В Евангелии от Марка – втором и последнем из новозаветных источников, написанных прежде, чем рождественские рассказы вошли в христианскую традицию, – о появлении Иисуса на свет не сказано ничего. Трудно представить, чтобы Марк намеренно опустил такую историю, знай он ее. А то, что он на самом деле говорит о семье Иисуса, лишь подтверждает: он и не слышал ни о каких легендах, связанных с его происхождением. Марк упоминает семью Иисуса дважды и в обоих случаях выставляет ее в самом невыгодном свете (3:31–35, 6:1–4). Марк предполагает, что семья Иисуса состояла из матери, четырех братьев (Иакова, Иосии, Иуды и Симона) и по крайней мере двух сестер (которые не названы по имени, однако слово «сестра» используется во множественном числе). Отец не упомянут ни разу. Родные Иисуса в рассказе Марка обеспокоены его психическим здоровьем и тем, как его странности отразятся на их положении в обществе. «Когда Его близкие услышали об этом [о том, что Иисус открыто проповедует], они пришли, чтобы силой Его увести, решив, что Он сошел с ума» (3:21, перевод «Радостная весть»). Тогда же книжники обвиняли его в одержимости бесами (стих 22). Иисус, по словам Марка, резко отвергает вмешательство родных в свою жизнь и, по сути дела, во всеуслышание отказывается от матери и братьев, утверждая, что единственные мать и братья, которых он признает, – те, кто исполняет волю Божью. Такой ли реакции ожидать от матери, которой ангел с небес принес весть о том, что ей предстоит родить божественное дитя? Эти пассажи просто не согласовать ни с ангельской вестью, ни с божественными обетованиями касательно будущей жизни «Сына Божьего» и «Сына Всевышнего». Даже имя матери Иисуса, Мария, упомянуто у Марка лишь однажды. Более того, это единственное упоминание ее имени в христианских письменных источниках вплоть до 90 х годов, и оно вложено в уста безымянного человека из враждебной толпы, которую, по словам Марка, удивила и разгневала проповедь Иисуса в местной синагоге. В данном эпизоде собравшиеся задаются вопросом, откуда у этого местного юноши такие необычайные познания, и тут кто то из толпы выкрикивает: «Не Он ли плотник, сын Марии?» (6:3). Марк передает это замечание как заведомо грубое и оскорбительное. Взрослого еврея никогда не называли «сыном матери» – если только не желали сказать, что настоящий отец Иисуса либо неизвестен, либо его отцовство сомнительно. Это выражение содержит ту же коннотацию, что и наше слово «ублюдок»! Марк должен был отдавать себе в этом отчет, когда писал свой пассаж. Перед нами разворачивается фактическая подоплека истории Иисуса, и мы можем наблюдать развитие традиции, не опасаясь, что, разоблачая детали одну за другой, подвергаем сомнению установленную истину. Никакой истины о семье и рождении Иисуса не существует. Скорее, мы выявляем то, что прирастили к описанию его жизни, когда эти «добавки» проникли в возникающую традицию.