Абита, Вайелех 5779
Центральная часть службы Йом Кипура — это видуй (исповедь). Исповедь — это сфира hод в душе. Перед нами три истории исповеди (видуй) про Провидца из Люблина (с комментариями рава Ицхака Гинзбурга), приоткрывающие нам маленькое окно в служение Святого дня
История первая
История про человека, который пришел к Провидцу, чтобы подать ему квитл (записку, пидьон нефеш[1]) как это принято. Он зашел, подал записку, просит благословения. Провидец берет у него эту записку, там не было какой-то определенной просьбы, только общая просьба «мне и членам моей семьи». Но когда Ребе начинает читать записку, он читает «мне и моему сыну от моей служанки»… Неудобно как-то получается… Тот еврей поправляет Ребе. Провидец читает еще раз, и снова произносит: «мне и моему сыну от служанки». Тот снова поправляет, и так повторяется несколько раз. В конце концов Ребе напрямую обращается к нему, и говорит: злодей, признавайся, что ты совершил! Этот еврей уже совершенно сломлен, и он вынужден признаться, что он действительно согрешил, и у него родился сын от служанки. Довольно жестокая история — когда праведник принуждает грешника признаться в содеянном.
История вторая
К Провидцу пришел грешник, и сказал, что хотел бы сделать тшуву. Он падает ниц перед Ребе, и просит его помочь ему сделать тшуву. Поднимаясь с земли, первое, что он делает — он отряхивает свою одежду от пыли и грязи — совершенно спонтанно. Провидец, видя это, говорит ему: «такой как он все еще не может сделать тшуву». Про путь тшувы сказано — особенно это относится к тшуве за пгам-а-брит[2], «во всякое время пусть будут одежды твои чисты». Одежды — облачения души - мысль, речь и действие - должны быть чисты. Но тот, кто хочет исповедаться, и сделать тшуву за пгам-а-брит, и при этому беспокоится о пыли на своих штанах — это знак, что он все еще совершенно снаружи.
Третья история
К Провидцу пришел еврей, который был уже баал тшува, очень серьезный баал тшува, уже долгое время идущий по пути тшувы. Еще перед тем, как прийти к Провидцу, он принял на себя путь истязания плоти в служении Вс-вышнему — поститься и мучить себя различными способами. Этот баал тшува прочитал в книгах мусара[3], что тот, кто хочет сделать тшуву, должен подвергать себя истязаниям (в Тании тоже говорится, что следует поститься, но говорится, что это не главное. Были такие люди — еще до эпохи хасидизма — которые думали, что посты и истязания плоти — это основное в тшуве). Несмотря на то, что он уже был такой серьезный баал тшува, он решил, что стоит пойти к какому-то праведнику, чтобы он указал ему путь тшувы, еще более высокой.
Этот еврей пришел к Провидцу, рассказал ему о себе, что он делал до сих пор, в течение многих лет, и попросил, чтобы Ребе указал ему путь тшувы. Когда Провидец услышал его слова, он сказал ему: «Это не путь. Если ты хочешь, чтобы я дал тебе путь тшувы, сначала ты должен быть крепким физически, ибо иначе ты не сможешь вынести мою тшуву. Два месяца ты должен хорошо кушать и пить, чтобы укрепиться физически, и тогда приходи ко мне снова».
Баал тшува сделал, как сказал ему Провидец, совершенно противоположно тому, что он делал до сих пор, и месяц спустя он пришел снова к Провидцу. Он сказал, что хорошо кушал, и пил, и спал в течение целого месяца, и он уже достаточно крепок, чтобы делать тшуву. Провидец сказал ему, что этого все еще недостаточно, и что нужно делать все, что он ему сказал, в течение двух месяцев, как было сказано изначально.
Услышал это еврей, и так вел себя еще целый месяц, и снова вернулся к Провидцу месяц спустя. Провидец посмотрел на него, и спросил: ты уже готов? — Да, конечно, готов!
Провидец все еще сомневался: «Я не уверен, что у тебя есть достаточно сил. Ты точно уверен, что ты готов?» Снова ответил: «да, уверен»!
Если так, сказал Провидец, давай вместе с тобой говорить видуй (исповедь). Видуй начинается со слов ашамну («мы согрешили»). После того, как Провидец произнес с баал тшувой первое слово исповеди, тот упал в обморок, и с большим трудом вернули его к жизни. Когда он пришел в себя, Провидец сказал ему: «Я же сказал тебе, что у тебя еще недостает сил, чтобы сделать тшуву». У тебя нет даже достаточно сил, чтобы сказать одно слово исповеди…
Комментарий рава Ицхака Гинзбурга:
Видуй относится к качеству hод в душе — «злодей, признавайся, что ты совершил!». Смысл исповеди — это подчинение (ахнаа) и признание истины. Для того, чтобы исповедоваться, требуется, прежде всего, подчинение, но требуется также глубокое сознание своего греха (даже если это не на сознательном уровне, но то, что выше разума). В первой истории еврей знает, что согрешил, но он даже не готов признаться в грехе. Он хочет сделать вид, что ничего не произошло, и двигаться дальше. Провидец учит нас, что без признания истины нет вообще ничего, невозможно вообще двигаться дальше. Поэтому требуется силой вынудить его признаться в содеянном, и тем самым создать у него подчинение, первый этап раскаяния.
Во второй истории мы встречаем грешника, который признается в содеянном, и падает ниц перед Ребе, и просит указать ему путь раскаяния. Но его спонтанное действие, когда он отряхивает пыль со своей одежды, учит, что все это чисто внешнее, что здесь нет истинного сознания греха, и поэтому ему невозможно еще сделать тшуву.
В третьей истории еврей не только осознает, что он согрешил. У него уже есть также ахнаа (подчинение), и он также занимается служением тшувы, как он это понимает — постясь и истязая собственную плоть. Только всего этого все еще недостаточно для истинной тшувы, как она понимается в учении хасидизма. Он все еще не способен произнести «мы согрешили» - он не способен действительно «взглянуть в глаза» собственному греху. Насколько он сознает, что он согрешил — он на самое деле не знает, что он согрешил. К сожалению, это состояние большинства тех, кто называет себя баал тшува за грехи. Сегодня большинство баалей тшува — это «дети плена», это нечто иное. Но действительно признать, что ты совершил грех, эту способность, раскрывает только хасидут. Требуется много сил и связь с праведником, чтобы по-настоящему осознать, что ты совершил[4].
Когда достигают этого «момента истины» — в заслугу праведника — это уже совершенно другой мир. Мы видим, что по-настоящему признать истину — это нечто совсем иное. У праведника есть способность «излучать» качество hод, «излучать» видуй, «вытащить» из тебя истинную и глубокую исповедь. Все, что человек совершил, и думал, что он уже достиг определенной духовной ступени, это все иллюзия. Когда он достигает точки истины, он может просто упасть в обморок. Чтобы устоять в этом, чтобы удержаться в точке истины, особенно баал тшуве, требуется масса духовных сил. Весь этот мир - это «мир лжи», и также у человека есть склонность лгать самому себе, что он сделал тшуву. Чтобы взглянуть в глаза истине, и произнести «мы согрешили», требуется масса духовных (и физических) сил, и достичь этого возможно лишь в заслугу праведника, который приведет нас к этой истине.
Послесловие переводчика
Жестокая майса. И еще более жестокий комментарий рава. Ты думаешь что сделал тшуву? Наивный! Ты еще не разу не сказал по-настоящему «мы согрешили». И даже если ты сказал «мы согрешили», то что?
У меня такое впечатление, что рав просто хочет вывести человека из состояния равновесия. Лишить его «массы покоя» и заставить его двигаться. Ты сделал, то, что ты сделал. Ты не способен по-настоящему признаться в этом. Ты не способен это исправить. Что ты да можешь и должен делать? — Идти вперед! Исполнять свой шлихут. Возможно, в этом смысл.
[1] Записка, просьба молиться об искуплении души
[2] Букв. «повреждение завета»
[3] Букв. «мораль», моральное учение
[4] У меня эти слова рава ассоциируются с известной фразой из маамара «Бати ЛеГани» - «дух безумия, скрывающий истину». Мы не чувствуем по-настоящему что мы делаем. Если бы мы чувствовали это по-настоящему — мы бы, наверное, вели себя иначе… «Порог чувствительности» праведника (вспоминается известная майса — из Йом Йом — как один еврей прокричал другому «я разорву тебя на куски» - и Баал Шем Тов «визуализирует» своим ученикам эту сцену) — значительно выше, чем обычного человека. И когда праведник говорит вместе с тобой «ашамну» - ты вдруг действительно видишь, что ты сделал. И падаешь в обморок… Собственно, этот обморок, наверное, и есть его основной «тикун», так мне кажется. Прим. переводчика