Народы мира пытаются проникнуть в тайны Кабалы, чтобы понять загадки мироздания, чтобы научиться, если получится, самим творить чудеса. Сумасшедшие евреи, иначе их не назовешь, изучают Кабалу, чтобы знать, как стать ближе к Творцу, как соединиться с Ним. Цель такая непрактическая, такая странная...
Еврейская.
И этот раздел – он о таких евреях, о тех, кто обходится без заклинаний.
Но и с евреями тоже происходят чудеса. И даже чаше, чем со всеми прочими...
Ночная буря.
Вы думаете, это история о чудесах? Ничего подобного. Это рассказ о том, как известный знаток Торы, рабби Лейб Рокеах, приехал в родной город навестить мать и увидел странную картину. Его младший брат, рабби Шолом, который, кстати, был главой хасидов в Бельцах, перепачкавшись в глине и известке, помогал рабочим строить синагогу. С сияющим лицом он таскал кирпичи, нежно прижимал грязные доски к атласу сюртука, бил по гвоздю, а попадал по пальцу...
Старший брат отозвал его в сторону и вежливо, но довольно сердито напомнил ему, что еврейские мудрецы так себя не ведут. Есть же Галаха, в конце концов. Она гласит, что, если человека избрали главой общины, он должен следить за своим внешним видом, избегать грязной работы, а не скакать по строительным мосткам, привлекая всеобщее внимание.
Реб Шолом выслушал наставление от начала до конца, а потом сказал мягко:
– Брат мой дорогой, я должен кое-что рассказать тебе. В дни юности было у меня двое друзей, обладавших выдающимися способностями. Однажды мы узнали, что если человек не будет спать тысячу ночей, занимаясь до рассвета Торой, то пророк Илияу откроется ему. И вот, гоня сон, мы стали каждую ночь учиться вместе. Прошло полгода, и один из друзей признался, что у него больше нет сил. Через пару лет другой приятель сказал со вздохом, что не может продолжать дальше. Остался я один. Когда настала та самая тысячная ночь, разразилась ужасная буря. Ветер выбил окна, свечи в синагоге погасли. Я очень испугался и хотел бежать домой, но ветер валил с ног, буря крушила деревья. Учиться в темноте было невозможно, а время шло... Тогда на ощупь я нашел дорогу к шкафу, где хранился свиток Торы, открыл его, как это принято у евреев в час беды, и стал молиться, чтобы Всевышний успокоил бурю.
Прошло несколько минут, и вдруг ветер утих. Я зажег свечу и увидел, что в синагоге я уже не один. Неподалеку от меня молча стоял незнакомый мне старец. Не задавая лишних вопросов, я подошел к нему, и мы стали учиться. Много тайн узнал я той ночью. Последнее, что я выучил с пророком Илияу, – это законы синагоги. Я узнал, как связан дом молитвы с душой каждого еврея, как связаны с ней наши судьбы...
Брат, если бы на то была моя воля, я бы не подпустил сюда ни столяра, ни каменщика, а сделал бы все своими руками. Увы, мне не хватает сил и умения, поэтому я могу быть только подсобным рабочим...
Но кое-что праведник из Бельц все же сумел. Старики говорят, что если идти напрямик от синагоги рабби Шолома к Иерусалиму, то на пути вам не встретится ни одного изображения идола, ни одного здания с крестом... Вот что бывает, когда Ребе таскает кирпичи на стройке.
Профессор из Аниополя.
Один хасид опасно заболел. Он ходил к докторам и пробовал разные лекарства, но ничего не помогало. Тогда он пришел к цадику рабби Мордехаю из Несхижа и попросил у него браху на выздоровление. Рабби Мордехай ответил:
– Поезжай к профессору, который живет в Аниополе. Он тебя вылечит.
Аниополь был далеко от тех мест, и путь нелегкий, но хасид не колебался ни минуты. Он тут же нанял повозку и отправился в путь.
И вот, наконец, на горизонте показались низкие домики и некрашеные заборы Аниополя. Как только кучер натянул вожжи, хасид стал расспрашивать здешних евреев, где у них живет знаменитый профессор. Те развели руками:
– Да нет у нас никакого профессора...
– Ну тогда, может быть, доктор?
– И доктора нет.
– Ну хотя бы какой-нибудь фельдшер или знахарь?
– Нет никого...
Что было делать нашему хасиду? Горько вздохнул он о потраченных деньгах, о загубленном времени и отправился в обратный путь. А по дороге размышлял о том, как мог такой цадик, как рабби Мордехай, сказать, что есть на свете то, чего на самом деле нет...
И вот он снова стоит перед Ребе из Несхижа и сообщает с горечью в голосе, что а Аниополе нет ни профессора, ни доктора, ни фельдшера, ни знахаря. Цадик спросил:
– Если так, то что же делают тамошние евреи, если кто-нибудь из них, не дай Б-г, заболеет?
Хасид воскликнул:
– А что они могут сделать? У них нет другого выхода, кроме как положиться на Всевышнего!.. И Он, по своей великой милости, посылает им помошь...
Цадик сказал:
– Это и есть тот профессор из Аниополя, о котором я говорил! Тот, Кто помогает евреям в Аниополе, Тот и тебе поможет...
На этом встреча закончилась. Непонятно, почему перед этим нужно было посылать человека в далекий путь? Неужели нельзя было сказать все сразу? Но ведь стрелу не выпустишь из лука, если прежде не натянуть тетиву. Может, цадик хотел, чтобы его слова попали не в уши, а в сердце хасида. И для этого потребовалось, чтобы тот сначала съездил в Аниополь, а потом обратно...
Во всяком случае, как только хасид вышел из комнаты, он почувствовал, что его болезнь проходит. И вскоре больной хасид стал здоровым. Того же и вам желаем.
Молитва не по правилам.
Рассказывают про Бешта, что однажды, во время своих странствий он оказался в маленькой деревушке и встретил там одну-единственную еврейскую семью. То ли корчму они арендовали у помещика, то ли кормились чем-то еще...
Глава семьи был человек простой, едва грамотный и не очень острого ума. Никак не мог он взять в толк, какие молитвы нужно читать в обычный день, какие в субботний, какие по праздникам. Поэтому каждое утро, вставши спозаранку, он читал все, что было в молитвеннике: и «Шма Исраэль», и траурные песни о разрушении Храма, и пасхальную Агаду, и субботний Кидуш...
При давней сноровке занимало это у хозяина немного времени: третью часть дня, как раз до обеда... Встретив Бешта, арендатор очень обрадовался и попросил записать ему на отдельном листочке, что и когда надо все-таки читать. Рабби Исроэль выполнил эту просьбу и, распростившись с хозяевами, отправился дальше в путь.
Тут случилось несчастье, подул ветер, поворошил листьями книги, и драгоценный листок улетел неведомо куда. Не помня себя от волнения, арендатор помчался вдогонку за Бештом что бы тот записал ему все снова...
Арендатор бежал через лес, бежал по полю и все никак не мог догнать Бешта. Задыхаясь, он выскочил на крутой берег реки и увидел, что там, внизу, рабби Исроэль кладет на воду платок, становится на него и переплывает на другой берег.
Арендатор сделал то же самое: достал из кармана платок и бросил его на воду... А потом встал на платок и переплыл на другой берег.
Бешт услышал, как кто-то кричит за спиной:
– Рабби! Рабби! Простите, но я потерял ваш листок!..
Рабби Исроэль оглянулся, увидел арендатора и воскликнул в изумлении:
– Да как ты здесь очутился?
– Да так же, как и вы – встал на платочек... Ну что, вы покажете мне опять, как нужно молиться по правилам?
Бешт задумался и сказал:
– Молись так, как ты молился раньше, без листка... Это у тебя хорошо получается.
Гордец.
Один купец приехал в город Лизенск и пошел навестить знаменитого рабби Элимелеха. Когда он вошел к цадику, тот посмотрел на него и сказал:
– Ты ведь хасид рабби Аарона-Лейба из Перемышля? Скажи мне, почему твой учитель такой гордец?
Купец чуть сквозь землю не провалился. Слышать такое о человеке, которого он считал самым скромным и самым мудрым... Но с праведниками не спорят. Поэтому ему пришлось, сгорая от обиды, еще несколько раз услышать эти слова. А на прощанье рабби Элимелех прибавил:
– Когда приедешь домой, обязательно передай ему от моего имени, что большего гордеца, чем рабби Аарон-Лейб, нет на свете!
Всю дорогу хасид ехал и мучился: говорить – не говорить... Но куда же деваться, если его учитель имел привычку расспрашивать своих хасидов, что они видели, странствуя по белу свету. Поэтому, глядя в пол, торговец прошептал:
– Я был в Лизенске у рабби Элимелеха. Он просил передать...
Когда рабби Аарон-Лейб услышал это, он воскликнул со слезами:
– Ох, горе! Неужели я так плох, что согрешил и даже не почувствовал это? Нет, нужно немедленно ехать в Лизенск!
Жена сказала, что не отпустит его одного. И вот, наняли они телегу и вдвоем отправились в путь. Почти неделю длилась поездка, и только в пятницу они, наконец, добрались до Лизенска. Рабби Аарон-Лейб снял комнату на окраине города. Его жена оправилась на рынок купить продукты на субботу, а сам он пошел к рабби Элимелеху.
В доме цадика толпилось много народу. Склонив голову, рабби Аарон-Лейб подошел к нему, сказал шалом и тут же скрылся в толпе. Он решил, что рабби Элимелеху будет неприятно разговаривать с ним и уж, во всяком случае, сидеть вместе за субботним столом.
Но он ошибся. Прошла минута, и рабби из Лизенска воскликнул:
– Что такое?! Рабби Аарон-Лейб приехал в наш город? Но где же он?
Стали искать и не нашли. Гость был уже далеко. Он помолился в одной из синагог, а потом отправился в свое скромное жилише встречать субботу.
Стоя перед накрытым столом, перед зажженными свечами, перед сотней хасидов, рабби из Лизенска сказал:
– Не сяду за стол, пока рабби Аарон-Лейб не будет с нами!..
Что тут начались! Хасиды, стуча сапогами, разлетелись по всему городу. Они прочесывали дом за домом, улицу за улицей. И вот разыскали домик на окраине, где, ни о чем не ведая, сидел рабби Аарон-Лейб.
Хасиды, сурово тряся бородами, влетели в комнату. Они закричали:
– Наш Ребе ждет тебя! Не хочет садиться за стол! Живо собирайся!
Хасидский вихрь подхватил приезжего под руки, промчал по городу и поставил перед рабби Элимелехом.
Цадик из Лизенска очень обрадовался. Он встретил гостя с большим почетом, усадил его рядом с собой, а во время трапезы заметил:
– Рабби Аарон-Лейб, разве можно быть таким гордецом?
Это было сказано несколько раз, вечером и утром. Вы можете себе представить, что думал и чувствовал рабби Аарон-Лейб. Но все же он дождался конца субботы, чтобы не нарушать покой седьмого дня, а потом подошел к цадику из Лизенска и задал, наконец, долгожданный вопрос: почему его считают гордецом...
– А как же еще я могу назвать вашу честь? Много раз пророк Илияу приходил ко мне и жаловался, что вы не хотите учить у него Тору. Сколько праведников об этом мечтают и никак не могут добиться, а вы говорите – «не хочу»... Есть ли на свете гордость, подобная этой? Во всяком случае, я обещал, что постараюсь уговорить вас...
Рабби Аарон-Лейб скромно сказал:
– Не получится.
Цадик из Лизенска спросил:
– Это почему же?
Гость ответил:
– В Талмуде сказано, что сберечь Тору удается только тому, кто умирает над нею... Я хочу учить Тору сам, и мучиться сам, и знать лишь то, над чем сам потрудился...
Тогда рабби Элимелех благословил гостя и пожелал ему счастливого пути. Так наш гордец и остался гордецом.
Нам бы кроху этой гордости, кусочек, хотя бы каплю...
Жадный магид.
Одного еврея обокрали. Он пришел с женой к Магиду из Козница и попросил, чтобы цадик помог им вернуть украденное, а то дела их придут в страшное расстройство. У Магида из Козница была привычка притворяться простаком. Он воскликнул:
– Так это ведь не я, не я украл! Я в тот день сидел себе дома, родные подтвердят...
Но супруги, не обращая внимания на эти странные слова, продолжали его упрашивать. Жена достала узелок с деньгами и положила на стол золотой. Магид сказал:
– Мне нужно больше.
Положили больше. А Магид повторяет:
– Я хочу еще.
Кучка золотых росла, а цадику все мало. Наконец он заявил, что займется их делом, только если получит 60 золотых. И ни монетой меньше!
Когда услышала женщина, что Магид требует такую большую сумму, то сгребла все деньги назад в узелок и сказала мужу сердито:
– Пойдем отсюда. Всевышний, Благословен Он, сможет помочь нам бесплатно!
Магид воскликнул:
– А, так это я и хотел от вас услышагь! До сих пор никак нельзя было добиться для вас помощи, потому что все надежды вы возлагали на человека, то есть на меня. Вот и пришлось вести такие речи. А теперь помощь придет. Только одну монету все-таки верните мне для бедных...
Тайна.
В этой истории нет никаких чудес. Один еврей молился, а у другого, который смотрел на него, чуть душа не рассталась с телом. Ну и что с того?
Но лучше по порядку. Жил на свете цадик, рабби Борух из Меджибужа. Каждый раз накануне субботы он читал «Шир-Аширим» – «Песнь Песней» царя Шломо. В этой книге еврейский народ сравнивается с прекрасной девушкой, а Всевышний – с ее возлюбленным.
Ни один человек не мог находиться в это время рядом с рабби Борухом. На то были две причины. Во-первых, чтобы случайным движением или возгласом не прервать ею чтение. Во-вторых (об этом хасиды говорили шепотом), слушать рабби в этот час опасно: душа может вырваться из тела...
Однажды приехал к рабби Боруху молодой человек, реб Цви из Жидичева. Он услышал эти рассказы, и ужасно захотелось ему нарушить запрет. Так усталый путник, бредущий по ледяной пустыне, готов отдать все на свете за тепло. Он, пожалуй, даже согласится зачерпнуть ладонью из кипящего котла...
Нашелся еще один хасид, которому тоже захотелось прикоснуться к тайне. Выбрав момент, когда рабби Боруха не было они пробрались в его комнату и спрятались за одеждой, висевшей на стене. Будь что будет...
Рабби Борух вошел, закрыл дверь и приступил к чтению. Все стояло на своих местах, слова как будто звучали обычно, но через несколько минут приятель прошептал.
Я больше не могу... У меня путаются мысли, и голова горит, а, может быть, душа...
Реб Цви проговорил еле слышно, что нужно молчать и терпеть. Но вот цадик дошел до строк, когда девушка признается: «Он привел меня на пир, и, как пламя, его любовь надо мною... Подкрепите меня пастилою, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви».
Тут показалось двум юношам, что под ногами у рабби горит пол. Один из них не выдержал и опрометью бросился из комнаты. Рабби Борух услышал шум, оглянулся и увидел реб Цви, который стоял, прижавшись к стене, ни жив ни мертв. Цадик посмотрел на него с весельем во взоре, но, ничего не сказав продолжил чтение.
Всему есть предел. Когда рабби произнес строки: «Я вся – для милого моего, и он желает меня», – реб Цви понял, что нет у него больше сил, душа бьется в теле и вот еще немного – и вырвется...
Языки огня плясали уже не только у ног цадика. Пылали стены дома, пламя лизало потолок. Что с того, что люди на улице не кричали: «Пожар!' Огонь любви опасен для тех, кого он коснулся. Чем выше душа, тем быстрее настигает ее пламя...
Реб Цви прошептал: «Что ж, пускай... Готов на все, лишь бы услышать слова Торы, как они звучали на Синае...»
Вдруг он почувствовал себя по-другому. Нет, не так. Он почувствовал себя другим. И огонь уже не плясал по стенам дома. Он ровным потоком лился сверху. И это был не огонь, а свет. Реб Цви испытал покой – какого не бывает на Земле. А когда цадик воскликнул: «Ибо сильна, как смерть, любовь...» он ощутил, что его душа, сливаясь с этим светом, заполняет весь мир, а его «я» делается ничтожно маленьким, как песчинка в океане. Вот еще немного, и она исчезнет.
Тут рабби Борух закончил чтение.
Стали видны трещины на стене, нить седой паутины у окна, гнилые доски забора. Но свет остался. Реб Цви, выходя из комнаты, унес его с собой. Никто, кроме него, не замечал этого света. Просто люди видели юношу, лицо которого светилось.
Со временем он стал главой хасидов, знаменитым рабби из Жидичева. Службу цадика никак нельзя назвать легкой. Каждый день он принимал парад еврейских бед, когда вместо «Ура!» слышен стон, вместо марша – крик о помощи...
Очень часто реб Цви выручал евреев из беды – когда мудрым советом, когда тайным чудом. Но порой это не получалось, и тогда ему казалось, что он стремительно падает в пропасть вниз головой.
Это было долгое падение. Чтобы побороть его горечь, чтобы вытянуть душу из темной западни, цадик каждый раз вспоминал час перед закатом, комнату в огне и песню о любви.
Он выходил из комнаты, и хасиды видели, что у их Ребе светится лицо.