Страдание каждого человека это страдание Шхины

Шагар. Катастрофа и воздаяние (3). Страдание отдельного человека это страдание Шхины. 21 сент 2022

Мы сказали, что есть позиция рава Шаха, который говорит, что есть суд. И, по сути, он следует за Рамбамом. Есть позиция Ребе, который говорит, что даже сам Сатана не может придумать такое количество грехов, чтобы оправдать все те мучения и всю ту смерть, которая пришла на 6 миллионов.

И есть ребе из Пясечно, который оказался в варшавском гетто, и он пишет свои впечатления в течение тех лет, что он там, и эти книги дошли до нас. И мы видим, что меняется его позиция от классической религиозной позиции, которая оправдывает Всевышнего, до позиции более сложной, которая говорит, что страдания – это тоже некоторое измерение, скажем так, Божественности. Сейчас мы продолжим.

Место, которое раби Клонимос уделяет человеческой боли, заставляет его подчеркнуть боль каждого отдельного человека. Он уже не говорит о страдании общества или какой-то абстрактной конструкции типа Кнессет Исраэль, Собрания душ Израиля, но речь идет об экзистенциальном страдании отдельного человека. И тем не менее, он говорит, что эта индивидуальность каждого страдающего, она идентична страданию Шхины до такой степени что страдание отдельного человека – это страдание Шхины.

Т.е., во-первых, страдание имеет значение. Во-вторых, оно имеет значение для Всевышнего. В-третьих, нет только страдания общества, а есть страдание каждого индивидуума. И более того, страдание каждого человека – это страдание Шхины. Что он пишет, дальше цитата:

«Написано: «с ним я в горе». Это можно было бы сказать только про народ в целом, когда он в горе. Но даже когда один человек из Израиля страдает, Шхина страдает вместе с ним. Даже страдание одного человека поднимается наверх, потому что этот убит, а этот умер в страданиях, у этого ослаб мозг и сердце, и все его тело от его страданий.

Хотя народ в целом продолжает существовать, тем не менее, этот конкретный человек, который умер, его и его жизнь мы потеряли и до оживления мертвых уничтожили его жизнь, не дай Бог.

Как сказали в «Сангедрин», Гемара «Сангедрин» говорит: «Человек создан один» и поэтому каждый индивидуум, каждый отдельный человек, Шхина говорит про него о том, что Шхина чувствует боль каждого отдельного человека, поскольку в ней есть аспект отдельных людей».

(Я как-то слышал от рав Ицхака, что наверху «один» – это больше, чем «многие». Т.е. в каком-то смысле индивидуальность стоит выше, чем общество, именно с точки зрения каббалы).

И поэтому он говорит: страдание каждого отдельного человека имеет смысл, имеет значение, есть о чем говорить. Причем это не ставит зависимость от грехов или от справедливости, он говорит: давайте оставим суды отдельно, а страдания – отдельно.

Удивительно, но мы видим, что в этой готовности принять страдания как они есть, не ограничивая их или оправдывая их и без поиска утешения между ними и между человеком, который страдает, это приводит раби Клонимоса к прилепленности к Всевышнему, к двейкут. Т.е. это его мотивация веры в Бога.

Когда он возвращается к индивидууму, то он приходит к выводу, что страдания индивидуума – это не только его личные страдания, но Всевышний и Шхина страдают вместе с ним. Это не устраняет факт страданий, потому что они божественны, и частное человеческое страдание соответствует самому высокому божественному страданию. Таким образом, когда страдает человек внизу, «я вместе с ним в горе», Всевышний говорит: «Я там тоже нахожусь».

Вот позиция.

Мне она кажется гораздо более, скажем так, человечной и понятной, чем позиция, которая оправдывает справедливость Всевышнего и все. Справедливость – это какой-то более низкий уровень, может быть.

Подобным образом раби Клонимос находит в произвольности и бессмысленности своего страдания, страдания каждого отдельного человека, он тоже находит в этом контакт с божественным. В нескольких своих толкованиях он говорит о том, что нет оправдания или объяснения страданиям, которые он переживает и его хасиды и мы со всеми евреями Европы, потому что это аспект хок.

Что такое хок? Это иррациональный закон. Он говорит: подобно тому, как есть законы рациональные, которые называются мишпатим, суды, и есть законы иррациональные, которые называются хуким. То же самое, он говорит, относится к страданиям. Есть страдания в аспекте мишпатим, которые мы понимаем и понимаем их цель, и понимаем их пользу. И есть страдания в аспекте хоким, когда мы не понимаем их цели, и наоборот, мы видим противоположность.

На мой взгляд, это гениальная идея. Есть страдания, которые мы можем понять и объяснить, и есть страдания, которые невозможно ни понять, ни объяснить.

Хука – это иррациональный закон, который противоположен логике и также вера выше разума, и поэтому, когда мы связываем себя цельной верой во Всевышнего, который выше разума, то это смягчает также эти непостижимые несчастия. Т.е. несчастия остаются на своем месте. Но это не только не ослабляет веру, но наоборот, укрепляет ее, парадоксальным образом.

Дальше текст Шагара.

Принятие страданий, не имеющих объяснения, с помощью веры, которая выше разума, смягчает их. Человек, который страдает, уже не ищет – за что, а принимает их как волю Всевышнего. И снова это принятие не уничтожает их, оно смягчает их. Он получает, принимает свои страдания и смягчает их тем, что он превращает их в часть воли Всевышнего. Это его экзистенциальная религиозная позиция, которая напоминает то, что мы видели в том, как хасидизм относится к страданиям и злу. Всевышний раскрывается в страданиях не меньше, а, может, даже больше.

По крайней мере, это позиция рабби Нахмана, как известно, что именно  пустое пространство, так называемый вакуум, там самая глубина божественности, т.е. во тьме Всевышний больше находится, чем в свете. Человек, принимая страдания, устраняет свое логическое восприятие действительности, которое требует объяснения и смысла, чтобы это принять. Страдание, которое не проходит через этот фильтр, потому что нет никакого объяснения, все объяснения противоречат их сути, и тогда остается в чистом виде страдание и боль.

Собственно, это процесс, который мы видим, который происходит с раби Калманом. Если в первые годы он говорит: «Ну, это еще можно понять», то дальше он говорит: «Это уже невозможно понять». Т.е. в какой-то момент мозги отключаются и человек способен воспринять что-то, что выше разума. И поэтому раби Клонимос не собирается оправдывать Бога по поводу того, что происходит во время Шоа. Человек страдающий, когда он отдает себя на волю Бога, несмотря на то, что он понимает бессмысленность и произвольность своего страдания, он удостаивается даат, он удостаивается божественного знания, которое поднимается над страданиями. Потому что это знание уже не ограничено еш, бытием этого мира, которое требует объяснения.

Другими словами, человек поднимается от божественности объясняемой к божественности необъяснимой.

Мы вчера говорили о том, что когда евреи находились в Египте, там написано: «Я знаю его боль». Т.е. Всевышний переживает боль еврейского народа в Египте независимо от того, что там дальше есть всякие возвышенные цели типа получить Тору на горе Синай. Это вчера было объяснение. Он же приводил пример: отец который знает, что сын должен пойти на операцию, но он говорит: но он сам находиться там не может. Он понимает пользу, он понимает необходимость, но он сам не хочет при этом присутствовать. Вот пример.

Дальше он говорит, что раби  Клонимос не собирается заниматься теодицеей, т.е. богооправданием. У Ребе есть такое интересное выражение: «Не оправдывайте Всевышнего, но сам оправдается». Это то, что Ребе говорил о Катастрофе: «Не надо заниматься оправданием Бога. Пытаясь его оправдать, вы только унижаете его».

Есть такая история, достаточно, скажем так, странная. Ребе Рашаб, у него были двое хасидов в каком-то городе, не помню в каком, может быть Одесса. И как-то эти хасиды пришли к Ребе, и Ребе спрашивает у них: «Слушайте, а как там дела у …(такого-то, какого-то их общего знакомого)?» И первый такой весь из себя талмид-хахам, такой весь из себя мудрец и просвещенный хасид, говорит: «Да, у него там есть сложности (то ли со здоровьем, то ли с бизнесом)». Но дальше он говорит: «Но мы же понимаем, что Всевышний не творит суд без суда», типа, наверное, если есть у него такие трудности, наверное, он этого заслужил. Так говорит первый хасид. Второй хасид был совсем простой еврей, и Ребе задал ему тот же самый вопрос. И он сказал: «Да, у него есть проблемы, и так мы ему переживаем и сочувствуем, пытаемся помочь» и т.д. Ребе потом сказал: «Как я был рад ответу второго и как меня возмутил ответ первого». Понимаете?

Т.е. если еще относительно самого себя человек может каким-то образом оправдать, что с ним происходит, или объяснить, но это не относится к другому человеку. Открытым текстом, не помню, где это написано, но свои собственные страдания ты можешь оправдывать сколько угодно, если тебе так нравится, тоже до определенной степени. Страдания другого человека? Нет и нет! А то еще взять Тору, использовать Тору для того, чтобы делать что-то против Торы.

Есть еще одна история, которую когда-то мне прислал Итиэль. Итиэль – это секретарь рава Гинзбурга, который записывает все его уроки. История была  такая.

Был какой-то хасид, по-моему, в Варшаве, у которого фашисты на его глазах вырезали всю его семью, а он остался, выжил. И следующей ночью он приходит к одному очень известному хасиду там. Стучится среди ночи к нему, врывается к нему в дом. Реб Гдаль, по-моему, звали этого хасида. И тот видит, что он в каком-то таком состоянии: «Ну присядь, объясни, что случилось». Он объясняется. И он говорит: «Смотри, ты видишь на моей голове кипу и пейсы. Завтра этого не будет. Я, — говорит, — с ним рассчитался. Если он уничтожил мою семью на моих глазах – все, я ему больше не верю». Что отвечает ему реб Гдаль? Отвечает ему что-то поразительное. Он говорит: «Ты прав. Но община этого не поймет». Такие были его слова. Он заплакал, выбежал из его дома.

Через 40 лет они встречаются где-то на улицах Иерусалима. Этот реб Гдаль идет, и вдруг кто-то бросается ему на шею. Оказывается, это тот самый хасид. И он ему говорит: «То, что я остался в религии – это благодаря тем словам, которые ты мне тогда сказал».

Вот такая удивительная история. Т.е. это не просто, это не пшатное объяснение, скажем так. И в каком-то смысле, весь смысл нашего религиозного бытия – это подняться от какой-то пшатности, которая иногда похожа на убийство или самоубийство, и дойти до какой-то глубины. И одна из идей страданий, которые происходят с человеком, с каждым из нас тоже, я не говорю – такие, как Катастрофа, с каждым из нас – это чтобы вывести нас из нашего логического и причинно-следственного бытия и поднять нас выше, что есть что-то выше.

Причем логика бытия, даже божественная. Человек может верить в Бога, но при этом вся его логика абсолютно пшатная, как у этого рава Шаха, который готов оправдать Катастрофу. И страдания приходят для того, чтобы разрушить нашу картину мира, которая нам кажется логичной и понятной, и тогда открывается ступень божественности, которая выше этого. И это смысл Мицраим.

Можно задать вопрос: ну хорошо, Всевышний хочет нам дать Тору, 100%, а почему для этого надо пройти через Мицраим? Логичный вопрос? И ответ очень простой. Если бы Всевышний хотел нам дать только внешнюю Тору, только логичную Тору, только мишпатим, Египет был бы не нужен. И страдание египетского рабства, бросание еврейских детей в реку, замуровывание их в стену и т.д. – это было бы не нужно. Т.е. внешнюю Тору мы могли бы воспринять и так. Но чтобы воспринять внутреннюю Тору, которая выше этой логики, логика Торы, я ничего не говорю, логика Торы, для того, чтобы воспринять эту логику, которая выше логики, для этого Всевышний приводит страдания как на отдельного человека, так и на народ в целом и на человечество в целом. Нас поднимает выше нашего обычного взгляда на вещи.

И это, мы видим, что это то, что происходит реб Клонимосом. Он не отвергает идею Божественной справедливости. Он просто понимает, что… помните, как Штейнзальц говорит: зависит, на каком этаже ты живешь. На каждом этаже есть своя логика, свои правила игры и свои оправдания. Но бывает, что это уже выходит из логики, из рамок этого этажа, и это заставляет тебя подняться на следующий этаж, ты уже не находишь себе места на этом этаже.