В первые годы своей тшувы я очень любил читать Танах. В Москве не было недостатка в древних книгах, и у меня дома было, как почти и каждого баал тшува тогда, "полное собрание сочинений" с чердака синагоги на Архипова (Менахем Яглом недавно писал об этом - см. у него).
И я запоем читал Танах. Иврит я уже выучил, Хумаш, спасибо Пинхасу Полонскому, читать научился. Гемару не хочел учить и все. А вот Танах - да. Это было мое.
Один из самых запомнившихся псуким той поры звучит так: כל באיה לא ישובון. ולא ישיגו אורחות חיים.
"Все, кто пошли за ней - не вернутся. И не достигнут дороги жизни".
Это стих из Мишлей. Притчи царя Соломона. Речь идет про "дурную женщину", символизирующую идолопоклонство. Стих говорит - "Все кто пошли туда - в идолопоклонство" - не вернутся. Хазаль задают вопрос. Если уже "не вернутся" - то зачем же тогда "не достигнут дороги жизни"? Хазаль отвечают: "даже если вернутся - не достигнут дороги жизни".
Тогда этот стих, и это толкование врезались в память скорее как пример красивого мидраша.
Многие годы спустя я снова и снова возвращаюсь к этому стиху. "Даже если вернутся -не достигнут дороги жизни".
Оказывается, можно сделать тшуву. Но так и не найти "дороги жизни".
Атеизм - есть худший из вариантов идолопоклонства. Можно вернуться. Можно сделать тшуву. Но так и не найти "дороги жизни".
Почему так получается? Может, потому, что тшуву мы делаем, как правило, из "общих соображений"? А "дорога жизни" - это мелкие "детали реализации" реальной религиозной жизни, ускользающие от нашего внимания?
Или, может, потому, что уже оказавшись "внутри" мы ментально остаемся вовне? И тогда этот диссонанс между тем, что мы делаем, и тем что мы чувствуем, разрывает нас на куски? Хазаль недаром сказали "сначала примите царство мое, и лишь потом заповеди мои". Мы же зачастую идем по принципу "пусть меня оставят, но Тору мою соблюдают".
Так или иначе - или, в конце концов, этот внутренний атеизм окончательно вытолкнет нас наружу. Или же... этот непрекращающийся внутренний конфликт в конце концов раскрывает в нас нечто более глубокое и истинное. И тогда заповеди перестают быть обузой. И тогда вдруг многие вещи начинают выглядеть совсем иначе.