Марк Уилсон - бывший раввин общины в Шарлотте. Теперь он стал писателем, живет в Атланте. Эта статья впервые было опубликована в «Шарлотт Обзер-вер» 27 июня 1994 года.
Немногие из нынешних религиозных деятелей и, безусловно, немногие из еврейских религиозных деятелей вызывали такой интерес, причем весьма неоднозначный, как недавно скончавшийся Любавичский Ребе.
«Духовный лидер любавичских хасидов, обладающий непостижимой интуицией, дал мне бесценный совет, благодаря которому я вновь обрел душевное равновесие». Марк Уилсон
И религиозные, и светские средства массовой информации не уставали изумляться, как преданы ему были его сторонники, поражались его огромным политическим влиянием как в США, так и в Израиле, не говоря уже о том, что его последователи видели в нем фигуру мессианского масштаба. Никогда прежде смерть раввина не становилась главной новостью обоих каналов Си-Эн-Эн. Это был совершенно необычный человек: тихий, скромный, он был истинным хранителем подлинно хасидских традиций. По профессии он был морским инженером, получил образование в Сорбонне, знал больше десяти языков. Своих детей у него не было, но он стал отцом 500 000 своих учеников. Мои отношения с Ребе шли по эллипсоидной орбите — порой я приближался к нему, иногда, наоборот, отдалялся, однако всегда, как магнитом, тянуло к точке фокуса. Мое отношение к Ребе никогда не будет предвзятым, но не из-за того, что он имел влияние во всем мире, а из-за одной моей встречи с ним, которая произошла года за три до его смерти.
Короткая, но важная встреча
Благодаря моей дружбе с раввином Йоси Гронером, эмиссаром Хабада в Северной Каролине и сыном раввина Лейба Гронера, секретаря Ребе, я очень скоро стал своим человеком в узком кругу Ребе.
Мое знакомство с самим Ребе произошло спустя всего несколько месяцев после того, как распался мой второй брак и моей карьере раввина настал позорный конец. Я пребывал в тяжелой депрессии и унынии. Та встреча с Ребе, проходившая в присутствии раввинов Гронеров, старшего и младшего, длилась не более минуты.
— Порой обычный, но искренне верующий человек, — сказал мне Ребе на идише, — может сделать неизмеримо больше добра, чем раввин. Вам надо обязательно кого-нибудь учить, может быть, Талмуду, хотя бы одного-двух учеников.
— Говорят, — продолжал Ребе, — вы некогда были учеником реб Аарона Соловейчика. — Он назвал имя учителя ешивы, с которым мы поссорились лет двадцать назад. Откуда ему это стало известно, не знаю. — Я жертвую на благотворительность в надежде, что вы с ним помиритесь.
«Ребе сказал!»
Как ни вдохновили меня слова Ребе, однако прошел год, а я так и не последовал его совету. Год по всеобщему мнению выдался на редкость мрачный и тяжелый, я болел, тосковал, во всем себя винил. Приехав в Нью-Йорк, я вновь оказался в Субботу гостем Гронеров.
— Ты учил кого-нибудь? — спросил раввин Гронер. Я замялся:
— Да как-то... не пришлось. Ситуация не...
Он строго прервал меня:
— Ребе же сказал!
— Но...
— Никаких «но»! Ребе тебе сказал!
Ну как я мог? Где? Когда?.. У меня об этом не было ни малейшего представления. Да, но Ребе сказал! Я пребывал в полнейшем замешательстве.
Когда Суббота закончилась, я включил автоответчик. Б-г свидетель — я услышал голос своего очень давнишнего коллеги, раввина из пригорода Атланты: «Марк, всю Субботу я думал. Очень жаль, что, вернувшись в город, ты нигде не преподаешь. Не согласился бы ты преподавать, скажем, Талмуд, в моей общине?..»
Циники пусть смеются, но для меня настали дни удивительных чудес. Я уверен, что начал обретать утраченные прежде душевное равновесие и самоуважение именно после той удивительной Субботы в Краун-Хайтс, в Бруклине. И первый шаг помог мне сделать человек, который, обладая непостижимой интуицией и верой в человечество, как умелый врач обратился к моему духу, а взамен не потребовал ни души моей, ни чековой книжки: «Обрети мир в своей душе. Отринь злобу. Помирись с ближним».
Был ли он Мошиахом?
Критики, которые объясняют силу влияния Ребе социальными, духовными, политическими аспектами, упускают суть. Истинное мерило величия этого человека — в тысячах случаев точнейшего, почти хирургического вмешательства в души верующих, которое помогало им избавиться от отчаяния и вернуться к полноценной жизни.
Путь теологи спорят, может ли совокупность подобных вмешательств, проводимых более сорока лет, сделать человека достойным называться Мошиахом. Даже если нет, мы должны открыто признать, что наше существование было благословлено тем, чья жизнь принадлежала нам. Смеем ли мы требовать большего от человека?
Что до моего примирения с учителем, то, должен признаться, я не торопился исполнить наказ Ребе. Но когда я узнал о его смерти, это было первым, что я сделал. Иначе и быть не могло: ведь «Ребе сказал».