Я не знаю можно ли об этом писать нужно ли об этом писать

Я не знаю, можно ли об этом писать, нужно ли об этом писать. Так или иначе. Вчера в моцш зашел в фейс и первым сообщением был пост Михаил Гринберг (Michael Greenberg) о том, что Саша Лукаций ушел. Поколение интернета. Узнаем о смерти своих близких и друзей через интернет. Я не могу сказать, что мы были с Сашей близкими друзьями. Он для меня был остался «Дядя Саша», из «поколения основателей» Марьиной Рощи, куда я попал, пришел чтобы остаться в 1988 году. Я помню пару суббот у него дома на Сущевке, атмосфера свободы и гостеприимства, огромные котлы с едой, и его бессмертную фразу «хасиды распоясываются» — когда после кидуша все дружно, по команде, сбрасывали с себя сюртуки и садились за стол. Потом Лукацкие уехали. Я остался еще на много лет в России. Шлихут и т.д. В 2005 я сделал алию, и поскольку мой брат живет в Неве Даниэле, я туда время от времени заезжал на шабат. Еще раз, в общем и целом, я всегда «соблюдал дистанцию» — я не помню каких то особо близких разговоров с Сашей. Кроме одного. Вот этот один разговор сидит у меня в голове. Как то в субботу в Неве Даниэле мы сидели в синагоге, и вдруг Саша начал мне рассказывать, как он уехал из России. 15 лет отказа. Тшува. Марьина Роща. И вдруг — долгожданное разрешение на выезд! А что скажет Ребе? А что скажет Реб Гейче? Реб Гейче сказал: не уезжай. Они меня сьедят, если ты уедешь. Ребе сказал… Ребе сказал «сначала Израиль». Давид Нахшон и Ави Тауб сказали: оставайся. Ты приедешь в Эрец — о тебе все забудут ровно через три месяца… Приехали в Израиль. Сашу встречали как национального героя. Один из лидеров отказа и т.д. Организовали поездку к Ребе. Удостоились всяческих «кирувим» от Ребе. И вот, последняя встреча с Ребе на долларах. Рассказывает Саша. Ребе вдруг поворачивается к секретарю (Гронеру?) и говорит: «они возвращаются в Россию?» Саша говорит: я был глупый, я ничего не понимал, я начал кричать: «нет, Ребе, Вы ошибаетесь! Мы не возвращаемся в Россию! Мы едем назад в Эрец!…» Через три месяца, как и обещал Ави, о Саше все забыли. Он пошел работать водителем автобуса. Надо было чем то кормить семью и т.д. Но вот это «Ребе, мы не возвращаемся в Россию», сознание непростительной ошибки, которрую он совершил, уехав из России — осталось с ним до конца. Да будет его память благословенна (фотку утащил у Михла Гринберга) **** Почему я рассказываю об этом? Потому что во мне тоже звучат эти слова. Потому что я чувствую, что я живу «ал зман шаул». Потому что у «русских» баал тшув — я не говорю, у всех, я говорю, у некоторых точно — есть какой то шлихут, от которого мы убежали. У каждого свои обстоятельства. И у каждого свои «песочные часы», которые отсчитывают время. Сегодня очень много «иудаизма по русски». Только он весь какой то лакированный, не настоящий какой то иудаизм. Настоящий иудаизм по-русски это зачастую очень больно. Очень тяжело, зачастую невыносимо тяжело. Но собственно, в этой боли и в этой тяжести и находится искра веры и искра тшувы. הלוך ילך ובכה. בשוב ה’ את שיבת ציון היינו כחולמים У Саши, кстати, был этот голос — говорить о вере, как о чем то личном, как о чем то интимном. Без «лака» кирувничества Сегодня Песах Шейни. Сегодня еще не поздно начать что-то делать по-настоящему.