Иудаизм онлайн - Еврейские книги * Еврейские праздники * Еврейская история

13

В сущности всем известное «цадик йесод олам», «праведник основа мира» — это доведенная до логического завершения патриархальное мышление. Вывод? У хасидизма и христианства(сутью которого является концепция праведника спасающего мир) нет шансов в новом «матриархальном» мире… Или.. Иисус чувствовал себя равным среди равных, видел в своих усениках равных ему? И только потом из него сделали «бога»? И также Баал Шем Тов называл своих учеников «святым братством»? А концепция праведника это уже следующее поколение хасидизма. И только седьмой Ребе сделал ее основой основ? И тем самым «закрыл» хасидизм для обновления?
Пытаюсь читать «Критику чистого разума». Краткие изложения не понравились, скачал оригинал, вот читаю: «На долю человеческого разума в одном из видов его познания выпала странная судьба: его осаждают вопросы, от которых он не может уклониться, так как они навязаны ему его собственной природой; но в то же время он не может ответить на них, так как они превосходят возможности человеческого разума. » А что если он уклоняется от этих вопросов? По религиозным, например соображениям? Кант отвечает, что по сути, тем самым он идет против собственной природы.
Дж. Локк. «Опыт о человеческом разумении» «Поскольку разум есть самая возвышенная способность души, то и пользование им приносит более сильное и постоянное наслаждение, чем пользование какой-нибудь другой способностью. Поиски разумом истины представляют род соколиной или псовой охоты, в которой сама погоня за дичью составляет значительную часть наслаждения. Каждый шаг, который делает ум в своем движении к знанию, есть некоторое открытие, каковое является не только новым, но и самым лучшим, на время по крайней мере.
Интересно, что первый вопрос, который задает Локк, это — есть ли в нашем разуме или в нашей морали что-либо врожденное? Ответ: нет. Есть только опыт, определяющий нашу логику и нашу мораль. Я вижу здесь стремление разума Просвещения уйти от средневекового детерминизма и фатализма. Я вижу здесь манифест человеческой свободы * Что фактически говорит Локк до сих пор? Я не готов признать мораль и разум источник которых находится вне меня и ограничивает меня извне. То самое «мессианское» «истина произрастает из земли», изнутри самого меня
Б-г, который «опустился» с Небес на Землю, и Б-г, который находится внутри меня, истина и совесть и сознание, которые находятся внутри меня — это, кажется одно и то же. Б-г находящийся на земле — это Б-г внутри меня * Можно интерпретировать «И опустился Вс-вышний на гору Синай», как начало этого процесса, превращение Б-га из «внешней» («отцовской») силы во внутреннюю («материнскую»). (По мотивам чтения Локка: там такой пафос внутренней свободы и освобождения разума и совести от навязанных извне принципов)
Так или иначе, выходит, что «возвращение» к религии, лишает нас — по крайней мере на первом этапе — самых драгоценных даров, к которым человеческая цивилизация шла тысячелетиями — свободы, достоинства, смысла. Свободы — ибо религия говорит нам — Б-г знает все наперед. Достоинства — ибо внутренняя мораль заменяется на внешнюю. Смысла — какой смысл в действии человека, если все заранее известно, и весь этот мир «игра»? И человек «выпадает». В депрессию. В безволие. В отчаяние. В чувство вины.
Вот еще оттуда (Шолем, предисловие): «Увлечение сионизмом привело Шолема, как и многих его современников, к знакомству с учением Мартина Бубера. В этот период Бубер обращался к той части еврейской молодежи, которая порвала с религиозной традицией, считая её приговоренной к смерти. Его учение о первичном сущностном эмоциональном переживании (Urerlebnis), которое стоит в центре глубинного психологического восприятия иудаизма, оказало завораживающее воздействие на молодого Шолема. Именно это эмоциональное переживание, дающее осознание фундаментального единства жизни, а не слепое и бессмысленное следование традиции обеспечивает, согласно Буберу, гармонию человеческого существования в пространстве еврейского восприятия мира. «
Это прекрасно (там же, Шолем). Вот такие были когда-то «академики». Мне стыдно, что я не открыл эту книгу раньше.. «Шолем близко сошелся с Вальтером Беньямином, с которым он познакомился в августе 1916 года. Тогда девятнадцатилетний Шолем и двадцатичетырехлетний Беньямин в беседе, продолжавшейся несколько дней, сформулировали ряд концептуальных тезисов, сыгравших значительную роль для последующего развития Шолема как личности и как учёного. Во введении к своему дневнику Шолем записал: «Всё время нашего пребывания вместе мы страшно много говорили об иудаизме: о переезде в Палестину, об «аграрном сионизме», об Ахад га-Аме и «справедливости», но больше всего о Бубере, от которого за эти четыре дня почти ничего не осталось. Беньямин был прав, когда, прощаясь, сказал мне, что, случись мне встретить Бубера, стоит передать ему от нашего имени ведро слёз. Не то чтобы в этом я чему-то научился у Беньямина. Напротив, более девяти месяцев я думал о том же, что и он; только одно стало для меня по-новому ясным – я отрицаю ценность еврейского переживания (Erlebnis)». «
Шолем, там же «Беньямин и Шолем, таким образом, пришли к совместно осознанному выводу – непосредственный опыт постижения Бога, лишенный духовного фундамента традиции, не является ничем иным, кроме иллюзии. Для еврея, пережившего чистилище ассимиляции и секуляризации, Божественная реальность открывается только посредством углубленного изучения традиционных текстов [IV].»
Там же. Очень интересно: Оказывается, я иду по следам Бубера, сам того не сознавая… Я Шолем называл бы меня «атеистом»… По свидетельству Ривки Шатц, Шолем был вполне согласен с буберовским определением хасидизма как «мистического ядра живого иудаизма», идея повсеместного Божественного присутствия и религиозной ценности любого феномена реальности, вне зависимости от того, имеет ли он духовную природу, была ему достаточно близка [V]. Однако он не мог согласиться с утверждением Бубера, что материальный мир сам в себе, называемый последним «здесь и сейчас», может обладать святостью. Попытку Бубера низвести Бога в человеческую душу Шолем считал радикальным секулярным тезисом, более соответствующим идеологии саббатианства, нежели хасидизма. Он видел в буберовских интерпретациях экзистенциальные предпосылки к отказу от такой базовой концепции еврейского религиозного сознания, как «страх перед Богом». Не соглашался он и со столь существенным для Бубера представлением о значимости «служения в материи» (авода бегашмийут), обусловленной святостью тварного мира, считая центральной идеей и целью хасидского служения «разоблачение от плоти» (гиташтут гашмийут) и подчёркивая непреодолимость пропасти между «жизнью в Боге» и «жизнью в мире».
Шолем, предисловие Цель сионизма, по Шолему, заключается не в том, чтобы евреи были «народом как все народы», а в том, чтобы они были «народом святым». Он надеялся на рождение в Стране Израиля, в диалектическом взаимодействии иудаизма с нерелигиозным миром, некоей новой формы еврейской мистики, которая сможет переосмыслить основные «религиозные понятия» для нужд завтрашнего дня так же смело, как некогда каббала переосмыслила их для нужд дня вчерашнего. В последние годы жизни Шолем вынужден был, однако, с горечью признать, что действительность даёт мало оснований для таких надежд. В своих трудах, посвящённых каббале, Шолем показал, как великие еврейские мистики достигли такого синтеза верности традициям и радикального новаторства, продолжения которого он ожидал от духовного творчества евреев на их возрожденной родине.
Шолем дальше То есть, эти парадоксы всего лишь «язык описания», а не суть мистического опыта. Я почему то всегда так думал. «Ничто», «шифлут», «кабалат ол» — это язык такой. Парадоксальный… «Религиозный мир мистика может быть выражен в терминах, приемлемых для рационального познания лишь с помощью парадокса. Психолог Г. Стреттон в своей книге «Психология религиозной жизни» (1911) обратил особое внимание на это важнейшее противоречие религиозной жизни и мышления вообще, а не только мистики. Общеизвестно, что описание мистиками своих переживаний и Бога, чьё присутствие они ощущают, изобилует парадоксами всякого рода. Отнюдь не самым малозначительным в этих парадоксах – если воспользоваться примером, общим для еврейских и христианских мистиков, – является то, что Бог часто определяется как мистическое Ничто. Я воздержусь пока от раскрытия значения этого термина, к которому нам ещё предстоит вернуться. Я хочу только подчеркнуть, что особая реальность, которую мистик видит или вкушает, – весьма необычного свойства.»
Шолем, лекция 1 Я не вижу смысла распространяться здесь о причинах того, что мистик часто превращается в еретика. Религиозная община не всегда должна была искоренять огнём и мечом такую ересь, а иногда даже не понимала, что имеет дело с ересью. В особенности это относится к случаям, когда мистику удавалось овладеть «ортодоксальным» словарем и использовать его в качестве средства для выражения своих мыслей. Многие каббалисты именно так и поступали. В отличие от христианства и ислама, которые, располагая более действенными карательными средствами и государственным аппаратом, подавляли часто и решительно крайние формы мистических движений, в истории иудаизма такие методы применялись редко. Тем не менее, как мы покажем в главах о саббатианстве и хасидизме, они не исключались полностью.