Иудаизм онлайн - Еврейские книги * Еврейские праздники * Еврейская история

Глава 64

«Дикий» попрошайка. – Торба, полная счетов. – Обнаружение нистара. – Вмешательство Баал-Шем-Това.

Рассказ, который произвел на Баруха большое впечатление, касается р. Гецл-Шеломо из Горок и его сына Хаим-Шемуеля. Р. Ицхак-Шаул, зять добромысльского кузнеца, рассказавший о них, сумел тем самым ближе познакомить Баруха с первыми хассидами, последователями р. Исраеля Баал-Шем-Това уже в то время, когда хассидут был еще уделом только избранных.

Для Баруха все это было ново. Местечко Горки, родина р. Ицхак-Шаула, оказалось тайным центром хассидизма со скрытыми цадиками, находившимися в тесной связи с Баал-Шем-Товом в Межибуше и исполнявшими все его указания и поручения.

Из этого рассказа о Гецл-Шеломе вывел Барух заключение, что «простые» евреи могут быть большими цадиками, а часто и скрытыми учеными. Гецл-Шеломо слыл в Горках за бедняка, побирающегося милостыней. Но это’ было еще не все. Его считали невеждой и полоумным. Он ни с кем не разговаривал, и никому не было интересно слышать его разговоры. Не знали даже, знает ли он хотя бы одно еврейское слово. Его видели иногда в синагоге, но не знали, умеет ли он молиться. Единственное, что слышали от него, – это «Слушай, Исраель, Б-г наш, Б-г единый». Это он выкрикывал без всякой связи с тем, с чем к нему обращались, или с тем, что он намеревался сказать кому-нибудь. Когда ему давали милостыню, он отвечал на это тем же «Шма Исраель»; если ему ничего не давали, он также говорил «Шма Исраель». И так всегда. Казалось, что «Шма Исраель» – это единственные слова, которые он знает и умеет выговорить.

Гецл-Шеломо имел сына, единственного, по имени Хаим-Шемуель. Понятно, что сын этот и его мать жили в большой нужде. Большую часть года Гецл-Шеломо отсутствовал из дома, блуждая по городам и местечкам. Что он приносил жене и сыну по возвращении из его странствий, никто не знал, да это никого и не интересовало. Гецл-Шеломо никогда не посылал своего сына Хаим-Шемуеля в хедер. Никто в местечке не обратил на него внимания. Когда Хаим-Шемуель должен был стать бар-мицва, сжалился над ним один из меламедов и научил его одевать тефилин и читать соответствующие берахот

Когда Хаим-Шемуелю исполнилось четырнадцать лет, он пустился блуждать по местечкам и деревням, но не подобно отцу попрошайничать, а выполнять различные работы, даже самые тяжелые, лишь бы заработать. В одном месте он нанимался к кому-либо пастухом, в другом – он помогал кому-нибудь по огороду, в поле или даже в коровнике по уходу за скотиной. Так прошло десять лет. Хаим-Шемуель был уже двадцатичетырехлетним парнем, а он еще ни к чему не присторился. Он все еще жил тем, что пас коров и овец летом, а зимой выполнял разные тяжелые работы. Он вырос и стал настоящей «персоной», – высоким, стройным и здоровым молодым человеком, но простым, еле умеющим читать. Сердцем же своим он был преданным вере евреем и очень огорчался тем. что так мало знал о евреях и еврействе. Находясь всегда среди гоим, ему пришлось преодолевать многие соблазны. Но он устоял против них. В вечном страхе, чтобы не согрешить по неведению, он часто постился и целыми днями читал Хумаш и Теилим.

Хаим-Шемуелю уже было, вероятно, лет тридцать, когда он женился на дочери хуторянина и поселился в той же деревне, где проживали его тесть и теща. Он продолжал выполнять любые тяжелые работы, чтобы заработать на кусок хлеба себе и жене Между тем, его отец, Гецл-Шеломо, продолжал побираться милостыней и от него ничего не слышали, кроме «Шма Исраель». Никто не знал, интересовался ли Гецл-Шеломо судьбою своего сына и имел ли он вообще понятие о том, где его сын находится и кем он стал. Когда Гецл-Шеломо состарился и приблизились его последние дни, он остался в Горках. Он заболел и не мог уже оставлять свою постель. Тогда он послал за одним из могильщиков и сказал ему:

– Передай старшине «Святого братства» мою последнюю просьбу: пусть похоронят меня там, где хоронят всех бедных и простых людей. Но я прошу начать мною новый ряд могил на кладбище, чтобы моя могила была первой в ряду. Он указал могильщику на торбу возле постели и продолжал:

– Возьми эту торбу и проследи, чтобы ее положили мне в могилу. Никакой платы за погребение я не оставляю, поэтому я хочу, чтобы «Святое братство» имело со мною возможно меньше хлопот. Я приготовил бочку с водой, чтобы обмыть мое тело. Я также обеспечил себя полотном на саван.

Могильщик, простой человек, не принял всерьез слова умирающего Гецл-Шеломо. Уже одно то было ново, что Гецл-Шеломо наконец-то заговорил перед самой смертью и что от него можно было услышать что-либо помимо «Шма Исраель». Могильщик принес торбу к старшине «Святого братства» и передал ему просьбу умирающего.

– Что может человеку взбрести на ум! – заметил он при этом с усмешкой. – Взять с собою торбу на тот свет!

– Пуста ли торба? – спросил старшина, бросив взгляд на торбу.

Могильщик сунул руку внутрь и вынул оттуда различные бумаги

– Могу поклясться, что это сочинение Гецл-Шеломо, которое он просит положить ему в могилу! – пытался шутить могильщик, и рассмеялся.

Старшина взял бумаги и отослал могильщика обратно к умирающему, чтобы хоть кто-нибудь находился при нем при его смерти. Он рассмотрел бумаги и затем отнес их раввину р. Нахман-Ицхаку. После тщательного расследования, оказалось, что это были отчеты Гецл-Шеломо о всей собранной им за всю жизнь милостыне. И это еще не все. Там было также записано, кому он передал собранные деньги. Оказалось также, что Гецл-Шеломо буквально ни одной монетки не брал себе. Он собирал деньги для других бедных евреев, которым стыдно было протягивать руку за милостыней. Так он поступал всю жизнь. Вот эти отчеты он и просил дать ему с собой в могилу. Теперь раввин и старшина пошли к умирающему, проникнутые к Гецл-Шеломо высоким почтением, но они его уже не застали в живых. Он умер. При его смерти был только могильщик.

– Странно, – говорил могильщик, – кажется во всю его жизнь никогда от него не слышали ничего кроме «Шма Исраель», а вот перед смертью он вдруг обрел дар речи и сам прочел очень сосредоточенно покаянную молитву. Не пришлось подсказывать ему ни единого слова.

Похороны Гецл-Шеломо были уже весьма парадные и при большом скоплении народа. Раввин говорил надгробное слово. Он уже называл покойного не просто Гецл-Шеломо, а реб Гецл-Шеломо. Все в Горках уже знали, что р. Гецл-Шеломо был нистаром

Наказ р. Гецл-Шеломо хоронить его среди бедных и простых людей выполнили, но его могила была с самого начала освящена. Теперь вспомнили и о его сыне Хаим-Шемуеле, который должен ведь читать кадиш по отцу. Раввин, гаон р. Нахман-Ицхак, сказал, что пока не будет обнаружен Хаим-Шемуель, желает он сам иметь привилегию выполнять эту мицву, – читать кадиш за упокой души р. Гецл-Шеломо, будучи уверенным, что он был скрытым цадиком. Не так-то легко было разыскать Хаим-Шемуеля. Но его все же обнаружили в отдаленном селе. Хаим-Шемуель перебрался затем жить в Горки, и хотя его отца почитали как святого, обращали на Хаим-Шемуеля мало внимания. Он был большим бедняком, которому хорошо было знакомо, что такое голод. Но он никому не жаловался. Помимо стесненного материального положения он претерпевал много горя от своей жены, которая была очень злой женщиной. И так он прожил бы, вероятно, всю свою жизнь, если бы не случилось нечто такое, что в корне изменило его судьбу.

Руководителями скрытых хассидов в Горках были р. Авраам-Мендель и р. Азриель-Иосеф. Время от времени они тайком посещали Баал-Шем-Това в Межибуше и выполняли различные его поручения. Однажды обратился Баал-Шем-Тов к р. Авраам-Менделю со следующими словами:

– Когда вернешься в Горки, старайся подружиться с Хаим-Шемуелем и привлечь его в хассидут. Занимайся с ним и руководи им.

– Хаим-Шемуель обладает очень возвышенной душой. Его душа находится сейчас в повторной трансформации, чтобы выправить вопрос благотворительности. Он выдержал много испытаний. А теперь пожелали Свыше, чтобы он разбогател.

Понятно, что р. Авраам-Мендель выполнил поручение Баал-Шем-Това. Он провел с Хаим-Шемуелем длительную беседу и предложил заниматься с ним втихомолку. Хаим-Шемуель был от этого предложения «на седьмом небе». Постепенно он приобрел знания и стал членом группы скрытых хассидов в Горках. В то же время ему улыбнулось счастье, – он очень разбогател. Он прославился своей большой благотворительностью, как человек доброй души и к тому же, ко всеобщему удивлению, еще и талмудист, Ибо с помощью Авраам-Менделя стал теперь Хаим-Шемуель, которого теперь все звали реб Хаим-Шемуелем, настоящим знатоком «черных точек». Единственное, чего в Горках пока еще не знали, это то, что р. Хаим-Шемуель является скрытым хассидом и важным членом группы хассидов. Он несколько раз посетил уже Баал-Шем-Това в Межибуше и стал видной фигурой в среде хассидим. Еще не пришло время для горковских хассидим раскрыть себя. Это произошло позже при других обстоятельствах.