Известный цадик, реб Моше Лейб Сосовер, во время одного из путешествия зашёл в корчму, которую его знакомый арендовал у здешнего пореца — польского помещика. Он удивился, увидев на двери замок. Соседи сказали, что еврей не мог вовремя отдать ренту, и порец за это держит его в заключении, а жену и детей прогнал.
Реб Моше Лейб не медлил ни минуты. Он поспешил к порецу и стал просить его сжалиться над корчмарём. Он говорил о том, что его друг — человек честный, и не его вина, что дела шли плохо. Но пореца эти слова не тронули.
— Что толку, что вы держите его в тюрьме? Разве от этого появятся деньги для уплаты долга? — спросил реб Моше Лейб.— Разумней будет выпустить его, чтобы он снова открыл корчму. Тогда будет хоть какая-то надежда получить деньги...
Но порец не захотел об этом и слушать.
— Хорошо, у меня есть предложение, — сказал реб Моше Лейб.— Посадите в тюрьму меня вместо него. Я человек более известный, и евреи быстрей соберут деньги для выкупа.
Это предложение порецу понравилось. Арендатора освободили, а реб Моше Лейба повели в тюрьму. Он шёл туда с лёгким сердцем, радуясь, что выполнил такую важную мицву, как «пидьон швуим», выкуп пленных. Но в тёмном погребе, куда его привели, было полно нечистот. Как же он будет читать Минху в таком месте? Ломая над этим голову, новый узник очень огорчился.
В это самое время Наверху, в Верхнем Суде, было сильное беспокойство. Как может такой святой человек, как реб Моше Лейб, находиться в цепях в этом проклятом погребе?!
Порец внезапно заболел. Смертельно. Он позвал ксендза для исповеди. Рассказывая о своих грехах, он сказал, что, наверное, болезнь пришла в наказание за жестокость к арендатору и за то, что он отправил в заточение его поручителя...
— Да, похоже на то, — согласился ксендз. — Если вам дорога жизнь, надо немедленно освободить этого еврея и попросить у него прощения. Нельзя затевать ссору с таким святым человеком!
Порец тут же послал за пленником. Но слуга вернулся один.
— Он отказывается выходить. Он говорит, что это никак не поможет арендатору. Ещё он говорит, что за все муки того еврея надо просто простить ему долг.
— Хорошо! Беги и скажи, что я согласен!
Слуга вернулся и опять без пленника.
Он по-прежнему не хочет снимать цепи. Он говорит, что простить долг — это мало. Ведь арендная плата велика, и корчмарь может опять промедлить с её уплатой. И что же тогда —– снова в тюрьму?
Порец открыл рот и снова закрыл. Он задыхался. С огромным усилием он прошептал:
— Поспеши... Скажи, что я освобождаю корчмаря от арендной платы на весь год...
И, наконец, слуга вернулся с реб Моше Лейбом. Дыхание пореца стало ровнее. Очень робко он попросил пленника простить его.
Я признаю, что поступил плохо... Помолись, чтоб я остался в живых!
— Да, я вижу, что ты способен на добрые поступки, — сказал реб Моше Лейб. — Но хорошее дело надо доводить до конца. Арендную плату лучше понизить, чтоб корчмарь не залезал в долги. И вообще, нужна гарантия, что ты не будешь обижать этих скромных людей...
— Я дам такую гарантию... Я напишу обязательство, — всхлипнул порец.
Он приказал составить документ и тут же подписал его. Когда порец отложил перо, болезнь вдруг оставила его, так же внезапно, как и появилась.
А реб Моше Лейб поспешил в корчму к своему другу. Нужно будет отдать ему подписанную порецом бумагу и успеть прочесть Минху, пока не зашло солнце.