Цадик и хасид
Ишай Меворах. Мы начинали его читать. Я хочу его снова продолжить, вернуться к нему.
Ишай Меворах – большой хасид, Рабби Цадок. Здесь он рассказывает его удивительную и трагическую историю. Может быть, кто-то помнит эту историю? Из этой истории вышло целое учение, совершенно необычное. Но обо всем по порядку.
30-е годы XIX века. Город Криник, Польша. Рабби Цадок Акоэн Рабинович, потом его стали называть Рабби Цадок из Люблин. Молодой литовский мудрец. Все ждут, что он станет великим учителем Израиля.
Уже в детстве, уже в молодости он начал писать какие-то алахические книги. И там высвечивается острота его ума. И все вокруг знали, что он очень строг в исполнении мицвот. И как было принято тогда, его сосватали с очень приличной семьей, богатой семьей, которая его обеспечивала и давала ему возможность сидеть и учить Тору.
Я уже рассказывал эту историю.
Но вдруг примерно в конце первого десятилетия его жизни что-то случилось. В городе начали говорить, что его супруга татата-татата-татата.
Вообще, в религиозной семье да еще в семье такого мудреца это было бы очень странно. И тем не менее, какой-то пошел разговор, что его супруга папапапапапа, согрешила. Совсем молодые люди, которым еще не исполнилось 20 лет. И хотя супруга умоляла и просила и говорила, что нет, ничего подобного… Но этот молодой мудрец сказал: «Нет».
Она не хотела давать ему гет (развод), без согласия жены получить гет невозможно. Но есть такая фишка, которая называется гейтер меа рабаним, если 100 раввинов подпишут, то можно развестись без желания женщины.
То есть настоящих аргументов в том, что она ему изменила, у него тоже не было, по-видимому.
Он едет и начинает собирать 100 подписей для разводного письма. По дороге он встречает каких-то больших людей. Он был миснагед, встречает хасидских праведников. Некоторые из них ему говорят: «Парень, ты молодой еще, ты еще не знаешь жизни. Не разводись с ней». Рабби Цадок упирается, он говорит: «С точки зрения алахи мне запрещено быть с женщиной, которая подозревается в измене».
И его упертость достигает своей вершины, когда один из хасидских учителей, которого звали реб Мордхо из Чернобыля, Чернобыльский ребе, говорит, что он слышал там, наверху, что его жена чиста. И если он разведется с ней, то он не удостоится детей и умрет бездетным. И это то, что произошло. Хасидский праведник ему нарисовал все, что с ним будет дальше. Этот молодой мудрец ничего не слышит. Он говорит: «Тора находится на земле», — и присоединяется подпись Чернобыльского ребе к разрешению 100 раввинов.
По дороге он встречает еще одну хасидскую личность, которую звали Реб Мордхо Иосиф Лейнер из Избицы. Эта встреча, о которой мы дальше будем говорить, оставила на Рабби Цадоке огромное впечатление, и он начал учить Хасидут.
В конце концов, он стал верным хасидом Ребе Мордхо Иосифа Лейнера из Избицы. И потом он даже сидел на Адмурдском кресле, потом он возглавил это движение на какой-то момент.
Совершенно удивительная и страшная история, как человек поломал свою жизнь совершенно из-за какого-то ни на чем не основанного подозрения. Было ли это случайно? Наверное, нет. Дальше он будет об этом говорить.
После развода, после того, как он из литовского мира перешел в хасидский мир, он начинает писать свои книги. Книга называется «Цидкат ацадик», «Праведность праведника». Вторая называется «Коменц минха», «Горсть приношения». И он разбирается с понятиями «цадик» и «хасид».
Мы когда-то начинали читать эту книгу. Основное противопоставление – это цадик и хасид.
Цадик – это хорошо. У него есть полное соответствие между именем и задачей, между обозначением и обозначаемым. Он бережется не выйти за пределы линии закона.
Цадик – это тот, кто все делает правильно. Цадик – это правильный человек. Это хорошо или это плохо? Это хорошо, это прекрасно.
Но есть хасид. Хасид – он открыт к тому, что называется игалема, беспорядок, нелогичность, отклонения, которые есть в мире.
У цадика есть ясный мир, ясное понятие – что такое хорошо, что такое плохо. Дальше он говорит о том, что, по большому счету, это к религии, религиозности не имеет отношение.
Хасид живет в мире, где нет ясных правил игры. Где правила игра могут поменяться в один момент. И он чувствует игалема, нелогичность мира, неправильность мира. И по-настоящему религиозным Рабби Цадок считает только последнего.
Первый – беседер, такая человекообразная обезьяна. Вот второй, у которого все неправильно, у которого все рушится и ломается, и он не знает, как жить – это интересно.
Если кто помнит, в Тании есть такая тема, что у Всевышнего есть два рода удовольствия, два рода кушания. Он приводит известный посук, стих про Ицхака. Он говорит: «Сделай мне кушанья, которые я люблю». Алтер Ребе объясняет, что есть два вида кушанья: есть сладкие вещи, они вкусные сами по себе, а есть вещи горькие, есть вещи кислые, есть вещи невкусные.
Недавно был ролик Арестовича, где он показывает, как какой-то ребетенок кушает фотографию Арестовича и говорит: «Он невкусный». И Арестович комментирует: «Какой ужас, этого я не переживу».
Алтер Ребе говорит, что есть два вида кушанья: сладкие и кислые, но эти кислые, если их посолить, поперчить, приготовить, выварить как положено, то они тоже будут возвращать душу. И так он говорит, что перед Всевышним есть два вида кушанья: есть цадиким и есть баалей тшува. Цадикик изначально сладкие, а баалей тшува изначально горькие и кислые и так далее. Но если их правильно приготовить, то это будут замечательные кушанья перед Б-гом.
Но здесь говорится несколько иначе или совсем иначе. Есть цадик и есть хасид.
Цадик – это тот, у кого все складывается в жизни хорошо. Он нуждается в правильной семье, учится в правильной школе, идет в правильную иешиву, женится с правильной девушкой и все у него хорошо. Потому он всю жизнь ходит в синагогу, воспитывает своих собственных детей и все у него нормально. Это цадик. Религиозен ли он? Рабби Цадок говорит: в высоком смысле религиозности – нет. Хотя, конечно, в Высшем Суде ему дадут пятизвездочный номер как положено. Но в высоком смысле теологического он не религиозен.
Хасид – это тот, у кого все ломается. Дальше он говорит, что, безусловно, его личная трагедия отразилась в этой системе. И, наверное, те, у кого в жизни все хорошо, они, наверное, будут учить первый вариант. А тем, у кого в жизни что-то сломалось, наверное, будет интересен второй вариант.
Хасид – это тот, кто чувствует нелогичность, неправильность. Кстати, интересно, помните, мы как-то учили и говорили про Аарона и Кораха. Вот Корах явно был правильный человек. И поэтому когда о смотрел на грешника, он не мог на него смотреть, он не мог с ним разговаривать: «Как ты мог такое совершить? Как ты мог это сделать?» И поэтому он не могу быть первосвященником. Так говорит Карлебах. А Аарон как раз мог опуститься на уровень каждого грешника. Он сам был грешник, взял золотого тельца, на минуточку. Но в результате он мог понять другого, он мог понять эту нелогичность мира.
Мы очень часто говорим о том, что атеизм – это очень часто жестокий суд, как ни странно. Атеизм исходит из какой-то модели мира, в которой человек обязан быть идеальным. А если он отклонился от идеала, то он уже не человек. Поэтому атеизм – это жестокий суд.
Так или иначе, это хасид и цадик.
Различие между двумя образами – в отношении исполнения мицвот. Цадик относится к заповедям, как к исполнению абсолютной воли. Он старается исполнить мицвот самым правильным образом, не выходя за линию закона. Хасид живет мицвот, как действие, которое делает трещины в абсолютном. Это потому что для него мицва – это сделать то, что требуется, но сделать это неправильным образом или недостаточным образом.
Снагед все делает правильно, хасид все делает неправильно. Теперь вы понимаете, почему рав Карлебах был такой большой хасид Ижбицкого Ребе и Рабби Цадока тоже. Кстати, не только он. Баал Шем Тов. Есть известная история про Баал Шем Това, наши старые ученики ее, безусловно, слышали. Баал Шем Тов делал такую сукку (сукка – это шалаш на Праздник шалашей и кущей), в которой были все возможные гатерим, разрешения. Он делал ее со всеми возможными отклонениями. То есть она все-таки оставалась кошерной, но эта кошерность висела на волоске. Почему он так делал? Я слышал версию, что он тем самым поднимал все остальные шалаши всех остальных евреев, которые не могли все сделать как положено. Мне кажется, что это не самое глубокое объяснение. Это вот хасид, который все делает на волоске.
Есть еще история похожая, которую тоже, наверное, кто-то слышал, что Баал Шем Тов, когда он кушал шхиту, мясо, там были тоже столько всяких гатерим, столько всяких сомнений, что он говорил своим хасидам, своим ученикам: «Вы не должны это кушать. Вы не можете это поднять». То есть хасид – это тот, кто может действовать в ситуации, когда нет четких правил. Он не переходит за линию закона, но он очень близко подходит к этой линии. Это хасид.
Говорилось и дальше будет говориться, что настоящая религиозность – она вот такая, хасидская.
И поэтому он говорит:
Действие, которое нужно сделать, но делать его неправильно или недостаточно.
Карлебах тоже ушел из Хабада. Почему? Потому что он говорил: «Я не могу выступать в зале и говорить: мальчики – налево, девочки – направо. Я не могу говорить, что девушки не должны петь в зале». Он пришел к Ребе с этим вопросом. Ребе ему ничего не ответил, он сказал: «Делай, только не от имени Хабада». Откуда он тогда взял идею того, что так надо? По-видимому, отсюда. Он говорит, что хасид – это тот, который находится на грани фола, и именно это то, что на самом деле хочет Всевышний.
Можно ли причислить рава Гинзбурга к этой же системе? Возможно. Когда меня спрашивают, на каком основании ты вообще разговариваешь с христианами о Торе, я говорю: мне рав Гинзбург сказал. А на каком основании рав Гинзбург это сказал, это же запрещено, это везде записано? – «Время действует во имя Всевышнего». Но похоже, что он тоже основывается очень сильно вот на этом. Что хасид – это который на грани, но надо очень уметь не перейти эту грань.
Баал Шем Тов говорил о себе, что он чувствует себя, что он находится постоянно над пропастью. Хотя, говорит, Ангелы с ним разговаривают и так далее, но он чувствует себя, что он находится над пропастью. По-видимому, это не ступень каждого человека.
Можно это объяснить как отражение того, что произошло с самим Рабби Цадоком, его личная история, когда он развелся со своей женой.
Цадик – это прекрасная литовская жизнь. Хасид – это как Рабби Цадок находит это в Ижбице. Этот биографический факт стоит в центре нескольких отрывков, где Рабби Цадок говорит об образе литовского праведника.
С одной стороны, Рабби Цадок видит в праведнике путь, легитимный путь со своими плюсами и минусами.
То есть он не отвергает это – мир держится на цадиким, на таких правильных, добропорядочных людях.
С другой стороны, иногда Рабби Цадок представляет цадик как нетеологический образ.
Он говорит, что настоящей глубокой веры у этого цадика нет.
Цадик думает, что он верит в Б-га. На самом деле он не верит в Б-га, в глубоком смысле.
К этому подбираются еще какие-то такие фразы, типа что Машиах придет к тем, кто не прав, есть такая фраза. Есть такая идея, о которой рав Ицхак любит говорить, что Баал Шем Тов, когда начинал говорить, он ставил перед собой стакан водки, и когда он говорил – лицо его краснело. И когда у него спрашивали: «Зачем ты это делаешь? Люди подумают, что твое лицо краснеет от водки», он говорит: «Кому надо понять, тот поймет. Кому не надо – значит, ему не надо».
Он говорит, что в его книгах подчеркивается эта идея, что по-настоящему религиозен только хасид. На первый взгляд, это противоречит тому, что он говорит о легитимности пути праведников, и как же тогда сказать, что это нетеологическая личность? Он говорит: цадик – это исходная точка, из которой потом будет хасид. Человек должен начинать, как цадик, стараться играть по правилам, быть литваком. А потом из этой точки он может перейти к следующей точке хасида, который играет не по правилам, который, выражаясь словами рава Гинзбурга, способен импровизировать.
Когда человек по своей природе стремится к границам, ограничениям, суду и праведности, может произойти с ним такая божественная… Б-г ему подставляет ножку.
Он подставляет именно тому, кто хочет соблюдать все как положено. И эти препятствия выражают теологию несоответствия, о которой мы, собственно, говорили в начале этой книги.
И так написано в книге «Комен цаминха»: цадик определяется линией закона, он подчиняет свое дурное начало и ведет себя по правилам Торы, ограничивая себя в мысли, в речи и в действии. Хасид – это как Царь Давид, который выходит за границы Торы, потому что хасид от слова «хесед», а хесед означает свободу ограничений. Известно, что цель первой ступени цадика – это начало второй ступени хасида.
Комментарий.
Правильно – чтоб человек шел по правильному пути. Но если не получается, то, может быть, он может подумать про другой путь. Как Карлебах, который видит, что он может остаться в рамках формального иудаизма, но тогда тысячи молодых людей не придут к нему. И он должен что-то решать. Не имеется в виду, что просто так он начнет нарушать направо и налево.
Дальше он говорит о том, что именно когда человек глубоко принял идею неотклонения, когда у человека есть идея делать как нужно, только тогда потом он может отойти от этой линии и подняться на вторую ступень. То есть не надо начинать с этого.
Тут он говорит про Павла: апостол Павел выражает идею жить праведной жизнью. Он говорит: почему он отвергает закон? Потому что он хочет быть цадик. Каким образом он достигает? Он говорит: поскольку закон невозможно исполнить, давайте его совсем отменим. Он устраняет границы Торы для того, чтобы не споткнуться. Нормальная идея вообще.
Я послушаю обязательно, Паша, что вы там сказали. Мне очень интересно, как может в голову прийти такая идея: для того чтобы не споткнуться, давайте уберем все светофоры и все шлагбаумы, и будет хорошо. Я не могу понять, наверное, у меня не христианские мозги.
Он говорит: вся идея Рабби Цадока – это что человек готов жить правильно. И это первая ступень хасида, который живет жизнью заповедей и старается исполнить, несмотря на все препятствия.
То есть изначально у человека должно быть стремление достичь полной праведности, как у литовской версии Рабби Цадока и как у Павла, который хочет быть чистым без всяких грехов.
Комментарий Паши:
— Я думал о том, почему у цадика нет веры, по большому счету. Потому что у него есть знания в какой-то степени, высокое знание. И кто знает – что нужно хасиду преодолевать для того, чтобы что-то сделать, грубо говоря, что-то сделать. Хасиду, может быть, который чувствует себя на низком уровне, приходится приходить к праведнику, слушать, что говорит праведник. А после этого бросаться, как в прорубь с головой, потому что для него это не знание. Хасид верит праведнику, Всевышнему… я не знаю, кому он верит, но он доверяет. А это очень хорошее упражнение в росте, мне кажется – уметь доверять. Вера как раз как битахон, доверие. А кому доверяют праведники, давайте подумаем? Это просто вопрос.
— Шулханороху, наверное.
— Не знаю, шулханорох можно выучить наизусть, даже со всеми вариантами. С этой точки зрения мне гораздо больше нравится быть хасидом, в тысячу раз больше нравится. Хотя я не говорю, что это проще, это гораздо сложнее, потому что в прорубь приходится бросаться периодически.
— Мне кажется, что тут есть еще один момент. Ситуация, когда правила игры резко изменились. Как ситуация XIX века или как ситуация XX века перед Катастрофой. И все эти цадиким, неважно, как они назывались по сути, все эти цадиким оказались совершенно неспособными увидеть, что сейчас будет. А если б они были хасиды, то они бы поняли, может быть, что сейчас требуется что-то совсем другое. Рабби Йоханан бен Заккай, который сказал вынести его из города и так далее, вся эта история, вот он был хасид. Он действовал в нетривиальной ситуации, когда никто не мог ему гарантировать успех.
— Хорошо, а может, задача праведника – подталкивать хасида на нетривиальное решение? Но это судьба, призвание быть таким.
— Праведник статичен.
— Я про это и говорю. А все, что крутится, все, кто крутятся вокруг него, находятся в состоянии постоянной провокации, скажем так. В данный момент я читаю замечательный роман, как всегда, из своих романов, это Хайм Поток, американский писатель, но он вырос в среде хасидов, у него есть замечательный роман «Меня зовут Ашер Лев», и там очень интересно. Во-первых, он берет вымышленную хасидскую семью Лядовер, после прочтения сотни страницу я понял, что Лядовар – это, вообще-то, из Ляд, вообще, он описывает Хабад. Он описывает Ребе, 50-е годы, о том, как пытаются вытащить евреев из Советского Союза. Есть один Шалиах, ребе, замечательный человек, который полон осознания своей миссии. Ребе говорит: «Вот ты готов сейчас, умер Сталин, тебе надо ехать в Европу, там создавать дома, хабадские школы?» Но его сын самого маленького возраста рисует, просто рисует. Он рисует все, что только можно рисовать, вообще все, постоянно, он одержим этим. Отец, великий Шалиех, вешает на него этикетку, что это «с той стороны» желание, вот это стремление, это не дар от Всевышнего. Самое странное, что наступает какой-то момент, в который Ребе говорит этому своему хасиду: «Оставь своего сына, он должен рисовать. Ты поедешь в Европу один». А это семья разрушается. «Ты поедешь в Европу один». Меня переклинило, я могу себе представить, как переклинило отца.
Так вот, Ребе в этой ситуации что делает? Он статичен, все кружится вокруг него. Он даже во время службы – все раскачиваются кругом, а он стоит под своим покрывалом и не движется. Вот этот знаменитый образ стоящего Ребе, он статичен. И он провоцирует других на то, чтобы они принимали решение, которое они не понимают, им нужно делать прыжок, буквально прыжок в пустоту. Отцы приходится сделать прыжок в пустоту – принять своего сына или принять то, что говорит Ребе, как-то так. Я не знаю, что лучше.
Хорошо, цадик всегда статичен. Но он создает вокруг себя какой-то водоворот, в который все бросаются. Роль на самом деле очень серьезная должна быть.
— Ребе как раз был хасидом в этом смысле, он начал шлихут и он начал многие вещи, которые считались недопустимыми до него. Поэтому зря ты его записал в цадиким, он как раз хасид.
— Это литературный персонаж, который выражает цадика, вообще как такового цадика. И как раз с этой точки зрения, что говорит Меворах, может быть, у цадика нет возможности броситься куда-то с головой, на самом деле, и показать свою веру. И это очень сильно должно ограничить. Он весь на знании, он скала веры. Это очень незавидная роль.
— Интересная ассоциация.
Я думаю, что нам пора заканчивать. Интересный текст. Кто вас привлекает больше – цадик или хасид?