Статья была опубликована в израильской «Едиот ахронот», где ее автор работал корреспондентом. Сейчас Шломо Шамир - репортер газеты «А-арец».
Я составил длинный список вопросов и долго внутренне готовился. Многие годы я ждал этой встречи с одним из духовных столпов нашего поколения Любавичским Ребе Менахемом-Мендлом Шнеерсоном. И вот я стою перед его дверью, еще несколько мгновений - и я к нему войду. В соседней комнате сидели несколько молодых людей, склонившись над огромными пожелтевшими томами Талмуда. В скромно обставленной приемной было пусто и тихо. Секретарь открыл дверь - я вошел. Ребе приподнялся в кресле, пожал мне руку, усадил напротив. У него были голубые глаза и седая борода, а улыбка такая теплая, что могла бы растопить все нью-йоркские сугробы.
О вере
Я провел у него два часа. В час ночи дверь за моей спиной отворилась, вошел помощник, шепнул на идише: «Уже поздно». Но Ребе продолжал. Он говорил полтора часа без остановки. Это был монолог о вере.
Не о необходимости веры, не о святости и ценности веры, не о способах, с помощью которых можно приблизить евреев к вере, но о вере, которая живет в сердцах нынешних евреев, особенно тех, кто в Эрец Исроэл.
Любавичский Ребе исполнен безграничной любви к народу и земле Израиля. Он верит в них и в то, что Земля Израиля наполнена верой и живут на ней глубоко верующие люди. Они верят в Б-га и его обещание, данное нашему праотцу Аврааму: «Детям твоим я отдам эту землю».
— Каждый живущий сегодня в Израиле еврей — человек верующий, — сказал он, — хотя порой даже не подозревает об этом. Земля Израиля — «сосуд, переполненный верой», ждущий искры, которая разожжет в нем пламя.
Возьмем, к примеру, мужчину-еврея, который живет в Эрец Исроэл и состоит членом коммунистической партии. Он коммунист? Я убежден, что он очень верующий человек. Вот он живет с женой и детьми в стране, окруженной врагами, которые хотят уничтожить и его, и его детей. Что держит этого еврея в Эрец Исроэл? Вера в марксизм? Не думаю. Он живет в Эрец Исроэл и, когда надо, встает на его защиту, потому что, возможно, сам того не понимая, он верит в Б-га и в то, что Эрец Исроэл была дана Им народу Израиля. Нам надо лишь пробудить в нем осознание веры и научить его соблюдать заповеди. Мы должны научить его, что соблюдение Субботы и законов кошерного питания, возложение тфи-лин — это естественное продолжение веры, живущей в нем.
Как это делается?
Как мы это делаем? Как мы находим путь к этим великим и бесценным верующим людям? Нужно ли нам разворачивать кампанию религиозной асбара (разъяснение, пропаганда — этот термин часто используется в Израиле). Или сначала нам следует найти мудрых вождей?
— Нет, — сказал Любавичский Ребе. — В асбара нет необходимости, а великие вожди нужны для того, чтобы создать что-то там, где нет ничего. Но вера уже существует. Она — внутри каждого еврея и ждет только, когда ее высвободят.
И еще он сказал:
— В Торе народ Израиля назван «армией» («Цивойс Ашем») лишь единожды — в рассказе об Исходе из Египта. Сейчас мы живем в таких же условиях. Мы стоим на пороге нашего собственного исхода из диаспоры к избавлению, и поэтому народ Израиля сегодня — как армия.
Каждый из нас солдат. Вы, я, юноша, читающий в соседней комнате... В армии самое важное — это дисциплина, поэтому сегодня от нас тоже требуется дисциплина. Наша первейшая обязанность — подчиняться командам. Лишь потом мы можем попросить объяснений. Было уже сказано у горы Синай: «Мы будем делать и слушать». Сначала надо делать. Потом те, кому это будет нужно, получат объяснения и толкования.
Сегодня нам не нужны вожди. Мы — солдаты, от нас требуется действие, и каждый должен выполнять требуемое в соответствии с тем, как это может только он. Цель такова: зажечь искру.
Как? Любавичский Ребе дал прямой, ясный и смелый ответ. Не посредством асбара. Времени слишком мало. Сегодня мы должны настаивать, должны требовать — не просить, не уговаривать, не объяснять, но требовать. Требовать столько, сколько может быть дано, и самое трудное — то что можно получить, причем чем больше, тем лучше.
Нынешняя молодежь ищет сложные пути, ищет трудности. А начинать надо вот с чего: бери столько, сколько можешь. Мы должны требовать многого. Не просить, не умолять, не бояться, что хотим слишком многого. Мы должны говорить с верующими с твердостью и искренностью людей, которые хотят только добра своему ближнему. Именно искренность поможет добиться успеха.
Мы много раз уже убеждались, говорит Ребе, что при чрезвычайных обстоятельствах, в критические моменты, когда полыхает огонь, наша молодежь готова к самоотверженным поступкам, к жертве. Она хочет слышать команды, а не объяснения. Команды совершать нечто трудное, сложное, а не легкое и простое. Еврей по своей натуре не боится испытаний. Еврей по натуре дерзок. Мы — «упрямый народ», способный к самопожертвованию. Народ-мятежник.
— Сейчас людям интересно не понимать, а знать. Даже наука нацелена больше на знание, чем на понимание. Нужно нам религиозное знание, а не асбара. И если у кого-то в Израиле есть вопросы и сомнения, как мы уже говорили, может возникнуть гораздо больше вопросов и сомнений относительно его желания жить в Эрец Исроэл (что, впрочем, он с радостью делает). Я не хочу сказать, что не надо иногда объяснять или обсуждать, но сегодня нам непозволительно тратить много времени и слов на дебаты и асбара. Мы живем в эпоху поступков, и мы должны требовать поступков. Много поступков.
Указующий перст
Пальцы у него были длинные и тонкие, как у пианиста. А когда он хотел обратить на что-то особое внимание, он поднимал указательный палец — требовательный и властный. Он продолжал:
— Среди нас есть много таких, кто живет в отчаянии. Они разочаровались в нашем духовном состоянии, не верят, что можно хоть что-нибудь изменить. Кое-то воздевает очи к небу: «Только Г-сподь на небесах нам может помочь». Это опасно.
Очень опасно в наше время предаваться отчаянию и надеяться лишь на помощь небес. Тесть однажды сказал мне: «В Талмуде говорится, что перед приходом Мошиаха "станет больше высокомерия, мудрость ученых мужей будет расходоваться на низкое, правды не будет, лицо поколения будет напоминать морду собаки" и так далее. В заключение в Талмуде написано: "На кого можем мы опереться? На Отца нашего Небесного!"». Мой тесть воскликнул: «Опираться (полагаться единственно) на нашего Отца Небесного — это очередное из перечисляемых в Талмуде бедствий».
Сейчас еврею не позволяется говорить: «Б-г на небесах поможет мне, ибо я сам больше ничего сделать не могу». Это ужасная, опаснейшая ошибка. Именно сейчас каждый из нас обязан зажечь искру в «сосуде, переполненном верой». И в каждом еврее есть эта искра.
Я тоже знаю хасидов, которые пребывают в отчаянии и спрашивают меня: «К чему все наши труды? Что изменится, если мы уговорим какого-нибудь еврея, много лет не надевавшего тфилин, вновь начать это делать?» Я им отвечаю: «Мы живем во времена смертельной духовной опасности и должны делать все возможное, даже если сомневаемся в том, что это поможет».
И никто не знает, помогли ли его поступки или, избави Б-г, нет. Я помню, как много лет назад мой тесть стал посылать учащихся ешивы в отдаленные города Соединенных Штатов — они должны были отыскивать там евреев и возвращать их в иудаизм. Помню, однажды двое учащихся вернулись из такой поездки подавленные. «Мы проездили несколько недель, но ничего не добились — никто не пожелал нас слушать».
Я рассказал об этом своему тестю, а он ответил мне: «Возможно, сами они об этом и не догадываются, но они во многом преуспели. Сегодня я получил письмо от пожилой женщины, живущей в одном из городов, где они побывали, и она пишет, что когда увидела пришедших к ней бородатых мужчин, на нее нахлынули воспоминания о родительском доме; просит меня прислать ей книги и посоветовать, с чего начать жизнь, подобающую еврейке».
Этот рассказ убеждает нас в том, - закончил он, — что тот, кто делает, никогда не должен отчаиваться, даже если не видит немедленных результатов. Он не знает, прорастет ли посеянное им зерно.
Было уже поздно. Ребе встал из-за стола, давая понять, что разговор хоть и не завершен, но подошел к концу. Когда я сказал, что подготовил несколько вопросов, и спросил, не могу ли я послать их по почте, он ответил:
— Зачем по почте? Приходите снова, поговорим.
Пожимая мне руку, он сказал, словно в заключение своего монолога:
— И если вы или кто-то еще спросит: «Почему именно я? Почему должен действовать я?» — я отвечу ему вопросом: «А почему не "я"?»