Альбом в альбоме
«Семейный альбом» — хорошее название, но где же, простите, сама эта книга, с обложкой из бархата и медными застежками, которая хранит память рода и рельсы судеб?
Где можно встретить кантониста и чекиста, и бывшего атеиста.
Где видно, как дети растут. И как вдруг появляются внуки.
Где каждое фото — рассказ, каждая улыбка — пьеса для скрипки…
Неповторимая еврейская семья! О тебе наше слово.
Два моих деда
Я, Меир Бродкин, инженер-радиофизик, рожденный в г Саратове и живущий теперь в Иерусалиме, последние пару месяцев занимаюсь на досуге тем, что размножаю старые фотографии из своего семейного альбома. Я хочу, чтоб у всех моих детей и внуков был комплект этих фотографий. Если они поймут, откуда взялся наш род, откуда они вышли, то будут знать, куда дальше идти. К снимкам, конечно, нужны подписи. Не знаю, как у других, но в моем случае каждая подпись — это небольшой рассказ.
Это мой первый дед, реб Егуда-Лейб бен Довид-Айзек Бродкин, уроженец Шклова -известный такой городок в Белоруссии Профессия у него была дегтевар. Жил неделями в лесу и гнал деготь, а потом продавал его крестьянам. Те смазывали дегтем ступицы в телегах, сапоги и не знаю, что еще. На этом дегте дед относительно разбогател, женилсяи купил себе на берегу реки дом с магазином. Что за магазин такой? Там он держал соль, селедку, спички, керосин, гвозди и прочий необходимый товар Приезжали крестьяне на телегах и обменивали эти вещи на пшеницу, которую реб Егуда-Лейб перепродавал оптовым торговцам.
Дом был добротный, местоположение удобное, поэтому при большевиках его пришли конфисковывать Хороший, говорят, у тебя дом. Теперь народ им будет владеть. Дед им:
-А как же я?
— А ты смотри через речку. Видишь, какие там дома? Выбирай любой!
В них же живут евреи! — Ну и что? Мы у них отберем а тебе дадим. Дед понял что в этих краях он не жилец. Он громко и со вкусом обматерил коммунистов, а потом сказал моей бабушке которую звали Геня Этя, что надо собирать вещи, что они скорей всего поедут к ее родным в Саратов. Так оно и получилось Дедушка стал Львом Давыдовичем, сделался пролетарием и начал работать на фабрике вермишель делать. Дом они всю жизнь снимали. Свой покупать не хотели – а вдруг опять придут отнимать?
Какая мораль во всей этой истории? Очень простая Если б дед проявил подлость и согласился бы чтоб из-за него кого-то выгнали на улицу, его бы расстреляли фашисты, как всю его родню. И тогда меня бы не было. И моих детей. И внуков.
Это второй дед, отец моей мамы — Ицхак бен Мойше-Менахем-Мендл. А по-русски — Исаак Моисеевич Эйдельнант. На снимке он со своей дочкой Борней и Аркадием, ее мужем. Он тоже родом из Шклова, но, владея скорняжным делом, имел право жительства по всей России Жениться, однако, приехал в родной Шклов Там его познакомили с девочкой из хорошей еврейской семьи Проблема заключалась в том, что реб Ицхак был хабадником, а родня его невесты — «миснагдим» Отец деда, Мойше-Менахем-Мендл, поехал в Любавичи спросить совета и благословения у Ребе Шолом-Довбера. Разговор был на идиш, но вы поймете Ребе спросил — ан эрлихе мишпохэ? Нит социалисте? Мег мен! Можно! Так дедушка Ицхак и бабушка Голда-Маргола стали жить-поживать и добро наживать Дед занимался своими шкурками в городе Кирсанов Тамбовской губернии Тут на его беду большевики затеяли очередную кампанию по борьбе с религией Арестовывали пасторов, священников, мулл Раввинов тоже не оставляли вниманием Но в тамбовских краях их было мало, а план давит. И тогда стали хватать всех бородатых евреев. Дедушка свою хабадскую бороду сбривать не собирался. Тогда бабушка Голя сказала ему: «Уходи! Уезжай немедленно! И чтоб я не знала, где ты и что!..»
Он послушался, исчез. А через два дня в дверь стучатся гости с наганами.
— Где муж? Где гражданин Эйдельнант? А бабушка:
— Он меня бросил, негодяй! С малыми детьми!
— А где его теперешнее место жительства?
— Да разве, когда убегают из семьи, говорят, куда!? Так и ушли ни с чем. А дедушка Ицхак оказался в Саратове, и вскоре бабушка Голя с семьей приехала к нему. Дед устроился в скорняжную артель, но работал на дому, чтоб легче субботу соблюдать.
На полях
«Лейбка, ты был прав…»
Варить деготь моему деду помогали трое русских парней Однажды они попросили отгул Реб Егуда-Лейб спросил, по какому поводу Они отвечали, что неподалеку начался погром, надо насчет барахла постараться Что мой дедушка мог поделать? Он сказал в сердцах «Идите, может, голову сломаете!» Вскоре двое вернулись, носы в землю «Лейбка, ты был прав Егор попал под поезд»
На полях
«Бей, бей, бей…»
Во время антоновского восстания в начале двадцатых в доме бабы Голи на Тамбовщине красноармейцы поместили пленных повстанцев.
Те со скуки и от тоски пели такую песню.
«Бей, бей, бей!
Кого, кого, кого?
Жида, жида, жида…»
На полях
Время открывания дверей
У моего дедушки Исаака Моисеевича был шанс уехать в Израиль. Но он отказался, из-за детей. Он надеялся, что Б-г станет так близко, правда так видна, что дети с семьями поднимутся в дорогу вместе с ним. Дед называл это состояние мира «эфенен зих ди тир», время открывания дверей Оно наступило. Но дедушка до него не дожил. Так же, как его старший сын Йосеф, который погиб под Сталинградом.
Тридцать лет спустя .. Предаваясь воспоминаниям, я сам себе задавал каверзный вопрос- почему же я все-таки сделал тшуву, начал соблюдать заповеди? Ведь мои знания о еврействе были минимальны В десять лет дедушка Лев Давыдович научил меня читать «Шма» В двенадцать лет дедушка Исаак Моисеевич обучил меня двум благословениям И все. Чего же меня потянуло?
Мне почему-то вспомнился «квантовый эффект», когда электрон, впитав энергию, переходит на другую орбиту, энергетически более заряженную А потом что-то его толкает и вдруг — взрыв! Всплеск!
Кстати, один из толчков, который я испытал, был связан с тем, что в Саратове исчез шойхет. И Лев Давыдович сразу оказался вегетарианцем. Жалея деда, я пошел к талмид-хахаму Моше-Хаиму Исерову и попросил обучить меня шхите. Он согласился, и через какое-то время я стал резать Эта кура для дедушки, эта для бабушки
Квантовый эффект у всех проходит по-разному У меня тридцать лет назад. У кого-то из моих знакомых — только сейчас. Ничего, рано или поздно электрон насыщается, а душа вспоминает.
На этом фото — мы с отцом. Уж не знаю, чего у нас такой вид задумчивый. Думать евреям всегда приходилось много, думать и решать. Однажды, это было в 1962 году, Рафаил Абрамович Брук и Илья Маркович Фридман решились построить у нас в Саратове подпольную микву. Чтобы те, кто хотел соблюдать законы семейной чистоты, могли это делать Они выкопали бассейн нужных размеров, под руководством рава Моше-Хаима Исерова, наполнили живой водой. Но вот беда: миква протекала, вода не держалась Они пришли к моему отцу, все же инженер, разберется. Папа не знал, ввязываться ли ему в это дело: все же культовое сооружение, тайное, могут запросто и посадить — если начальству интересно будет. Но дедушка Лев Давыдович строго сказал.
— К тебе евреи пришли, они тебя просят, надо идти и делать!
И отец собрал тогда своих рабочих, объяснил, что и как, пообещал двойную плату И они сделали все на совесть. Живая вода держалась, еврейские дети рождались в чистоте — у тех, кому этого хотелось.
На этом фото дедушка Лев Давыдович уже после тюрьмы Как он туда попал? Очень просто: продавал от завода мыло на базаре. У него обнаружили нарушение правил учета. Не думаю, чтоб дед особо что-то там схимичил. Но в начале пятидесятых срока давали, не скупясь. Наш Лев Давыдович получил 25 лет лагерей «Подсудимый, ваше последнее слово!» А дед им: «Граждане судьи, мне сейчас 68 лет. Спасибо, что дали мне такой большой срок Значит, долго проживу!..»
И что вы думаете? После этого приговора он действительно прожил еще двадцать пять лет. Правда, за решеткой провел только семь, его потом выпустили по состоянию здоровья.
На полях
Наган против дубины
Дед ехал как-то с товаром через лес. Это было уже после революции. Вдруг на дорогу выскочила куча крестьян с топорами и дубинами. Дед вскочил на телегу, выхватил наган и крикнул:
— Первых я убью, потом вы меня убьете!
Они посмотрели на него и отошли, дали проехать.
В один прекрасный день я понял, что должен показать своим детям страну исхода: Россию, Саратов, синагогу, где мы молились, дом, где мы сидели за пасхальным столом. И вот, с двумя младшими отпрысками, дочкой Голдой и сыном Ионой мы отправились в ностальгическое путешествие.
Старую синагогу у еврейской общины Саратова отобрали в 1939 году. Сейчас в этом здании находится клуб «Золотая перчатка». Там тренируются омоновцы, рэкетиры и лица других солидных профессий. Вернут ли нам ее? Вернется ли туда прежняя святость? Вернутся ли евреи, которые забыли про синагогу, забыли сами про себя? Тяжелые вопросы.. Когда синагогу закрывали, моему деду, Льву Давыдовичу, удалось спасти свиток Торы. Мы привезли его в Израиль, и теперь на Симхат Тора я танцую с ним. A если не я, то мои друзья и соседи. Говорят, веселье разгоняет тьму. Вот вам первый луч мой сынишка Иона дает в новой саратовской синагоге урок Торы для своих сверстников. Это еще не много Но это уже начало. Я хочу в это верить.
А это я вместе с героиней еврейского фольклора — белой козой. Как там в колыбельной поется «Козочка поехала на ярмарку, и ты тоже всю жизнь будешь торговать одними медовыми коврижками…»
Не могу сказать, что два моих деда торговали одними медовыми коврижками. Но — еще не вечер. Мы еще на ярмарке.
Моя дочка Голда у дома на Симбирской, где мы прожили столько лет В этом доме дедушка Бродкин собирал подпольный миньян Всевышний берег их: кто знал — молчал, а кто не знал — ничего не понял. Соседи говорили «Ой, как красиво поют евреи!» Может быть, в это время кто-то из стариков плакал — о своих детях, избравших другой путь, о внуках, которым суждено стать гоями? Дай Б-г, чтобы наша песня в конце концов получилась красивой.