Здесь Спонг наконец доходит до сути и до "ноу хау" христианства

Здесь Спонг наконец доходит до сути и до «ноу хау» христианства: Настоящим человеком не стать, если ты объят ненавистью ко всем, кто грозит твоему выживанию. В последние годы появление террористов смертников сделало этот менталитет до ужаса очевидным. Полнота человечности всегда оказывается жертвой племенной потребности выжить и трайбалистского мышления, с незапамятных времен ставшего частью человеческой натуры. Но если цель Иисуса состояла и состоит в том, чтобы принести нам жизнь в избытке, нам следует понять: этой цели никогда не достичь, пока мы не отбросим наш племенной менталитет и племенные страхи. Видеть в Иисусе воплощение теистического божества, изначально бывшее Богом отдельного племени, – так проблему не решить. В каждой религиозной системе каждого народа, а также в их представлении о Боге своего племени слишком много того, что распаляет межплеменную вражду. Ненависть между народами принижает человеческий облик своих жертв. В этом ее цель. Но она принижает и человечность тех, от кого исходит. Последнее осознают нечасто. В той мере, в которой теистические религиозные системы выражают менталитет своего племени, – а это относится к ним всем, – ни одна религия, в конечном счете, не служит на благо человечеству. Это верно и для Иисуса, облеченного властью теистической религии, и для любого другого. … Этот племенной Бог Израиля все еще жил и здравствовал в еврейском мире I века нашей эры – в мире, где жил Иисус из Назарета. Поэтому кажется неизбежным, что Иисус, совершенный человек, противостал этому племенному менталитету. И в стремлении понять, что же такого было в Иисусе, отчего ученики поверили, будто в нем они встретили преображающее присутствие Бога, мы приходим к нашей первой задаче: выяснить, как он относился к племенному менталитету и как дал веление ученикам выйти за рамки национальных границ навстречу совершенной человечности, столь ярко просиявшей в его собственной жизни. Племенные границы, которым противостоял Иисус, совпадали с чисто человеческой «линией разлома», сформировавшей еврейское мировоззрение. Евреи делили весь мир на «нас», то есть жителей их небольшой страны, – и «их», неевреев, язычников. Каждый еврей четко осознавал эту грань. Евреи были «избранным народом» Бога, тогда как язычники – нет. Евреи не сомневались, что им известна воля Бога, ибо сам Бог даровал им Тору на горе Синай и научил, как им жить и как ему правильно поклоняться. Угождать этому теистическому Богу – значило снискать его расположение, помощь и защиту, чему, собственно, и служили все племенные божества. У язычников, с другой стороны, не было ни Торы, ни законов, ни знания Божией воли. Поэтому их считали людьми нечистыми, необрезанными и не соблюдающими кашрут. Евреи не ели с язычниками. Евреи не вступали с язычниками в брак. Евреи старались даже не общаться с язычниками. Вот такие племенные границы отмечали жизнь евреев в дни Иисуса. Вопрос: как достичь совершенной человечности, если отвергать всех неевреев? Такая дилемма сложилась в еврейском мире I века нашей эры, и перед такой дилеммой оказался человек Иисус. Наша задача в таком случае состоит в том, чтобы проследить в евангельской традиции отголоски той преобразующей силы, которую Иисус сделал явной и видимой. Эти отголоски, как мы вскоре обнаружим, образуют последовательный портрет, который указывает на власть, присутствовавшую в жизни Иисуса – власть, которую люди затем начали отождествлять с Богом. Даже несмотря на то, что земная жизнь Иисуса закончилась около 30 года нашей эры, влияние его было таким, что Павел, творивший в начале 50 х годов, все еще мог выдвинуть притязание, настолько поразительное для того времени, что могло показаться посланием из космоса. Павел писал галатам, что в том опыте Христа, который люди имели рядом с Иисусом, все межплеменные барьеры рухнули! Во Христе нет ни «Иудея, ни Еллина», ни еврея, ни язычника (3:28). Спустя несколько лет, в Послании к Римлянам, Павлом двигало то же чувство, когда он говорил, что спасение пришло от Бога в человеке Иисусе и стало доступным «как Иудею, первому, так и Еллину» (1:16). Несколькими стихами ниже Павел добавляет: «Нет лицеприятия у Бога» (2:11). Еще ниже: «Ибо нет различия между Иудеем и Еллином: ведь Один и Тот же Господь всех, богатый для всех, призывающих Его» (10:12–13). Все это были поистине удивительные притязания. Сила Иисуса расширила племенные границы Павла и через него позволила последователям Иисуса охватить весь мир. В Послании к Колоссянам Павел (или один из его учеников) снова указывает на ту же трансцендентную весть, обратившую племенную идентичность в ничто. «Итак, если вы были воздвигнуты со Христом, – пишет он, – нет Еллина и Иудея… варвара, Скифа, раба, свободного, но всё и во всех – Христос» (3:1, 11). Эти утверждения, если понять их до конца, все еще представляют собой мощное, даже непостижимое уму описание опыта Христа. Было нечто уникальное в этом Иисусе – уникальное и судьбоносное, – что дает нам оставить созданную за миллионы лет борьбы племенную идентичность, откликнуться на его призыв и подняться на совершенно новый уровень человечности. Это не портрет божества, сошедшего с небес спасти падший мир. Скорее это история о человеке, который призывает других к такой полноте и глубине бытия, что они могут оставить оборонительные рубежи, воздвигнутые ранее во имя примитивной потребности выжить. Это не что иное, как прорыв в человеческом сознании. .. Ту же тему можно встретить почти на каждой странице Нового Завета. Преобразующее чувство новой гуманности было самой сутью того, что люди обрели в Иисусе, и потому глубоко запечатлелось в их памяти об опыте общения с ним. В первом же из письменных Евангелий Марк рассказывает о человеке по имени Левий, еврее, который стал мытарем на службе у ненавистных язычников и тем самым поставил под угрозу и свою веру, и свою принадлежность к еврейскому народу. По всем стандартам иудаизма той эпохи он был нечистым, но Иисус призвал его переступить через этот барьер и стать его учеником (Мк 2:13–15). Левий отозвался на призыв. Это стало памятью о перемене, совершенной Иисусом.