Возвращение в Кфар Эцион после Шестидневной войны - один из судьбоносных моментов современной истории Израиля. С этого, кажется, частного события началось заселение "оккупированных" после Шестидневной войны территорий. Те семьсот тысяч евреев, которые сегодня живут "за зеленой чертой", в немалой степени благодаря которым эти территории остаются (и, как мы надеемся все, будут оставаться и дальше) в еврейских руках - все это начиналось с маленькой группы "детей Кфар Эциона", видевших своей миссией вернуться домой и "восстановить границу вдовы". Ханан Порат (да будет благословенна память о нем), бывший одним из инициаторов заселения Гуш Эцион, а в дальнейшем - один из создателей и руководителей "Гуш Эмуним", организации, возглавившей строительство еврейских поселений за "зеленой чертой", рассказывает, как все начиналось... По книге "Я старался творить добро", составитель Одед Мизрахи, изд. "Рош Йегуди", 2012
Моя биография
Моя мама родился в Эрец. Ее отец, реб Арье бен Цви, был из основателей Неве Шаанан в Хайфе. Он был истинно верующий человек, известный педагог и человек дела, и обладал большой физической силой. Мой отец сделал алию из Кракова, и еще перед второй мировой войной, я думаю в 1936 году. Его фамилия была Шприцер, перед тем, как он ее «ивритизировал» в Порат. Когда он служил в Агане, его подпольная кличка была «Порат». Так или иначе, они познакомились в «Квуцат Авраам» в Кфар Пинес, и там они поженились. Они долго ждали, пока будет дано разрешение подняться на землю и основать поселение. Я родился за полгода до того, как поднялись в Кфар Эцьон, еще в «Квуцат Авраам».
У них тьма, а у нас свет
Когда я был еще маленьким ребенком, был сторож в Кфар Эционе, который брал меня с собой в Неве Овадия, это была синагога и дом культуры нашего ишува, и поднимал меня на крышу этого здания. С помощью прожектора он показывал мне все окрестные поселения, т.е., все арабские деревни вокруг, и говорил: это — Бент Омер, это — Бейт Фаджар, Цуриф, Джибаа, Нахалин и Хусан. Так показывал мне все окрестные поселения. Я испугался и сказал ему: смотри, как их много, и как нас мало. Он ответил мне словами, которые я никогда не забуду: «Но у них тьма, а у нас — свет».
Мы видели цветение деревьев
У меня есть еще одно детское воспоминание, тоже ночное. Мой папа работал в коровнике. И в одну из ночей он взял меня с собой на ночную дойку, при свете фонаря Люкс. Тогда в коровнике были считанные коровы…
Я помню тоже, что наша воспитательница Сара, которая нас очень любила, как то раз взяла нас на прогулку. Мы шли по трасам Кфар Эцьона, и видели цветение деревьев. Я буквально вижу это перед собой — как мы идем по дороге, по краям оврагов и виноградников вокруг….
Я был первенцем у своих родителей, но еще перед тем, как мы вынуждены были покинуть Кфар Эцион, у меня родились двое близнецов, Цвики и Яэль. Позднее, уже после Гуш Эцион, у меня родился еще один брат, Шимон.
Эвакуация женщин и детей
Мой отец относился к первой группе, которая поднялась на землю, без жен и детей, чтобы построить Кфар Эцион и подготовить место для женщин и детей. Он был человеком действия и организатором, и также служил в Агане. На последнем этапе осады он был послан в Иерусалим, чтобы организовать подвоз продовольствия и оружия. Он организовывал десятую колонну и колонну Наби Даниэль. В тридцать пятой колонне он был замешан в меньшей степени. Когда он захотел вернуться в Кфар Эцион, все дороги были уже перекрыты, и он просто уже не мог вернутсья. Так он остался в живых. Так получилось, что он остался с нами, с женщинами и детьми, которые были эвакуированы в монастырь Ретисбон. Он все еще пытался всеми способами переправить оружие в Кфар Эцьон, но это было уже невозможно.
В подвалах монастыря
Потом мы жили в монастыре. Мы продолжили там жить как в кибуце. Дети между собой были очень сплочены, и были воспитательницы — общие для всех детей, а не отдельно по семьям. Женщины были в большом напряжении, как потому, что сам Иерусалим был осажден, и также они беспрестанно волновались о своих мужьях, оставшихся защищать Кфар Эцион. Я помню сирены, которые заставляли нас бежать в убежища, иногда днем, иногда ночью. Мы спускались по ступенькам, одетые в пижамы, длинной очередью в подвалы монастыря. Здание монастыря было узким и длинным, обои отклеивались от стен. Мы не хотели сидеть на полу, который был очень холодным. Туда принесли радиоприемник. Сосбтвенно, это было наше личное радио, моего отца, который мог принимать и передавать на коротких волнах. Это радио превратилось в аппарат для связи, и через него мы получали известия о том, что проихсодит в Кфар Эцион. Каждый раз, когда кто-то погибал, с этого начинали передачу, и рассказывали, что происходит в Кфаре. Например, в кфаре была собака по кличке «сатан». Однажды нам сообщили, что она сорвалась с привязи и теперь «наводит порядок» в соседних арабских деревнях.
Кфар Эцион пал
Я помню последнее сообщение по связи, это был последний день, когда Гуш Эцион был захвачен иорданским легионом, это была сообщение о падении Гуш Эцион. Это было 4 ияра 1948 года, за день до провозглашения Независимости. Мы сидели там, полные страха, ибо мы знали, что идут бои, и мы слышали отзвуки боев из русского монастыря. Все были потрясены. Они сказали что «идет бой, и мы нападаем, а они отбивают нападение». Последним командиром Кфар Эцион был Яков Альтман. Он, по-видимому, представлял из себя интересную личность. Я помню, как он говорил с нами по связи, в последний день. Он сказал: «мы держим оборону, и наш дух крепок. Держитесь вы тоже». И тогда вдруг начался какой то писк в приемнике и все заглохло. Мы поняли, что что-то произошло. И вскоре после этого мы получили кодированное сообщение «малка пала». Кфар Эцион назывался кодовым именем «малка».
После того, как было получено это известие, установилась тишина, и был большой страх. Мы, дети, не очень еще поняли, что произошло. Но было нечто, что я не могу забыть: одна из женщин, по-видимому, решила покончить с собой от горя, и она взяла бутылку керосина и начала ее пить. И тогда начали кричать «спасайте ее». Это, может быть, дало нам в определенной степени понять, что произошло нечто ужасное.
Восстановить снова разрушенный дом
Дети Кфар Эциона были очень сплоченной группой, поставившей перед собой задачу и миссию вернуться домой в Кфар Эцион. Этот шлихут, вернуться домой, восстановить разрушенный дом, отпечатался в нашем сознании с детства, в основном, в результате потрясения, которое мы пережили. Это не были просто слова, они выражались в практических действиях, в основном, когда мы жили в Гиват Алия в Яфо.
Моя семья и я жили в Гиват Алия около пяти лет. Мы продолжали жить там кибуцем, с единым бюджетом, кооперативом. Те, кому удавалось что-то заработать, отдавали это всем. Забота о заработке была велика. Я помню, как мой отец приходил вечерами, сидел дома и делал расчеты: что нужно дать этой семье? Что нужно привести в порядок? В большой степени он взял на себя заботиться о вдовах и сиротах Кфар Эциона.
Вы вернетесь, чтобы отстроить заново дом ваших отцов
Когда я учился в «Мерказ а-рав», со мной учился еще один парень из Кфар Эциона, Шмуэль, и также Шие приходил в ешиву на некоторое время. В ту пору у меня возникло чувство, что нужно укрепить связи между детьми Кфар Эциона. Я связался с друзьями, и пригласил их на встречу в Иерусалим, одна встреча, потом еще одна. Последняя встреча состоялась накануне Шестидневной войны, в тот День Независимости, когда, в сущности, начался обратный отсчет к войне — когда Насер закрыл Тиранский пролив, как известно.
В тот год был запланирован парад в Иерусалиме. 4 ияра все были на горе Герцеля на поминальной молитве. Я сказал своим друзьям: давайте, оставайтесь в «мерказ а-рав» и завтра вместе пойдем на парад. Мы сделали прогулку по горам Иерусалима в сторону Мево Бейтар, чтобы увидеть одинокое дерево, и потом они остались, и была встреча с «Назиром», раом Давидом Коэном, да будет благословенна память о праведнике. Я был его учеником, и я сказал ему: «Вот, я привел к тебе сыновей Кфар Эциона». Он рассказал моим друзьям, как он помнит Кфар Эцион, и как он любил это место. Он сказал, что он помнит небо и пейзаж. Люди были очень взволнованы его рассказом. Потом он сказал: «Я благословляю вас, чтобы вы вернулись и отстроили дом ваших отцов, и благословили там «устанавливающий границу вдовы»». Это благословение, которое благословляют, когда видят восстановленные еврейские поселения, так говорится в трактате Брахот. Удивительно — это было как будто бы послание Свыше. Как будто бы чего-то ждали.
Завтра мы в Кфар Эцион
Во время Шестидневной войны я находился в бригаде парашютистов, которая должна была высадиться в районе Ариш, чтобы остановить египетскую армию. Мы уже были на аэродроме в Тель Ноф, когда вдруг был получен приказ, что наша бригада идет на Иерусалим. На этой войне было трое из сыновей Кфар Эцион в нашей бригаде, бригаде парашютистов. Кроме меня там были Авиноам Хаймович-Амихай, погибший во время войны Йом Кипур, и Меир Шнур, погибший во время Шестидневной войны. Мы вместе воевали в Гиват аТахмошет. Авиноама я встретил в разгаре боя. Он хлопнул меня по плечу и сказал: Ханан, завтра мы в Кфар Эционе.
В тот первый момент, когда Ави (Авиноам) сказал «завтра мы в Кфар Эцион», у меня внутри зазвонил какой-то внутренний звоночек, который сказал: «вот, сейчас, начинается наша роль. Здесь ждет нас наша миссия». Для меня национальное чувство была всегда живым и ясным.
Мы ждем телефона от арабов
В группе по восстановлению Кфар Эцион были Хана Нусбойм и мой брат Цвики, но фактически все легло на мои плечи. Когда нам удалось, в конце концов, организовать одну встречу с Моше Даяном, он отнесся к нам достаточно пренебрежительно, и вылил на нас ушат холодной воды. Он видел в нас детей, живущих ностальгией. «Я очень уважаю, я понимаю вашу ностальгию, но мы не можем этим руководствоваться в политике. Мы ждем телефона от арабов, и поэтому я не вижу на данном этапе, как ваша мечта вернуться в Кфар Эцион может стать реальностью».
Вы хотите молиться — молитесь!
Мы пришли на встречу с Леви Эшколем, в его кабинете в Иерусалиме. Я не забуду это. Он принял нас доброжелательно. Мы представили собравшихся. Я попросил слова, рассказал нашу историю, играя как на национальных чувствах, так и на сентиментах. И тогда он вдруг говорит нам: «Ну, дети мои, если вы хотите подняться — поднимайтесь!»
Мы смотрим друг на друга и говорим: «Вы понимаете, что мы хотим подняться, чтобы поселиться на этом месте». Он отвечает: «Да, я имею это в виду». Тогда я говорю: «Смотрите, сегодня 20 элула, 10 дней до Рош аШана. МЫ очень хотим молиться в Рош аШана в месте, где молились наши родители. Сможем ли мы подняться до Рош аШана?». Он снова: «Ну, дети, если вы хотите молиться — молитесь!»
Что ты вообще спрашиваешь?
Через два дня мы уже были в Кфар Эцион.
Я думал продолжить учиться в ешиве еще несколько лет, продвигаться в Торе. Пришла война и перепутала все карты. Я помню, как я обратился к моему раву и учителю, рав Цви Йегуде, да будет благословенна память праведника, с вопросом, что мне делать. Он сказал: «Я хочу спросить у тебя два вопроса. Первый: ты считаешь, что это срочно?» Я ответил, что я не знаю, но я думаю, что нельзя упускать момент. Он сказал: «То есть, мы можем сказать, что это «заповедь делай», время исполнения которой может быть упущено?». Тогда я хочу задать тебе второй вопрос: «Ты считаешь, что твое присутствие необходимо, или есть другие, кто может это сделать вместо тебя?» Я ответил, что я не хочу сказать, что все зависит только от меня, но я лидер этой группы, и я боюсь, что дело не пойдет, если меня там не будет..
Он сказал: «То есть, твою работу другие не смогут сделать. Тогда я говорю тебе: есть закон, говорящий, что если есть проходящая заповедь «делай», и невозможно ее исполнить другому человеку, следует оторваться от изучения Торы ради ее исполнения. Тогда вообще зачем ты спрашиваешь?».
Ханан, ты оказался прав
Я начал готовить группу, готовую подняться в Кфар Эцион. Однажды, в самом разгаре подготовки, меня вдруг срочно вызвали в дом Дова Кенуэля, который жил неподалеку от ешивы «мерказ а-рав» в Иерусалиме. Я не знал, в чем причина для встречи. Я пришел туда и увидел пятерых вдов из женщин Кфар Эцион, которые хотели встретиться со мной. Дов сказал: ну, скажите ему то, что Вы хотели сказать. Каждая из них сказала: «Это прекрасная мысль вернуться в Кфар Эцион, мы ценим это и уважаем это. Но мы считаем, что невозможно свалить все это на плечи наших детей. Наши дети вытерпели достаточно. Они сироты. Они и мы вытерпели достаточно. Это будет нечестно — поставить их еще перед одним испытанием, когда никто не знает, чем оно может закончиться. Это то же место, и арабы остались те же, и безопасность пока что далека…»
Я стоял там — мне было 24 года, я был еще не женат. В начале я растерялся. Сегодня, оглядываясь назад — я удивляюсь: «как я мог упустить это из виду?!» Я вообще не задумывался в таком разрезе до этой встречи! В любом случае, для меня это не имело решающего значения. Я как будто бы не прочувствовал по-настоящему, что они пережили — до сих пор. Я помню, как Дов Кенуэль говорит мне: «отвечай им!». Это было какое-то вдохновение Свыше, и я сказал: «То, что я услышал от Вас — затронуло мое сердце, и это трудно слышать. Я не знаю, стоял ли я сам когда-либо перед подобным испытанием, но я хочу спросить у Вас: Если бы вы были способны спросить Ваших мужей, павших в Кфар Эцион, благословляют ли они нас на то, что мы возвращаемся и поднимаемся, или нет, разве они бы не видели в этом исполнение их завещания?
Каким-то образом, это их убедило. Дов поднялся и сказал: я думаю, что Ханан прав. Несомненно, нужно думать о безопасности, и позаботиться, чтобы все было организованно как нужно, чтобы не были допущены ошибки, это не должно быть приключением, это должно быть серьезно. Но Ханан прав, и я его поддерживаю.
Я думаю, если бы меня спросили сегодня — я ответил бы то же, что ответил тогда. Одна из этих женщин, Лея Шадиэль, живет сегодня в Кфар Эционе рядом с семьей ее сына. Сегодня ей уже 90, наверное. Буквально в последний год она сказала мне: «Ханан, ты оказался прав».