном, выкупали у татар. Сборщики пожертвований на Святую Землю собирали деньги для евреев в Эрец Исраэль. Были еще комиссии по борьбе с роскошью, для наблюдения за нравственностью, для выдачи приданого бедным невестам и многие другие — в зависимости от размеров и нужд данной общины.
Все должности в этих комиссиях были почетными, никому не платили за это жалованья, но каждый стремился быть выбранным в одну из комиссий. Выборы проходили ежегодно на третий день праздника Песах, в некоторых общинах — на Суккот, и в документах города Кракова было специально указано, что в состав кагала должны быть избираемы "люди разумные и добропорядочные, достойные, зажиточные и зрелого возраста".
Духовным главою общины был раввин. Он назначался чаще всего на шестилетний срок, а в случае продления договора — еще на четыре года. Раввин подписывал решения кагала, руководил выборами, председательствовал на еврейском суде, совершал обряды венчания, налагал отлучения от общины, следил за школьным обучением. Раввин получал жалованье, бесплатную квартиру, особое вознаграждение за проповеди в дни праздников, за совершение брачного обряда и за развод. Раввины часто меняли общины, и даже самые прославленные ученые того времени переезжали с места на место по истечении срока службы.
В крупных городах вместе с раввином назначался глава иешивы. Помощником раввина был общественный проповедник — даршан, который по субботам читал и объяснял Священное Писание. При синагоге был общественный кантор. Были резники. Был писарь еврейского суда. Были мелкие кагальные чиновники, которые обслуживали школу, синагогу, кладбище, вызывали стороны в суд, вручали повестки, объявляли об очередном деле. Все эти люди получали жалованье. На жалованье были и врачи, аптекари, общинные акушерки, цирюльники, лица, присматривавшие за нищими в приюте для бездомных, и многие другие. Были и особые уполномоченные — штадланы, которые хорошо знали польский язык и служили посредниками между еврейской общиной и христианами. По кагальному уставу штадлан "призван к тому, чтобы являться в чертоги владык; он должен геройски выполнять возложенные на него поручения, совершать все быстро, ходить туда, куда пошлет его кагал, например, к иезуитам, в кафедральный собор... и устранять перед детьми Израиля каждый камень преткновения..."
Кроме жалованья общинным служащим, кагал выплачивал всевозможные налоги, количество которых постоянно увеличивалось. В середине шестнадцатого века был введен ежегодный поголовный налог "с головы еврея как с мужчин, так и с женщин, детей и слуг". Был еще коронационный налог. Налог на содержание королевского двора. Налог с еврейских домов, синагог и кладбищ, если они размещались на королевской территории. Налог за право пользоваться синагогами и кладбищами и за право занимать какой-либо кагальный пост. Налог на слуг, находящихся в услужении у евреев. Сборы с еврейских лавок, ремесел и товаров. Налог натурой в королевскую казну — перцем, шафраном, дичью, задними частями туш и прочим. Налог с напитков. Дорожный налог, ярмарочный, за переезд через мосты, с убоя скота, с волов и баранов, отправляемых на ярмарки. Был еще налог духовенству с тех еврейских домов, которые прежде принадлежали христианам; налог за право построить синагогу; был даже налог "козубалец" — в пользу школяров-иезуитов — со всякого еврея, который проезжал мимо костела или церковной школы. Были городские налоги: с домов и площадей на городской территории, за пользование городскими пастбищами, на содержание стражи и полиции, за право торговли и прочее. И были чрезвычайные налоги на военные нужды.
Кроме обязательных налогов, существовали и всевозможные поборы, которые невозможно было заранее планировать. Это были расходы на подарки воеводам, владельцам городов, их служащим, духовным лицам, писарям, депутатам сеймов и сеймиков, музыкантам воеводы, палачу и даже "гицелю" — истребителю собак. Платили вымогателям, чтобы они не возбуждали ложные обвинения, например, обвинение в употреблении христианской крови: проще было откупиться от такого человека, но не доводить дело до суда, результаты которого могли привести к трагедиям. В Опатуве платили "кантору костела, чтобы он не расхаживал по еврейской улице" и не подстрекал толпу к нападению на евреев. Платили иезуитам, чтобы они не захватывали еврейских детей для насильственного крещения. Платили некоему пану Лисовскому из Кракова, у которого были полномочия от воеводы "чинить все возможные на свете притеснения и задерживать мужчин, женщин и детей". В Кракове воевода прислал приказ, чтобы евреи сделали ему "большое подношение", а в Виннице староста наложил на кагал крупную дань, объясняя это тем, что "евреи распяли Христа".
До середины семнадцатого века кагалы Польши и Литвы более или менее справлялись с выплатой всех этих налогов и поборов. В каждой общине существовала специальная комиссия, которая определяла — кому сколько платить. Старшины и члены кагальных комиссий обязаны были первыми уплачивать налоги, а за неуплату подвергали различным наказаниям, вплоть до отлучения от общины.
В Польше и Литве существовала ступенчатая система еврейского самоуправления. Община с ее кагалом. Округи с их окружными сеймиками. И общий еврейский сейм — Ваад (в переводе с иврита — "комитет"), на котором решали межобщинные проблемы. Поначалу депутаты Польши и Литвы съезжались на общий Ваад, но затем произошло разделение. Литовские евреи организовали свой самостоятельный центральный Ваад Литвы. Общины Великой Польши, Малой Польши, Червонной Руси и Волыни образовали "Ваад чег тырех земель" или "Ваад евреев Короны".
Ваад польских евреев собирался два раза в год во время больших ярмарок в Люблине и Ярославе, и на него съезжались делегаты из округов. Каждый округ составлял наказ для своих депутатов, чтобы они не допускали повышения старых налогов и введения новых — для своего округа. Община того города, в котором происходило очередное заседание Ваада,' должна была позаботиться о безопасности всех депутатов, чтобы можно было "заседать там в спокойствии, мире и безопасности". Депутаты Ваада избирали исполнительный орган, который выполнял свои обязанности круглый год. В него входили "парнас" Ваада, казначей и несколько секретарей. "Парнас" Ваада — это был высший административный пост, которого мог достигнуть еврей в Польше, и на него выбирались влиятельные люди, чаще всего "парнасы" округов или главы крупных общин.
Перед польским правительством Ваад был ответственен за выплату налога со всех евреев, проживавших на территории Польши и Литвы. Правительство ежегодно назначало определенную сумму, и Ваад обязан был внести ее в государственную казну. Эта сумма могла быть временами больше, временами меньше — в зависимости от нужд королевства; были общины, которые из-за неблагоприятных условий не могли уплатить свою долю, но правительство это не интересовало. В любом случае Ваад обязан был уплатить все сполна. Для этой цели рассылали по стране особых уполномоченных, "людей благонравных, богобоязненных, правдивых и бескорыстных, людей мудрых и известных, одного от каждой главной общины — с тем, чтобы они объехали всю страну вдоль и поперек", исследовали экономическое состояние еврейского населения и установили для каждого округа сумму налогового обложения, чтобы никто не мог уклониться от своей доли в выплате общего налога. Ваад запрещал уполномоченным принимать какие-либо подарки и напутствовал их такими словами: "Итак, да предшествует им правда, чтобы творили они суд справедливый и чтобы поступали благоразумно повсюду, куда ни пойдут".
Практически не было ни одной серьезной еврейской проблемы тех времен, которой бы не занимался Ваад. На одном из съездов депутаты пожаловались на плохой шрифт учебников и Талмуда, от которого у молодежи портятся глаза, и Ваад тут же постановил "выровнять дорогу, очистить путь от камней, укрепить древо жизни" (то есть печатать хорошо и исправно). Особенно следили за нравственностью и запрещали еврейским женщинам — разносчицам товаров ходить в одиночку или даже группами по помещичьим усадьбам и монастырским дворам. Разносчицу должны были сопровождать два еврея, один из которых, ее муж, обязан был находиться при ней неотлучно. Запрещали еврею отдавать нееврею в качестве залога свою жену, сына или дочь. Сохранилась такая запись в документах Ваада: "Как только он (некий Яаков из Клецка) передал свою дочь за свой долг пану, мы его тотчас отлучили при звуках труб и тушении свечей и постановили, чтобы то же самое сделали во всех синагогах области, и чтобы преследовали его до последней крайности".
Постановления Ваада подробно регламентировали одежду, увеселения евреев и особые правила скромности, чтобы не вызывать зависти у окрестного христианского населения. С постепенным всеобщим обнищанием постановления против роскоши становились все суровее, чтобы сохранить платежеспособность общин. Многие предметы обихода совершенно исключали из пользования — дорогие наряды, жемчуг на шляпах, шелковые и бархатные платья. Не пользовалась снисхождением "ни одна еврейская душа — ни богатый, ни бедный, ни мужчина, ни женщина, ни юноша, ни девица".
Евреи были пришельцами из других стран, они жили в окружении, чаще всего к ним не расположенном, и Ваад постоянно следил за тем, чтобы не возникали напряженные отношения с местным населением. Первый литовский Ваад вынес, к примеру, такое постановление: "Если еврей берет деньги или товар у пана или купца нееврея, то в случае, когда можно предположить, что этот еврей имеет нечестные намерения, руководители общины обязаны предупредить об этом нееврея". Чтобы не навлекать нарекания со стороны христиан, Коронный Ваад ввел в 1580 году самоограничительные законы, запрещавшие евреям заниматься откупами разных государственных пошлин и податей. Было указано, что нарушившего это постановление "должна постигнуть следующая кара: да будет он отлучен и отвержен в обоих мирах (этом и будущем), да будет устранен и отделен от всякой святыни израильской, его хлеб будет считаться хлебом язычника, его вино — оскверненным, его мясо — трефным, его супружеский союз — прелюбодеянием; хоронить его следует как осла (без религиозных обрядов), и ни один раввин или иное духовное лицо не должны сочетать браком его сыновей или дочерей; никто не должен родниться с ним... пока он не свернет со своего дурного пути и не подчинится приказаниям учителей". Но этот самоограничительный закон не всегда соблюдали.
Ваад заботился также о девушках-бесприданницах, которые нанимались в домашнюю прислугу. Их годовое жалованье — десять злотых — выплачивалось вперед казначею общины, а тот берег эти деньги до дня свадьбы. Когда девушке исполнялось пятнадцать лет, община выдавала ее замуж и выплачивала ей при замужестве двадцать пять злотых из общественного фонда. Каждый большой город обязан был ежегодно выдать замуж определенное количество девушек-бесприданниц. На Брест-Литовск приходилось в году по двенадцать таких свадеб, на Гродно — по десять, на Пинск — по восемь. Не забывали и про евреев, что жили в Святой Земле, и в самые трудные времена посылали им часть своих скудных средств.
Чтобы защитить свои материальные интересы, Ваад Литвы установил жесткие правила для въезда в Литву евреев из других стран и для контроля за этим назначал в пограничные области специальных сторожей. За каждого нового пришельца должен был поручиться его родственник из Литвы, чтобы при необходимости он мог оказать тому материальную поддержку. Приезжим меламедам — учителям разрешали оставаться в стране не более двух лет, чтобы не отбивать доход у местных учителей, а бездомных бродяг, "наводняющих литовско-белорусские общины, занимающихся темными делами и отягчающих страну, жадно поедая ее добро", просто не пускали в общины. Однако, когда на евреев Украины и Волыни обрушились бедствия времен хмельнитчины, были позабыты все ограничительные постановления Ваада. Беглецов из пострадавших районов распределяли по литовским общинам, им выдавали еженедельное пособие; многими своими постановлениями Ваад пытался облегчить жизнь несчастным скитальцам, которые "слоняются босыми и нагими, не имея чем прикрыться и во что одеться... Число их все более увеличивается: они прибывают сотнями и тысячами; потрясенные бедствием, они с воплями и рыданием взывают о милосердии и помощи; кто слышит это, у того сердце сжимается от боли. Видя их горе великое, прониклись мы состраданием и решили взять их под попечение наше".
Еврейские общины Польши и Литвы имели собственные автономные суды, которые разбирали все внутренние дела. В королевской привилегии по этому поводу было сказано: "Тяжбы между одним евреем и другим не должен разбирать никто, кроме их же старшин, и только в том случае, если они не могут разобрать дело, оно переходит в ведение воеводы". Во главе суда каждой общины стоял раввин, и при нем были, как минимум, еще двое судей. Судьи избирались одновременно с членами кагальных комиссий; должность судьи была почетной, и вознаграждение он получал лишь за некоторые свои функции. Судейские коллегии заседали поочередно, в одном и том же месте и в определенные часы. Всякий обязан был явиться в суд по вызову под угрозой отлучения от общины и заочного решения дела. Решения суда записывались тут же, немедленно.
В Кракове, к примеру, существовали три коллегии суда: высшая, средняя и низшая. Высшей коллегии подлежали гражданские дела на сумму более ста польских злотых, средней коллегии — от десяти до ста злотых, и низшей коллегии — дела на сумму до десяти злотых, мелкие дела о клевете, обмане, споры между продавцами на рынке и дела о товарах, отпущенных в кредит. Штраф, который налагали на виновных, шел на ремонт местной синагоги. Доказательством служила присяга и свидетельские показания. Иногда присяга принималась у ворот синагоги, но в более серьезных случаях — в самой синагоге перед свитком Торы. Судья обязан был вынести решение в течение двух дней, а по сложным делам — максимум через пять дней, и если он задерживался с решением, то стороны могли пожаловаться кагальному старшине, а тот налагал на судью штраф. Стороны выступали перед судьями лично. Вдовы, сироты и лица, которые по какой-либо причине не могли вести свое дело, получали от суда особого поверенного, который защищал их интересы. Судебные прения велись на разговорном языке — идиш, протокол же записывали на иврите, и на нем излагались судебные решения.
Были еще так называемые ярмарочные — или выездные — суды, которые приезжали на ярмарки из ближайших крупных городов. На ярмарки съезжались торговцы, там возникали разные проблемы купли-продажи-кредита, которые и разбирал на месте ярмарочный суд. Во время заседаний Ваада на ярмарках собирался также съезд главных раввинов, который считался верховным судом и разбирал споры между различными общинами. Решения этого суда подписывал "парнас" центрального Ваада, и только тогда они получали законную силу.
На своих заседаниях еврейские суды разрешали все дела по законам Талмуда и по кодексам законов таких авторитетов, как Рамбам (Маймонид), рабби Яаков бен Ашер, рабби Йосеф Каро и рабби Моше Иссерлес. Но бывали сложные ситуации, когда местные суды затруднялись вынести решение, бывали случаи, когда стороны не соглашались с решением своего суда, и тогда начиналась переписка между общинами. Местный раввин излагал письменно доводы сторон и посылал их самым авторитетным раввинам, иногда даже в другие страны, — из Кракова, к примеру, обращались в Прагу, а то и в Италию, — и дело разрешалось в соответствии с поступавшими от них ответами. Такие письма с изложением решений или мнений по проблеме еврейского законодательства называются на иврите "шейлот утшувот" — вопросы и ответы (по латыни — респонсы).
В большинстве случаев еврейский суд наказывал денежным штрафом, хотя он имел право применить и телесное наказание, а также подвергнуть виновного тюремному заключению на срок до трех месяцев. Во Львове такая камера для заключенных находилась при местной синагоге. По королевским привилегиям еврейские суды имели даже право выносить смертные приговоры, но такие случаи в Польше и Литве неизвестны.
Особо серьезно еврейские суды рассматривали дела о клевете. Самые авторитетные раввины Польши занимались этими делами, и наказания за клевету назначались суровые. Клеветник должен был встать в синагоге, в черном облачении, с двумя черными свечами в руках и заявить во всеуслышание: "Я согрешил перед Богом Израиля и против чести такого-то лица; я провинился, сошел с праведного пути; все то, что я говорил или писал о таком-то лице, есть сплошная ложь и выдумка. За это я заслужил тяжкое телесное наказание, но суд сжалился надо мной и заменил его выкупом". Затем виновный должен был в течение четырех недель сидеть в синагоге за дверью, исполнять траурные обряды и выплатить пострадавшему выкуп, который тот жертвовал на дела благотворительности. Еще суровее карали за слухи, оскорбительные для женской чести. В таких случаях запрещали есть хлеб клеветника, пить его вино, хоронили его без религиозных обрядов — "как осла". Бывали случаи, когда кто-либо составлял ( песню оскорбительного содержания, и тогда раввины обязывали этого человека публично в синагоге произнести повинную в такой форме: "составленная мною песня равноценна собачьему лаю".
В шестнадцатом веке в Калише возникло ложное обвинение против одного синагогального служителя, который, будто бы, издевался над христианской религией. Власти потребовали, чтобы община отдала его на суд воеводе, и грозили в случае ослушания наказать всех поголовно. Такой сложный вопрос местная община не могла решить сама и обратились за советом к видным раввинам, чтобы те указали, следует ли всем жертвовать собой ради одного или нет. Раввины решили вопрос на основании Талмуда, где сказано: "Когда насильники встречают на дороге группу путешественников и требуют у них выдать им одного, чтобы его убить, угрожая в противном случае убить всех, путешественники обязаны умереть все вместе, но не выдать еврейскую душу". Из этого правила делалось одно исключение: если насильники требуют выдачи определенного лица, которое на самом деле заслуживает смертной казни. С этой точки зрения раввины и рассматривали данный случай: действительно ли , виновен синагогальный служитель или же его оклеветали. В конце | концов, они пришли к такому заключению: "Пусть ухудшится наше положение в стране, но мы не дадим на поругание и издевательство невинную душу".
4
В конце пятнадцатого века центр еврейской духовной жизни переместился постепенно на восток, к немецко-польскому еврейству. Первые центры талмудической учености в Польше были основаны выходцами из Германии и Чехии, и одним из них был рабби Яаков Поллак. Он учился в Германии, был раввином в Праге, затем переехал в Краков и основал там школу для изучения Талмуда. В 1503 году польский король Александр назначил рабби Поллака раввино'м Малой Польши и дал ему право разбирать всякие споры между евреями, карать преступления и исправлять нравы. Рабби Яаков •Поллак знаменит тем, что он применял в своей школе метод изучения Талмуда, который называется "пилпул". Именно этот метод способствовал развитию раввинской учености в Польше.
Слово "пилпул" образовано от существительного "пилпел" — что означает "перец", и от глагола "пилпел" — "приправлять пряностями". Отсюда и "пилпул" — это острый спор, остроумные доводы и контрдоводы спорящих. Этот метод применялся еще в древности в талмудических школах, и были у него тогда свои сторонники, но были и противники, которые считали, что чем остроумнее аргументы, тем легче они могут привести к ложным выводам. "Мудрствующий человек, — говорили тогда, — часто бывает легкомысленен". Рабби Яаков Поллак развил этот метод преподавания Талмуда. Характерная его черта — тонкий анализ, умение при помощи изощренных построений остроумно сближать самые отдаленные понятия. Например, приводилось какое-нибудь талмудическое положение, в нем отыскивались всевозможные внутренние противоречия, его оспаривали различными цитатами из Талмуда, приводили множество относящихся к этому комментариев и, когда вопрос казался уже неразрешимым, опытный учитель или ученик разрешал его самым неожиданным образом, разрушая им же самим созданный лабиринт противоречий и затруднений. Этот метод преподавания развивал у учеников гибкость мышления, и иешива рабби Поллака вскоре приобрела известность по всей Европе. Если раньше юноши уезжали из Польши в Гбрманию для продолжения обучения, то теперь уже из Германии ехали учиться в Польшу.
Рабби Яаков Поллак воспитал в своей иешиве много учеников, среди которых самый выдающийся — рабби Шалом Шахна. Он пользовался исключительным авторитетом среди раввинов своего времени, основал иешиву, куда стекались "со всех концов мира", и воспитал своих учеников, среди которых самым выдающимся был рабби Моше Иссерлес — Рамо. Рабби Моше Иссерлес тоже основал иешиву, куда съезжались юноши из разных стран изучать Талмуд, и такая преемственность — от учителя к ученику, и от ученика к его ученику — способствовала тому, что в Польше и Литве в те времена было много ученых, пользовавшихся всеобщим авторитетом. Это — рабби Шломо Лурье, рабби Авраам Горовиц, рабби Мордехай Яффе, рабби Шмуэль Эйдельс, рабби Меир из Люблина, рабби Шабтай Коэн — и многие, многие другие.
Рабби Моше Иссерлес прославился главным образом как автор многочисленных респонсов и как комментатор кодекса законов "Шулхан арух". "Шулхан арух" (в переводе означает "Накрытый стол") написал в Эрец Исраэль рабби Йосеф Каро. Этот составленный в виде кратких предписаний полный свод еврейского религиозного и гражданского права состоит из четырех частей: законы о богослужении, субботе и праздниках; законы о пище, убое скота и домашнем обиходе; бракоразводное право; гражданское и уголовное право и судопроизводство. "Шулхан арух" сразу же приобрел широкое распространение во всех еврейских общинах мира. Рабби Йосеф Каро, сефардский еврей, как правило, учитывал обычаи сефардов и не включил в книгу многие религиозные обычаи германо-польских евреев. И для того, чтобы "Шулхан арух" мог стать и для них практическим руководством, рабби Моше Иссерлес снабдил кодекс Каро своими добавлениями и замечаниями, которые известны под названием "Мапа" — "Скатерть".
В 1578 году появилось в Кракове первое издание кодекса Каро—Иссерлеса, и с этого момента ашкеназское еврейство стало принимать свод законов рабби Каро только с добавлениями рабби Иссерлеса, отдавая предпочтение последнему, если существовало какое-либо расхождение между двумя авторитетами. Этот кодекс стал регламентировать образ жизни еврея Центральной и Восточной Европы, определяя каждый его шаг и каждый поступок. На первый план рабби Иссерлес выдвигал авторитет обычая: "никто не должен поступать вопреки обычаям", "нельзя отменять обычай", "таков обычай" — это было для него высшей инстанцией. Его авторитет был так велик, что к нему постоянно обращались за решением спорных вопросов, а его респонсами и теперь пользуются в необходимых случаях. Его личность была окружена легендами, и польские евреи ежегодно, в день его смерти, приходили на его могилу, которая цела и по сей день. Надпись на могильной плите гласит: "От Моше (Рамбама) до Моше (Иссерлеса) не было равного Моше".
В начале шестнадцатого века литовский еврей Авраам Езофович брал на откуп таможенные доходы, арендовал монетный двор, назначен был подскарбием, то есть министром финансов великого княжества Литовского. Он был очень богат, владел огромными имениями в Литве и однажды дал в долг королю огромную по тем временам сумму — десять тысяч червонцев, а под залог король определил город Ковно и дворец в нем. Человек энергичный и одаренный. Авраам Езофович сделал многое для улучшения финансового положения Литвы, и, как писали о нем историки, был "заметной величиной среди литовской служилой шляхты". Крестившись, Авраам Езофович получил от короля дворянство и герб с прибавкой к фамилии "Ястжембец". Его потомство дало род Абрамовичей, к которым и перешел этот герб, но в последующие века все они тщательно скрывали свое еврейское происхождение.
Михель Езофович, брат Авраама, был одним из крупнейших откупщиков своего времени. В его ведении были города — Брест, Могилев, Витебск, Гродно, Луцк, Минск, Владимир Волынский, Новогрудок. Это был человек выдающейся предприимчивости и редкой деловитости, благодаря чему он и нажил огромное состояние. В 1514 году король Сигизмунд особым указом назначил Михеля Езофовича старшиной над всеми литовскими евреями — в виду его больших заслуг перед королем. Если Авраам Езофович стал польским дворянином только лишь после крещения, то его брат, Михель, получил дворянство, оставаясь правоверным евреем. Это случилось в 1525 году: король пожаловал ему дворянство и особый герб, и это был единственный случай в истории Польши — возведение еврея в польское дворянство.
В шестнадцатом веке некий Шауль Валь из итальянского города Падуи переехал в Польшу, женился и поселился в Брест-Литовске. Там он преподавал Талмуд, а затем разбогател и стал откупщиком. Известно, что король Стефан Баторий выдал ему привилегию на добывание соли и на ее продажу по всей Литве, а Сигизмунд III дал ему почетное звание "королевского слуги". Он много помогал евреям Брест-Литовска и был их поверенным в переговорах с королем и с духовенством. С именем этого человека связана легенда о том, что будто бы он, Шауль Валь, стал королем Польши на одну ночь.
Это случилось в 1587 году. В Польше было междуцарствие. Незадолго до этого умер король Стефан Баторий, и паны собрались в Варшаве для избрания нового короля. Сразу же возникли разногласия. Одни хотели избрать эрцгерцога Максимилиана Австрийского. Другие — шведского принца Сигизмунда. Третья партия стояла за Федора, сына московского царя Ивана Грозного. В сейме ожесточенно спорили, кричали и ругались. И тогда — гласит предание — встал с места Николай Радзивилл и сказал: "Успокойтесь, господа, перестаньте спорить! Изберем королем Шауля". Вероятно, это была шутка, чтобы успокоить делегатов, и паны согласились разойтись по домам, избрав до утра, на одну только ночь, королем Польши Шауля Валя. В другом варианте этой легенды сказано, что у панов не было выбора: по закону они обязаны были в тот же день избрать нового короля, — вот они и избрали Шауля Валя на одну ночь, чтобы наутро продолжить свои споры. Как бы там оно ни было, но Шауль Валь, став королем, тут же велел занести в книги разные льготы евреям. На другое утро он пришел в сейм и уговорил всех избрать истинным королем принца шведского. Тот и был избран и благополучно потом царствовал целых сорок шесть лет под именем Сигизмунда III.
Народная фантазия создала не одну легенду о Шауле Вале, и в каждой из них он даровал в ту ночь разные права евреям, чтобы они могли жить счастливо и безбедно на польской земле. И многие еврейские дети, засыпая под эту историю, которую им рассказывали мама или бабушка, видели себя во сне польскими королями. И многие евреи — в тяжелые минуты своей жизни — утешались поговоркой тех времен: "Счастье так же непрочно, как и царствование Шауля Валя".