Накануне второй мировой войны подавляющее большинство Любавичских хасидов оставалось в славянских странах. В первые послевоенные годы их общины уже не были редкостью в Европе и Северной Америке. Сегодня Любавичское Движение, в шутку называют «империей, над которой никогда не заходит солнце». На всех континентах, практически в каждом из государств, поднявших флаги над Организацией Объединенных Наций, можно встретить Любавичского хасида. В арабских странах, даже в Уганде, «прославленной» антиеврейским угоном в Энтебе, даже и на далеком Тайване... В любую точку земного шара, где только живут евреи – а где не живут евреи! – приходят посланцы Любавичского Ребе с великой заповедью: «любовь еврея к еврею». Любавичское Движение, Движение Хабад – не партия, любавичские хасиды не состоят на учете и не выплачивают членские взносы. Несколько лет назад Еврейский Всемирный Конгресс назвал примерное число хабадников – полмиллиона. Но Движение потому и Движение, что ширится, живет. Хабаду не нужна статистика, Движение не видит смысла в переписи «распространения потоков наружу».
Это слова Исраэля Баал-Шем-Това, предсказавшего полное освобождение нашего народа в день, когда учение хасидизма окончательно распространится среди народа Книги. Девиз Баал-Шем-Това дополнен призывом нашего Ребе: «Распространяйся на Запад и на Восток, на Север и на Юг»[1], распространяйся и среди евреев, не знающих слова по-еврейски, со дня рождения в глаза не видевших Тору и поколения назад оставивших еврейские обычаи.
Что притягивает к Движению, что влекло и влечет разбросанных по всей планете евреев к духовному сердцу Хабада на Истерн Парквей в Нью-Йорке? Принятие хасидута не дает никаких.материальных благ, скорее, наоборот, призывает к взаимопомощи и пожертвованиям. Так что же?
XX век – необычайный век, он век небывалого расцвета материальной культуры и невероятного духовного кризиса. Двадцатый век шагает в двадцать первый по осколкам духовных ценностей, по сброшенным в грязь идеалам. Расшатанный и потерянный мир, хищник и прагматист, цинично смеющийся над порядочным, честным, добрым. Он безумен и безнравственен, он готовит новых убийц – Адольфа и Хмельницкого... надежной гаванью, единственным укрытием от него остается религия наших отцов. Стоит ли удивляться возвращению нерелигиозных евреев к благополучию и добру, к духовным и нравственным ценностям – вечным и неколебимым, выдержавшим проверку тысячелетий.
Любавичское Движение – не секта, учение хасидизма целиком в еврейской религии и заповедях Торы; его своеобразие, если выразить его кратко, в высоко вознесенной заповеди: «Любовь еврея к еврею». Отсюда проистекают солидарность и дружба Любавичских хасидов, и это слово – единение! – магнитом притягивает в Движение и евреев, разбросанных по всем концам земли, и растерянных, потерявших нравственные ориентиры...
В Мористауне, штат Нью-Джерзи, есть Любавичская Иешива, куда принимают только взрослых, уже закончивших колледжи юношей из нерелигиозных семей, вернувшихся в еврейство, подчас вопреки желанию родителей. Сюда приходят ищущие и здесь находят себя потерявшиеся в джунглях современной цивилизации. Воспитанные вне еврейских традиций, они пытались верить в чужих богов, молились бесчеловечным идолам и подчинялись случайным кумирам. Длинноволосые и неряшливые, разуверившиеся и циничные, они все ниже опускались на дно, пока не блеснул перед ними луч хасидизма. И они подчинились зову еврейского сердца.
Эти взрослые интеллигентные люди выпускают газету, в которой с предельной искренностью изливают душу. Газета так и называется – «Душа».
Пишет студент:
– В колледже я был анархистом, потом увлекся йогой. Надоело. Махнул на все рукой и отправился бродить по миру. В Израиле, у Стены Плача, ко мне подошел длиннобородый еврей и предложил надеть тефиллин. Я удивился, мы разговорились, и этот разговор продолжается уже два года моей учебой в Иешиве.
Другой:
– Занятия в Иешиве построены совсем иначе, чем в колледже. Там тебя силком переделывают по стандартной программе, и ты уже не тот, кто есть на самом деле. Здесь, в Иешиве, нас учат быть самими собой, помогают найти свое призвание, то главное душевное богатство, которое делает твою дальнейшую жизнь и радостной, и полной.
Третий после колледжа подрабатывал водителем такси. Случайный пассажир попросил отвезти его на Истерн Парквей к Любавичской синагоге.
– Он прочел на табличке водителя мою фамилию, понял, что я еврей, и заговорил как бы сам с собой, но достаточно громко. Сегодня я знаю – он говорил о самых простых вещах, но для меня они звучали свежо и ново. Я понял главное: где-то рядом, совсем близко, находится особый мир, в котором слово «еврей», ощущение, что ты еврей, – приносит счастье.
Еще один:
– Я даже и не знал, как прекрасен мир еврейской религии. В моей реформистской школе нас этому никогда не учили...
Какое горькое признание и одновременно горький упрек в адрес реформистских синагог, куда отколовшиеся от еврейства евреи заходят по дороге к полной ассимиляции. Их собственные дети, лишенные еврейского воспитания, повзрослев и поумнев, вынуждены самостоятельно искать и «открывать Америку» полнокровной религии и еврейского образа жизни.
Никто, повторяем, не занимается статистикой этих ищущих и вернувшихся в еврейство, но, должно быть, число их достаточно велико. Тому свидетельство – и весьма красноречивое – яростное выступление президента раббаев-реформистов США, который обрушил на Любавичского Ребе град упреков. Формальное обвинение – дескать, Любавич оторван «от бурного течения американской жизни». Главное, крик души президента – уход детей реформистов к еврейской религии во всей ее полноте вносит в семьи раскол и создает проблему отцов и детей.
Да, эта проблема, говоря словами президента, «серьезна и опасна», поскольку подтверждает крах концепции облегченной религии. В хаотичном и раздробленном обществе происходит неизбежная поляризация, положительное устремляется в одну сторону, отрицательное – в другую; и реформистам, сидящим между двух стульев, грозит неизбежный раскол: либо в ассимиляцию, либо в подлинную религию – третьего не дано.
Есть отчего беспокоиться раббаям-реформистам, но сомнительно, чтобы подобная проблема отцов и детей всерьез волновала реформистов-родителей. Конечно, весьма неожиданно, если взрослые, получившие образование дети начинают задавать глубокие философско-религиозные вопросы, на которые отец не в состоянии ответить и вынужден, чтобы не потерять лицо, углубляться в давно забытые книги. Но трудно представить себе родителей, всерьез огорченных тем, что сын забросил наркотики или игру в кровавый марксизм и благоговейно зажигает ханукальные свечи...
В студенческом фольклоре учащихся Иешив бытует веселая притча о не слишком праведном еврее, который вдруг обнаружил, что не осталось у него на субботу иной еды, кроме хазер (ветчины). «Пойду-ка я к раввину, – надумал хитроумный еврей, – пусть прочтет он над нею брохо (благословение) и станет хазер кошерной едой».
Так он и сделал. Пришел к ортодоксальному раввину и сказал:
– Рабби, у меня на субботу нет ничего, кроме хазер, произнеси, прошу, над нею брохо, чтобы она превратилась в кошер.
– А что такое хазер? – недоуменно спросил раввин.
Пришлось идти к раббаю-реформисту. Тот спокойно взял в руки хазер, выслушал просьбу и только спросил:
– А что такое брохо?
[1] Тора, Брейшит 28, 14.