Часто выезжая из нашего реховотского религиозного квартала и направляясь на работу в Тель Авив я

Часто, выезжая из нашего реховотского религиозного квартала, и направляясь на работу в Тель Авив, я вдруг ощущаю — на один только момент, но при этом очень отчетливо — некий дух свободы, некое духовное парение? Это только один момент, но при этом очень отчетливо. Может быть потому, что я вдруг освобождаюсь — по крайней мере, до ближайшего вечера — от этих бесконечных религиозных войн и религиозных споров — в каком поколении мы живем что произошло в гимел тамуз жив ли любавичский Ребе, или рав Гинзбург он Ребе или нет, и проч. и проч. И вдруг оказываюсь в большом мире, которому, по большому счету нет никаого дела до того, когда прйдет Мошиах, и будет ли он хабадником или миснагидом, и нужно ли молиться вовремя или нет, и все остальные чрезвычайно важные и нужные моменты, вокруг которых кипит интеллектуальная жизнь местечка. По большому счету, этому большому миру глубоко по барабану, сколько миллионов наворовал, скажем, Берл Лазар на русских евреев, и даже всемогущий Борух Горин, готовый забанить каждого, выразившего сомнение в его интеллектуальных способностях, и который в своей Касриловке ну оочень большой человек — для большого мира — он еле-еле поц… Конечно, в большом мире есть свои религиозные войны — нужно ли отдавать территории или нет нужно ли выпускать арестованнх террористов или нет должны ли досы служить в армии и роч. Но момент перехода — по настоящему освобождает