Наша рыба

НАША РЫБА

Р. Геча Виленский, одна из удивительных и героических личностей в российском доперестроечном еврейском подполье, говорил: «Рыбу не ест? Значит -антисемит!»

Рыба — самая что ни на есть еврейская еда. Та, разумеется, у которой плавники и чешуя. Но репатриантам на новом месте все дается с трудом, и даже названия хорошо известных видов рыб надо заучивать. А иногда и с опознанием бывают трудности.

Ищущие имя любимой рыбы на иврите! В помошь вам мы публикуем эту статью; ее автор — ихтиолог, доктор биологических наук Александр Черницкий.

Рыбу перед употреблением надо классифицировать. Можно разделить на съедобную и несъедобную, но это очень неустойчивая классификация, с уменьшением рыбных запасов и увеличением аппетита границы смещаются.

Когда меня учили ихтиологии в начале семидесятых, то нототения и минтай считались непищевыми рыбами. Потом стали пищевыми. Нототению быстро съели, а спинки минтая (в брюшках много паразитов) постоянно были в продаже.

В Израиле рыбу подразделяют на кашерную и не-кашерную. В Торе («Ваик-ра», глава «Шмини») указано, что «…из всего, что в воде, есть можете всех, у кого есть плавники и чешуя». При этом комментаторы уточняют, что мелкая, не видимая невооруженным глазом чешуя не позволяет определить рыбу как кашерную.

Поэтому некашерными считаются утри и сомы, у которых чешую можно разглядеть только под микроскопом.

Осетровые рыбы (и их черная икра) относятся к некашерным, потому что у них есть только отдельные крупные чешуинки (жучки). Еще интересней обстоит дело с плавниками.

В Талмуде написано, что у рыбы с чешуей всегда есть плавники. Поэтому, например, на любом куске филе рыбы несихат-нилус сохраняют полосочку чешуи — как признак кашерности.

За прошедшие с момента написания Талмуда две тысячи лет ихтиологи описали великое множество морских и пресноводных рыб самых разнообразных форм и окраски, но ни один вид не стал исключением из этого правила: если есть чешуя, значит есть и плавники.

Но для дальнейшего описания тех рыб, которых можно найти на прилавках местных магазинов, мы воспользуемся иной классификацией. Ныне доступную нам рыбу можно разделить на ту, которую мы ели, на ту, которую мы не могли есть, и на ту, которую мы могли бы есть, не нам ее не давали.

Не могли мы есть то, что в СССР не водилось и за чем наши рыбаки не плавали. Там мы о таких рыбах не слышали, а здесь называем их местными именами: денис, лабракс, локус, барамунди, муип (амнун), несихат-нилус (принцесса Нила).

Ту рыбу, что мы там ели, здесь многие не могут узнать под другим именем. Карп теперь называется карпион, кефаль — бури, толстолобик — касиф, камбала — соль, а у хека серебристого целый набор имен: он и бакала, и мерлуза, и хаек, и даже даг загавон.

А рыба, о которой мы там слышали и даже видели по телевизору начальников, которые ей питались, в Эйлате свободно лежит на прилавках и даже продается «две по цене одной».

Это, в первую очередь, семга (лосось), которую тут называют саломон. форель (она и в Африке форель), палтус — нынче он галибут.

А маленькая, но вкусная черноморская рыбка барабулька на иврите называется барабания.