Иудаизм онлайн - Еврейские книги * Еврейские праздники * Еврейская история

Глава 62

Паруш к шестнадцати годам. – Антисемит, пожелавший поиздеваться над парушом. – Безболезненные розги.

Барух, которого Провидение назначило стать отцом «Старого ребе», основателя ХАБАДА р. Шнеур-Залмана из Ляды, был тогда еще совсем молодым юношей. Но он давно уже знал настоящий смысл стиха: «От всех меня учивших я стал разумным» и он охотно подхватывал все то хорошее, что он слышал от людей и вычитывал из книг. Он достиг в этом такой степени совершенства, что уже мог и желал понимать и надлежащим образом оценить различные системы в еврействе – идишкайт, – касалось ли это дела изучения Торы или служения Творцу. Поэтому он оказался под большим влиянием рассказов о различных цадиким, которые ему приходилось слышать, особенно о тех цадиким, которые тайно или открыто следовали по пути Баал-Шем-Това, имя которого дошло и до Баруха.

В доме кузнеца Элиезер-Реувена в Добромысле, где Барух проводил один из праздников песах, он имел особо благоприятную возможность наслушаться и разобраться в услышанном о живших раньше и о последних цадиким, о старых и новых системах служания Творцу. Много рассказов о Баал-Шем-Тове и его последователях он наслышался от зятя кузнеца, р. Ицхак-Шаула, который был одним из первых хассидим и сыном р. Ниссана из Горок, одного из учеников Баал-Шем-Това, пропагандировавших и агитировавших за своего учителя. Барух был в восторге от всех этих рассказов. Он услышал там также oт сына кузнеца Шемуель-Нахума, учащегося ешивы, рассказы о цадиким, следовавших по новому пути в еврействе. Баруху было над чем поразмыслить по этому поводу. Он мог делать сравнения и подводить итоги.

Особо большое впечатление произвел на Баруха рассказ Шемуэль-Нахума о паруше из Дубровны.

Шемуель-Нахум уехал в Добровну учиться в местной ешиве. Перед тем, как быть принятым туда, он должен был пройти испытания. Это требовало известное время, а пока что ему нужно было где-нибудь находиться. По совету шамеша р. Авраам-Моше он нашел себе пристанище в «молельне старого паруша» на «Холодной улочке» Дубровны. В этой молельне застал Шемуель-Нахум старого паруша и цадика р. Хаима. Шемуель-Нахум думал, что это и есть тот паруш, именем которого названа эта молельня. Оказалось, однако, что молельня значительно более древней постройки, чем возраст старого р. Хаима; паруш, давший имя этой молельне, принадлежал к более раннему поколению.

Случилось это 80–90 годами раньше. Был в Дубровне мальчик по имени Файвищ-Энах, отличавшийся своей Б-гобоязненностью. Торы учил он мало и навряд ли был способен углубляться в трудные места «талмудического моря». Зато он с большой охотой и необычайной сладкозвучностью читал постоянно Теилим, изливая в этом свою душу. Вдобавок к красивой внешности и здоровому телу он обладал также приятным голосом. Тот бет-амидраш, где он постоянно читал Теилим, звенел весь его пением. Когда он читал главы Теилима веселым напевом, можно было чувствовать ту радость, которую его сладкий голос разносил вокруг. Когда он читал те главы, в которых псалмопевец изливает свою наболевшую душу пред Владыкой мира, голос Файвиш-Энаха проникался печалью и мольбою; слушатели чувствовали тогда, как их сердца сжимаются от боли и как на их глазах выступают слезы.

Когда Файвиш-Энаху исполнилось шестнадцать лет, он отдалился от всего мирского и перестал разговаривать с людьми. Он закрывал свой нос, чтобы к нему не доносились запахи съестного и чтобы уменьшить свой аппетит. Он закрывал также уши, чтобы не слышать человеческого голоса. Глаза он завязывал платком, чтобы ничего не видеть. Теилим и молитвы он знал наизусть. В будние дни он постился: Каждый вечер он съедал кусочек черствого хлеба, запивая водой. И это было все, что он считал необходимым для поддержания души в своем теле. В пятницу вечером он читал киддуш над буханочкой хлеба; на этот раз он съедал хлеба, несколько больше обычного. Никакой другой пищи он не употреблял даже по субботам и по праздничным дням. Он силился также спать поменьше. Он остерегался всего, что могло доставлять его телу наслаждение. И все же, несмотря на все эти лишения, его тело крепло и он выглядел все более красивым. Люди удивлялись этому и рассматривали это как чудо. Так он вел себя в течение многих лет.

Понятно, что о нём говорила вся Дубровна. Имя Файвиш-Энаха стало известно и во всех близких и дальних городах и местечках. Даже гоим в деревнях говорили о чудесном молодом чтеце псалтыря

Недалеко от Дубровны находилась помещичья усадьба, управляющий которой был большим юдофобом. Этому антисемиту пришла в голову мысль поиздеваться над молодым парушом, выставив его на посмешище в своем имении, когда там соберутся соседние помещики на гулянку. Помещик выбрал одного из своих людей и послал его в Дубровну с наказом привести с собой паруша. Однако стоило только посланцу появиться у бет-амидраша, где паруш сидел и пламенно читал Теилим, как сразу же на этого слугу напал страх и он не посмел войти внутрь помещения. Раздававшийся из бет-амидраша голос паруша, читавшего Теилим с такой горячностью и одушевлением, повлиял на посланца так, что он в испуге вернулся в помещичье имение ни с чем, заявив своему господину, что речь идет о человеке, которого все считают святым и к которому никто не смеет приблизиться; конечно же, и думать не приходится о пренебрежительном к нему отношении, тем более о доставке его силой в имение.

Бесчеловечный управляющий помещичьего имения пришел от этих слов в ярость. Как?! Его крепостной посмел не выполнить поручение о доставке паруша к нему! Он тут же велел публично наказать ослушника пятьюдесятью розгами, чтобы все видели и знали, что за невыполнение его указаний виновные подвергаются наказанию. Он выслал верховых с трубами объявить всем жителям района его приказ явиться на экзекуцию. А после того, как он разделается с незадачливым посланцем, он имел в виду показать всем, что этот паруш ничего для него не значит, и что он во что бы то ни стало будет .доставлен в имение, чтобы над ним поиздеваться.

У управляющего все было заранее предусмотрено. Он велел построить большую деревянную платформу под открытым небом, чтобы на ней разыграть в тот же день два спектакля для собравшихся из всего района: сначала – экзекуция над провинившимся крепостным, а затем – на этой же платформе будет выставлен на всеобщее посмешище доставленный сюда паруш из Дубровны.

Доставили на платформу наказуемого. Его привязали оголенной спиной к столбу. Парубки со специально приготовленными розгами стояли наготове, чтобы начать экзекуцию. Писарь имения начал считать удары: раз, два, три, четыре… Удары сыпались один за другим. Взмах рукой – и мощный удар падает на голое человеческое тело.

Обычно в этих случаях после первых ударов можно было видеть, как на теле наказуемого появлялись сначала синяки, а вслед за тем начинала брызгать кровь. Наказуемый с первого же удара начинал выть от нестерпимой боли, плакать и просить сжалиться над ним. Его тело билось, бывало, в конвульсиях. Он представлял вид человека, мучимого до обморока или забиваемого насмерть. Порка, производившаяся в те времена, завершалась процедурой, состоявшей в том, что наказанный, обливавшийся кровью и лежавший после порки разбитый и еле живой, обязан был из последних сил подползти на четвереньках к помещику, сидевшему на возвышении, просить у него прощение и целовать его сапоги. В большинстве случаев такой наказанный оставался после наказания лежать в глубоком обмороке, и его приходилось относить домой, где он отлеживался днядш, а то и неделями, пока он приходил в себя.

В случае с крепостным, о котором здесь рассказано, все были поражены тем, что удары не оставляли на его голом теле никаких следов Ему нанесли уже десять жестоких ударов, а на теле синяки не появлялись. Под мощными ударами розгами его тело даже не вздрогнуло, как будто наказуемый не чувствовал никакой боли.

Что это могло означать? Может быть, розги были слишком мягкие? Или хлеставшие наказуемого парубки были слабосильными? Управляющий, сидевший на возвышении, приказал принести новые розги и позвать более сильных парубков, которым он приказал хлестать наказуемого изо всех сил. Но на избиваемого это не оказало никакого действия. Он переносил удары так, как будто они его не касались. Когда он получил все положенное ему число розог и его отвязали от столба, он остался стоять на ногах, как будто ничего с ним не случилось. Он сам вытянулся во всю длину на платформе и на четвереньках подполз к управляющему, чтобы, как положено, поцеловать его сапоги. Затем он встал и, как если бы все это его не касалось, ушёл, по всей видимости, свежий и здоровый.

Чем все это объяснить? Никто не задавал себе этого вопроса и не ожидал ответа на него. Конечно же, никому и в голову не пришло, что здесь проявилась чудодейственная сила святого паруша.

Собравшаяся публика ждала теперь второй части «спектакля» – появления паруша на платформе, чтобы позабавиться им, .как это делали обычно помещики с евреями, когда им приходила охота развлекать себя и своих гостей.

Управляющий послал в Дубровну других посланцев,– пять верховых под командой старшего из них со строгим приказом во что бы то ни стало доставить паруша, применив для этого, если нужно, силу» .

Верховые вернулись…, паруша с ними не было.

Управляющий метал громы и молнии. Но у командира группы было наготове оправдание. Ему было что порассказать.