Мне позвонил премьер-министр:

 

«Передайте Ребе, что поступила информация о готовящихся ООП террористических актах против евреев»

ИНТЕРВЬЮ С РАВВИНОМ БИНЬЕМИНОМ КЛАЙНОМ

Раввин Клайн, который несколько десятилетий был секретарем Любавичского Ребе, всегда ограждал себя от общества стеной молчания, не рассказывал ни об одной из своих секретных миссий. Он не давал интервью ни одному из журналистов, обивающих пороги секретариата Ребе. Все, что происходило с ним на его важном посту, остается тайной до сих пор Но вот впервые раввин согласился сообщить о некоторых событиях, участником или свидетелем которых он был.

Надо полагать, что главной для секретариата Ребе была работа с почтой. Как она выполнялась? Каждый вечер Ребе уносил с собой несколько сотен писем и утром передавал их нам рассортированными на несколько групп. Ответы на письма, сообщавшие о предстоящей бар-мицве, свадьбе и т.п., то есть требовавшие поздравления и благословения, готовили секретари Ребе. Он их редактировал и подписывал. На остальные письма Ребе отвечал сам.

Если надо было что-то дописать в постскриптуме, например мальчику, у которого возникли какие-то вопросы в связи с бар-миц-вой, он снова читал письмо после того, как секретарь подготовил обычный ответ, и еще раз, когда ответ содержал PS. Подписывал он ответ только в окончательном варианте.

Как распределялась работа между секретарями Ребе?

Обычно поступающей корреспонденцией занимались р. Нисан Миндл и р. Шолом-Мендл Симпсон. Затем письма поступали к р. Мойше-Лейбу Родштейну, который появлялся в кабинете Ребе ежедневно в шесть часов вечера. Ребе писал ему ответы на письма, а он печатал их на пишущей машинке.

Кстати, от р. Родштейна мне стало известно следующее. Поскольку Ребе посылал тысячи писем с поздравлениями к празднику Рош а-Шона или Пейсах, могло показаться, что достаточно получить от него список адресатов и разослать к соответствующим датам. Ребе с этим не согласился. Мало того, он читал каждое подготовленное письмо и во многих случаях что-то добавлял. Иногда в обращении к адресату, иногда в виде PS, иногда это было особое пожелание. Однажды р. Родштейн спросил у Ребе, не целесообразно ли изготовить клише с его подписью, это освободило бы его от необходимости подписывать каждое письмо. Ребе ответил: «Люди просят у меня благословения, а я дам им клише?!»

По свидетельству р. Ходокова, руководителя секретариата, Ребе просматривал копии одного и того же письма, которое адресовывалось разным людям. «Подписывая что-нибудь, я не могу сказать, что поставил свою подпись, только будучи уверенным в его идентичности другому, такому же самому», – объяснял он.

Очевидно, что в работу с письмами Ребе вкладывал много сил, душевных и физических.

Кто вскрывал тысячи писем?

Все письма попадали в руки Ребе в том виде, в каком они приходили в секретариат. Каждое письмо он вскрывал сам вручную На предложение р. Родштейна приобрести специальную машинку для этой цели Ребе возразил: «Дос из нит фар мир» – «это не для меня». Ответы на письма обычно направлялись почтой, за исключением тех случаев, когда Ребе делал на ответе пометку «позвонить» (ответ требовался срочный).

Работой секретарей, как уже было сказано, руководил раввин Ходоков. Надо отметить, что в секретариате сохранялась очень большая дистанция между ним и другими секретарями. Все происходило по его указанию. Однако события октября 1977 года, когда во время празднования Симхас Тойра у Ребе случился инфаркт и все мы не отходили от него ни днем, ни ночью, привели к сближению нас с Ребе. Здесь уместно вспомнить весьма важную деталь. Через несколько дней после инфаркта Ребе потребовал принести ему всю почту за прошедшие дни. Его необыкновенная ответственность поразила тогда медицинский персонал: прикованный к постели, подсоединенный к монитору, окруженный врачами больной человек интересуется здоровьем девочки из Австралии, которую никогда не видел…

Правда ли, что Ребе доверял вам самые секретные поручения?

Основным требованием, предъявляемым Ребе к секретарям, было умение хранить тайну. Никто не должен был знать, что Ребе написал тому или иному человеку, и это распространялось на всю переписку, не говоря ужо касающейся политики и государственной безопасности. Поручая мне какую-либо миссию, он письменно излагал, что я должен передать от его имени, затем просил прочесть написанное и объяснить, как я его понимаю. Видимо, он хотел убедиться, что миссия мне понятна до конца и я передам все точно.

Когда у Ребе возникала необходимость направить кого-нибудь из хасидов на работу в заведомо некомфортных условиях, он хотел, чтобы тот отправлялся туда добровольно. Важно было, чтобы он не знал, что это пожелание Ребе, которому он не мог бы отказать. Так что секретарю требовалось как бы между прочим выяснить отношение хасида к такому предложению. Некоторые отказывались, но обдумав, а главное, поняв, что предложение исходит от Ребе, соглашались. Однаго было уже поздно.

Если Ребе намеревался обсудить вопрос, требующий особой секретности, он делал это обычно в машине, в частности по дороге на Огел (могилу своего тестя).

Вы упомянули «дорогу на Огел», расскажите, как это происходило.

К каждой такой поездке Ребе готовился так, как в Элул готовятся к Рош а-Шона, и это на протяжении 40 лет еженедельно, а иногда два три-раза в неделю. В эти дни атмосфера вокруг него была особая.

Это ощущалось и по дороге на Огел?

Во время поездки Ребе всегда был занят. Вообще, он никогда не терял ни минуты, часто занимался одновременно несколькими делами. Например, диктуя ответ одному адресату, писал ответ другому. Если же речь заходила об очень важном деле, оставлял все и внимательно выслушивал подробности.

Когда я начинал работать в секретариате Ребе, мой учитель, раввин Шмарья Сосонкин, предупредил меня: «Биньемин, имей в виду, возле Ребе надо очень серьезно относиться к своим мыслям, к своей речи, к своим поступкам». Во время поездок на Огел это особенно ощущалось. — Я обдумывал, в какой форме задать Ребе тот или иной вопрос, но еще до того как я успевал задать свой вопрос, он уже отвечал на него.

По имеющимся у нас сведениям, вы были ответственным за контакты Ребе с правительственными и армейскими руководителями Израиля. Как они осуществлялись?

Вероятно, выбор пал на меня еще и потому, что я уроженец Израиля и иврит – мой родной язык. Кроме того, я находился в секретариате с раннего утра и до ночи, все время, пока Ребе оставался в своем кабинете. Для меня не существовало «часов работы», я был, как говорится, постоянным часовым. Помимо этого, я был посредником между р. Ходоковым и общественностью, а затем и Ребе. Поэтому все секретные миссии р. Ходоков поручал мне, и я всегда был «в курсе дел». Так образовалась моя связь с сотрудниками посольств, консульств, МИД, армейскими чинами и правительственными чиновниками.

Как велико было участие Ребе в политических решениях правительства Израиля?

Мне известно, что на протяжении многих лет, со времен основания государства, правительство Израиля не принимало ни одного важного решения, не выяснив мнения Ребе.

Как вы это объясняете?

У людей, которые поддерживали личные контакты с Ребе, было особое отношение к нему. Они знали, что участие Ребе в делах Израиля–это не политическая игра, что его по-настоящему волнует происходящее в стране. Естественно, их интересовало мнение объективного, глубоко преданного Израилю мудрого человека.

Вы можете привести примеры?

Однажды, после аудиенции у Ребе, генерал Арон Ярив, тогда начальник израильской военной разведки, спросил меня, действительно ли Ребе никогда не был в Израиле. На аргументы генерала, почему не следует удерживать контролируемые Израилем территории, Ребе привел военные, политические и географические контраргументы, доказывающие опасность такого взгляда. Учитывались рельефы местности, конкретные населенные пункты. Генерал был поражен тем, что гражданский человек, никогда не бывавший в Израиле, может так блестяще знать подробные вещи.

Аналогичная история произошла с Ариком Шароном.

Известны ли вам источники информации Ребе о происходящем в Израиле?

Во-первых, Ребе – это Ребе. Во-вторых, получая даже официальные сведения, он видел всегда «между строк». Кроме того, к Ребе регулярно поступали и секретные сводки.

Можете ли вы рассказать о тайных миссиях, которые вам поручал Ребе?

Было много поручений, связанных с отдачей территорий, с положением евреев в странах Восточной Европы, с выездом евреев из Советского Союза и других стран социалистического лагеря, из Туниса, с законом, кого считать евреем. К этому виду работ относились и связи с властями разных стран. Однажды к нам тайно прибыл посланник от короля Марокко. Перед тем как войти к Ребе, он меня спрашивал, какие правила правительственного этикета у нас приняты, как он должен подать руку Ребе и т.п. Представитель короля, он знал, что прибыл «ко двору» и необходимо соблюдать этикет.

О чем была беседа с посланником короля Марокко?

Этого я не знаю. Мне лишь известно, что была передана благодарность короля за деятельность Хабада в Марокко.

Известно ли Вам что-нибудь о деятельности Ребе, касающейся евреев за «железным занавесом»?

Значительная часть действий велась вокруг России. Ребе лично посылал туда много книг и религиозных принадлежностей. Было известно, что далеко не все посылки дойдут до адресатов, поэтому их количество не ограничивалось. Они шли в основном через Европу.

Вернемся к Израилю. 28 Нисана 5750 года (25 апреля 1990) Ребе выступил с речью, в которой упомянул о готовящейся ООП серии террористических актов. Что тогда произошло?

Премьер-министр Шамир позвонил в секретариат за два часа до этого выступления. Разговор был абсолютно конфиденциальным. Однако, выйдя к Минхе, Ребе призвал всех в связи с полученными им сведениями увеличить в молитве, учебе и благотворительности. На следующий день «Нью-Йорк Тайме» сообщила о предотвращении серии террористических актов против представительств Израиля во всем мире.

О чем просил тогда премьер-министр?

Премьер-министр просил передать Ребе, что имеются сведения о готовящихся терактах и он возлагает надежды на благословение Ребе.

По собственной ли инициативе руководители службы безопасности Израиля передавали Ребе секретные сведения?

Разумеется, нет. Они действовали по инструкции. Правительство хотело, чтобы Ребе был в курсе событий.

Коль скоро речь зашла о секретных контактах, скажите, известно ли вам о такого рода контактах с руководителями МОСАДа?

Нам всегда была известна кандидатура главы МОСАДа еще до того, как об этом сообщалось официально. И, конечно, мы поддерживали постоянные контакты с этим лицом. Наиболее прочными были связи с Нахумом Адмони и Ицхаком Хуфи. Во время болезни последнего мы по указанию Ребе навестили его в медицинском центре штата Миннесоты, куда он был тайно госпитализирован.

Какого рода были связи Ребе с правительственными и армейскими руководителями Израиля? В общем виде можно сказать, что представители властей Израиля систематически обращались за советами к Ребе, пользовались его помощью. Так, по рекомендации Ребе была совершена крупная сделка по закупке нефти Израилем в Норвегии. Подобных ситуаций с закупкой нефти, а также оружия было достаточно много. Я выполнял задание Ребе, когда получал информацию, необходимую израильской разведке, у нашего эмиссара в Бельгии.

Переписка с правительством Израиля велась исключительно по дипломатической почте.

Помните ли вы секретные аудиенции у Ребе?

Да, конечно. Как-то в 80-е годы позвонили из канцелярии премьер-министра Израиля, просили выяснить, сможет ли Ребе через два дня принять человека, имя которого сообщить нежелательно. Ребе, не колеблясь, согласился принять этого человека. Аудиенция длилась три часа. Это был один из руководителей МОСАДа.

Поручал ли вам Ребе поездки в Израиль?

Да, не однажды. Бывало, я узнавал о предстоящей поездке за час до отправления самолета. Утром я прилетал в Израиль, а вечером того же дня возвращался и сообщал Ребе о результатах поездки. Его интересовали мельчайшие подробности. Например, если я посещал учебное заведение, он просил передать не только общее впечатление, но и такие детали, как количество учащихся в нем, чему там учат утром и чему вечером, с кем я встречался. Иногда он просил дать ему подробный письменный отчет.

НИКАКИХ ОПРАВДАНИЙ И ОБЪЯСНЕНИЙ…

В один из вечеров я получил от Ребе задание, которое выполнил утром следующего дня. Однако случилось так, что перед молитвой я не успел побывать у Ребе и смог отчитаться о выполненной работе только во второй половине дня. Ребе напомнил мне указание Торы о том, что, выполнив поручение, следует немедленно представить отчет о сделанном.

Кстати, за все годы работы с Ребе я ни разу не оправдывался перед ним в чем-либо. Это было одно из его неписаных правил в работе: никаких оправданий и никаких объяснений. Рассказывают, что Ребе Рашаб однажды отчитал за какой-то проступок своего ученика. Хасид стал оправдываться, и Ребе ему сказал: «У вас есть хорошее объяснение, обер ди кушья блайбт а кушья (но вопрос остается вопросом)».

«ЖИЛЬ, ЧТО НА КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ НЕ ВОШЛИ В ДАМАСК»

Мы просили раввина Клайна ознакомить нас с какими-нибудь необычными письмами Ребе из его архива. Он отказывал нам и говорил: «Еще рано». Однако в конце концов он предоставил нам письмо, написанное по-английски одному весьма уважаемому раввину. Это письмо необыкновенно актуально и сегодня. Отрывки из него мы с разрешения раввина Клайна приводим ниже:

Затронем важный вопрос. Вопрос отдачи территорий – таких, как Иудея, Шомрон. Я считаю и говорил об этом не раз, что по закону запрещено отдавать любую из этих территорий. Это касается также источников нефти в Синае, которые не следовало отдавать. Аргумент «в интересах мира еврейский закон оправдывает передачу территорий и источников нефти» не выдерживает критики, потому что в результате устойчивый мир не достигнут, осталось только обещание на бумаге. Из опыта прошлого и настоящего известно, чего стоят подобные документы.

В связи с тем, что передача источников нефти стала уже достоянием необратимого прошлого, она может служить хорошим контраргументом в подобных спорах. Когда я говорил, ссылаясь на предупреждения военных специалистов, что передача источников нефти равноценна отказу от жизненно важного источника, определяющего и безопасность государства, мне возражали следующим образом. Во-первых, у Израиля имеется резерв нефти на три месяца и не представляется возможным пополнять этот резерв в связи с тем, что нефть не поддается сжиманию, а маленькая (территориально) страна, какой является Израиль, не в состоянии обеспечить места для хранилищ такого большого количества нефти, ни наземных, ни подземных. Во-вторых, другая сторона взяла на себя обязательство удовлетворять потребность Израиля в нефти. Однако вскоре после передачи источников нефти возникла необходимость послать представителей в Мексику и другие страны для закупки нефти (по фантастически высоким ценам и с дорогой доставкой). Позже потребовались огромные усилия для доставки горючего из дальних стран (ЮАР, Австралия). Все это свидетельствует о сложности энергетического положения в Израиле.

Через короткое время после визита премьер-министра в Вашингтон близкий мне человек общался с его другом, активным участником переговоров в Кемп-Дэвиде и нынешних в Вашингтоне. В достаточно открытой форме он дал понять, что при подписании договора было допущено очень много грубейших ошибок, а все последствия (нормализация отношений и т.п.) могли быть достигнуты без всех компромиссов, на которые пошел Израиль И он добавил, что сейчас проверяются возможности изменения подобной политики.

Что касается моего обвинения властей в тайном сотрудничестве с террористами, то ничего подобного я не говорил. Я имел в виду лишь то, что политика компромиссов и пресмыкательства находит большой отклик в разных коридорах власти Я мог бы привести много примеров в доказательство моих слов, ограничусь лишь двумя. Мне известно, что в свое время Б. Г. приказал прекратить поиски доктора Менгеле (да сотрется имя его), как только поиски стали интенсивными. Второй пример связан с создавшимся напряжением вокруг раскопок в городе Давида. Нет нужды останавливаться на поведении полиции по отношению к демонстрантам, выступавшим против этого кощунства. В подобной ситуации в другом месте, когда происходила арабская демонстрация, раскопки были тут же прекращены по решению следователя. Комментарии здесь излишни.

Еще один аспект, открывшийся в последнее время, подтвердил правильность моей позиции во время войны Судного дня. Я тогда говорил, что по еврейскому закону врага надо гнать «до его логова». А именно, войти в Дамаск, но не для того, чтобы его оккупировать, а лишь для того, чтобы получить уверенность в том, что больше никогда от него не будет исходить угроза. Тогда бы все узнали, что там сидят русские советники, военные и т.д. Нескольких часов хватило бы для достижения цели. Однако по непонятным причинам этого сделано не было. Опрометчивость подобной политики стала очевидной в последнее время в связи с перемещением советских ракет класса «Земля-воздух» и всеми теми военными операциями против советской угрозы, которые потребовались сейчас, включая взрыв атомного реактора в Ираке.