Он говорит о христианстве, но разве перед иудаизмом не стоит такой же в точности выбор? Если не для всех, то хотя бы для тех, для кого "язык веры кажется безнадежно устаревшим и утратившим силу"?
*
Выбор, перед которым стоит сейчас христианский мир, для меня очевиден. Мы можем и дальше делать вид, будто с буквалистским, безнадежно устаревшим и утратившим силу языком нашей веры нет никаких проблем и в нем ничего не надо менять, но результат, в конечном счете, будет только один – христианство умрет. Или же мы можем создать совершенно новое видение Иисуса и новую концепцию Бога, и они станут основой радикального пересмотра того, что мы называем христианством.
...Эти ревнители «традиций» так заняты отстаиванием ответов из давно минувшего прошлого, что уже не помнят, в чем, собственно, заключались изначальные вопросы, на которые были даны эти ответы. Они не понимают, что, по сути, сами похоронили Иисуса в гробнице иного мира, иного времени и иного места. То ли из страха, то ли из инстинкта самозащиты они все время винят меня в отречении от Иисуса, даже не сознавая, что для меня подобное совершенно немыслимо.
...
Я никогда не мог понять, почему до сих пор мы так и не признали, что никакими фразами – призванными отразить наши намерения, желания, мнения, восприятия, представления, – вечную истину не охватить. Всякий раз, когда возникает потребность истолковать некое сильное вневременное переживание, его истинность оказывается в оковах языка, уровня знаний и мировоззрения толкователя. Любое объяснение всегда дается в терминах и идеях, обусловленных и ограниченных временем. Отождествлять предельную истину Бога с ее объяснением – все равно что смешивать вечное с преходящим, а конечную реальность – с ее крошечной частью. Именно эту ошибку извечно делают религии, и именно поэтому все они рано или поздно умирают. Христианство, как ясно теперь – не исключение.
24
Великое исследование должен исследовать каждый, углубляющийся в сокровенные тайники своей души, по поводу чувства гордыни, когда это негодное чувство, отвращающее человека от Творца и извращающее сознание, и когда это тонкое чувство, расширяющее сознание человека и напоминающее ему его духовное состояние, полное сияния и красоты.
Очень часто сердце человека полно дерзости, которая, по первому впечатлению может быть похожа на гордыню, но после выяснения, он найдет, что он наполняется дерзостью от Б-жественного света, сияющего в его душе, и он видит величие Б-га.
Иисус родился в Назарете. Самым обычным образом. Как все. От земных отца и матери. И рождение в Вифлееме, и традиция непорочного зачатия – это элементы разворачивавшегося процесса богословских толкований, проникшие в христианскую письменную традицию не ранее 90 х годов нашей эры, то есть спустя пятьдесят, а то и шестьдесят лет после того, как завершилась земная жизнь Иисуса. Традиционные верующие, по большей части узнающие о рождении Христа не из Библии, а из праздничных театрализованных представлений, в которых им, может статься, даже доставалась роль, могут и нервно заерзать от столь бесцеремонного проникновения в миф о божественном рождении. Романтические, ностальгические, никем не оспариваемые легенды умирают с трудом.
В Евангелии от Марка – втором и последнем из новозаветных источников, написанных прежде, чем рождественские рассказы вошли в христианскую традицию, – о появлении Иисуса на свет не сказано ничего. Трудно представить, чтобы Марк намеренно опустил такую историю, знай он ее. А то, что он на самом деле говорит о семье Иисуса, лишь подтверждает: он и не слышал ни о каких легендах, связанных с его происхождением. Марк упоминает семью Иисуса дважды и в обоих случаях выставляет ее в самом невыгодном свете (3:31–35, 6:1–4). Марк предполагает, что семья Иисуса состояла из матери, четырех братьев (Иакова, Иосии, Иуды и Симона) и по крайней мере двух сестер (которые не названы по имени, однако слово «сестра» используется во множественном числе). Отец не упомянут ни разу. Родные Иисуса в рассказе Марка обеспокоены его психическим здоровьем и тем, как его странности отразятся на их положении в обществе. «Когда Его близкие услышали об этом [о том, что Иисус открыто проповедует], они пришли, чтобы силой Его увести, решив, что Он сошел с ума» (3:21, перевод «Радостная весть»). Тогда же книжники обвиняли его в одержимости бесами (стих 22). Иисус, по словам Марка, резко отвергает вмешательство родных в свою жизнь и, по сути дела, во всеуслышание отказывается от матери и братьев, утверждая, что единственные мать и братья, которых он признает, – те, кто исполняет волю Божью. Такой ли реакции ожидать от матери, которой ангел с небес принес весть о том, что ей предстоит родить божественное дитя? Эти пассажи просто не согласовать ни с ангельской вестью, ни с божественными обетованиями касательно будущей жизни «Сына Божьего» и «Сына Всевышнего».
если мы хотим распутать этот клубок – что я считаю совершенно необходимым и чем христианские ученые занимаются вот уже почти 200 лет, – то следует признать, что даже изначально рождественская легенда не имела под собой никакой реальной основы и должна была служить иной цели. Вероятно, она возникла, чтобы скрыть ряд уязвимых мест христианской истории. Не исключено, что в дополнение к уже упомянутому грубому замечанию у Марка ходили разные слухи о настоящем отце Иисуса. Отголоски тайного скандала проступают во многих местах Нового Завета. Так, у Луки, в гимне, известном как Magnificat («Величит душа Моя Господа…») Мария говорит, что «обратил Он [Бог] взгляд на ничтожную слугу Свою» (Лк 1:48). Не намек ли это на скандал? В ту пору для женщины не было большего позора, нежели беременность вне брака. У Иоанна толпа заявляет Иисусу: «Мы не были рождены в блуде» (Ин 8:41). Еще один намек? Ведь из данного замечания со всей очевидностью следует, что для них сам Иисус был «рожден в блуде»! Эти пассажи, разумеется, наводят ученых на размышления. Но вне зависимости от того, можем ли мы выявить подлинные причины появления легенды о непорочном зачатии или нет, надо по крайней мере признать: они не были частью изначального предания об Иисусе. Скорее это более поздние толкования традиции, куда вошли символы, которые никогда не предназначались для восприятия в прямом смысле. В античном мире чудесные рождения были обычным приемом, призванным объяснить необычные качества вождя.
Нашим привычным религиозным играм в притворство пришел конец. Мы не можем больше прятать голову в песок, скрываясь от реального мира. Но на руинах мы отыщем знаки, а они позволят нам лучше понять того, на кого мы возложили это тяжкое бремя традиции. И еще спросим: что же такого в нем было? Почему миф о нем так расцвел? Этот вопрос возникает снова и снова, требуя ответа.
Вы когда нибудь задавались вопросом: кто именно входил в группу ближайших учеников исторического Иисуса? Принято считать, что их было двенадцать и все были мужчинами – традиция, на которую ссылался не кто иной, как папа Иоанн Павел II, отстаивая правило, по которому духовенство в Римско Католической Церкви может быть исключительно мужского пола. Имена учеников приведены в ряде мест Нового Завета, хотя в том, что касается состава Двенадцати, эти тексты расходятся. Кроме того, первые три Евангелия приводят довольно стилизованный рассказ об избрании Двенадцати, которого в четвертом Евангелии нет.
Авторы Библии исходили из почти универсального в то время представления о трехъярусной Вселенной. Бог, как считалось, жил за пределами небес и таким образом управлял и нес прямую ответственность за все, что происходило на Земле. Это мировоззрение до сих пор присутствует у некоторых верующих и символизируется жестом спортсменов, указывающих пальцем на небо после победы в соревнованиях. Кроме того, оно подпитывает образ Бога как хранителя записей, отражающих поступки всех людей, – что, разумеется, предполагает весьма тесный контакт с ними! В библейском повествовании такой образ представлен в легенде о сотворении мира, где Бог совершает ежедневную прогулку с Адамом и Евой в райском саду (Быт 3:8). По древнему мифу, когда люди ослушались Бога, съев запретный плод, Бог сам наложил наказание на согрешивших мужчину и женщину (3:16–17).
Меня спрашивают, зачем мне нужен Спонг?
Ответ двойной. Во-первых, просто интересно. Буквальная интерпретация НЗ вызывает у меня живейшее отторжение. Интерпретация Спонга вызывает уважение и интерес.
Но самое главное - этот опыт можно и должно - с моей точки зрения применить к иудаизму.
Мы делаем тшуву. Фактически это означает, что мы пытаемся запихнуть свой разум в понятия средних веков, или даже 2000 летней давности. У кого то получается (или кто-то там, может, живет). У кого то нет.
Эта поездка на "машине времени" имеет свою цену. Моральную. Физическую. Ментальную. Психическую. Дорого обходится эта поездка к "теистическому" Б-га
Я ищу Иисуса вне Священного Писания, вне символов веры, доктрин, догм и даже вне самой религии. Только там наш пристальный взгляд обратится, наконец, к тайне Бога – тайне жизни, любви и бытия.
Иные столь привязаны к традиционным религиозным формулам прошлого, что стоит им понять, что эти формулы уже не работают – и, хуже того, лишены всякого правдоподобия, – и они более не хотят иметь ничего общего с разочаровавшим их христианством. Но я не из таких. В упадке и гибели религиозных представлений вчерашнего дня я вижу возможность вырасти, перейти на новый уровень сознания и исследовать новые способы, позволяющие передать наше понимание Бога. Я с волнительным чувством свободы признаю тот факт, что непорочное зачатие не имеет ничего общего с биологией, чудеса Нового Завета – со сверхъестественным вмешательством извне, воскресение – с физическим возвращением к жизни, а вера в божественность Иисуса – с вторжением божества из за пределов мира в человеческое бытие. Я с радостью для себя открываю то, что теизм имеет такое же отношение к Богу, как атеизм – к отвержению его существования. Я ликую при мысли, что теизм – всего лишь одно из человеческих определений Бога, а атеизм – всего лишь отрицание этого определения. Я не считаю, что Бога можно и нужно защищать, цепляясь за устаревшие определения, безвозвратно ушедшие в прошлое. Я убежден: отказ от буквализма минувших эпох дает нам удивительный шанс исследовать историю Христа в наши дни, и я стремлюсь исполнить это дело.
Тшува - как минимум, подобна операции по пересадки жизненно важного органа. И да, возможно отторжение. Возможно отравление организма. Операция может оказаться смертельной. И т.д.
Неужели тотальная смена ментальности, требующаяся (как это представляется начинающим) от баал тшувы - это меньше, чем переливание крови?
Особенно, когда эту "пересадку" или "переливание" делают "специалисты" по кируву без всякого образования
*
То же относится к "миссионерам" разного рода (христианским, хабадским, бреславским и проч). Они явно или неявно исходят из того, что "дискета" человеческого разума изначально чиста, и на нее можно записать что угодно. Но сегодня даже книги на амазоне защищаются дигитальной подписью. Неужели наши мозги хуже? И можно влить в них что угодно без долговременных последствий?
Традиционный способ, которым мы рассказываем историю Иисуса, делает из Бога чудовище, из Иисуса – жертву, а из нас – злобных людей, которые должны быть вечно благодарны, а значит, безнадежно зависимы.
Самый поверхностный взгляд на христианскую историю дает массу свидетельств: теистическая религия и убийственный гнев связаны напрямую. Верующие обычно не решаются взглянуть в лицо этому факту, но это явная и болезненная истина. Стоит только послушать, как беседуют о религии люди разных взглядов, и мы увидим, как быстро нарастает гнев, лишая разговор даже подобия цивилизованности. Крики, несдержанность, постоянные перебивания, угрозы, взаимные оскорбления… Религиозные дебаты превращаются в зону боевых действий, по сравнению с ними даже уличные перебранки кажутся образцом вежливости.
Участие официальной Церкви в религиозных преследованиях в течение всей христианской истории ясно подтверждено документами. Тех, кто не соглашался с общепринятыми в Церкви мнениями, отлучали от Церкви, подвергали пыткам и сжигали заживо на кострах. В музее Сан Диего я видел орудия пыток, которые применяли христианские лидеры к «еретикам» – там был и железный воротник с шипом, нацеленным в горло жертвы, и воротник сжимался до тех пор, пока та не «обращалась в правую веру» или не умирала. Были и колья, куда насаживали вольнодумцев, пока те не разрывали внутренности несчастных. И это ли не проявления религиозного гнева?
Здесь Спонг наконец доходит до сути и до "ноу хау" христианства:
Настоящим человеком не стать, если ты объят ненавистью ко всем, кто грозит твоему выживанию. В последние годы появление террористов смертников сделало этот менталитет до ужаса очевидным. Полнота человечности всегда оказывается жертвой племенной потребности выжить и трайбалистского мышления, с незапамятных времен ставшего частью человеческой натуры. Но если цель Иисуса состояла и состоит в том, чтобы принести нам жизнь в избытке, нам следует понять: этой цели никогда не достичь, пока мы не отбросим наш племенной менталитет и племенные страхи. Видеть в Иисусе воплощение теистического божества, изначально бывшее Богом отдельного племени, – так проблему не решить. В каждой религиозной системе каждого народа, а также в их представлении о Боге своего племени слишком много того, что распаляет межплеменную вражду.
Все эти истории из Нового Завета показывают: суть опыта Иисуса была в том, что он велел другим разрушить любые стены, воздвигнутые ради выживания, переступить границы племени, языка, убежищ, сотворенных страхом. Мы, утверждает хор библейских свидетелей, призваны перейти на совершенно иной уровень человечности, который откроет перед всеми значение жизни, а значит, и значение Бога. Этот дар и дал нам Иисус.
Когда мы начнем вникать в смысл Христа в том виде, в каком он отражен в Евангелиях, то увидим: их авторы стремились донести весть не о спасении грешников, не о восстановлении падших и не о том, что пора латать прорехи на укрытиях. Скорее, это весть призывала тех, кто ощутил присутствие Иисуса, передать другим всю полноту человечности, которую они встретили в нем, и обрести новую, всеохватную жизнь. Это был призыв рискнуть и выйти из за бастионов, порожденных страхами и зыбкостью бытия, и заново осознать, что значит быть человеком.
Другие барьеры, которыми из страха окружали себя последователи Иисуса на протяжении всей истории, также обречены были со временем пасть. В каждом новом поколении ученики Иисуса боролись против своего же менталитета выживания. Можно даже рассматривать христианскую историю как непрестанное сражение между религиозными правилами вчерашнего дня и свободой, постоянно проистекающей от Иисуса из Назарета. Хотя жертвы в течение веков меняли облик, барьеры, препятствовавшие признанию их полной человечности, преодолевались снова и снова. Тут можно было бы привести истории умственно больных людей, афроамериканцев, евреев, левшей, гомосексуалистов и лесбиянок. Всем им пришлось ощутить на себе жало религиозного отвержения, но каждая из этих преград со временем пала перед лицом той власти, которую люди испытали в Иисусе. Бог – не небесный судья. Бог – жизненная сила, расширяющая границы человечества изнутри, пока оно не станет свободным от любых барьеров. Вот Бог, открывшийся в полноте человечности Иисуса. Вот новое определение Бога, смещающее фокус нашего восприятия с внешней силы на нечто в самом сердце жизни. Бытие этого Бога призывает нас быть самими собой, его жизнь призывает нас жить, любовь к нему призывает нас любить. Иисус жил жизнью Бога. Поэтому мы провозглашаем, что в его жизни мы встретились с самим Источником жизни. В его любви мы встретились с самим Источником любви. В его отваге, позволившей ему быть полностью человеком, мы встретились с самой Основой бытия. Вот тот опыт, для передачи которого возникло слово «воплощение». Это не доктрина, которой следует верить, а присутствие, постигаемое на опыте.
В такой перспективе Крест – уже не место пытки и смерти, а образ любви к Богу, когда можно свободно отдать все, что имеешь, и все, что ты есть, ради других. Крест превращается в символ присутствия Божьего, призывая нас жить, любить и быть. Это любовь, которая охватывает всех людей, вне зависимости от расы, племени, страны, пола, сексуальной ориентации, леворукости, праворукости и любых других человеческих различий в нашей жизни. Призыв Бога, встреченного во Христе, к каждому из нас – призыв быть самим собой, то есть через нашу человеческую сущность предложить дар Божий всем людям, построив мир, где они смогут жить полной жизнью, любить беспредельно и быть всем, чем каждый из них предназначен быть. Именно так мы переживаем присутствие Бога. Разговор о Боге – разговор о жизни, любви и бытии. И призыв Иисуса – не призыв быть религиозным, то есть избегать жизненных травм, обрести безопасность, оберегать душевное спокойствие. Все это ведет к умаляющему жизнь идолопоклонству. Призыв Бога через Иисуса – призыв стать в полной мере людьми, принять ненадежность нашего существования, не строя при этом оград вокруг себя, и отнестись к отсутствию душевного спокойствия как к одному из условий человечности. Это также означает увидеть Бога в опыте жизни, любви и бытия, встречаемом на самых дальних рубежах постоянно расширяющейся гуманности. Безусловно, именно это имел в виду автор четвертого Евангелия, цитируя слова Иисуса о том, что его цель – «чтобы жизнь имели и в избытке имели» (10:10).