(a Simchas-Torah in Siberia)
(Из книги «За железным занавесом)
Церемония Хакофос в синагоге Краун Хайте была в полном разгаре. Юноши, дети и старые хасиды весело танцевали, втягивая в круг танцующих многих из тех, кто пришел только посмотреть на праздник. Энтузиазм хасидов был заразителен, и зрители стали счастливыми участниками, как будто сейчас они тоже чувствовали потребность радоваться Торе.
Среди танцоров выделялся старый хасид с длинной белой бородой и с глубокими морщинами на лице. На его облик наложили отпечаток долгие годы ссылки и испытания, которые он претерпел при сталинском режиме. Его легкий, живой танец и яркие глаза говорили о том, что он не так стар, как казалось. Как и многие другие хасиды он прошел через страдания в советских тюрьмах. И все же никакие пытки и преследования не погасили в нем искры идишкайта.
Я оказался рядом с ним. Моя рука лежала на его плече, когда мы танцевали в веселом кругу под аккомпанемент знакомых, радующих душу мелодий хакофот.
Когда первый круг закончился, старик сел на скамейку, и я сел рядом. Я ухватился за возможность втянуть старика в разговор и услышать от него что-нибудь о его жизни за «Железным Занавесом».
«Скажите мне, Реб Ошер, – начал я, когда он, казалось, задумался. – Какие воспоминания вызывают в вас эти Хакофос?»
Реб Ошер стряхнул с себя задумчивость и, с готовностью начал рассказывать.
«Да, ты прав. Хакофос действительно уводят меня в воспоминания о далеких годах. В 1953 меня приговорили к ссылке в трудовой лагерь в Восточной Сибири. Это было изолированное место окруженное сосновыми лесами, где-то недалеко от Омска. Оно называлось «Междуречье» и действительно находилось между Обью и Иртышом.
В этом лагере, огороженном колючей проволокой, содержались 3000 рабочих-рабов. Большинство их было послано туда за так называемую контрреволюционную деятельность; некоторые были украинские националисты, были и преступники.
Рабочие делились на бригады с бригадиром во главе. Во главе лагеря стоял начальник. Каждая бригада имела свой барак с твердыми деревянными нарами, покрытыми жесткими набитыми соломой матрасами, на которых лежали люди, стараясь дать отдых своим уставшим телам.
«Какая у вас там была работа, Реб Ошер, – спросил я. – Я думаю, что это был тяжелый труд».
«Да, вы конечно правы, – ответил он со вздохом. – Это было не «Йомтовдике маасэ». Я вижу, что вам это интересно. Расскажу в следующем перерыве между Хакофос».
Как только закончился следующий Хакофо, я взял Реб Ошера под руку и отвел его в сравнительно тихий угол, где мы сели.
«Вы спрашиваете меня, что мы там делали? Я вам уже говорил, что лагерь был окружен лесами. Вот мы и валили деревья и пилили их на доски. Мы также строили деревянные дома.
Однажды на Хошана Рабба наш бригадир получили приказ перевести 18 рабочих в другую бригаду. Я оказался среди них единственным евреем.
Когда мы пришли в другой барак, я тут же начал подыскивать нары в углу, где можно было бы молиться и одевать Тфилин, не привлекая внимания других. Поверьте, это было не просто. Когда я выбрал себе самые подходящие нары, из старого барака пришел человек и доложил новому бригадиру:
«Нас прислано сюда 18 человек; один еврей. Вон он там в углу, – показал он пальцем. – Он не работает по субботам».
«Неужели? – саркастически воскликнул бригадир. – У меня он будет работать всегда, суббота или не суббота».
«Нет, я вам советую оставить этого еврея в покое. Он парень упрямый и не боится никого, кроме Б-га. Он не побоялся даже начальника лагеря. Вы избавитесь от многих неприятностей, если не будете его трогать».
Бригадир не ответил ничего, но приблизился ко мне и позвал в свою контору.
«Скажи, это правда, что ты не работаешь по субботам?» – спросил он меня.
«Да, это так. Я по субботам не работаю».
«И завтра ты не будешь работать?' – спросил он.
«Нет» – ответил я.
«Почему же? Завтра ведь не суббота».
'Завтра мы, евреи, отмечаем религиозный праздник. Я не работаю по субботам и религиозным праздникам».
«Какой праздник у тебя завтра?'
'Завтра мы отмечаем праздник Суккот» – сказал я.
«Да, я слышал о празднике кущей. Я помню. Некоторые соседи-евреи у нас дома всегда строили шалаши. Ну ладно. Ты не будешь работать завтра. Но ты не можешь оставаться в бараке один. Тебе нужно быть вместе с остальными. Иначе будет плохо тебе и мне».
«Конечно, конечно! – ответил я. – Хорошо».
На следующий день я вышел вместе со всеми остальными на то место, где мы должны были работать в этот день. Бригадир разбил людей на маленькие группы и дал каждой задание. Он оставил меня последнего и тихо сказал: «Спрячься или сделай вид, что работаешь» и отошел.
Я был, конечно, рад сделать так. Я поискал и нашел подходящее место, где, как мне казалось, я смогу спокойно помолиться. Это была недостроенная хижина. Не теряя времени, хоть у меня его было предостаточно, я приготовился молиться.
Я был в возвышенном настроении, благодарил Всевышнего за его защиту и молился медленно с каваной (преданно). Когда я уже почти заканчивал, прибежал запыхавшись, один из мужчин. Отдышавшись, он позвал меня:
«Слава Б-гу, я нашел тебя. Пошли быстрее».
«Что случилось? – спросил я на бегу.
«Бригадир узнал, что приезжает начальник проверять лагерь и рабочих. Все должны быть на месте, и вдруг оказалось, что тебя нет. Бригадир разозлился и послал людей искать тебя».
Когда мы добежали до лагеря, заключенные уже выстроились в линейку для проверки. Бригадир был бледен и озабочен, но как только увидел нас, перестал хмуриться и вздохнул с облегчением.
В следующий момент появился начальник лагеря. Проверка прошла, как обычно. Но как только начальник ушел, бригадир выбрал двоих, чтобы они непрерывно следили за мной. Он не хотел, чтобы случай с моим исчезновением повторился снова, и его бы в этом обвинили. Несмотря на мои обещания, бригадир настоял, чтобы два человека всегда сопровождали меня.
На следующий день, когда другие мои товарищи вышли на работу, я и два моих «охранника» пошли в ближайший лесок и нашли там укромное место. Мы сели на поваленные бревна, и мое настроение улучшилось Это был настоящий Йом Тов. Я устроил так, что мне можно было не работать в это «Время радости»! Мне хотелось запеть хасидскую песню. Как бы прочитав мои мысли, один из них повернулся ко мне и сказал:
«Мы здесь сидим и ничего не делаем. Может споешь нам, чтобы скоротать время».
«С удовольствием, – сказал я. – Вот замечательная праздничная мелодия, которая вам понравится». Я закрыл глаза и дал себе волю. Единственное о чем я сейчас думал, это то, что сегодня Симхат Тора, и я должен был петь подходящую веселую мелодию. Когда я закончил петь, оба захлопали в ладоши.
Мы вернулись в лагерь, и мои сопровождающие рассказали всем, что я могу петь прекрасные песни. Меня попросили спеть, и я согласился. Во время пения я почувствовал желание танцевать. И я начал (разве это не была Симхат Тора?). Зрители присоединились ко мне, хлопая в ладоши в ритм мелодии.
Когда я пел и танцевал, то совершенно забыл, что я по сути дела раб и нахожусь в трудовом лагере в Сибири. Дух мой пел и танцевал на Хакофос в Любавичах».
Вот такую историю рассказал мне старый хасид. Действительно, поразительный характер. Не удивительно, что он танцевал и пел с таким энтузиазмом на Хакофос, который мы только что праздновали.