Свеча на снегу

 

Кто-то воткнул свечу в сугроб посреди поля, и она горит навстречу ветру, отбивая холод лезвием кипящего пламени. Скоро ведь погаснет, а? Стрельнет обреченно синим дымком… Нет, ей гореть долго. Ведь свеча – это символ еврейской души. Вот чья-то фигура показалась в поле, и ветер стих. Это рабби Исроэль. Он поправил фитиль, он любуется светом. Идти навстречу еврейской душе – вот что цадик любит больше всего на свете.

Но почему же такое неподходящее место, среди сугробов и стужи, выбрала эта свеча-душа, чтобы гореть? Бешт не задавал таких вопросов. И мы не будем.

КРИК ПЕТУХА

Йом Кипур, день Искупления, заканчивался. Уставшие от поста люди стали читать «Неила», заключительную молитву этого дня. Багровое солнце запуталось между высокими тополями – еще немного, и спрячется совсем. Но рабби Исроэль, окруженный своими учениками, казалось, не замечал, что Йом Кипур уходит, что от него почти ничего не осталось… Он молился долго, с плачем и криком, как будто хотел одолеть какую-то преграду, и все не получалось…

Глядя на него, ученики тоже стали молиться с удвоенной силой, и дрожь их голосов передалась другим евреям, стоявшим под деревянными сводами синагоги. Волнение, как волна, перекатилась на женскую половину, где сразу поняли – пахнет бедой. И стены задрожали от женского плача.

Все повторяли одну фразу – и мудрецы, и простаки, и старые, и молодые:

– Аба, рахем на! Всевышний, Отец, смилуйся!

Был в синагоге вместе со всеми один паренек-пастушок, который знал о еврействе своем только то, что он еврей. В хедер его родные не посылали, а может, и не было у него родных. Университеты он проходил под открытым небом, наблюдая за повадками разной живности, которая находилась на его попечении. Он мастерски подражал блеянию овцы или мычанию коровы. Но больше всего любил пастушок крик петуха -за звонкость и заливистый задор.

Сейчас увидел он, что взрослые серьезные мужчины плачут, как дети малые, и зовут Отца. Разволновался пастушок, и вырвался у него крик из самой глубины сердца:

– Аба, рахем на! Ку-ка-ре-ку!!!

Народ обомлел. Мужчины вздрогнули, а женщины стали прикрывать детей платками и пробираться к выходу. А когда люди поняли, кто закукарекал, то принялись ругать парня и даже хотели вытолкать его из синагоги в шею. Но он крикнул со слезами:

– Я ведь тоже еврей!

Тут староста за него заступился, и его оставили.

А Бешт? Оказывается, он уже спешил закончить молитву, и ученики за ним следом. Лицо рабби Исроэля светилось. Волны веселья и спокойной радости разлились по всей синагоге.

Потом, оставшись наедине с учителем, ученики спросили рабби Исроэля о причине затянувшейся молитвы. Он рассказал им вот что. В Йом Кипур ему дано было узнать, что большой катерог – обвинитель – поднялся против одной еврейской общины, и ей грозит полное истребление – то ли от рук гайдамаков, то ли от другой нечисти.

Бешт стал молиться, чтобы отменить ужасный указ. Но тут поднялся обвинитель еще больше прежнего – уже против самого рабби Исроэля. Дело в том, что Баал-Шем-Тов советовал многим евреям селиться в деревнях и брать в аренду мельницу или корчму. Это было нужно для того, чтобы проникнуть в самую темень и глубь этого мира и очистить его соблюдением заповедей и простой молитвой. Обвинитель, однако же, утверждал, что, оказавшись на отшибе, евреи вообще позабудут о своем еврействе.

Бешт ничего не мог поделать с этим обвинением, поддержка учеников не помогала. И вдруг появился пастушок – как раз из таких, о которых твердил обвинитель, и сказал своим криком:

– Отец, я все помню! Ку-ка-ре-ку!

Тут железные засовы и преграды разлетелись в прах, молитвы евреев поднялись в недостижимую высь, пришел мир и спасение…

однажды на молитве

Однажды во время праздничной молитвы загнулся у Бешта край кафтана, и рабби Дов-Бер, Магид из Межирича, подошел к учителю, чтобы расправить складку. Тело рабби Исроэля сотрясала крупная дрожь. Магид коснулся его кафтана и тоже начал дрожать. Не в силах устоять на ногах, он оперся о стол. Задрожал и стол…

Мир просыпался в дрожи. Сила Б-га, сокрытая, раскрывалась, разбуженная еврейской душой.

терпение, терпение

Есть на свете несчастье, которое называется бездетностью. Соседская детвора шумит за забором, а у тебя во дворе тревожная тишина. Друзья и родичи зовут то на бар-мицву, то на свадьбу, а потом ты с женой возвращаешься домой, и на тебя ползет серый туман одиночества. Когда на субботней скатерти много вкусных блюд, а есть их будут только двое…

Повезло одному бездетному еврею – он жил в Меджибоже, рядом с великим чудотворцем. И конечно же, он приходил к рабби Исроэлю и просил благословения на то, чтобы завести потомство. И получал благословение почти каждый год.

«Жена родит тебе сына, здорового и умного, утешение твоей старости…»

Годы шли, никто не рождался. Но даже и на волос не появилось у того еврея сомнения в чудодейственной силе Бешта.

А почему же детей тогда нет? Значит, в чем-то согрешил, что-то упустил… И он продолжал тревожить праведника.

Случилось чудо. Жена его, пожилая уже женщина, сообщила мужу шепотом радостную весть. Прячась от всех, сторожась дурного глаза, доходила она девять месяцев и родила сына в добрый час. Мальчик прожил день и умер.

Еврей прибежал к Бешту и сказал рыдая:

– Ребе, лучше бы не давали вы мне благословения! Лучше б я остался бездетным…

Рабби Исроэль прикрикнул на него:

– Я же обещал, что будет у тебя здоровый сын, утешение старости! Зачем ты плачешь – ведь он жив!

Закрыв лицо руками, еврей вышел. Он верил цадику, верил всей душой. Но бездыханный ребенок лежит в постели… В тот день, бродя по улицам родного местечка, несчастный отец побывал во всех кругах ада. Ноги снова привели его к дому Бешта. Наш еврей спросил у цадика:

– Ребе, вы говорите, что мой сын жив. Значит, и обрезание ему нужно делать на восьмой день как положено?

– Конечно! И я тебе скажу сейчас, кто будет выносить младенца, а кто держать его на коленях. Слушай…

Еврейской вере можно ставить памятник. Жители местечка собрались в синагоге, моэль произнес благословение и сделал надрез. Кровь не потекла, словно резали по мертвому, а не по живому. Никто ничего не говорил. Бешт начал молиться. Прошло какое-то время. Вдруг струя крови брызнула в потолок. Это страшно, когда течет кровь, но это знак, что душа в теле…

Дальше все шло хорошо, как и было обещано. Сын рос, радуя отца и мать, женился, завел потомство. И у нас все будет хорошо, когда раскроется Машиах, и евреи за свое отчаянное терпение получат наконец награду сполна.

Хедер Бешта

Микстура от сомнений

Еврею бывает трудно решиться на что-то, потому что в любом деле есть «с одной стороны» и «с другой стороны». Он теряется в догадках: «То ли этот поступок приведет к исполнению заповеди Торы, то ли, напротив, я причиню вред и себе и другим». Сердце наше по природе готово на многие уступки, если в деле есть для нас какая-то выгода. Поэтому прежде, чем принять решение, нужно отказаться от денежной прибыли или почета, которые сулит нам это дело. И тогда Всевышний поможет увидеть правду, и мы шагнем вперед…

приключения лошади

Эта история очень странная. Нет в ней ни чудес, ни возвышенных мыслей, ни серьезного наставления. И все же стоит ее рассказать.

Приходил к рабби Исроэлю один еврей учиться. Был он бедняк из бедняков. В его дворе даже крапива росла не такая, как у соседей, – жухлая, печальная какая-то, даже и не жглась… Зато жег прямо до костей язык его жены. Мы не очень осуждаем эту женщину, которой хотелось жить как люди, а не получалось. Но способ поправить дела семьи она нашла более чем странный. Сказала мужу напрямик:

– Знаешь, укради у Бешта одну лошадь из его конюшни!

Тот за голову схватился. Могло же кому-то такое в голову прийти: обокрасть своего учителя, мудреца, чудотворца. Он чуть было не запустил в жену горшком, который сушился на плетне. Но сдержался, сообразив, что тогда не в чем будет варить на обед кашу.

И, видно, в этом была его ошибка. Потому что теперь жена долдонила про лошадь каждый день. А капля ведь и камень точит. Муж в конце концов подумал: «Что ж, пусть ей будет лошадь, если она так хочет лошадь. А Бешту новую подарят. Может, даже я сам, если разбогатею…»

Надо сказать, что рабби Исроэль каким-то образом об этой затее узнал. Однажды вечером он приказал своему кучеру Алексею оставить конюшню открытой, а самому идти ночевать в другое место. Как раз в эту ночь послушный муж вошел во двор к учителю и тихо вывел лошадь из его конюшни. Пес не залаял, дверь не заскрипела. Удача.

Муж поставил лошадь во дворе, поскольку конюшни, как вы понимаете, у него не было. Жена вышла, посмотрела и спросила:

– А получше выбрать не мог? Тот оправдывался:

– Темно было.

На этом разговор у них закончился. Лошадь стояла во дворе, питаясь чахлой зеленью, и печально стучала хвостом по бокам. Стала жевать крапиву и поняла, что придется, видно, скоро издохнуть. Хозяин дома собирался накосить для нее сено, но ведь для этого надо было одолжить косу, да наточить ее, да найти мешок – а дел и так хватает… Хозяйка, понятно, в это дело не вмешивалась, ждала, когда муж спохватится. А лошадь думала: «Ну и ну…»

Через три дня, когда бесталанный конокрад пришел учить Тору, Бешт сказал ему:

– Слушай, что это моя лошадь стоит у тебя и голодает? Приведи ее обратно.

Тот вздохнул, пошел и привел. Вот и весь рассказ. Только вот о чем он? Может быть, о том, что нельзя изменить свою судьбу за счет чужих лошадей? Или надо искать еще глубже?

Эту историю рассказал своему сыну рабби Шнеур-Залман, первый глава хасидов ХАБАДа. Сын спросил:

– Почему Баал-Шем-Тов приказал кучеру оставить дверь в конюшню открытой? И почему он потом попросил привести лошадь обратно?

Рабби Шнеур-Залман воскликнул на певучем идише:

– Ты хочешь это знать? Ты хочешь знать это? Но для того, чтобы это понять, нужно говорить подряд два дня и две ночи…

У нас с вами, читатель, нет на это ни ума, ни терпения. Поэтому ставим точку.

ПОТЕРЯННАЯ СУББОТА

Очень часто, простившись с субботой, Бешт отправлялся в далекое путешествие.  Вот и в тот раз приказал он кучеру Алексею запрячь лошадей в телегу и предложил своим трем ученикам – реб Довиду Сиркису, реб Довиду Лейкису и реб Довиду из Миколаева поехать вместе с ним.

Ехали они день, ехали другой, и вдруг оказалось, что сбились с пути. Кругом громоздятся горы и лес, тропинок много, а дороги ни одной. Вдобавок ко всем несчастьям вдруг у Бешта, как говорят кабалисты, «скрылся разум»: мудрость покинула его, и стал он как обычный человек. Блуждали они по бездорожью несколько дней, пока не настала пятница, а за ней и суббота вот-вот должна прийти.

От огорчения Бешт закрыл глаза и задремал. Ученики надеялись, что, может, во сне откроется ему, куда они заехали и как вообще с ними такое стряслось. Но нет: Бешт проснулся, и никакой разгадки у него нет, а солнце уже прячется за пригорок. Еще полчаса, и пора зажигать субботние свечи…

Вдруг увидели они дымок и огонек. Алексей щелкнул вожжами, и телега, скрипя на кочках, покатилась в том направлении. Увидели путники дом среди леса, а на пороге стоял дикого вида еврей, хотя и в ермолке, но зато босиком, и смотрел на гостей тяжело, без всякой симпатии.

Бешт с учениками попросили дать им приют и ночлег. И услышали такой ответ:

– А катитесь отсюда подобру-поздорову вместе с вашей субботой! Вижу я по вашим рожам, что вы хасиды или какие-нибудь там проповедники! Шляетесь туда-сюда, время у людей отнимаете. И папаша мой таких не любил, и дедушка… А ну пошли прочь!

Путники наши рады были бы последовать этому совету, но ведь суббота уже на носу. Поэтому вежливо и терпеливо попросили они еврея сменить гнев на милость и разрешить провести в его избушке один день, пусть даже за тройную плату…

Хозяин выругался в ответ крепко, однако уступил. Но поставил такое условие:

– Значит, будете молиться тихо, без всяких там «амен» и «ой-ей-ей». А то ко мне могут мужики прийти за водкой, так чтоб вы их не спугнули. И еще: читайте молитву быстро, чтобы поскорей сесть за стол. И главное: к еде не придираться -что на стол поставлю, то и ешьте. Поняли? Молчите – значит поняли…

Усталые путники вошли в дом. Стояли там чурбаны и на них доска – это вам стол, и чурбаны просто так – это вам стулья. Никакой другой мебели не было. Имелось в доме еще несколько комнат совсем пустых, только мусор сыпется на голову с потолка. И живности никакой хозяин не держал – ни коровы, ни козы, ни куренка завалящего. И никакие мужики к нему за водкой не приходили, соврал, наверное. Пустота, безлюдье, жуть…

Отдохнув немного, спросили путники, нет ли тут поблизости водоема с проточной водой, чтобы принять микву в честь святой субботы. Услышав слово «миква», хозяин просто сошел с ума. Он заорал:

– Все, кто ходят в микву, это разбойники! А ну убирайтесь отсюда! И видеть вас, и знать не желаю!

С большим трудом успокоили его. Стал хозяин готовиться к субботе. Сперва ходил из угла в угол и ел огурец, а потом взял кусок глины, проделал в нем пальцем дыру, воткнул туда маленькую свечку и зажег ее. После этого с большой поспешностью, глотая слова, начал он читать субботнюю молитву. Наши путники едва за ним поспевали.

Чем дальше, тем хуже. Кидуш, освящение субботнего дня, хозяин сделал над стаканом водки. При этом выпил его сам, оставив для гостей на донышке несколько капель. Субботних хал на столе, понятно, не было, их заменял кусок черствого хлеба с отрубями. Когда намекнули хозяину, что положено в субботу ставить на стол два каравая хлеба, он чуть не съел гостей живьем…

Назавтра все то же: хозяин вскочил спозаранку и стал молиться с невероятной быстротой. Гости вынуждены были приноравливаться к нему, но слова, произносимые без мысли и души, застревали у них в горле…

Единственным блюдом на субботнем столе был чугунок с похлебкой. Хозяин раздал гостям деревянные ложки и позволил хлебать оттуда вместе с собою. Когда перед закатом они по обычаю хотели устроить еще одну трапезу, хозяин взорвался:

– Обжоры! Живоглоты! Может, вам еще бычка зарезать, барашка поджарить?

Словом, никакой еды, даже самой грубой, он им не дал. Ученики никак дождаться не могли, когда же они вырвутся из этого плена. И еще дивились они, что Бешт пребывает в каком-то оцепенении, и мудрость не возвращается к нему, и они вынуждены выполнять приказы босого грубияна…

Суббота закончилась, но в разных проволочках прошло еще несколько дней, прежде чем они собрались в дорогу. И вдруг в доме открылась какая-то потайная дверь, и во двор вышла еврейская женщина. Она была богато одета, на ней было много украшений. Она сказала Бешту:

– Рабби! Я хочу, чтобы ты с учениками погостил у нас еще! Баал-Шем-Тов помолчал минуту, потом ответил:

– Двух вещей я не могу понять. Во-первых, откуда тебе известно, что я рабби? А во-вторых, где ты была раньше? Спросила женщина:

– Рабби, разве ты не узнал меня? Я росла сиротой, без отца и матери, и когда-то работала служанкой у тебя в доме. Была у меня на голове чесотка и язвы. Каждый раз накануне субботы твоя жена мыла мне голову и расчесывала волосы. Я испытывала ужасную боль и однажды заупрямилась, сказав, что не подпущу ее к себе. Тогда ребецен ударила меня по щеке, а ты был в это время в доме, но не заступился за меня, не успокоил. Небесный суд разбирал это дело и постановил, что ты потерял всю свою долю в Будущем мире… Известно ведь, как Всевышний жалеет сирот и как строго Он взыскивает с праведников за каждую ошибку. А я со временем покинула твой дом и вышла замуж за этого человека, который на самом деле скрытый праведник. Думали мы думали, как тебе помочь, и нашли выход. Суббота – это частица Будущего мира. Если испортить тебе субботу, то тогда ты будешь свободен от более сурового наказания. Но где найдешь человека, который осмелится испортить тебе субботу! Тогда мой муж решил взять это на себя. И теперь ты должен знать, что проступок твой прощен. А мы с мужем просим вас вернуться обратно в дом, чтобы следующую субботу встретить так, как полагается…

Тут мудрость, ушедшая от Бешта, вернулась к нему, и он увидел, что все сказанное женщиной – чистая правда. Следующую субботу они провели в том же доме, но в комнате стоял большой красивый стол, покрытый белоснежной скатертью, с субботними халами и серебряными подсвечниками. Рабби Исроэль и муж бывшей служанки обменивались словами Торы, таившими глубокую мудрость.

Наверное, к числу таких тайн принадлежит и эта история. Неужели порой кто-то наступает нам на ногу, чтобы спасти нас от гораздо более сурового наказания? Неужели «большой разум» иногда оставляет нас, чтобы не мешать сделать верный выбор? Столько тайн вокруг, что голова кружится…

дыра в одежде

Больше ста лет минуло с той поры, когда рабби Исроэль путешествовал без устали по украинским полям и карпатским кручам. Душа его давно оставила этот мир. Но остались ученики, которых он воспитал. И советы, которые он давал евреям. Как драгоценные камни, хранились эти советы в памяти людей. И в час нужды, в час неудач вспоминались вдруг слова Бешта, и темноту прорезал луч света…

О чем эта история? О рабби Ицхаке из местечка Варки, который женился на славной еврейской девушке с очень строгим характером. Когда она ворчала на него, рабби Ицхак терпел. Но когда жбна перенесла огонь на служанку и кухарку (а семья была не бедная), рабби Ицхак засомневался, нужно ли молчать и дальше или, наоборот, повысить голос, заступиться за слабых и обиженных.

Решил этот богатый и очень скромный молодой человек посоветоваться со своим ребе, известным цадиком рабби Довидом из Лелюва. Рабби Довид выслушал его и выразился кратко:

– Что ты мне говоришь об этом? Скажи самому себе!

Рабби Ицхак не понял, что, собственно, он может рассказать себе об этом нового. Но он привык сначала думать, а потом задавать вопросы. Поэтому, покинув учителя, он погрузился в размышления, которые ни к чему не привели.

Прошло время, и вот однажды он прочел или услышал слова Баал-Шем-Това о том, какие невзгоды приходят к человеку за его грехи.

Если человек совершил плохой поступок, ему причиняют неприятности его рабы или домашние животные.

Если человек сказал плохое слово, на него набрасывается жена…

Если он согрешил в мыслях, то ему приходится терпеть неприятности от собственных детей.

И наоборот: если удается исправить «три одежды» нашей души – мысль, слово и действие, – то коровы не бодаются, жены не кричат, дети вырастают людьми.

Теперь рабби Ицхак понял, что имел в виду его учитель, отвечая: «Скажи себе!» Нужно было залатать дыры в той «одежде души», которая связана со словом.

Реб Ицхак начал исправлять свою речь. Способ он нашел простой, но надежный: стал говорить как можно меньше. И вот ведь странно: чем больше он молчал, тем больше учеников становилось у него, тем больше людей приходило просить его совета. В конце концов он сделался ребе, наставником хасидов. И прозвище ему дали подходящее: Молчащий ребе.

Ну и пусть молчит, лишь бы научил…

Хедер Бешта

А направо пойдешь…

Какая разница между учениками Авраама, отца нашего, и теми, кто подражает злодею Биламу? Ведь среди учеников Авраама тоже встречаются гордецы и честолюбцы, а среди поклонников Билама – люди тихие и скромные.

Дело вот в чем. Те, кто стал на путь Авраама, направляют свою гордость на то, чтобы выполнять самые трудные заповеди и тем прославиться. А поклонники Билама скромны настолько, что вообще не соблюдают никаких заповедей…

подарок с секретом

Однажды оказался рабби Исроэль в гостях у одного богатого еврея. Начали разговор с погоды, а кончили лошадьми. Захотелось Бешту посмотреть на лошадей, которые были на хозяйской конюшне, и они отправились туда. Показал Бешт на одного небольшого жеребчика и сказал хозяину:

– А знаешь, подари его мне! Тот развел руками:

– Рабби, просите что угодно, только не этого коня. Три года как я ему хозяин, и все это время не могу на него нахвалиться. Если телега завязла в грязи, этот конь один может сдвинуть ее там, где тройка других лошадей не вытянет. Его не надо стегать кнутом, он ест меньше других, а работает больше. Я вижу, как этот конь старается, и поэтому не могу с ним расстаться.

Рабби Исроэль согласился, что с таким конем расставаться действительно жалко. Они вернулись в дом, и через какое-то время разговор зашел о должниках хозяина и об их долговых расписках. Для большей наглядности хозяин выложил эти расписки на стол. Бешт взял одну из них и сказал:

– Мне бы хотелось получить ее в подарок. Хозяин засмеялся:

– Рабби, вы никогда не сумеете получить деньги по этой расписке! Тот, кто написал ее, скончался несколько лет назад, так и не выплатив мне долга.

Бешт ответил:

– И все же я хочу ее получить.

Продолжая улыбаться, богач передал расписку рабби Исроэлю, сказав как положено, что он теперь стал ее полноправным хозяином.

Как только Баал-Шем-Тов оказался хозяином расписки, он тут же порвал ее, заявив, что прощает должнику всю сумму, указанную в ней, окончательно и бесповоротно. Совершив этот странный поступок, Бешт прибавил к нему еще один. Он сказал хозяину:

– Давай снова прогуляемся на конюшню. Оказавшись на конюшне, они увидели, что любимый конь богача лежит мертвым в стойле. Почувствовал хозяин, что здесь кроется какая-то тайна, и попросил рабби Исроэля раскрыть ее.

Сказал ему Баал-Шем-Тов:

– Когда душа твоего должника рассталась с телом, не успев выплатить долг, то она вселилась в тело коня и стала служить тебе верой и правдой. А теперь, когда долг прощен, еврейская душа вернулась туда, где ей по праву полагается быть. Ведь еврей не может все время быть лошадью, ты согласен?

Кто же будет спорить с Бештом…

ЗА тех, кто в поле

Один еврей, знакомый Бешта, решил приехать к своему учителю в Меджибож и молиться рядом с ним во время Йом Кипура. Чтобы поспеть, ехал он днем и ночью. На рассвете увидел, что до Меджибожа осталось всего несколько верст.

– Вот и славно, – сказал себе еврей. – Я прочту утреннюю молитву, а лошадь моя пока передохнет и пощиплет травку…

После молитвы он позавтракал, а после завтрака его сморил сон.

– Ничего страшного, если я сосну часок-другой, – сказал еврей. – Еще и полудня нет, поспею в Меджибож даже пешком, не то что на лошади.

Он забрался в телегу, подгреб под бок побольше сена и сладко проспал до самых сумерек, когда уже начался Йом Кипур. Законы этого дня строги: на лошади ехать нельзя, удаляться от места стоянки тоже. Увидел наш еврей звезды над головою, выскочил из телеги и, дрожа от страха за свой проступок, стал молиться. Как кричал он в порыве отчаяния, как злился на себя за дурацкое желание отдохнуть посреди поля… Но деваться некуда: обдуваемый ветром, палимый солнцем, провел еврей в молитве под открытым небом весь следующий день. После исхода праздника он вскочил в телегу и помчался к Бешту. На душе у него было горше горького.

Однако рабби Исроэль встретил своего ученика с широкой улыбкой и сказал:

– Знай, что твоя ночевка не была случайностью. Есть на свете те, кого наши мудрецы называют «народ в полях». Это евреи-арендаторы, живущие на отшибе, или извозчики, заночевавшие в пути, а может, нищие или даже воры… Все они молятся, чаще или реже, все обращаются к Творцу. Их молитвы не всегда сразу находят дорогу Наверх. И поэтому было сделано так, чтобы ты заснул в поле. Твоя молитва повела за собой молитвы этих евреев. Большую мицву ты исполнил, и тебя ждет большая награда!

когда обвинитель молчал

Сказано в книге «Тания», которую написал рабби Шнеур-Залман, первый глава хасидов ХАБАДа: «Всевышний – источник жизни, добра и наслаждения… И лишь потому, что не всегда дано увидеть это, кажется человеку, что Сверху приходят зло и страдания. Но на самом деле зло никогда не приходит Сверху, и все там – сплошное добро. Лишь в силу величия и возвышенности своей это добро порой непостижимо…»

Однажды приехала к рабби Исроэлю бездетная женщина и попросила у него благословения. Обещал ей Баал-Шем-Тов, что в том же году родится у нее мальчик. И что же? Через девять месяцев счастливые родители звали гостей на брит-мила, обрезание своего сыночка.

Два годя спустя, когда закончила мать кормить ребенка грудью, привезла она его в Меджибож, чтобы Бешт посмотрел на ребенка и благословил его на долгую счастливую жизнь. Рабби Исроэль приказал шамесу взять ребенка из рук матери и передать ему. Он качал малыша, любовался им и целовал его. А потом его вернули гостье, и она, счастливая, отправилась в свои края. Через короткое время ребенок умер.

Несчастная мать не знала утешения. Она снова приехала в Меджибож и, рыдая, кинулась к Бешту:

– Рабби, ты убил моего сына! Баал-Шем-Тов вздохнул и сказал:

– Постарайся не плакать и выслушай внимательно то, что я тебе сейчас расскажу… Очень давно, две сотни лет тому назад был в одной стране бездетный король. Вызвал он однажды своего министра и сказал:

– Ты всегда давал мне толковые советы в делах военных и государственных. Но сейчас я хочу спросить о другом… У меня нет детей, кому же я оставлю в наследство свой трон?

Отвечал министр:

– Король, никто, кроме евреев, не сможет вам помочь.

– Если евреи и впрямь согласятся помочь мне, – вскричал король, – я отменю все налоги, которые они платят в мою казну!

Министр покачал головой:

– Нет, здесь нужно средство более крепкое… Издайте указ: пусть все евреи королевства молются о том, чтобы у вас появился наследник. А если их молитва не будет принята, то платой им будет изгнание. Вы прогоните евреев из всех своих земель – и богача, и бедняка, и старика, и ребенка!

Король согласился и издал указ. Еврейские общины погрузились в скорбь и траур. Все постились и молили Всевышнего, чтобы Он помог им в беде. И это длилось до тех пор, пока одна святая еврейская душа не явилась перед престолом славы Б-га и не сказала, что согласна спуститься в наш мир и родиться в семье короля-гоя…

Вскоре вся страна ликовала: в королевстве появился наследник. Мальчик рос красивый и смышленый. Обучали его разным наукам, и они давались ему удивительно легко. Но однажды он сказал королю:

– Отец, из всех наук, что я учу, ни одна не доставляет мне удовольствия. А я бы хотел учить то, что приносит сердцу радость…

– Если так, – ответил король, – надо, чтобы архиепископ стал твоим наставником. Он-то наверняка найдет слова, которые заставят душу веселиться…

Архиепископ пришел во дворец, выслушал просьбу короля и ответил ему так:

– Я счастлив выполнить волю моего повелителя. Но у меня есть одна просьба. После полудня я уединяюсь в своей комнате, и душа моя поднимается на небо. В это время никто, даже принц, не должен тревожить меня. Тому, кто это сделает, грозит смертельная опасность…

Король, конечно же, обещал. Архиепископ начал давать уроки принцу. Однажды мальчика взяло любопытство: что происходит в комнате его учителя в запретные часы? Как это он возносится на небо?

Что ж, недолго думая, он прокрался в комнату архиепископа, приоткрыл дверь и… Его учитель в талесе и тфилин учил Талмуд, как самый презренный еврей… Увидев мальчика, он упал в обморок. А когда пришел в себя, то сказал, что по крови он еврей, но под страхом смерти принял христианство и даже стал архиепископом.

– Что же мы теперь будем делать? – спросил принц. Его учитель отвечал:

– Не говори никому, что ты видел. А я с сегодняшнего дня начну обучать тебя еврейской Торе. И знай, что оторваться от нее невозможно, потому что она слаще меда и чище горных ручьев…

Вскоре принц понял, что это действительно так. Он учился с жаром, схватывал легко и чувствовал, как душа поет от счастья. Однажды во время урока он спросил своего преподобного меламеда:

– И как не надоест тебе все время притворяться? Тот со вздохом промолвил:

– Я прожил так большую часть своей жизни. Теперь поздно что-либо менять… Юноша воскликнул:

– Ну а я хочу убежать из этой страны и принять еврейство! Только как это сделать, если с меня день и ночь не сводят глаз?

Учитель подумал и сказал:

– Пойди к отцу и скажи, что тебе нужно учиться управлять своим королевством, но для этого нужно постранствовать по свету, повидать чужие земли. Я думаю, он согласится отпустить тебя.

Так оно и вышло. Принц со свитой отправился в дальний путь. В удобном месте и в удобное время он под каким-то предлогом отослал своих провожатых, перешел границу и затерялся в большом городе. Там он принял еврейство. Снял квартиру и все дни проводил в синагоге, не отрываясь от святых книг. Несколько лет спустя его душа, выполнив свое предназначение, оставила этот мир…

Когда душа принца предстала перед Небесным судом, то обвинители против обыкновения своего молчали. Что плохого скажешь о душе, которая пришла в мир только для того, чтобы спасти евреев от изгнания? Какие обвинения бросишь тому, кто оставил королевский трон, чтобы вернуться в еврейство?

Нашелся всего лишь один обвинитель, маленький-премаленький. Он сказал:

– Да, но первые два года он питался молоком нееврейки… И вынесли указ: эта душа должна прийти в наш мир, чтобы быть вскормленной еврейской матерью.

Бешт посмотрел на свою гостью и закончил:

– Знай, что эта святая душа два года пребывала в теле твоего сына…

я тоже так хочу

Баал-Шем-Тов приехал в одно местечко и спросил у тамошних евреев:

– Кто ведет у вас молитву на Рош Ашана и Йом Кипур?

– Наш раввин.

– Есть ли что-то особенное в его молитве?

– Да. Когда нужно сказать видуй, исповедь о грехах, он читает эту исповедь с очень радостным напевом…

Удивился Бешт, послал за раввином и спросил у него, почему он ликует в том месте, где принято бить себя в грудь и проливать слезы?

Ответил ему раввин:

– Есть на свете раб, которому поручено убирать во дворе царя мусор, который туда натаскали. Если раб любит царя и видит, что с каждой минутой двор становится все чище, то, понятно, он поет от счастья. Когда я читаю видуй, то стараюсь сгрести в кучу и выбросить наши общие грехи: ложь, воровство, злословие…

Сказал рабби Исроэль:

– Я тоже хочу так молиться…

почетный гость

Случилось так, что веселье покинуло Бешта, и на очень долгий срок. Он как будто искал какую-то вещь – то ли в старых книгах, то ли в еврейских сердцах – и никак не мог найти. Это повергло его учеников в большую тревогу. Они учили Тору ночи напролет, они роняли слезы на молитве, они обдумывали каждое свое слово или поступок и искали, где мог притаиться грех.

Бесполезно. Веселье, о котором их учитель столько говорил, которое он так любил, похоже, оставило его безвозвратно. Но вдруг в один из дней заскрипела дверь на плохо смазанных петлях, и в дом, сутулясь от смущения, вошел еврей по имени реб Довид. Был он человек простой и бедный, кормился тем, что под руку подвернется. Зарабатывал копейки и из этих копеек весь год откладывал деньги, чтобы купить хороший этрог на праздник Суккот. Этроги на Украине не растут, привозили их издалека, и стоили они дорого. Евреи из его местечка покупали этрог в складчину, но реб Довид эту мицву выполнял так, как будто у него зарыт в погребе сундучок с червонцами: покупал этрог единолично, самый лучший, какой мог сыскать.

Ученики Бешта еще не успели узнать о госте все подробности, а уже заметили, что прежнее веселье вернулось к их учителю. Бешт принимал гостя с таким вниманием, с такой лаской, что в сердцах юных праведников зашевелилось нечто похожее на зависть. Как это так: они со всей своей учебой и молитвой не смогли обрадовать Бешта, а тут приходит обычный еврей, оставляя на полу дорожную грязь, а глаза их учителя сияют прежним завораживающим светом…

Бешт понял, что ученики сгорают от любопытства. Он попросил реб Довида о какой-то пустячной услуге, а когда тот вышел, члены святого братства узнали от учителя вот что.

В этот год реб Довид достал этрог невиданной красоты. Он вернулся домой, и лицо его светилось. От этого света заблестели глаза у его чумазой детворы, притихли сквозняки в щелях, петух в курятнике закричал удало и сумасшедше, как солдат на параде. Не светилось только лицо жены реб Довида. Она думала сейчас не о радостном празднике Суккот, а о том, что через восемь дней этот этрог никому не будет нужен, а на деньги, которые отдали за него, можно было бы купить сапожки младшему сынишке, заплатить долг меламеду и, может быть, починить к зиме крышу. А муж сияет, как будто сердце его закрыто наглухо для всех этих забот…

И тут волна невиданной злости охватила эту славную, страдавшую за свой дом женщину. Она схватила драгоценный этрог и отломала у него кончик, сделав его негодным для праздника. Теперь он стоил меньше копейки.

Реб Довид сначал подумал, что он сейчас убьет жену. Но вот чудо: он совсем не испытывал к ней злости. Ведь она всю душу вкладывала, чтобы вытянуть из нищеты их теплый еврейский дом, и каждый раз он снова туда проваливался.

Еще реб Довид подумал, что на Всевышнего он тоже не будет сердиться, да и на себя не стоит. Он сказал спокойно, обращаясь к Творцу:

– Жена права. Не положено мне иметь такой красивый этрог. Он больше подходит для какого-нибудь мудреца или большого раввина.

И реб Довид отправился в синагогу, где его друзья и соседи разглядывали другой этрог, не такой красивый и совсем не такой дорогой. Они купили его в складчину и собирались брать по очереди. Реб Довид тоже положил несколько медяков, чтобы войти в эту компанию. Для этого ему пришлось отдать в заклад какую-то из вещей, потому что после поездки за этрогом у него не оставалось ни копейки.

Бешт закончил свой рассказ. Его ученики молчали. Рабби Исроэль добавил:

– Со времени жертвоприношения Ицхака не было у еврея испытания, которое закончилось бы так благополучно, так хорошо…

Тут скрипнула дверь, и реб Довид, почетный гость, вновь возник на пороге. Мудрецы и большие раввины расступились перед ним.

Хедер Бешта

Два лица

Об одном из еврейских царей говорится, что жены склонили его сердце в сторону от верного пути… У любого слова в Торе есть по крайне мере два смысла, два лица – «мужское» и «женское». Или, говоря иначе, у каждой вещи, даже самой чистой и святой, есть два направления – плохое и хорошее. И еврею дано право выбирать.

Если он выбрал неверный путь, тогда говорят: «Жены склонили его сердце…»

ЗВОН ТАРЕЛОК

Многие столетия пытаются евреи сделать так, чтобы в синагоге был порядок. Пусть не часто. Пусть хотя бы один раз в году, в канун Йом Кипура. Но где там! В это время во всех углах расставлены медные тарелки. Несостоятельные должники, отцы бедных невест и прочие бедолаги орут на все голоса, убеждая прихожан не скупиться, жертвовать накануне Дня Искупления. Понятно, какой стоит балаган…

Однажды жители Меджибожа посовещались между собой и решили отменить этот обычай. От шума и звона нет никакой возможности подумать о святом, вознестись душою. Пошли они за советом к Бешту, и рассказал он им такую историю.

Несколько лет назад, тоже накануне Йом Кипура, рабби Ис-роэль вгляделся в Небо, в пронзительную глубину тайных миров, и увидел, что Небеса сковала броня клипот – нечистых оболочек, которые так тверды, что не пропустят ни одну молитву. Стало у Бешта темно на душе, и не знал он, что делать. Но вдруг послышался страшный грохот. Это били двугривенные и полтинники, которые бросали евреи в медные тарелки бедняков накануне Йом Кипура. От этого нечистые оболочки раскололись, и осколки разлетелись, открыв дорогу еврейской молитве.

Бешт закончил:

– А теперь решайте сами, стоит ли отменять этот обычай.

Прихожане развели руками: «Ну, если так…»

Хедер Бешта

Два лекарства

Мидраш объясняет Тору: «И был вечер», – это поступки злодеев. «И было утро», – это поступки праведников. Нам неясно, к кому из них склоняется Всевышний… Но вот мы читаем: «И увидел Б-г, что свет хорош». Значит, поступки праведников нравятся Ему больше!»

Спросил Бешт: «Как вообще может прийти в голову, что Всевышнему могут нравиться поступки злодеев?!» И сам объяснил: «Поступки злодеев», – это не обязательно тяжелые преступления. Иногда это обжорство, питье или смех по пустякам. А «поступками праведников» могут оказаться пост или слезы. Бывает, из-за грусти и страданий душа наша наполняется черной желчью, и человек просто заболевает. Тогда ему надо воспользоваться «ремеслом злодея»: есть, пить и веселиться.

А иногда наоборот: дурное начало начинает одолевать нас. В этом случае стоит заняться «ремеслом праведника»: одеться в черное и пробудить в душе грусть.

И то и другое средство нужно тщательно взвесить на весах нашего разума. Если тебе самому трудно принять решение, то лучше посоветоваться с мудрецами Торы, которые являются врачами наших душ… Только одно «но»: если, давая совет, мудрецы будут гордиться, слова их скорее всего не будут услышаны. Поэтому, занимаясь лечением, пусть они облачатся в одежды предельной скромности…»

ТАНЕЦ ПЕРЕПЛЕТЧИКА

Однажды в субботу, во время вечерней трапезы, рабби Исроэль вдруг начал хохотать к большому удивлению своих учеников. Через полчаса или около того он расхохотался снова. И потом, в конце трапезы, еще один раз. Всем хотелось узнать причину этого смеха, но никто не осмелился спросить. Пришлось ждать исхода субботы, когда рабби Исроэль по обычаю выкуривал трубку, а один из старших учеников, реб Зеев Кицес, садился рядом и задавал вопросы.

На этот раз он спросил:

– Учитель, а почему вы так долго и так громко смеялись? От этих слов рабби Исроэль вдруг воспламенился и воскликнул:

– Сейчас вы увидите, почему я смеялся… Эй, Алексей, закладывай лошадей! В путь!.

Юные праведники, из которых состояла хевра кадиша Бешта, никогда не спрашивали, куда собрался рабби Исроэль. Приедем – увидим. Они тряслись в телеге всю ночь, пока не показались черепичные крыши и справные каменные здания города Каменца.

Бешт остановился у одного из глав еврейской общины и попросил хозяина дома, чтобы тот послал за реб Шабтаем-переплетчиком. Удивился хозяин:

– Рабби, зачем вам понадобился этот старик? Правда, человек он набожный и честный, но совсем неученый, простой-простой…

Но Бешт свое:

– Я хочу его видеть.

И вот реб Шабтай, сутулый человек, одетый с опрятной бедностью, вошел в дом. Баал-Шем-Тов сказал:

– Ну-ка, расскажи, что случилось с тобой в прошлую субботу? Только ничего не утаивай, говори чистую правду…

– Ну что ж, – начал реб Шабтай, – расскажу все как есть. Уже несколько десятков лет я зарабатываю тем, что переплетаю книги. Обычай мой таков: в четверг я даю жене денег, чтобы она купила все, что нужно для субботы. В пятницу после полудня я прекращаю работу и иду в синагогу, чтобы прочесть «Песнь Песней» и другие книги, которые принято читать перед приходом субботы. Ну а потом, после вечерней молитвы, возвращаюсь домой и сажусь за праздничный стол.

Сейчас дела мои пошли хуже. Сил поубавилось, да и заказчиков стало меньше. Детей у нас нет, некому помочь в трудный час… Так случилось, что на этой неделе не наскреб я денег, чтоб купить еду на субботу. В пятницу до полудня никто не расплатился со мной, так что в кармане не было ни копейки. Как назло, и муки нет, чтоб хотя бы субботние халы лежали на столе. А у меня есть правило: не просить у людей, не протягивать руку, даже если в доме шаром покати… Я решил так: будь что будет, но обычаю своему я не изменю. Сейчас пойду в синагогу, а прежде возьму у жены обещание, что не будет она никому жаловаться. Если случится ей за водой пойти, то пусть идет с веселым видом, чтобы соседки не догадались, что дела наши плохи, и не стали посылать подарки… Примем от Всевышнего то, что Он решит нам дать. А от людей зависеть не станем, ведь так водилось до сих пор…

Что ж, жена, скрепя сердце, обещала мне это. Понимал я, как горько ей оттого, что не сможет она сегодня зажечь субботние свечи, не на что купить их. Но ведь прожить жизнь и ни разу не протянуть руки за подаянием – это тоже большое сокровище. Не мог я им просто так поступиться.

Так или иначе, жена занялась уборкой, чтобы чистыми полами и сверкающими дверными ручками встретить царицу-субботу, если уж других подарков у нас для нее нет. Я, как заведено, пошел в синагогу и был там дольше обычного. Все прихожане уже разошлись, а я еще сидел. Не хотелось мне, чтобы люди увидели темные глазницы моего дома, когда сейчас в каждом жилище свет…

Но что же? Подхожу я к дому и вижу, что он ярко освещен. Захожу внутрь – и меня встречает стол с вином, халами, рыбой – чего там только нет! «Ах, жена, жена, – подумал я, -все-таки пожаловалась соседям, попросила…» Но я тут же приказал себе держать уста на замке, чтобы не омрачить семейной ссорой субботнего дня. Сделал омовение рук, произнес благословение на хлеб, съел первый кусок. И тут у меня вырвалось:

– Ну, женушка, что – не хватило терпения?

Тут она, как водится у женщин, перебила меня и воскликнула:

– Ты помнишь перчатки с серебряными застежками, которые я потеряла двадцать лет назад? Сегодня во время уборки они нашлись! Я спорола серебро, продала его ювелиру и успела накупить всю эту снедь. И даже на неделю осталась пара медяков…

От этих слов так хорошо сделалось у меня на душе, что я выскочил из-за стола, подхватил свою жену и стал с ней танцевать. А когда она подала суп, куриный бульон с золотыми колечками, то я разгорячился и начал плясать снова. Ну а когда на столе появился цимес и компот, я опять пошел вокруг жены вприсядку…

И переплетчик закончил:

– А теперь, рабби, скажите мне, не совершил ли я какого-нибудь нарушения, танцуя с женщиной, хоть она и моя законная супруга… И если да, то как это теперь исправить?

Ответил Баал-Шем-Тов:

– Знай, реб Шабтай, что в тот вечер не один ты стучал сапогами по половицам… Вместе с тобою плясало все воинство Небесное, все души праведников пустились в пляс, да и я с трудом удержался. А теперь позови свою жену, я хочу спросить у нее что-то.

Когда жена переплетчика пришла, рабби Исроэль сказал ей:

– Ты имеешь право выбрать одно из двух: или будете вы с мужем жить в богатстве и почете до конца дней своих, или у вас родится сын.

Ответила женщина:

– Зачем нам на старости лет богатство? Я хочу сына, хорошего сына.

Бешт заключил:

– Быть посему! Через год родится у тебя сын, назовешь его, как меня зовут – Исроэль. Известите меня в нужный час: я хочу быть сандаком на его брит-миле.

Обещание Баал-Шем-Това исполнилось. У пожилых супругов через год родился мальчик. Он прославился потом как праведник и чудотворец по прозвищу Магид из Козница.

Но это – в будущем. А пока рабби Исроэль, распрощавшись со всеми, приказал ученикам занять места в телеге. Кучер Алексей щелкнул кнутом, и лошади застучали копытами в обратный путь.

Настроение у всех было приподнятое. Хорошо жить на свете, когда евреи сами творят чудеса, не дожидаясь, пока к ним приедет праведник…

Ветер истории

Милая, ну что же мне делать?..

Раввин из Познани Шабтай-Шефтель Гурвиц, живший в 17 веке, записывал свои жизненные наблюдения в скромную тетрадь, которую завещал своим детям, но в то же время позволил давать ее всякому, кто хочет узнать, как достойно и честно прожить отпущенный век. Давайте воспользуемся этим разрешением…

«Следите тщательно за честным ведением дел и отдавайте, ради Б-га, одну десятую часть своих доходов на нужды бедных…

Гнев – источник скверны. Единственный результат гнева – вред здоровью. Все поступки человека в гневе глупы и сумасбродны. Остерегайтесь этого, не вредите своему телу, тем более – своей душе. Будьте приветливы с людьми. Высокомерие – дурное свойство, причиняющее человеку зло… Далее предостерегаю вас от ссоры. Сторонитесь ее, ибо она гнусна. Ссора – зло, губящее душу, тело и деньги. Она приносит гибель миру. Я в течение своей жизни успел убедиться, что люди, живущие в раздоре, беднеют и подвергаются многим бедствиям, которые не исчислить тут…

Также я вам завещаю не ссориться со своими женами, потому что жена – половина вашей плоти, а всякое сочетание совершается по воле Неба. Если жена слишком требовательна, скажите ей мягко: «Милая, ну что же мне делать? Большего я не могу заработать. Или ты хочешь, чтобы я, упаси Б-г, крал или грабил?» Нет сомнения, что жена тут же послушается… А вы, дочери и невестки мои, а также ваши дочери и внучки! Держите своих мужей в почете и большой любви и не причиняйте им неприятностей. Если мужья рассердятся, удаляйтесь из дома, а когда пройдет гнев, возвращайтесь и укоряйте их, напоминая о моем завещании».

человек со связями

Среди хасидов Бешта был совсем простой еврей по имени Гершл. Он зарабатывал на хлеб тем, что копал людям колодцы. Платили ему неплохо, и домашних своих он обеспечивал всем необходимым. Но -сам в будние дни с ранней молодости ел только хлеб с солью. Псалмы Давида он знал наизусть, хотя значение слов понимал с трудом. Псалмы он повторял постоянно – и когда работал, и когда шел с лопатой на плече по пыльной дороге.

Бешт говорил о нем:

– Гершл копается в земле, но всей душою Наверху, и его там знают…

РОКОВАЯ ТАБАКЕРКА

Богачи обычно старались купить себе место в синагоге у восточной стены, поближе к Иерусалиму. Однажды один из таких, назовем его Залманом, достал после молитвы табакерку и стал предлагать соседям угоститься понюшкой табака. Был тогда обычай нюхать табак.

Табакерка была дорогая, табак дорогой. Соседи, тоже люди весьма почтенные, охотно угощались. Известно, что бедняки страдают острым зрением. Один из них, по имени Бенцион, место которого было у входной двери – сторожить сквозняки, протолкался к Залману. Захотелось ему тоже понюхать дорогой табак. То ли взгляд у Бенциона был слишком голодный, то ли руки показались нечистыми, но Залман захлопнул табакерку перед самым его носом. И Бенцион, чуть понурив голову, вернулся к двери, к своим сквознякам.

Наверное, небо в тот день сияло звездной чистотой, и весь мир был виден сверху донизу. Души праведников, заседавшие в Верхней Ешиве, собрались на совет и постановили, что счастье Залмана должно перейти к Бенциону. А владельца табакерки надо вычеркнуть из списка богачей. Пусть поймет, что понюшка табака положена каждому. Пусть узнает, каково месить дорожную грязь дырявыми сапогами…

С того дня дела Бенциона пошли в гору. За что он ни брался, все шло без убытков, с хорошей прибылью. А Залман убедился, что каменные склады, набитые товарами, и кошельки с червонцами могут стать похожими на воду – протечь между пальцев. Он обеднел, и дошло дело до того, что бывший богач стал ходить от крыльца к крыльцу просить недову – подаяние.

Зная его прошлое, жители давали ему немного больше, чем остальным. Залман очень дорожил этим «немного». Хоть какой-то след остался от прежних дней.

Однажды он пристал к компании нищих, которая бродила по разным городам, и воля Всевышнего привела их в столицу Бешта, местечко Меджибож. В синагоге рабби Исроэля было правило: габай давал каждому нуждающемуся скромное подаяние, а если тот требовал еще, то шли просить разрешения у Бешта. Здесь как раз так и вышло: все нищие с благодарностью приняли несколько медных монет, а Залман отказался, доказывая, что ему как бывшему богачу полагается больше.

– Что ж, тогда тебе придется подождать, пока я доложу рабби Исроэлю, – сказал габай.

– И подожду. Мне спешить некуда.

Дело обернулось так, что габай зашел к Бешту вместе с Залманом. Разговор зашел о том и о сем, пока привередливый нищий не рассказал о своей несчастной судьбе и о напрасных стараниях вернуть прежний достаток. Баал-Шем-Тов вздохнул:

– Во всем виновата твоя табакерка…

Когда Залман узнал, в чем дело, он стал бегать по комнате, стонать и плакать. Проклинал он свою гордость, проклинал дурацкую привычку нюхать табак. А потом спросил у рабби Исроэля, можно ли как-то исправить дело. Бешт снова вздохнул:

– Только одна вещь может помочь тебе: если ты придешь к Бенциону, попросишь понюшку табака, а он захлопнет табакерку у тебя перед носом. Тогда все станет так, как было раньше…

Залман посмотрел в глаза праведника и понял, что это действительно его последний шанс.

Он вернулся в родные места. Он не спешил идти к Бенциону, а выжидал удобного часа. То есть, вернее, самого неудобного, когда тому меньше всего захочется угощать табаком бродягу в лохмотьях.

И такой час настал. Бенцион выдавал дочку замуж, гости стекались к нему со всех сторон. И для нищих, как водится, был приготовлен стол, заставленный обильным угощением. Залман занял за ним место, готовясь к прыжку, как тигр…

На еврейских свадьбах только нищие едят спокойно. Дело в том, что музыканты – скрипка, две трубы и барабан – стараются так, словно хотят разогнать всю тьму галута. И у гостей от этой музыки начинают гореть подметки, и ноги сами пускаются в пляс. Дождался Залман, когда отец невесты вместе с одним из родичей вскочил на стол и стал отплясывать среди вилок и стаканов. И тогда он подошел, дернул Бенциона за полу сюртука и, как ни в чем не бывало, попросил у богача понюшку табаку.

Бенцион даже прищурился от такой наглости.

– Понюшку табаку тебе?! – воскликнул он. – А-а, понюшку табаку…

Странные шутки порой шутит человеческая память. Вспомнил бывший бедняк погожий день, большую синагогу и табакерку, которую захлопнули у него перед носом…

Клезмеры шпарили вовсю, но Бенцион не в такт их музыке спрыгнул со стола, медленно засунул руку в карман, достал табакерку и сказал Залману:

– Вот, угощайся…

Тот упал в обморок.

Когда его привели в чувство, он рассказал Бенциону про табакерку и про тот страшный узел, которым связаны их судьбы. И закончил:

– Теперь у меня нет надежды.

– Все не так страшно, – отозвался Бенцион. – Совсем не так страшно, ты мне поверь…

Он дал Залману денег, чтобы он перевез в эти края свою

семью, и еще денег, чтобы купил себе дом, и каждый месяц давал еще денег, чтобы бывший богач и его близкие могли жить скромно, но без нужды.

Кстати, они оба разлюбили нюхать табак.

Хедер Бешта

Правда

Что такое правда? Это двекут – близость к Творцу.

молитва не по правилам

Рассказывают про Бешта, что однажды во время своих странствий он оказался в маленькой деревушке и встретил там одну-единственную еврейскую семью. То ли корчму они арендовали у помещика, то ли кормились чем-то еще…

Глава семьи был человек простой, едва грамотный и не очень острого ума. Никак не мог он взять в толк, какие молитвы нужно читать в обычный день, какие в субботний, какие по праздникам. Поэтому каждое утро, вставши спозаранку, он читал все, что было в молитвеннике: и «Шма», и траурные песни о разрушении Храма, и пасхальную Агаду, и субботний Кидуш…

При давней сноровке занимало это у хозяина немного времени: третью часть дня, как раз до обеда. Встретив Бешта, арендатор очень обрадовался и попросил записать ему на отдельном листочке, что и когда надо читать. Рабби Исроэль выполнил эту просьбу и, распростившись с хозяевами, отправился дальше в путь.

Тут случилось несчастье: подул ветер, поворошил страницы книги, и драгоценный листок улетел неведомо куда. Не помня себя от волнения, арендатор помчался вдогонку за Бештом, чтобы тот написал ему все снова…

Арендатор бежал через лес, бежал по полю и все никак не мог догнать Бешта. Задыхаясь, он выскочил на крутой берег реки и увидел, что там, внизу, рабби Исроэль кладет на воду платок, становится на него и переплывает на другой берег.

Арендатор сгоряча сделал то же самое: достал из кармана платок и бросил его на воду. А потом встал на платок и переплыл на другой берег.

Бешт услышал, что кто-то кричит за спиной:

– Рабби! Рабби! Простите, но я потерял ваш листок! Рабби Исроэль оглянулся, увидел арендатора и воскликнул в изумлении:

– Да как ты здесь очутился?

– Да так же, как вы – встал на платочек… Ну что, вы покажете мне опять, как нужно молиться по правилам? Бешт задумался и сказал:

– Молись так, как ты молился раньше, без листка… Это у тебя хорошо получается.