В последние годы в нашем религиозном обществе господствует «немецкий» ("йеки" - так называли раньше евреев из Германии) подход:
«Кого можно считать религиозным? — Того, кто исполняет заповеди!» Я исполняю заповеди. Акцент на «Я». До такой степени, что о Б-ге можно вообще забыть….
Есть другой вариант — сделать центром религии Б-га, а не человека.
Классический образ «праведника» в хасидизме, это, как известно Йосеф. Сегодня, когда мы ищем праведника, мы ищем кого-нибудь, кто не отрывает своих глаз от святых книг, молится, исполняет заповеди…». Был ли Йосеф самым прилежным учеником из всех братьев? Я не хочу сказать про Йосефа ничего плохого, но мне так не кажется…
И, тем не менее, отец любит его больше всех остальных братьев. И также египтяне благоволят к нему. Это не то, что Йосеф делает. Это то, что он получает.
Основа религии — это не что я делаю или не делаю. А что я получил или не получил.
Я пытаюсь освободиться от этой «немецкой» модели. Если я завтра пропущу молитву «Минха» - я очень огорчусь. Почему? — Потому что я не помолился минху. Удостоился ли я «hаарат паним», удостоился ли я какого то внутреннего света в молитве? Я не против, конечно. Но, само собой разумеется, для меня это не главное. Главное для меня — что я исполнил свой религиозный долг.
Мой папа смеялся, когда видел, как я молюсь. Он говорил мне — Менахем, ты не молишься, ты рубишь дрова… Ты становишься на молитву «Восемнадцать благословений», ты видишь перед собой цепь из 19 благословений, поднимаешь свой автомат и «вперед в атаку!»… Косишь их одну за одной… В конце молитвы ты делаешь три шага назад, оглядываешься — вокруг лежат трупы благословений. Ты прикончил молитву. Ты убил ее. Аплодисменты!
Я пытаюсь освободиться от такого подхода. Понять, что главное — что я получил, а не что я сделал. Начать жить в будущем мире, который, в определенном смысле, есть возвращение к миру перед Дарованием Торы — «мир, построенный на милости». Мир, центром которого является текущий к нам Б-жественный свет. Есть какие-то действия, которые можно предпринять, чтобы этот свет и эта милость раскрылись, но не они — главное.