Исройлик любил мир, в котором поселил его Творец. Не только тайный мир скрытых праведников и удивительных встреч, частью которого он стал чуть ли не с самого детства, но и тот маленький мир, в котором его считали неудачником. Где голуби плещутся в воздухе в невысокой синеве, потревоженные ребячьим свистом. Где женщины сплетничают у колодца, а их мужья ссорятся за место в синагоге. Где люди притворяются, что не понимают друг друга. Где у каждого еврея, который и не слыхивал про нистарим, есть своя тайна, своя скрытая праведность. Где рабби Гершон прогнал его из кучеров.
Любить каждого еврея, независимо от того, кто он и какой.
Не бояться никого на свете, кроме Всевышнего.
Две строчки эти из отцовского завещания сообщали Исройлику удивительную цельность. Эта цельность, как чаша из литого золота, была готова к тому, чтобы туда упали первые капли драгоценного вина.
Однажды за несколько часов до наступления субботы Исройлик задремал. Ему во сне явился старик и спросил:
– Знаешь ли ты, кто я?
– Нет, – ответил Исройлик.
– Знай, что я послан с Неба, чтобы каждый день обучать тебя Торе. Мы встретимся среди гор, недалеко от города. Никому не говори об этом, даже своей жене. Нельзя, чтобы кто-либо об этом знал.
Исройлик спросил, как имя старика, и услышал в ответ, что пока это тайна.
И проснулся. И решил: «Ну, это сон...» Но когда Исройлик пошел в микву и, как стало привычкой у него, погрузился в воду с открытыми глазами, то снова увидел старика – уже не во сне. Большой страх на него напал, хотя и видел Исройлик на своем веку немало чудес.
Субботней ночью старик явился ему в третий раз. Он сказал:
– То, что происходит с тобой сейчас, происходит на самом деле. В первый день недели ты выйдешь из города и встретишь меня в горах. Заклинаю тебя, не забудь: перед этим ты должен погрузиться в микву четыре раза...
Старик исчез. Утром, когда Исройлик пришел в синагогу, его вызвали к Торе во время чтения последнего отрывка недельной главы – честь, которую оказывают самым уважаемым прихожанам. В глазах окружающих Исройлик до сих пор таковым не был.
Во время субботней трапезы рабби Гершон спросил:
– Исройлик, ты здоров ли? У тебя очень изменилось лицо, не могу понять, в чем дело.
Исройлик промолчал. Что он мог сказать? Он чувствовал, что его окружает свет, что в его душе пробуждаются источники, о которых он не знал до сих пор...
Наутро, в первый день недели, выпал глубокий снег. Исройлик, еще не согревшись после миквы, стал протаптывать тропинку среди спокойной белизны и тихого одиночества.
И вот он уже не один. Старик стоит перед ним. Он ведет Исройлика в пещеру, притаившуюся в складке горы. Там ни одной свечи, но пещера вся полна света. Там стол и два стула, больше ничего. Они уселись, и старик достал книгу, которую Исройлик, хорошо знакомый с Кабалою, никогда не видел до сих пор.
Когда Исройлик открыл ее, то как будто вторая душа вошла в него, и он увидел тропинки, которые соединяют небеса и землю, и мир стал виден изнутри, похожий на книгу...
Через два часа старик сказал:
– Сынок, на сегодня хватит. А завтра, с помощью Всевышнего, мы продолжим вновь. Остерегайся, не рассказывай об этом ни одной живой душе.
И старик взял Исройлика за руку и вывел его из пещеры, потому что не так просто самому покинуть место, где струится невидимый свет.
Учитель проводил ученика до ворот города, а там возложил на его голову руки и благословил.
Никто не обратил на них внимания. Может, тишина и снег оберегали их. А может, люди были тогда чище. Никто не удивился, глядя, как один еврей благословляет другого.
Спустя много времени старик открыл Исройлику свое имя. Это был пророк Ахия, учитель пророка Элияу, один из семидесяти старцев, сидевших перед Давидом и решавших вопросы, на которых стоит мир.
Когда Исройлик услышал его имя, то от большого трепета лишился чувств. А мы с вами, нынешние, спокойно читаем эти строки. И это самая большая наша проблема.
Проблема мира, где капли драгоценного вина льются в грязь, потому что не готова чаша, мало золота...
И ТЕЛЕГА, И ЛОШАДКА
Прошло много месяцев с тех пор, как начались тайные уроки в пещере в горах. Однажды учитель сказал Исройлику, что тот должен покинуть Броды и поселиться где-нибудь в деревне, на безлюдье.
В то же самое время рабби Гершон имел со своей сестрой решительный разговор. С дрожью в голосе он заявил:
– Не могу я больше выносить, что такой невежда живет в моем доме. Хочешь развестись с ним – хорошо. А если нет, то куплю я вам телегу и лошадку, и езжайте жить в другое место...
Когда Исройлик узнал об этом, то удивился, как же это на свете одно так хорошо прилажено к другому. И может, потому, что ему открылась прежде тайная сторона дела, он совсем не рассердился на рабби Гершона за его суровое решение. Наоборот, Исройлик радовался как человек, который меняет маленький дом на большой.
Погрузил в телегу скарб, усадил жену поудобнее, влез на облучок, сказал молитву и хлестнул вожжами. И пошла себе лошадка, и закрутились колеса. Внизу грязь и камни, наверху бездонное небо. Куда хочешь, туда и смотри.
Тогда исполнилось непутевому Исройлику 26 лет, и члены союза нистарим выбрали его своим главой.
Кормились супруги так: Исройлик копал в оврагах глину, а жена возила ее в город и продавала печникам и горшечникам. Ночевать, однако, приходилось по чужим углам, а то и в сараях, а то и под открытым небом. Так они объездили всю Украину. И везде поджидала Исройлика пещера, залитая светом, таинственный учитель и заветная книга.
На рабби Гершона он совсем не сердился. Исройлик сердился, если можно сказать о нем такое, на преграды, которые отделяют одного еврея от другого. И старался при любой возможности их ломать.
БАНДИТ СКАЗАЛ: «ДА КТО ЖЕ ЗНАЛ?»
Рассказывают про Исройлика, что со временем рабби Гершон дал ему денег на аренду корчмы в какой-то маленькой деревушке. Жена Исройлика продавала там мужикам водку, овес и прочие товары. А сам Исройлик проводил всю неделю в уединении, в горах, и появлялся дома только перед началом субботы. Когда ему хотелось есть, он выкапывал в земле ямку, наливал туда воды, насыпал муки, перемешивал и утолял голод.
В тех краях водились страшные разбойники. Раз шли они по лесу со своими ножами и кистенями и увидели такую картину. По краю обрыва идет человек, не глядя себе под ноги. Еще шаг – и он рухнет в пропасть. Но тут другой край обрыва пододвинулся к нему, и он продолжал идти как ни в чем не бывало. Это повторилось несколько раз. Обрыв то сходился, то расходился в зависимости от того, куда Исройлик держал путь.
Тогда жуткие эти люди разыскали Исройлика, упали перед ним на колени и сказали такие слова:
– Мы видим, что ты человек Б-жий, что чудеса с тобой творятся. Так помолись, чтобы помог нам Всевышний в нашем ремесле, потому что дело разбойничье опасное, погибнешь и глазом не моргнешь...
Отвечал Исройлик:
– Если поклянетесь, что не тронете пальцем ни одного еврея, тогда, будь по-вашему, помолюсь...
Разбойники поклялись. И с той поры, если возникал у них спор или запутанное дело, приходили они к Исройлику и просили его совета и суда. Однажды решил он дело в пользу одного из спорщиков, а второй обиделся и решил Исройлика убить. Дождался разбойник, пока тот отправился спать, а потом подкрался и занес топор. Тут схватили его невидимые руки и стали бить нещадно по всему телу сразу.
Орал разбойник, молил разбойник – ничего не помогало. Наутро он представлял собой один сплошной синяк. А когда отлежался, то честно, без стеснения рассказал, что с ним приключилось.
Исройлик спросил:
– Как же ты решился поднять на меня руку? Бандит, простая душа, почесал в затылке:
– Да кто же знал...
Ветер истории
Казацкие вольности
«Жалования же никакого казаки не получают, но им позволено грабить евреев и ляхов и убивать первых...» (Из допроса гайдамака Андрея Суляка)
ПОСТ ПО БЕШТУ
В начале недели Исройлик уходил в горы между городками Косов и Китов и проводил там несколько дней в уединенном размышлении. Он не собирался умерщвлять свою плоть, он брал в дорогу целый мешок еды. Но когда утром в пятницу он вспоминал, что нужно возвращаться домой встречать субботу, мешок был по-прежнему полон. Все эти дни он помнил о Всевышнем и забывал о еде. Получалось, что он постился. Только это нельзя назвать постом...
ЛЯГУШКА В УЩЕЛЬЕ
Однажды пришли к Исройлику те самые разбойники и сказали:
– Мы знаем, что ты давно мечтаешь побывать в Эрец-Исраэль. Пойдем, мы покажем тебе тайный путь через горные пещеры и подземные реки...
Поверил или нет Исройлик разбойникам, но он решил пойти с ними. Долго продвигались они в темноте пещер, пока не наткнулись на ущелье, дно которого было покрыто жидкой грязью, так что ни ступить туда, ни поплыть... Через ущелье была перекинута доска, по которой разбойники стали переходить на другую сторону. А чтобы не потерять равновесие, они опирались на шест, который втыкали в грязь.
Исройлик, который никогда ничего не боялся, вдруг почувствовал, что ему нельзя переходить на тот берег, что там поджидает его опасность, из которой не выбраться живым. И он остался, а спутники его двинулись дальше.
Оглядевшись вокруг, Исройлик сказал себе:
– Всевышний не зря привел меня в эти места. Наверное, какая-то работа приготовлена мне здесь...
Не успел он закончить, как грязь с чавканьем разлетелась в разные стороны и на берегу показалась лягушка величиной с украинскую хату. Исройлик спросил, глядя на это создание:
– Кто ты?
– Я был талмид-хахам, мудрец Торы, – отвечала лягушка. – А теперь моя душа поселилась в теле этой твари...
– За какие же грехи ты был так наказан?
– Однажды я поленился сделать омовение рук. И ангел-обвинитель стал кричать на Небесном суде: «Мудрец Торы нарушил заповедь мудрецов! Накажите его!» Но ему ответили, что за такой проступок даже мудрецам большого наказания не полагается. И тогда он подсунул мне еще одно нарушение, и я опять нарушил, и еще одно – и я снова... Дело дошло до того, что я совсем перестал соблюдать приказы Торы...
– Неужели тебе ни разу не приходила мысль о тшуве, раскаянии?
– Приходить-то приходила, но для этого нужны силы, а я никак не мог с ними собраться. Обвинитель подсунул мне любовь к спиртному. Так что я или пил, или грешил. Всему на свете приходит конец, и вот я оказался на Небесном суде. Там решили, что поскольку мой самый первый грех связан с водою, то мою душу нужно послать в тело животного, которое живет у воды. И вот я сижу в этой грязи уже пятьсот лет, и нет мне спасения...
– Но ведь рабби Ицхак Лурия из Цфата помог душам многих грешников, – сказал Исройлик. – Почему же твоя душа не поднялась отсюда?
– Для тикуна – исправления души – нужно, чтобы рядом оказался еврей, – объяснила лягушка. – Чтобы он произнес благословение или хотя бы подумал о святом. Но в том и заключается мое наказание и моя беда, что не заходят евреи в эти темные пещеры!
– Ну видишь, я зашел, – сказал Исройлик.
Он помолился за душу грешного мудреца, и она, расставшись с телом животного, поднялась туда, куда должна была подняться. А Исройлик обошел тушу лягушки и отправился назад, домой, чтобы сделать омовение рук и благословить хлеб, лежащий на скатерти грубого полотна.
Еврейские знаки и приметы
Желанный страх
Если хочешь, чтобы усилился в душе страх перед Небом, хорошо держать дома книги Рамбама, благословенна его память.
Также советуют вынести на улицу воду, которую слили в таз после утреннего омовения рук, и вылить ее.
ПЕРВЫЙ ИЗ ШЕСТИДЕСЯТИ
Десять лет Исройлик жил так, как он жил. На границе крестьянских полей и диких гор, где разбойники рвали мясо на куски в своей берлоге и не знали, что неподалеку есть пещера, залитая светом, где пришелец из другого мира учит Исройлика тайнам тайн.
Исройлик думал, что такая жизнь будет продолжаться всегда. Но однажды учитель сказал ему:
– Тебе скоро исполнится 36 лет, и Наверху решено, что ты должен раскрыться людям. Ученик спросил взволнованно:
– Чем я хуже моих друзей, скрытых праведников? Почему им позволено исполнять свою службу втайне, не привлекая внимания? Ведь я знаю, что мое раскрытие приведет ко многим спорам и навлечет на меня гнев больших мудрецов...
Отвечено ему было:
– Потому что так решено, и не нам с тобой это обсуждать. Для того мы и учились все эти годы, чтобы новое знание пришло в этот мир. И знай, что если ты откажешься, то больше мы не увидимся...
Такие разговоры длились долго. Наконец, Исройлик согласился. А учитель сказал ему:
– У Давида было шестьдесят богатырей, которые охраняли его день и ночь. Тебя тоже будут окружать шестьдесят богатырей Торы, которые пойдут за тобой в огонь и воду.
Как вы думаете, кто оказался первым из них? Ученый родственник, брат жены, рабби Гершон собственной персоной. Исройлик написал ему письмо, где рассказал все как есть, черным по белому. Там были такие строки: «Волосы у меня встают дыбом при мысли о том, что нужно раскрыться и взять на себя такую тяжелую ношу. Ведь кто я такой? Наверняка, без всякого сомнения, есть люди выше меня и лучше. Но, родич мой дорогой и любимый, что я могу сделать, если от Всевышнего, благословен Он, пришло это слово? И, вдобавок, мой наставник и учитель дал на это свое согласие... Я знаю, что будет много обвинителей и противников у меня, но на Всевышнего, благословен Он, вся моя надежда...»
Рабби Гершон перечитал письмо и, наверное, подумал, что если не суждено ему было сделаться учителем Исройлика, значит, самому придется стать его учеником. Мысль была настолько необычной, что у рабби Гершона закружилась голова.
ХЕДЕР ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ
Рассказывают, что однажды ученик рабби Гершона оказался в тех краях и решил заночевать у Исройлика. Он увидел дом проще некуда, без кроватей и прочей мебели. Только лавки да лежанка на печи. Так случилось, что нужно было ученому юноше задержаться там до субботы. И это совсем его не радовало.
Хотелось ему провести субботний день в компании более ученой, да и, признаться, отведать пищу более изысканную. Вдруг увидел ученик, что супруга Исройлика лепит из теста двенадцать субботних хал, как принято у кабалистов.
– Зачем вам двенадцать хал?! – воскликнул юноша. Отвечала ему хозяйка:
– Мой муж человек простой, но кашерный. Он видел, как мой брат и твой учитель произносит субботний Кидуш над двенадцатью хлебами, и тоже решил так делать...
Спросил тогда гость, нет ли поблизости места, где можно помыться перед субботой. И получил ответ, что не нужно никуда ходить. Есть и баня за домом, и миква с проточной водой.
– Зачем вам миква?! – воскликнул гость. Отвечала ему хозяйка:
– Мой муж – человек кашерный и каждый день ходит в микву. Хотя, конечно, неученый...
Исройлик пришел на закате из лесов и полей, где он молился и размышлял. И подумалось ему, что если он сам прочтет Кидуш – освящение субботнего дня – с той любовью и душевной силой, с которыми он это обычно делал, то гость еще, пожалуй, потеряет рассудок. Тогда он попросил сказать Кидуш ученого юношу.
Потом они уселись за стол и стали есть субботнюю трапезу, как обычно, с весельем и тихой радостью. Исройлик попросил гостя рассказать какой-нибудь отрывок из Торы. И тот, продолжая видеть Исройлика таким, каким он ему казался, рассказал со вздохом нечто простое: как евреи были в Египте, как фараон их мучил. И потом, значит, спаслись из рабства.
Сказали молитву после еды и улеглись спать. В полночь гость проснулся. Ему привиделось, что в доме пожар. Багряный отсвет плясал на потолке, как будто огонь вырвался из печи и пожирает все вокруг... В страхе вскочил юноша и бросился будить хозяев. Последнее, что он увидел: огня нет, а есть нестерпимый свет. И Исройлик. Но что, где, почему?! Он потерял сознание.
Когда гостя привели в чувство, он увидел, что свет пропал, а Исройлик остался и спрашивает его:
– Зачем глядишь туда, куда у тебя нет права смотреть?
И совсем не знал гость, что на это сказать...
Утром после молитвы, весь полный возвышенного веселья, Исройлик вошел в дом. И сделал Кидуш так, как он привык делать. Ученый юноша слушал и не верил своим ушам. Верней, ушам верил – себе нет.
На закате, когда в третий раз уселись хозяева и гость за субботний стол, Исройлик начал раскрывать перед гостем такие тайны Торы, о которых тот не слыхивал никогда и даже представить себе не мог, что такое возможно на свете.
Гость слушал и не знал, что подумать. Перед ним сидел не раввин, не глава ешивы, не ученый талмудист. А кто же? Об этом ученый юноша не имел понятия. Потом таких людей стали называть так же, как дети зовут меламеда в хедере: Ребе...
Только этот хедер был для взрослых. И не всяк желал учиться в нем. Вот поэтому Исройлик не хотел раскрываться. Но приказ есть приказ.
На прощание Исройлик наказал юноше немедленно отправиться к ученым евреям города Броды и сказать им такие слова: «Большой свет скрывается в окрестностях вашей общины. Стоит вам подняться, и встретить его, и ввести в свой город...»
Наказ этот был исполнен. Ученые мужи, те, кто понимал, пошли встречать Исройлика. Говорят, они сделали ему в лесу трон из веток, и усадили на него, и назвали новым, хотя и с самого детства знакомым именем: Ребе...
А как же еще они могли его назвать? Раввин в городе есть, глава ешивы тоже, и шойхет, и меламед. А чужие должности занимать не полагается.
Ну а Ребе? Для одного это очень много, для другого – ничего не значит. Зависит от того, какой еврей, какой Ребе.
Здесь мы расстаемся с Исройликом, его теперь будут величать по-другому...
Еврейские знаки и приметы
Ты, Который избрал...
Если ты пишешь письмо и хочешь, чтобы адресат исполнил какую-то твою просьбу, нужно погрузиться перед этим в микву. А когда сядешь писать, подумай и скажи с большим сосредоточением: «Ты, Всевышний, Который избрал Авраама...»