РАДОСТЬ В ДЕНЬ СУДА
В Рош Ашана, еврейский новый год, весь мир погружен в сомнение и трепет. Еще бы: ведь сейчас стоят перед Небесным Судом отдельные души и целые государства, большие города и местечки... Все молят о снисхождении, все просят простить и дать жить. Страх перед Небом, который охватывал Баал-Шем-Това даже во время будничной молитвы, нам известен: от трепета его души дрожали столы в синагоге, ходила волнами вода в бочке... Что же говорить о том, что он испытывал в Рош Ашана!
В тот год, однако, члены святого братства, ученики Бешта, были поражены: их учителя охватило веселье. И никто не знал его причины. Но рано или поздно секрет выходит наружу. Бешт ликовал, так как ему открылось, что должна родиться «новая душа». Эта душа раньше никогда не спускалась в наш мир, не запятнана ошибками и проступками прошлых рождений. Она взята с самого Верха. Она приходит, чтобы совершить нечто небывалое.
Новая душа рождается раз в тысячу лет. Если обычная душа готовится к спуску в наш мир один год, то новой душе требуется три года. Облако тайны окружает ее приход. Там, Наверху, это скрывают от ангелов, чтобы не вызвать их ревности, здесь, внизу, – от людей. Рабби Исроэль узнал, что новая душа должна спуститься где-то близко – и в пространстве, и во времени, но ему не открыли, в чьей семье она появится на свет.
Зато он узнал, чем и как они связаны друг с другом. Задачей Бешта и его учеников было очищение еврейских сердец и подготовка их к выходу из галута. Новая душа должна исправить сосуды разума и посеять в еврействе семена самопожертвования ради Б-га, ради Торы и даже ради Шмуэля-водоноса, который в прошлую субботу в синагоге неизвестно почему орал на тебя...
Им нельзя было встречаться. Баал-Шем-Тов не мог стать наставником новой души, чтобы мощью своего душевного тяготения не увлечь ее за собою на путь хоть и новый, но уже проложенный. Она должна проложить свой.
Рабби Исроэль узнал, что учителем новой души должен стать его преемник, Магид из Межирича. Ему он и открыл эту тайну.
тайна за ста печатями
Еврейская душа спускается в наш мир, одеваясь в кровь и жилы, в мысли и поступки, подчиняясь приговору Суда. Хорошо ей Наверху, в отцовском доме. Но звучит слово Отца, и души праведников, посовещавшись, повторяют приказ: идти вниз, в мрак и грязь, потому что самые верхние и светлые чертоги рая существуют ради того, что внизу. Там, Наверху, лишь начало лестницы, а конец ее упирается в землю, которую нужно сделать жилищем Б-га, местом, где Он, Благословенный, раскроется весь. И ради этого идут во тьму. И ради этого живут на свете евреи.
Душа Бешта уже приходила в наш мир и жила среди мудрецов Вавилона.
Когда у рабби Исроэля была алият нешама – поднятие души в высшие миры, – он искал без устали новую душу во всех чертогах рая, но не находил. Между тем то, что он не сумел узнать в райских чертогах, открылось ему на земле. И так буднично...
Въехала в Меджибож телега, в которой сидели молодые муж и жена. Лица у них были возвышенные, чистые, строгие. И немного встревоженные. Это был ученик Баал-Шем-Това рабби Борух и его жена, совсем юная госпожа Ривка. Они пришли к цадику и поделились с ним своей тревогой: вот уже десять месяцев они женаты, а Всевышний еще не благословил их потомством. Рабби Борух сказал, что живут они в небольшом имении, которое он получил в приданое за женою. Может, им нужно переехать в другое место? Говорят же мудрецы: кто меняет место, тот меняет судьбу... Бешт ответил:
– Оставайтесь жить в деревне. Там люди меньше грешат. А вскоре, в день своего рождения, 18 Элула, Бешт сказал Боруху и Ривке:
– Год спустя в этот день вы будете обнимать сына!.. И вдруг небывалая радость засветилась в глазах праведника, потому что он узнал... А что – неважно. Тайна.
зейде, то есть дедушка
Часы праведников ходят точно. Ровно через год, 18 Элула, у Боруха и Ривки родился сын, которому дали имя Шнеур-Залман.
Шнеур означает шней ор – два света. Какие мысли были у родителей, когда они дали новорожденному это имя, мы не знаем. Во всяком случае, тут содержался намек на другой свет, новый свет, которого до сих пор еще не видели.
Малыш шевелил ручками в пеленках, а его отец, проделав неблизкий путь, стоял перед рабби Исроэлем и слушал, как надо растить удивительного пришельца из самых высоких миров, который родился, как все рождаются, и вместе со всеми будет месить грязь местечка, и, вероятно, не один раз скажут ему вслед: «Еврей окаянный...»
Но два цадика толковали совсем о другом. Рабби Исроэль рассказывал, как надо воспитывать мальчика. Из его указаний дошли до нас несколько. Вот они:
Летом нужно как можно больше времени проводить с ребенком на природе, в полях.
Реб Борух не должен рассказывать случайным людям о рождении сына и об имени, которое тот получил.
Пуще всего нужно беречь мальчика от болтливых женщин, которые рады любой новостью поделиться со всем светом.
И, наконец, самое важное: когда мальчик подрастет, он ни в коем случае не должен знать, что есть на свете такой человек – рабби Исроэль Баал-Шем-Тов. Иначе есть опасность, что служение Бешта увлечет Шнеура-Залмана, и тогда он не сможет, не сумеет, не захочет проложить свой собственный путь.
Надо понять, какого самопожертвования потребовало соблюдение этого правила от самого рабби Исроэля. Те четырнадцать лет, которые они провели вместе со Шнеуром-Залманом под голубой крышей этого мира, Бешт постоянно думал о новой душе и молился о благополучии мальчика три раза в день.
Условие, которое поставил Бешт, в доме рабби Боруха соблюдалось строго. Имя рабби Исроэля не упоминалось, разве лишь шепотом, когда мальчик спал. Лишь об одном послаблении попросил отец ребенка своего учителя: чтобы Бешт принял участие в опшерниш. Есть у евреев обычай, когда исполняется мальчику три года, стричь его коротко, оставляя пейсы, и произносить при этом разные добрые пожелания. Баал-Шем-Тов согласился и сказал, как лучше обставить это дело. Мать ребенка и его тетка Двора-Лея приедут с мальчиком в Меджибож, а телега с лошадьми пусть стоит под окнами. Лишь только стрижка закончится – сразу в обратный путь. Чтобы не увидел их лишний глаз, чтобы Шнеур-Залман не запомнил, кто благословил его в этот день...
Все вышло так, как просил Бешт. После того, как стрижка закончилась, две женщины с ребенком поспешно уселись в телегу, и кучер щелкнул кнутом.
Только в одном их план не удался. У Шнеура-Залмана была удивительная память. Если он что-то видел или читал, это хранилось в его памяти, как в сейфе. Всю дорогу он спрашивал:
– Кто этот человек, который меня стриг, а потом положил мне руки на голову и что-то шептал?
Мать, госпожа Ривка, отмалчивалась, а потом, не выдержав, сказала:
– Это был зейде, дедушка...
Шнеур-Залман еще не знал точно, сколько дедушек полагается иметь каждому человеку, поэтому ответ его устроил. Потом, став главой хасидов XАБАДа, он продолжал называть Бешта зейде. Это слово, так он считал, выражало самую суть их духовной связи.
«И ДУШИ Я СОТВОРИЛ,,,»
Мальчик рос необычным. Родные были готовы к этому, но все равно удивлялись. Когда он учил Тору, то не морщил лоб от напряжения, каким бы сложным для остальных ни казался этот урок. Довольно рано Шнеур-Залман услышал в свой адрес различные почетные звания, которыми награждали знатоков Торы: Хариф, Илуй, Гаон, Тана...
Он выступал перед седобородыми раввинами, поражая их своей эрудицией, пускался в сложные талмудические рассуждения, которые могли продолжаться не один час. О нем заговорили. И болтливые еврейские женщины разносили весть о юном гаоне от мельницы к колодцу, от хутора к рынку.
Но не этого опасался Бешт. Он боялся, что внутреннее предназначение Шнеура-Залмана раскроется перед окружающими слишком рано. Этим предназначением была еврейская душа, ее исследование и исправление.
Шнеур-Залман вспоминал потом:
«Когда мне было пять лет, я уже понимал, что скрывается за словами пророка: «И души я сотворил...» В каждом еврее и еврейке есть две души: душа Б-жественная и душа природная, животная. Мне потребовалось немало времени, чтобы разобраться в связях между ними, а также понять, в чем их различие... Всевышний наполнил мой разум Своим светом, и я понял, что каждая из этих душ включает в себя разум и чувства, волю и наслаждение.
Разница же вот в чем. Б-жественная душа испытывает наслаждение, выполняя волю Творца, которая связана с изучением Торы, соблюдением заповедей и добрыми делами. Этому подчинено все: работа разума, стремления сердца, мысли, поступки.
Животная душа тоже духовна, но ее волнует лишь польза тела. И «внутренние» свойства: мысли и чувства – и «внешние»: воля и наслаждение – подчинены только этой цели...
Размыляя о сущности обеих душ и их проявлении, я увидел, какая между ними разница. Б-жественная душа открыта, она говорит прямо и действует прямо. Что касается животной души, то она лгунья по сути своей, и цель ее – соблазнять человека при помощи различных обманов и неправд.
В ходе этого исследования помог мне Всевышний, Благословен Он, научиться различать, когда влечение к вещам, разрешенным Торой, идет от Б-жественной души, а когда от животной... Прошло еще какое-то время, и Всевышний дал мне узнать, что существует еще одно начало – «разумная душа», с помощью которой можно различать правду Б-жественной души и ложь животной. Вот тогда и понял я, что иду по верному пути...»
Поток этих размышлений, чистый и сокровенный, как подземный ручей, рабби Исроэль желал сберечь от постороннего глаза. Желание Бешта в общем сбылось. Люди видели лишь внешнее: острый ум, чудесную память, привычный образ юного гаона. Бешт затруднялся представить, что будет, когда Шнеур-Залман приподнимет покров и животные души простых сапожников и великих мудрецов узнают о себе неприятную правду.
Баал-Шем-Тов предвидел бурю и молился за мальчика три раза в день.
три старца
Под белорусскими мохнатыми елями, среди небогатых здешних полей гуляли высокие тайны, снились вещие сны.
Маленький Шнеур-Залман (ему тогда было восемь лет) не только бродил среди полей, размышляя о душе еврейской, но и занимался вещами более понятными – например, скрипя гусиным пером, вел по бумаге волнистую строку, выписывая суждения и мысли различных комментаторов Торы. Эта работа продолжалась два года. В одну из ночей приснилось ему, что он бодрствует, сидит в одной из комнат синагоги и учится как всегда. И вдруг заходит туда реб Реувен, известный среди евреев их округи тем, что лечит людей с помощью особых надписей – камей и кабалистических заклинаний. Он сказал:
– Пойдем, тебя зовут на суд...
Оробев, Шнеур-Залман вошел в главный зал синагоги и увидел бейт-дин – трех евреев, которые, завернувшись в талесы, сидели у южной стены. Поодаль стояли три старца необычайного благородства и красоты в длинных белых одеждах. Председатель суда сказал мальчику:
– Сюда пришли души Раши, Рамбана и рабби Авраама Ибн Эзры. Они пожаловались, что ты написал комментарий к Торе, который объединяет их комментарии. Если его напечатают, он-то и станет самым читаемым, и тогда люди перестанут изучать этих мудрецов...
Что мог десятилетний мальчик возразить на это? Ничего. Он оробел, заплакал и пообещал, всхлипывая, что сожжет свой комментарий. Тогда старцы стали подходить к нему по очереди и, возложив руки на голову маленького гаона, пожелали ему, чтобы он проложил новый путь в служении Всевышнему. Тысячи и десятки тысяч будут идти по этому пути во всех поколениях вплоть до прихода Машиаха, когда этот путь раскроется перед всеми.
Шнеур-Залман проснулся в сильном страхе. Что ж, надо сказать правду: ему совсем не хотелось сжигать рукопись, над которой он работал два года. Но сон повторялся еще два раза. И листы, исписанные волнистыми строчками, полетели в огонь. А благословение трех старцев осталось.
В0ДА ХРУСТАЛЬНОЙ ЧИСТОТЫ
Стадию недовольства родом человеческим Шнеур-Залман прошел удивительно рано. Ему было четыре-пять лет, когда к ним приехал погостить отец матери, мудрец и талмудист рабби Моше. Он спросил у мальчика:
– Что ты любишь? Ответ огорошил деда:
– Я люблю небесную лазурь, ведь ее-то люди не сумеют запачкать...
В те далекие времена грязь и сор людских душ лежали на поверхности, и отделить плохое от хорошего было не так сложно... В их краях жил гой, колдун по имени Аким. Рассерчав на местных жителей, он проклял источник, из которого пастухи поили скот. Вода там почернела, животные начали болеть, а у людей, искупавшихся в источнике, появлялась чесотка. В ту пору Шнеур-Залман гулял в саду с младшим братишкой Еудой-Лейбом. Малыш сказал, что съел яблоко вон с того дерева, и тут выяснилось, что еще не миновало пяти лет со времени его посадки и, стало быть, это орла – плод, запрещенный Торой для еды.
Шнеур-Залман очень огорчился. Он сказал брату:
– Тебе нужно погрузиться в микву. Есть два вида погружений. Один выводит из нечистоты, а другой, более высокий, поднимает из будничности в святость...
– Где я найду микву? Ведь вода в источнике испорчена, -вздохнул праведный малыш.
– Я чувствую, что в этом холме скрывается источник, – сказал Шнеур-Залман. – Давай копать у его подножия.
Оказалось, что он прав. Из-под земли навстречу мальчикам стала подниматься вода – в изобилии, хрустальной чистоты. Мальчики прорыли канаву, и в мире появился новый ручей. Пастухи водили туда скот на водопой, хасиды погружались в микву...
Вскоре после бар-мицвы Шнеур-Залман поехал в Витебск, где муж его тетки, рабби Йосеф-Ицхак руководил ешивой. Занятия с ним доставили Шнеуру-Залману небывалое удовольствие. Они учили Гемару, Мидраши, книги по Кабале и философские сочинения. Пир мудрецов! Одна лишь странность: короткие дневную и вечернюю молитвы его дядя читал по несколько часов и при этом плакал. Хотя Шнеур-Залман готов был поручиться, что никакой беды у него не было. Напротив, уважаемый всеми еврей, гаон, светоч Торы...
Мальчик спросил родича, почему он молится так долго и со слезами. Тот ответил:
– Ты подрастешь немного и поймешь, как мало мы знаем и как много грязи и сора в душе...
Шнеур-Залман стал замечать, что на свете водятся люди, которые заняты поисками родника с живой водой в собственной душе. Это занятие болезненное и отнимает много сил. И, самое главное, никто не ждет и не просит, чтобы ты взвалил на себя эту муку. Желание рождается где-то внутри.
Этой хворью страдали многие друзья его отца. Шнеур-Залман не знал, что они скрытые праведники, хасиды, люди, для которых чистота сердца на первом месте, а ученость на втором. Ему никто ничего не подсказывал. Ученики Бешта строго хранили тайну. Они надеялись, что Шнеур-Залман отыщет дорогу сам.
ИСТОРИЯ С КРУЖКОЙ
Когда Шнеуру-Залману исполнилось 15 лет, он встал под хупу с дочерью реб Еуды-Лейба Сегаля, одного из первых богачей Витебска. Было договорено и подписано, что тесть обязуется содержать молодую семью в течение какого-то числа лет, чтобы зять мог без помех продолжать свою учебу.
Многие большие раввины тоже начинали так свой путь, но порой плавная линия их судьбы сгибалась в острый угол: богатый тесть разорялся, и молодой мудрец должен был принимать должность раввина, чтобы прокормить жену и раскрыть перед всеми сокровища своей мудрости.
Реб Еуда-Лейб не разорился. Пожар или наводнение не помешали червонцам спокойно течь к нему, наполняя вместительные шкатулочки. Но каждый день перед его глазами маячил человек, которого он совершенно не мог понять: собственный зять. Человек, который вставал в полночь и, несмотря на хрупкое здоровье, шел погружаться в холодную микву, который учил Тору, позабыв обо всем, и молился, никого не замечая. Особенно такая повадка мешала тестю по субботам, когда, завернувшись в синагоге в талес, он нет-нет да и возвращался мысленным взором к накрытому для трапезы столу, где главное место занимала кастрюля с усладой сердца – дымящимся мясным чолнтом.
Однажды, когда евреи уже разошлись, Шнеур-Залман все еще молился. Тогда реб Еуда-Лейб, придя домой, сказал домашним строго, что этого сумасшедшего они больше ждать не будут. Приказал садиться за стол, а после трапезы все блюда немедленно убрать. Сам виноват, если опоздает!
Шнеур-Залман жил по своим часам, не связанным с субботним чолнтом. Конечно, он опоздал. Вернувшись из синагоги, он увидел пустой стол, на котором то ли в шутку, то ли в наказание поставили огромную кружку с водкой без всякой закуски. Шнеур-Залман взял эту кружку, произнес Кидуш и осушил ее до дна. После этого он не свалился под стол, а взял книгу и начал учиться. Он был очень крепкий, несмотря на хрупкое сложение.
Мысль о ненормальности зятя посещала реб Еуду-Лейба все чаще. Подтверждением послужила история с князем Шексинским, у которого испортились солнечные часы, весьма красиво и искусно сделанные. В определенное время дня они вдруг переставали показывать время. Люди в очках и париках, которых опечаленный князь призвал устранить досадную помеху, не смогли это сделать. Тут подвернулся Сегаль, который сообщил, что его зять интересуется математикой, геометрией... Князь сказал: «Пусть приедет».
Но Шнеур-Залман, пребывая в своем ученом измерении, ехать к гою отказался, ссылаясь на совет мудрецов «не сближаться с властями». А тесть кричал, стуча ногами, что ради них всех сейчас стоит, да, стоит оказать князю эту маленькую услугу. Видя, что крики не действуют, он начал умолять. И умолил. Шнеур-Залман приехал в загородный парк, взглянул на солнечные часы и сказал:
– Недалеко отсюда на холме растет несколько деревьев. Они заслоняют солнечный свет. Деревья нужно спилить, и тогда часы будут работать.
– А почему же они не мешали раньше?
– За это время деревья подросли...
Все было так, как он сказал. Тесть гордился, но к этой гордости была примешана немалая мера раздражения, которое не проходило, а разбухало, как грозовое облако. Зять продолжал оставаться непонятным, с каждым днем все больше и больше, и это было в глазах богача доказательством его ненормальности. Однажды реб Еуда-Лейб позвал дочь и потребовал, чтобы она попросила у мужа гет, разводное письмо, но та отказалась наотрез. Тогда тесть, поддавшись злому запалу, стал стеснять зятя разными способами. Например, не давать свечей для ночных занятий.
Шнеур-Залман выходил с книгой на улицу и занимался при лунном свете. Не возмущаясь и невозмутимо. Мы уже сказали, что стадию недовольства родом человеческим он миновал удивительно рано, и теперь началась другая: работа по исправлению собственной души. И тесть ему в этом помогал.
«Он должен найти тебя сам»
Перед праздником Шавуот, незадолго до своей кончины, Ба-ал-Шем-Тов обратился к Магиду из Межирича с такими словами:
– «Новая душа» пришла в наш мир, родившись в семье моего ученика, цадика рабби Боруха и его жены Ривки, С той поры не было дня, чтобы я не отдавал ради этого ребенка все, что у меня есть... Знай же, что он – твой, он станет твоим учеником. Но он должен найти тебя сам, без всякой подсказки. А когда придет, ты поймешь, какой драгоценный сосуд попал тебе в руки. Когда ты будешь обучать его, будь осторожен, чтобы не помешать ему выполнить свое предназначение.
Шнеур-Залман впервые узнал о Баал-Шем-Тове через несколько месяцев после его кончины. Он услышал также имя Магида и то, что он возглавляет сообщество людей, которых называют хасидами, «праведными», – одни в насмешку, а другие от всего сердца. Однажды младший брат, Еуда-Лейб, сказал ему:
– Учиться ты действительно умеешь, но о том, что такое ха-сидут, у тебя нет ни малейшего понятия...
Шнеур-Залман подумал и согласился с ним. Уже давно он собирался отправиться в галут Тора – добровольное изгнание, – чтобы научиться новым путям служения Творцу. Два имени стояли у него перед глазами: Виленский гаон и Магид из Межирича. Гаон вел жизнь городского отшельника: спал четыре раза в день по полчаса, все остальное время посвящая учебе. Он был знатоком Кабалы. Он изучал светские науки. Во всем этом они со Шнеуром-Залманом были очень похожи и могли бы составить чудесную пару: безгранично преданный Торе учитель и необычайных способностей ученик... Шнеур-Залман сказал себе:
– Учиться я немного умею, а молиться – совсем нет. Значит, надо идти в Межирич.
Он спросил на это разрешение у своей жены, молодой госпожи Стерны, и получил ее согласие. Ей удалось достать тридцать рублей и на эти деньги купить лошадь и телегу для путешествия. Вместе со старшим братом отправился в странствие Еуда-Лейб. На подъезде к Орше лошадь сдохла. Шнеур-Залман связал это с тем, что брат отправился в дальнюю поездку, не спросив разрешения у своих -близких. Он сказал:
– Судя по всему, тебе надо вернуться. Обещаю, что поделюсь с тобой всем, что узнаю там, в Межириче...
Шнеур-Залман двинулся дальше пешком. Через много дней он пришел на родину Магида и постучался в его дверь.
встреча
Все здесь показалось ему чужим, непохожим на то, к чему привык и что любил. Шнеур-Залман с детства был приучен всегда видеть перед собой книгу. А ученики Магида проводили час – целый час – в углубленном размышлении, готовясь к каждой из трех молитв, которые еврей читает утром, днем и вечером.
Расставание с Торой, пусть временное, в месте, где он собирался учить ее запоем, тревожило и пугало. Проведя в Межириче несколько дней, молодой гаон решил, что такой путь, такое служение полностью противоречит его природе. Он собрался уезжать. Уже отправляясь в дорогу, Шнеур-Залман вспомнил, что забыл какую-то вещь в ешиве Магида. Он зашел туда и увидел, как рабби Дов-Бер изучает кусок коровьего легкого, по поводу кашерности которого у мясника возникли сомнения, и попутно дает урок своим ученикам, вспоминая, что сказано по данному вопросу у разных галахических авторитетов. Глубина его познаний поразила Шнеура-Залмана. Он захотел задержаться в Межириче еще на несколько дней.
Вскоре он впервые услышал, как Магид говорит маамар -рассуждение о хасидизме. После этого Шнеур-Залман решил, что остается в Межириче надолго, может быть навсегда.
У хасидов не приняты почетные титулы. Поскольку новичок прибыл с севера, из литовских земель, ученики Магида звали его попросту: Залман-литвак. Он держался скромно, не спешил обнаруживать свои знания. Но его необычайная душевная сила вскоре стала известна всем. Проверить это было очень просто: когда Магид говорил маамар, то далеко не у всех праведников, окружавших его, были силы дослушать до конца. Кто-то мог упасть в обморок, а большинство, поймав одну из мыслей, погружалось в ее обдумывание, отключившись от остального. Но Залман-литвак слушал спокойно.
Сперва подумали: может быть, он просто чурбан и вообще не осознает, какие высокие тайны раскрывает сейчас их учитель... Но нет: выяснилось, что он все помнит и понимает – от начала и до конца. Тогда прилепилось к нему другое прозвище – Юный старец. И, в конце концов, точно не скажешь когда, все стали называть этого юношу Алтер Ребе – Старый Ребе – и так величали до конца дней.
Как-то случилась с ним странная вещь: в комнату, где толпились ученики рабби Дов-Бера, вошел незнакомый человек. Ученики Магида не обращали на него никакого внимания и вообще не потрудились дать ему место за столом. А когда Шнеур-Залман потом упрекнул их в этом, в ответ раздалось: «О чем ты говоришь, в доме были только свои...»
Тогда Шнеур-Залман подошел с этим же вопросом к Магиду. Тот улыбнулся:
– А, так ты видел? Это душа Аризаля, рабби Ицхака-Лурии Ашкенази, пришла навестить нас...
Юному гаону открылось: от спокойного и углубленного размышления перед молитвой до чуда – один шаг. Может, меньше шага. Много грязных занавесок, мешающих увидеть правду, развешано по нашему миру. Но чистая молитва прожигает их насквозь. И в Межириче этому действительно учили.
Как-то во время осенних праздников Шнеур-Залман вошел в сукку своего учителя. Магид из Межирича сказал торжественно и серьезно:
– Закрой дверь на крючок, чтобы никто не вошел. И приго-товься. Сейчас ты увидишь Баал-Шем-Това...
Так их встреча наконец состоялась – на перекрестке миров, после стольких лет незнания и ожидания. Всему, наверное, свой срок.
точное время
У Магида из Межирича был сын, рабби Авраам, которого хасиды называли Малах – ангел... Магид попросил, чтобы они устроили с новым учеником хеврусу – учебу вдвоем. Шнеур-Залман должен был поделиться с напарником своими огромными познаниями в Талмуде, а рабби Авраам преподавал хасидизм, говорил об устройстве мироздания, об Именах Всевышнего, о тайне еврейской души...
Занимались они по часам. Когда товарищу случалось отлучиться, Шнеур-Залман занимался тем, что называется на идиш а хсидише гнейвос – хасидские кражи: он переставлял стрелки часов назад, чтобы изучение хасидизма продлилось дольше. Рабби Авраам конечно замечал это, но ведь недаром его прозвали ангелом...
Прошло много лет. Рабби Шнеур-Залман стал известен как мудрец и чудотворец, глава хасидов ХАБАДа. Однажды в его доме оказался посетитель. Увидев на столе у Ребе часы, он подошел и переставил стрелки. Хозяин дома вошел в кабинет и спросил:
– Зачем ты перевел время?
– Потому что на моих часах другое время, а они у меня очень точные, идут минута в минуту. Ребе сказал спокойно:
– Мои часы идут в соответствии с Именами Всевышнего, которые меняются каждый час, и время во всем мироздании зависит от этого.
Хасидские кражи – вот к чему они могут привести...
кровожадный совет
Пришла пора Шнеуру-Залману покинуть Межирич и возвращаться домой, проведать жену и родных. Провожая его, рабби Авраам сказал кучеру:
– Стегай этих лошадей так, чтобы...
И тут хасидская традиция раздваивается. По одной из версий сын Магида воскликнул:
– Стегай этих лошадей так, чтобы они забыли, что они лошади!
Иными словами, тело и животная душа еврея должны напрочь позабыть о своих претензиях и полностью слиться с Волей Творца...
По другой версии его слова звучали так:
– Стегай этих лошадей так, чтобы они вспомнили, что они всего лишь лошади!
Иными словами, многие «умные» мысли, которые лезут в голову, – это всего лишь порождение животного начала, и нужно указать им на их место.
Так или иначе, но кучер не последовал кровожадному совету юного праведника. Потому что Шнеур-Залман слез с телеги и проговорил:
– То, что я услышал сейчас от тебя, это очень глубоко. Я должен обдумать, как использовать это для служения Всевышнему...
И он остался в Межириче еще на несколько месяцев.
Еврейские знаки и приметы
Легкая дорога в добрый час
Передают от имени Баал-Шем-Това: если кто-то отправляется в дорогу, а приятель вышел его проводить, то путник ни в коем случае не должен говорить: «Хватит, иди домой...» Провожающий сам решит, когда пришло время расставаться.
трудное условие, без границ
Вот письмо, написанное Бештом, в котором говорится о приходе Машиаха. Оно адресовано его родственнику рабби Гершону, жившему тогда в Эрец-Исраэль. Письмо датировано 1746 годом. В отличие от многих других предсказаний, в нем называется не срок, а условие прихода Машиаха, избавителя евреев и всего мира. Стиль письма прост и точен, но реалии, которые там упоминаются, слишком высоки и далеки от нас. Поэтому заранее просим прощения за возможные погрешности перевода.
«...В Рош Ашана поставил я условие душе своей, о чем уже известно тебе, и произошла алият нешама – поднятие души в высшие миры. Видел я вещи удивительные, каких не видал и о которых не слышал с тех пор, как себя помню, но рассказать об этом нет возможности, даже если мы будем разговаривать с глазу на глаз.
И когда я был в нижнем Ган Эден, то видел еврейские души людей живых и мертвых, известных мне и неизвестных. И не было им числа, и они находились в постоянном движении и все стремились подняться в мир более высокий по каналу, известному тем, кто учил Тайную Мудрость. Веселье их было велико, и описывать его устанет язык, а уши человеческие затруднятся услышать...
Были там души многих злодеев, и они исправились, и были им прощены их грехи, потому что было время Великой Милости Всевышнего. Были там души злодеев, известных тебе, и я поразился, что их раскаяние тоже было принято. Они тоже пребывали в веселье и тоже поднимались...
И все эти души беспрестанно упрашивали меня подняться вместе с ними, говоря: «Благодаря учению, которое ты распространяешь среди людей, подарил тебе Всевышний особую способность познания вещей, которые Наверху. Поднимись вместе с нами, и будешь ты нас поддерживать и нам помогать...»
Большое веселье, которое царило среди душ, увлекло меня. Я попросил, чтобы мой учитель /пророк Ахия Ашилони – прим. ред./ обязательно сопровождал меня, потому что велика опасность для живущего на земле подниматься в верхние миры, и никогда прежде я так высоко не поднимался...
И вот мы поднимались все выше, пока я не вошел во дворец Машиаха. Там учил Машиах Тору с мудрецами Мишны, и с праведниками, и с семью стражами еврейского народа. Там тоже царило большое веселье, и я не мог догадаться, какова его причина. Подумалось, что, может быть, совсем покинула душа моя нижний мир, и поэтому так радуются они. Но сказали мне: «Нет, ты еще среди живых, потому что огромное наслаждение испытываем мы, когда ты преподаешь внизу нашу Тору и тем самым объединяешь Б-га и мир, который Он сотворил...» Так и не знаю я причины того веселья до сегодняшнего дня.
И спросил я Машиаха: «Когда же ты придешь, господин мой?»
И ответил он: «Вот тебе знак. Когда известно станет твое учение в мире и когда источники твои изольются наружу...»
Далее Баал-Шем-Тов пишет, что испытал он от этих слов большую муку, так как надеялся, что Машиах придет много раньше, чем весь мир познакомится с учением хасидизма. Он придумал, как ускорить это событие: обучать всех трем сгулот – обычаям, приносящим добро, и трем тайным именам Всевышнего. Каждый еврей будет обладать таким же знанием и такой же верой, как сам рабби Исроэль, и Машиах не задержит свой приход.
Но Бешт услышал: «Нет». Ему приказано делать то, что он узнал во дворце Машиаха: распространять учение хасидизма. Чтобы каждый еврей, какой он есть, был готов пожертвовать всем ради Торы и ее заповедей.
Предстоял длинный путь. И не простой.
В конце письма Бешт советует рабби Гершону следить за каждым словом, которое он произносит во время учебы или молитвы, потому что:
«В КАЖДОЙ ЕВРЕЙСКОЙ БУКВЕ ЕСТЬ МИРЫ, И ДУШИ, И ВСЕВЫШНИЙ. И ОНИ ВОСХОДЯТ, И СОЕДИНЯЮТСЯ, И ОБЪЕДИНЯЮТСЯ ДРУГ С ДРУГОМ, И ПОЛУЧАЕТСЯ СЛОВО. И ПОТОМ ОБЪЕДИНЯЮТСЯ МИРЫ, И ПРИХОДИТ ВЕСЕЛЬЕ, И НАСТУПАЕТ НАСЛАЖДЕНИЕ – БЕЗ ГРАНИЦ...»
Все эти слова – из письма Бешта...
камень из короны
Однажды был в гостях у Магида праведник и чудотворец, знаменитый рабби Пинхас из местечка Корец. Раз увидел он, что в совсем неподходящем месте валяется запись святых слов Магида, которую обронил, наверное, один из его учеников. Рабби Пинхас был огорчен и потрясен до глубины души. У него был на эту тему разговор с Магидом. Главе хасидов стало очень тревожно от серьезных обвинений, которые он услышал из уст сердитого праведника. И, вправду, разве можно говорить об увеличении числа учеников и распространении хасидизма, если души измельчали настолько, что не содрогаются, когда святые строчки Кабалы летят в грязь...
В это время подошел к Магиду Шнеур-Залман, самый младший из его учеников. Он спросил, будет ли дозволено рассказать учителю притчу. И когда согласие было получено, начал так:
«У короля тяжело заболел его единственный сын. Ни одно лекарство не помогало, и жизнь его была в опасности. В конце концов врачи сказали, что осталось единственное средство: взять бесценный камень из короны, истолочь его, размешать в воде и дать наследнику выпить это зелье.
Король не знал, на что решиться. Если снадобье не поможет, корона будет испорчена понапрасну. Но если сын погибнет, то кто же тогда наденет ее? В конце концов он приказал вынуть драгоценный камень из золотого гнезда. Его истолкли, приготовили лекарство и постарались напоить им юношу. Но он так крепко стиснул от боли зубы, что бесценные капли упали на землю. И все же король не терял надежды: если хоть одна капля попала в рот – сын спасен...»
Магид сразу понял, кто герой притчи: еврейский народ, который страдает и бредит, не в силах выдержать тьму галута. Хасидизм – это сейчас единственное средство, которое может
оживить его, приблизить к Творцу. И ради этого мы рискуем тем, что сокровища Б-жественной мудрости, драгоценные камни из короны Всевышнего, могут ненароком упасть в грязь. Потому что, если сын погибнет, – для кого корона?..
Магид сказал своему ученику серьезно:
– Своим гневом рабби Пинхас вызвал против меня Наверху очень серьезного обвинителя. Своей притчей ты уничтожил его. Спасибо...
Псалмы в снегу
Когда Шнеур-Залман жил в Межириче, сказал однажды Магид своим ученикам, чтобы взяли они талесы и тфилин и садились в телегу, так как придется им сопровождать учителя в далекой поездке.
Телега ехала всю ночь, а поутру приказал Магид кучеру остановиться у какой-то придорожной корчмы. После этого попросил Магид одного из учеников войти внутрь и посмотреть, смогут ли они там сейчас помолиться. Ученик вошел в дом и тут же вернулся, сказав:
– Ребе, корчма набита мужиками, не протолкнешься. Навряд ли мы сможем помолиться там...
Магид молча кивнул и потом послал в корчму другого ученика с той же просьбой. Шнеур-Залман был очень удивлен: почему учитель не поверил первому посланцу? И еще: если дом полон мужиков, то почему во дворе нет ни одной телеги?
Между тем второй посланец вернулся и повторил то же, что и первый. Магид сказал:
– Взгляну-ка теперь я, может, все-таки их окажется меньше...
И опять удивился Шнеур-Залман: что это значит – «окажется меньше»? Надо было бы сказать «разъедутся», «разойдутся»...
Учитель открыл дверь корчмы – она и впрямь была полна гоев – не то что присесть, и плюнуть негде. Однако, когда Магид вошел, стало непонятно как чуть-чуть просторнее. Стал глава хасидов ходить по комнате взад-вперед, словно снег разгребая. И вот уже расчистилось место для всех хасидов, сидевших в телеге. Магид сделал им знак, и они вошли. Сказал учитель, что надо сейчас помолиться – с полным сердцем и никуда не спеша. Что ж, завернулись хасиды в свои белоснежные талесы, наложили на левую руку и на голову черные ремешки тфилин. Дети мужиков вовсю кривлялись и делали жидам разные мелкие пакости, но хасиды не обращали на них внимания. Шнеур-Залман заметил еще одну странность: гоев в комнате с каждой минутой становилось все меньше, но дверь корчмы ни разу не открылась и не закрылась... После молитвы «Шмонэ Эсрэ» все мужики исчезли, остались лишь их милые детки, которые скручивали из краев кафтанчиков «свиное ухо» и с хохотом совали его жидам. Впрочем, после молитвы «У во лецион» дети эти, шкоцим, как их звали евреи, тоже пропали неведомо куда. Закончили хасиды свою молитву, сложили талесы, скрутили ремешки тфилин.
Завел Магид разговор с евреем, хозяином корчмы, о том, как идут дела и удается ли вовремя платить аренду. Потом перешла беседа на домочадцев. Сказал корчмарь, что есть у него два сына и две дочки. Дочерей он выдал замуж в другие края, а сыновей оставил при себе на подмогу.
– При себе! – вдруг вскричал Магид. – Для себя, злодей, для себя! А теперь признавайся во всем!...
Тут прохрипел корчмарь, что вступил он в связь с одной из невесток, рухнул на пол и потерял сознание. Его привели в чувство. Хозяин дома начал плакать, но Магид сделал знак, чтобы не обращали на него внимания: они собираются в обратный путь.
Когда телега тронулась, корчмарь побежал за ней следом. Магид велел кучеру погонять лошадей. Грешник бежал за ними, силясь догнать, пока не растянулся на дороге.
Тогда рабби Дов-Бер велел кучеру остановиться. Несчастный злодей, отдышавшись, вскочил на ноги и вновь, глотая воздух, побежал за ними. Свист кнута – и снова лошади несутся. Так повторялось несколько раз, пока впереди, среди зимних полей, не показались голубые дымки и темные крыши Межирича.
Хозяин корчмы поднялся и, опираясь на плетни, за которыми псы надрывались в лае, добрел до синагоги и толкнул заледеневшую дверь. Святой Магид сидел за столом и плача читал Псалмы Давида. Потом, по-прежнему не замечая грешника, сказал перед учениками маамар. А затем подозвал нескольких членов своего святого братства и сказал им:
– Отведите этого человека в лес, разденьте его догола, заройте в сугроб и дайте ему книгу Псалмов. Их надо прочесть от начала и до конца. Да скажите ему, чтоб не спешил...
Ученики исполнили этот странный и страшный приказ, а потом вернулись. Через несколько часов Магид дал им новое указание:
– Возьмите шубу и теплое белье. Как только он закончит чтение, тут же разгребите снег, оденьте его и приведите в город.
Что ж, снова отправились они по хрустящей от мороза тропке и увидели, что злодей заканчивает последние строки золотых песен Давида, и душа его тоже заканчивается...
Но хасиды на работе не вздыхают и не охают. Мигом отрыли, одели, завернули и притащили в Межирич, к теплой печи. После этого Магид согласился встретиться со злодеем, говорил с ним много и объяснил, как тот должен жить теперь, чтобы исправить страшные дела свои. Но это уже другая история.
А эта еще не закончилась. Ученики пришли к рабби Дов-Беру и спросили:
– Что за странная вещь: в разговоре с вами этот грешник жаловался, что дела его идут плохо, посетители в корчму приходят редко. Но мы же сами видели, что в корчме полно народу! И еще вопрос: куда они все подевались потом?
Ответил Магид:
– Поступки еврея, если они чисты, привлекают свет Б-га в наш мир. Но если человек грешит, то он, наоборот, увеличивает тьму. Взрослые гои, которыми была набита комната, – это нечистые оболочки, клипот, которые возникли после того, как корчмарь нарушил запрет, греша со своей невесткой. А шкоцим, маленькие гои, появились потому, что невестка не погружалась в микву и была нида – запрещенная для любой близости. Большую нечисть мы рассеяли почти сразу, а с маленькой пришлось воевать до самого конца молитвы...
Теперь ученикам все стало ясно. Впрочем, наверное не до конца. Потому что ученикам их внуков и внукам их учеников случалось оступаться и потом, глотая ледяной воздух, бежать за телегой праведника, стараясь догнать ее любой ценой. А те, кто не старались... Ну что ж, они прочтут эту историю и тоже побегут.
Ветер истории
Суровое покаяние
Во времена Санхедрина если было доказано, что женщина изменила мужу по доброй воле, ей и ее любовнику полагалась смертная казнь. Но и в галуте, где у еврейского суда нет возможности приговаривать к лишению жизни, за этот грех наказывали весьма сурово. Один еврей признался рабби Меиру из Люблина, что соблазнил замужнюю женщину. Раввин предписал ему следующий путь покаяния: После каждой исповеди шамес прилюдно должен был дать ему 39 ударов плетью по спине. Поститься весь год подряд (за исключением суббот и праздников) и есть только по вечерам, без мяса и вина.
Ежедневно исповедоваться в своем грехе и принимать от шамеса удары, но уже без свидетелей. Спать на полу или на голой скамье. Носить на теле мешковину, мыться только накануне праздников, причесываться раз в месяц. Одеваться только в черное. Сидеть в синагоге возле входной двери. Три года не смотреть на женщин, не слушать их пения и смеха.
После этого срока никто не имел права напоминать ему о случившемся. А если все же напоминали? На идише говорят: «Зол зайн капорэ» – «Пусть это будет искуплением...»
момент истины
Разговоры Шнеура-Залмана с его учителем были серьезными. Он собирался, по хасидскому обычаю, ходить к Магиду, как ходят в Иерусалим на праздник – пешком. Рабби Дов-Бер сказал на это:
– Не стоит тратить силы на вещи внешние. Береги их, тебя ждет тяжелая работа...
А какая – не сказал.
Магид был талантливым организатором и с редким упорством стремился к цели: распространению учения Баал-Шем-Това. Из маленького Межирича своего он видел всю звездную россыпь еврейского изгнания и послал туда своих гонцов.
Рабби Менахем-Мендл (фамилий у евреев в ту пору почти не было) был послан учителем в местечко Городок.
Рабби Иссахар-Дов, бывший когда-то учителем Шнеура-Залмана, «получил» от Магида Любавичи, Городню и Горки.
Два брата, рабби Элимелех и рабби Зусия получили луну в ночных тучах и поземку на снегу. Они бродили от хутора к хутору, навещая евреев, живших не в местечках, а на отшибе. Помогали им найти свое еврейство, если кто-то терял его...
Через два года учебы Шнеур-Залман спросил у Магида:
– А какая задача лежит на мне? И услышал:
– Ты сам отыщешь свой путь.
Шнеур-Залман вернулся в Витебск, собрал вокруг себя молодых людей, обладавших большими способностями, и стал рассказывать им об учении Бешта, которое включает любовь к простым евреям, молитву из глубины души, крепчайшую связь с учителем, особую радость и ревностность в соблюдении заповедей. И, конечно, ни на что не похожее учение – хасидизм, которое, пройдя ворота разума, обращалось прямо к еврейской душе.
Вновь приехав к Магиду, Шнеур-Залман сказал:
– Камни и балки у меня есть, как их положить, я тоже знаю. А вот раствор, которым можно было бы скрепить их, не могу найти..
Магид ответил:
– Силы для этого надо просить у нашего учителя, у Бешта.
И я возьму их и передам тебе.
На следующее утро Магид благословил Шнеура-Залмана, сказав:
– Ты нуждаешься в двойном благословении, потому что тебя хотят сломать, послав тебе много противников. Но ничего: ты получил пояс пророка Элияу и крепкие ноги, чтобы устоять...
В свое время Шнеур-Залман не мог понять, почему похвалы и почетные титулы, которыми награждают его ученые мужи Витебска, не находят в его душе никакого отклика. Скромность? Скорее равнодушие. Магид из Межирича наконец открыл ему причину этого. Он сказал, что Шнеур-Залман является обладателем «новой души», связанной с мудростью Ацилут, самого высшего из сотворенных миров. На этом уровне ощущается, что все наши дела – это лишь отсвет Б-жественного света. А главное – сам Свет.
Шнеур-Залман стал замечать, что его путь отличается от пути других учеников Магида. Он уже видел основные контуры этого пути: спокойное самопожертвование, разум как средство открыть ворота души. Три составляющих разума называются Хохма, Бина и Даат. Сокращенно – ХАБАД. Шнеур-Залман понял наконец с чем его душа «пришла на ярмарку»...
невежды И хасиды
Когда Шнеур-Залман вернулся в Витебск уже окончательно, друзья обступили его и стали спрашивать, какие хидушим – новые толкования Торы – он узнал в Межириче.
Шнеур-Залман ответил:
– Если кому-то из учеников Магида удавалось увидеть новый смысл в словах Торы, он записывал это или рассказывал своим товарищам. Но не в этом была главная цель. В Межириче учили, как отдать должное человеку Торы. А кто такой человек Торы? Простой еврей.
Кто-то из друзей вежливо возразил, что какой-нибудь огородник или водонос, который читает молитву по слогам, не зная при этом половины слов, никак не может называться «человеком Торы».
Шнеур-Залман сказал:
– Он велик. Он выполняет приказы Торы, потому что принял на себя ярмо Небес. Он не спрашивает зачем и почему, он делает то, чему его научили. Это простота, от которой до правды – один шаг...
Другой приятель повторил слова мудрецов: «Невежда не может стать хасидом...»
Шнеур-Залман ответил спокойно:
– Ему надо помочь.
Свежо предание... Друзья помнили, что до поездки в Межирич он сторонился общества простых евреев как только мог. Ведь не только молчаливые праведники встречаются среди них, но также тупицы, сквернословы, кого только нет... В свое время юный гаон садился учиться в синагоге подальше от них и старался молиться в своем особом миньяне, состоявшем из молодых знатоков Торы. Теперь Шнеур-Залман молился рядом с простыми евреями и, пренебрегая сокровищами мудрости, которые ждали его на каждой странице редких и тайных книг, учил с извозчиками и торговцами вещи, усвоенные им в пятилетнем возрасте...
Теперь ученик Магида ясно видел свой путь: сделать упор на раскрытие еврейской мудрости, которая таится в каждом из нас, и, двигаясь в этом направлении, помочь еврею разбудить свою душу, помочь ему стать хасидом, то есть праведным...
Это было путешествие вверх по водопаду. Поколения стремительно теряли высоту, требуя земных удовольствий и поклоняясь житейской мудрости. Толпа набирала силу, богатела и зверела – пришла эпоха революций. В это самое время молодой еврей из Витебска, идя навстречу лавине, стремился произвести революцию в еврейской душе, поднять свое поколение и все последующие на уровень Авраама, Ицхака и Яакова...
Это было «не по науке». Ведь настал период «пятки Машиаха», когда еврейство раскрывается на самых нижних ступенях бытия, и ему, стало быть, суждено обживать эти ступени, не тоскуя или вовсе позабыв об оставленных высотах. Шнеур-Залман напоминал о них, требуя постоянной связи каждого, кто находится внизу, с самым Верхом...
С этой целью он начал давать уроки хасидизма, вырывавшие еврея из обыденной сумятицы, позволявшие смотреть на мир и на себя Сверху, со стороны Творца. Людей, изучающих хасидизм и следующих его предписаниям, стали называть хасидами. Это были уже не скрытые праведники, не члены святого братства Бешта и Магида. Хасидом мог стать каждый еврей, даже самый простой, вроде нас с вами...
Пророчество Баал-Шем-Това сбылось.
ОДНА ИСТОРИЯ
После кончины Магида капли драгоценного масла, которые годами в тишине и сокрытии собирались в Межириче, разлились по всей Восточной Европе, сделав путь хасидизма реальностью и спасением для сотен тысяч евреев. Многие из его учеников сами стали Ребе, наставниками хасидов, они прокладывали при этом свой особый путь служения Всевышнему и вели по нему других. На Украине были известны имена рабби Нохума из Чернобыля, рабби Боруха из Меджибожа, рабби Леви-Ицхака из Бердичева. В Польше непререкаемым авторитетом пользовался рабби Элимелех из Лизенска. Хасидов Белоруссии и Литвы спокойно и не привлекая к себе внимания возглавил Шнеур-Залман, Алтер Ребе, Старый Ребе, как его называли. Он совсем не был стар, но спокойствие и мудрость, которыми отличались все его суждения, в горячем еврейском народе были больше под стать старикам...
Это книга о Баал-Шем-Тове, и последний ее раздел нужен нам для того, чтобы рассказать, какая прочная и постоянная связь существовала между основоположником хасидизма и «новой душой», которая была призвана подготовить приход Машиаха, очищая еврейский разум так же, как Бешт очищал наше сердце.
Старый Ребе совершал чудеса, исцелял больных, спасал погибающих. Но, согласно неписаной традиции ХАБАДа, о чудесах не принято говорить много. Обращают внимание на другое. На что? Вот одна история...
В одном местечке жил богач необычайной доброты. Он построил бесплатную гостиницу, похожую на шатер Авраама, потому что там было четыре входа – на все стороны света. Любой еврей мог прийти туда, получить теплый угол и вкусную еду, да еще вдобавок денег на дорогу. Однажды среди постояльцев этой гостиницы оказался рабби Шнеур-Залман. Не называя своего имени, он попросил о ночлеге на несколько дней. Хозяин дома сразу понял, что перед ним человек непростой, и отвел ему лучшую комнату.
Спустя какое-то время богач постучал в дверь и попросил разрешения войти и посоветоваться по важному делу. Понятно, что согласие было дано. Хозяин дома уселся, вздохнул и сказал вот что:
– Я построил эту гостиницу уже давно. За это время много бедняков побывало здесь, получило бесплатный ночлег и пищу. Беда лишь в том, что я делаю это совсем не бесплатно. После каждого благодеяния меня охватывает такая гордость, что я не знаю, куда от нее деваться. Скажите, чего же стоят тогда все мои добрые дела?
Алтер Ребе почти никогда не отвечал на вопрос сразу. Очень часто он погружался в углубленное размышление, когда его душа поднималась в другое пространство, проверяя, как эта проблема выглядит Наверху. Вот и сейчас по обыкновению своему он оперся локтями на стол, положил на руки голову и замолчал надолго. Потом он открыл глаза и спросил, утверждая:
– Но бедняки все же остаются сыты?..
Вот поэтому и прозвали его Старым Ребе, поэтому евреи со всех концов и стекались к нему, чтобы услышать такой простой ответ, который сам по себе немного чудо...
Ветер истории
Упрямый богач
После долгого судебного процесса иезуиты отсудили здание синагоги Львовской общины. Мордехай Нахманович, один из глав кагала, передал людям в рясах ключи, показал, где подвал, где чердак. Как пишет очевидец, евреи были в отчаянии: «Их квартал имел такой вид, как накануне страшного суда». Но когда торжественная процессия, сверкая золотом крестов, явилась для «освящения», выяснилось, что в синагогу можно войти только через дом Нахмановича, а он не собирается никого впускать. Угрозы и посулы не действовали на упрямого богача. Синагога осталась за евреями...
ложь от чистого сердца
Героем этой истории одни называют Бешта, а другие – его «внука», рабби Шнеура-Залмана... Может, она случилась и с тем и с другим? Дело было так: учитель вместе с учениками проезжал однажды местечко, где жили противники хасидизма. Один из местных евреев, увидев ненавистных его сердцу хасидов, схватил топор и погнался за их телегой. На лице Ребе отразилась тревога. Он крикнул кучеру: «Погоняй!»
Кнут свистнул, и лошади, взмахнув хвостами, пошли рысью. Их преследователь, весь в грязи, отстал на каком-то повороте. Тогда кто-то из учеников спросил осторожно:
– Ребе, нам случалось видеть вас в минуты куда большей опасности, и никогда вы не были так взволнованы. Объясните почему?
Учитель ответил:
– Потому что самая большая опасность подстерегала нас именно сейчас. Этот человек хотел убить нас от всего сердца. А когда еврей верит во что-то, даже в неправду, всей душой, то у этой неправды вырастают длинные ноги...
вместо благословения
Жил один хасид, жил очень бедно. Дочерей у него было много – значит, надо думать о приданом, а коза в хозяйстве всего одна. Молока ее хватало на кашу с простоквашей, но от этого не разбогатеешь...
Хасид хватался за разные работы, но прибыль обходила его стороной, а долги, наоборот, лезли в окна и двери. Жена просила и умоляла хасида, чтобы он собрался, поднатужился и вытащил их семейную телегу из грязи. Он бы и рад, да грязи в этом мире слишком много, и виснет она пудом на каждом колесе.
И тогда жена начинала пилить хасида и пилила его до тех пор, пока не распиливала на мелкие кусочки. Эти кусочки вновь складывались в одно целое поздно вечером, когда домашние засыпали, а он садился учиться, становясь при этом цельным, мудрым, проницательным и довольно счастливым человеком. Жена не могла понять, что это он счастлив, когда вокруг одни заботы да хворобы. Она восклицала:
– Уж если ты хабадник, то поезжай к нашему Ребе и попроси у него благословения на парнасу! Мне же не нужно много – только концы с концами свести да выдать дочек за приличных евреев...
Ему было до слез жалко жену. И каждый раз, отправляясь к Ребе, он давал себе слово исполнить ее просьбу. И каждый раз, переступая заветный порог и глядя в лицо учителю, забывал обо всем на свете. Они обычно говорили очень долго – о том, как учить Тору, как молиться. Но не о деньгах.
Однажды жена взбунтовалась. Когда хасид приехал от Ребе, она воскликнула:
– Ты попросил браху на парнасу? Нет? Ну так поезжай немедленно обратно и без благословения не возвращайся!..
Делать нечего, он поехал.
И вновь святое лицо Ребе заслонило все, и опять их беседа поднялась в заоблачные выси. А когда хасид попрощался и вышел, то он вспомнил о наказе жены, но было поздно. Его очередь уже прошла.
Как быть? К Ребе зайти нельзя, десятки других евреев дожидаются своей очереди. Ехать домой? Об этом нет и речи... И бедный хасид, не зная, на что решиться, стал ходить кругами вокруг дома Алтер Ребе, отчетливо понимая, какого же он свалял дурака...
Вдруг он увидел, что окно кабинета открыто и Ребе стоит, ни на кого не глядя, и говорит такие слова:
– Есть души людей, которые всю жизнь грешили – и Тору не учили, и заповедей не исполняли. Но в последние минуты своей жизни они сделали тшуву, и их раскаяние было принято. Эти души не попали в ад – тшува помогла, но и в раю им делать нечего. В своей прошлой жизни они не запаслись «одеждами» из заповедей и добрых дел, у них нет «сосудов» Торы, с помощью которых можно наслаждаться Б-жественным светом... Такие души ждут, страдают и молят Творца, чтобы Он разрешил им снова спуститься в этот мир и исполнить неисполненное, доучить недоученное. Ради этого они заранее готовы на любые муки – даже быть бедняками. И нет на свете счастливее той души, которая наконец получает такое разрешение...
Алтер Ребе отошел от окна. А хасид отправился домой. Он нашел, что сказать своей жене. И она его поняла, ведь, что ни говори, она была настоящая еврейская женщина...
заповедь-неудачница
Алтер Ребе говорил:
«У каждого человека есть своя судьба, своя удача. То же самое относится к нашим заповедям. Есть мицвот, которым «везет» в одних краях и «не везет» в других. Например, запрет брить бороду немногого стоит у немецких евреев. Но зато они очень строго соблюдают запрет брать рибит, проценты, с того еврея, которому одалживают деньги. А в наших краях – наоборот. Все с бородами, а к запрету рибита относятся порой весьма небрежно...»
новый талес
У рабби Шнеура-Залмана, первого главы ХАБАДа, были хасиды особой пробы. О них рассказывали легенды, которые, что самое удивительное, были чистой правдой. Например, ехал однажды реб Меир Рафаэле, купец из Вильны, на своей телеге и со своим кучером по торговым делам. Вдруг посреди поля он увидел, что одна из кистей цицит на талесе оторвалась. Реб Меир испугался, что сейчас он проедет четыре локтя без цицит как гой, как какой-нибудь русский император. Он закричал не своим голосом: «Стой!»
А кучеру что? Он натянул вожжи. Сидят они то на солнышке, то под дождичком и ждут, не появится ли на дороге какой-нибудь еврей, у которого можно купить или одолжить исправные цицит.
Кучер сосал трубочку, а реб Меир молился и просил Всевышнего, чтобы Он послал ему новые цицит. Он был даже готов на маленькое чудо: чтобы пророк Элияу пришел на помощь, приняв любое обличье...
Несколько часов прошло без толку, и солнце уже садилось. Вдруг – да не сон ли это!? – показалась вдалеке фигура бродячего еврейского торговца, согнувшегося под тяжестью огромного короба с товаром. Реб Меир и кучер закричали ему, замахали руками. Усталый торговец подошел, глядя без особой симпатии.
– Нет ли у тебя талеса на продажу? – спросил взволнованно реб Меир.
– А хоть бы и был... Неужели я стану для такого пустяка развязывать всю мою поклажу?
– Но я хорошо тебе заплачу!
– Из-за лишнего рубля не стоит ломать спину...
– Я отдам тебе все деньги, которые лежат в моем кошельке!
Коробейник шмыгнул носом:
– И в карманах тоже...
В конце концов странная сделка состоялась. Грабитель-коробейник ссыпал деньги купца в большой, словно специально приготовленный для этого кошелек, а реб Меир в новом талесе и без копейки денег продолжал свой путь.
Как он торговал, гол как сокол, у кого и сколько одалживал, об этом история умалчивает. Через некоторое время он приехал навестить своего учителя рабби Шнеура-Залмана. Лишь только наш купец показался на пороге кабинета, Алтер Ребе встал, подошел к шкафу и достал оттуда ту же сумму, те же монеты, которые реб Меир отдал жадному коробейнику.
Теперь они вернулись обратно к хозяину. Наш купец только и мог вымолвить:
– А... А....
– Это был пророк Элияу, – кратко сказал Алтер Ребе. – Он хотел тебя испытать.
Мир вступал в эпоху Бонапарта, в эпоху паровоза, в эпоху большой лжи. А хасиды Старого Ребе поднимались вслед за учителем вверх по бурлящему водопаду. И пророк выходил им навстречу в чистом поле.
золотые шпили
За несколько десятков лет до того, как раскрылись источники хасидизма, возникло движение сабатианства. Некто по имени Шабтай Цви объявил себя Мессией, но, испугавшись грозившей казни, принял ислам и вскоре умер. Однако секта, им основанная, продолжала существовать, потрясая еврейский мир странной идеей, что Машиах придет, когда все поколение будет грешно и потеряет право на спасение. Отсюда следовало, что если нет сил подняться, значит, надо спускаться ниже и ниже. Люди Яакова Франка, продолжателя сабатианства, сделали эксперименты с грехом основной частью своей духовной практики.
Бешт боролся с сабатианством. Но противники хасидизма иногда искренне, а иногда и нарочно называли хасидов разновидностью этой секты. Действительно, если смотреть со стороны, некоторые контуры совпадали: те же уроки Кабалы, те же постоянные разговоры о том, как приблизить приход Машиаха. «Маленькая» разница заключалась в том, что, изучая «внутреннюю» часть Торы, сабатианцы отходили от соблюдения заповедей, а хасиды соблюдали их ревностно и с душевным жаром.
Но не всем по сердцу был этот жар...
Некий разобиженный раввин по имени Авигдор написал на имя императора Павла Первого длинный донос. Главным действующим лицом в нем был глава ХАБАДа. Алтер Ребе обвиняли в сочувствии идеям французской революции. Его хасиды, как писал доносчик, со дня на день ожидают вторжения якобинцев, «в ожидании чего живут роскошно...»
Якобинцев Павел боялся как огня. Он тут же отдал приказ арестовать рабби Шнеура-Залмана и немедленно доставить его в Петербург.
Кто сказал, что цадику неизвестно чувство страха? Глава ХАБАДа страшился заточения, допросов, сурового приговора. Но его праведность выразилась в том, что он страшился не людей в треуголках с подкрученными усами, а гнева Всевышнего. Там, Наверху, проснулся обвинитель. Оттуда, а вовсе не от русского царя, пришел этот указ. Вновь и вновь глава ХАБАДа задавал себе вопрос, какой изъян есть в его служении Творцу? И не находил ответа, и это тревожило его еще больше...
Его поместили в Петропавловскую крепость и по ночам возили на допросы в Тайный Совет. Русские вельможи во французских париках были весьма начитаны в Священном Писании, а также, благодаря масонам, знали многие понятия Кабалы. Они мало интересовались якобинцами. Они спрашивали его про хасидизм. Алтер Ребе понял, что сейчас хасидизм стоит перед Небесным судом, и чаши весов качаются...
Сокровище Петра, каменнолицый Петербург, праздновал студеную осень. Ветер играл флажками кораблей, срывал с прохожих цилиндры и треуголки, щедро дарил простуду. Золотые шпили пронзали серую муть облаков. Один из шпилей принадлежал Петропавловской крепости. От ее причала отошла казенная шлюпка, в которой сидели гребцы, конвоиры, офицер и арестант. Это был хрупкого сложения еврей в просторном кафтане с густой бородой. Луна вышла из-за облаков. Рабби Шнеур-Залман сказал офицеру:
– Мне нужно, чтобы лодка остановилась на несколько минут. Я хочу благословить новую луну. Тот ответил:
– Мы опаздываем на допрос. Не положено.
Лодка вдруг застыла как приклеенная, хотя гребцы бодро чертили свинец Невы длинными веслами. Офицер смотрел на это диво, широко раскрыв глаза. Потом лодка сдвинулась с места, и рабби повторил свою просьбу. Офицер тут же приказал остановиться, не желая испытывать терпение мудреца. Алтер Ребе прочитал благословение, и они вновь понеслись по реке навстречу каверзным вопросам, задавать которые в России все мастера...
В одну из ночей случилось нечто необычайно важное. Когда узник сидел в камере, перед ним, одетые в телесную оболочку, возникли учителя – Баал-Шем-Тов и Магид из Межирича. Со слезами на глазах, с рыданиями в горле рабби стал спрашивать у них, за что пришло к нему это испытание. И получил ответ: за то, что в своих трудах и на своих уроках он сделал доступными для многих сокровенные тайны Торы. Тогда Алтер Ребе спросил, как это исправить... Ответ был неожиданным: назад дороги нет, нужно раскрывать учение хасидизма гораздо смелее и шире, чем он это делал до сих пор!
Однажды в камере Ребе появился необычный гость: император Павел, одетый в мундир простого чиновника. Глава хасидов приветствовал его так, как полагается приветствовать коронованную особу. Павел был раздосадован, смущен, взволнован и растроган. Он сказал потом своим приближенным:
– Этот еврей – святой. Он не может быть бунтовщиком...
После пятидесяти трех дней пребывания в крепости (такое же число глав в его книге «Тания») Алтер Ребе был оправдан и освобожден. Он вернулся домой, в еврейские края, к ликующим хасидам.
Алтер Ребе всегда называл Бешта зейде – дедушка. Это звучало тепло и по-домашнему, хотя встречались они всегда при особых обстоятельствах, на таинственных перекрестках, на стыке разных миров. Когда рабби Исроэль поднимался во дворец Машиаха, он услышал, что Машиах придет, когда источники хасидизма распространятся по всему свету. Алтер Ребе начал заниматься этим, а за ним следом – армия его хасидов. И «источники Бешта» стали изливаться широко и бурно, насыщая еврейство, наполняя мир. Шаги Машиаха звучат уже рядом.
Хедер Бешта
Без бумаги, без чернил
Бешт говорил: «Речь человека – это перо его сердца». Алтер Ребе добавил потом: «Хасидский нигун -это перо души».
серьезный лехаим
Когда весть об аресте рабби Шнеура-Залмана пришла в город Стародуб, хасид реб Ехезкель собрал своих друзей и сообщил, что готов принять на себя любые муки вплоть до смертных, лишь бы их Ребе вышел на свободу.
Он провел в непрерывном посте три дня, потом вновь созвал хасидов и сообщил, что его молитва принята, и ему позволено стать капорой – искупительной жертвой, – чтобы помочь главе ХАБАДа. Поэтому его душа должна сегодня ближе к заходу солнца оставить этот мир.
Реб Ехезкель приказал принести водки, сделал со всеми вместе лехаим и взял с друзей обещание: когда они узнают об освобождении Ребе, пусть придут к его могиле и сообщат это известие. А потом пусть сделают лехаим и спляшут – даже если их примут за сумасшедших.
К вечеру его не стало.
Через несколько дней, во вторник, 19 Кислева, хасиды собрались в синагоге на молитву. Они поглядывали друг на друга, ожидая, кто же заговорит первым. Кто-то начал, и тут разом все признались, что реб Ехезкель явился сегодня каждому из них во сне и известил, что указ об освобождении Наверху, в мире правды, уже подписан.
Значит, пришла пора выполнять условие – плясать на кладбище. А люди пусть думают, что хотят.
Ого...
Спросил какой-то ученый человек у главы ХАБАДа:
– Вы передаете своим хасидам жемчужины Торы, самые сокровенные ее части. Что же нового принесут им времена Машиаха, ведь они и так все знают?
Алтер Ребе ответил:
– Когда придет Машиах и весь мир засияет новым светом, мои хасиды скажут: «Ого!»
Это значит: «Раньше мы только слышали об этом, а теперь видим своими глазами».
на берегу
Наверное, самым удачным завершением этой книги будет рассказ про один сон... Он приснился в юности рабби Дов-Беру, сыну Алтер Ребе и его преемнику. В этом сне не происходило событий страшных или значительных, но он взволновал молодого человека настолько, что тот почувствовал необходимость немедленно рассказать обо всем отцу.
Он видел реку, воды которой были глубоки и чисты до прозрачности. Поток струился мощно, но поверхность была спокойна, ни одной волны. Вдали эта река разделялась на множество протоков, таких же чистых, со светлой водой.
На берегу реки стояли два еврейских мудреца. Один был повыше ростом и с распухшей ногой – наверное, от болезни. Вдруг появился отец, рабби Шнеур-Залман, и они начали беседовать втроем. Мудрец, что был пониже ростом, отдал приказ своему высокому товарищу встать на доску, которая была перекинута через реку. Тот повиновался. Под его тяжестью доска время от времени уходила под воду, но потом снова поднималась наверх. Воды струились так же мощно и спокойно.
Потом трое мудрецов отправились к другой реке. Ее волны искрились сотнями оттенков и неслись бурно... Мудрец, который был пониже ростом, приказал рабби Шнеуру-Залману ступить на доску, перекинутую через эту реку. Тот повиновался, но тут же ушел глубоко в воду и в страхе отступил на берег.
Мудрец сказал:
– Не бойся. С этими ты преодолеешь все, даже горы из огня...
Тут сон прервался.
Невысокий человек с точеными чертами лица и длинной бородой – первый Ребе хасидов ХАБАДа – молча выслушал рассказ сына и попросил его прийти спустя какое-то время после молитвы. Когда сын появился снова, Алтер Ребе заговорил напевно, подчиняясь мелодии, которая постоянно звучала в его душе:
– Двое мудрецов – это Баал-Шем-Тов и Магид из Межирича, мой учитель. Магид – это тот, кто повыше ростом, с больной ногой. Первая река – это учение хасидизма, которое благодаря работе учеников Магида в разных концах этой страны разделилось на множество направлений. Но поток истины в этой реке такой же чистый, и она не замедляет движения...
– А вторая река, где волны?
– Это слезы баалей тшува, тех, кто вернется к Торе перед приходом Машиаха...
И больше Алтер Ребе ничего не сказал. Однако время нынче такое, что душа порой обгоняет разум. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что разноцветные волны, которые бурно несутся, сметая преграды, – это слезы нашего поколения, это наша дорога к Творцу. Бешт обещал главе ХАБАДа, что с нами он сможет преодолеть все, даже огненные горы. Старый Ребе давно в пути. И мы тоже.
А рабби Исроэль, великий Бешт, со своими учениками стоит рядом и молится за нас.